Еще раз о погранцах, их форме одежды и патрулях.
Пересказываю историю, которая произошла с моим папашей, в ту пору еще старлеем. О патрулях Московской военной комендатуры всегда ходили легенды. Эти ребятки всегда могли "докопаться". И санкции были суровы. Так вот. Мой папаша, приняв активное участие в приемке под охрану участка границы нашей необъятной (тогда необъятной) Родины на южном побережье моря Лаптевых, покинул близкую его сердцу Нижнеянскую заставу Отдельного арктического погранотряда, дабы поступить в академию. Москва. 1970 год. Столица и форму одежды блюсти надо по полной программе. Руководствуясь требованиями Устава и отсутствием цивильной одежды, он выдвигается в Центральный военный универмаг, чтобы приобрести уставные перчатки. Патруль. Целый подполковник начальником. Начинается проверка по полной в результате выявлено несоответствие - отсутствие перчаток. Предоставленные аргументы и близость военторга позволили сделать снисхождение для старлея. - Отпускаем, устраняйте! Папаша выполняет команду "Кругом!" и твердым строевым делает три шага. В спину окрик: "Товарищ старший лейтенант! Стойте!" Батя на исходную, ну, и докладывается в полных непонятках. Следующая фраза нач. патруля убивает на месте.
- Я конечно понимаю, что перчатки отсутствуют и вы их сейчас приобретете, устранив тем самым несоответствие форме одежды, установленной Уставом. Но, черт возьми, как вы у шапки "ухо" на "ухо" натянуть умудрились?
Да-а! Следует пояснить, для пограничников, служивших в Заполярье, была разработана своя форма одежды и шапки-ушанки шились с длинными "ушами" и без тесемок, на пуговицах. Когда "уши" опускали, они закрывали не только уши, но и горло. В обычном положении "ухо" ложилось на "ухо" и застегивалось на пуговицу или крючки.
Инцидент был исчерпан благополучно для старлея, объяснился. Поверили, так что плаца комендатуры он благополучно избежал. Видимо, подполковник оказался нормальным мужиком.
В бытность мою курсантом ШСК (школы сержантов контролеров) ОКПП 'Одесса' расположенной на КПП 'Ильичевск' происходила масса различных историй. А потому хочу поделиться некоторыми из них. Быть может, кто-то прочитает, вспомнит свои 'приключения' и улыбнется.
Надо сказать, что наша ШСК была узко специализированная и готовила специалистов для морских КПП, но при этом нас добросовестно обучали 'раскручивать на гайки' разные авто, железнодорожный транспорт, правда без неполной сборки-разборки локомотивов, и прочим военным премудростям. При всем при этом от общей программы подготовки сержантского состава ПВ КГБ СССР нас никто не освобождал. Так, что девизы о том, что 'Пограничник это волк, а волка ноги кормят', 'Пограничник должен стрелять как ковбой, а бегать как его лошадь', 'Пограничник сперва бежит сколько может, а потом сколько нужно' воплощались в жизнь в гипер масштабах. Всё бы ничего, но по средам объявлялся профессиональный праздник - 'День химической промышленности'. ЗОМП! Любой кто служил имеет массу трепетных воспоминаний об этом процессе. ОЗК вызывают восхищение лишь у любителей подледного лова, у военнослужащих на эту резину стойкая аллергия. Теперь представьте себе, что еженедельно, в течение пяти с половиной месяцев вы заняты оттачиванием воинского мастерства с задачей перекрыть норматив по облачению 'во все это' на 30 секунд. Пограничники не ставят перед собой легких задач! Твою так! Помимо плановых занятий существуют 'нежданчики' под гордым наименование 'Военно-спортивный праздник', который назначается комсоставом ШСК. Как известно процесс запоминания происходит наиболее качественно при многократном повторении. Тогда полученные навыки будут возведены в ранг реакции организма, которую старик Павлов назвал условным рефлексом.
Был в нашей школе паренёк по фамилии Кравченко, он же 'Крава'. Особенностью его являлось то, что, имея чуткую психику, периодически Крава подрывался ночью со своей койки и что-то бормоча себе под нос совершал какие-то манипуляции, после чего валился обратно в койку и отрубался. Радостей у курсантов ШСК мало, а точнее две: первая - буфет, вторая - поржать, если есть над чем. Все остальные для них просто недоступны.
Поржать получалось чаще, чем пожрать в буфете. Более того,в этой связи мы сами искали для себя повод поржать. Крава был одним из тех самых поводов. Дежурные по ночам даже будили народ понаблюдать за ним как на представление. Однажды ночью, после Дня химической промышленности меня растолкал Шурик Чопенко с яростным шипением: 'Секи, секи! Крава!'
Слабо соображая я уставился на него, но Шурка прошипел: - Крава!, и я слетел с койки.
Картина была еще та! Крава стоя полусогнувшись на своей нижней койке обматывался простыней и что-то бормотал. Мы подошли поближе. Теперь можно было разобрать слова.
- Бл..ть! Ё..ны в рот! Какая сука шпиньки обломала! Суки! Суки! 'Крокодильчики' спи..ли! Не уложусь!
Надо признать, что, отчасти, сыпавшиеся упреки были обоснованы. В школе процветало воровство подобного рода. Это сродни круговороту воды в природе. Прощелканный 'крокодильчик' тырился у брата по оружию, брат тырил недостающее количество жизненно необходимого имущества у другого брата и т.д.
Крава распахнул простыню и начал все по новой, пропустив нижний край между ног и запихнув его в трусы, отчаянно начал обматывать ноги материей. Мы давимся от смеха, но заржать в голос, значит разбудить Краву и лишить себя продолжения представления. На бис Крава не выступит, это точно. Опять матюги по поводу шпиньков и 'крокодильчиков' и вдруг Крава выпрямляется насколько это возможно и во весь голос заявляет: - Да и ХY с ним! Норматив, норматив! Нету у меня 'крокодилов', и рухнул в кровать. Если вы когда-нибудь тонули, то наверняка знакомы с тем ощущением, когда задержанный воздух уже рвет легкие. Тоже самое чувствовали и мы. Мы не выдержали и заржали на полную. Народ проснулся очумело оглядываясь по сторонам. Пришлось объясняться сопровождая рассказ 'наглядной агитацией'. Многие уже зная об уникальных способностях Кравы все оценили. Но, что самое интересное Крава всегда по этому поводу дико возмущался и заявлял, что такого быть не может. Он при всем этом СПАЛ, спал крепко и ничего не помнил.
Вот до какого уровня была доведена боевая подготовка в нашей доблестной Школе.
С пограничным приветом. Старшина
В большинстве частей и воинских соединениях имеются свои легенды, которые передаются из поколения в поколение, в нашем отделе таковые тоже имелись.
Были ли они действительно или выдуманы от начала и до конца, история об этом умалчивает. Однако наличие подробностей, привязка к местности, а также благодатный климат Одессы делали свое дело и легенды уже переходили в разряд былин.
Итак. Былина 'О ефрейторе Гыре, пистолете Макарова и Инструкции по применению оружия пограничным нарядом'.
Было это в те далекие времена, когда старшие пограннарядов на КПП вооружались ПМ, а младшие торчали 'на концах' довольствуясь лишь штык-ножами. На участке нашего доблестного отдела 'Одесса-торговый порт-2' располагалась хлебная гавань и портовый элеватор. Место и действительно было хлебным, жилось тут хорошо и докерам, которые получали чумовые деньги за работу и птичкам, которые паслись тут в необычайных количествах, и портовым крысам. Здоровые серые твари чувствовали себя тут хозяйками. Отожравшиеся и, периодически хмельные, т.к. зерно, упавшее на причал и попавшее под дождичек через какое-то время начинало бродить, крысы абсолютно никого не боялись. Более того, вели они себя порой откровенно вызывающе. Вы когда-нибудь видели крысу, выгнутую дугой как кошка и пищаще-шипящую на человека? Так вот! Смею заверить, я такое наблюдал лично и неоднократно. Честно сказать, поначалу, впечатляет. Особенно на фоне общих габаритов большинства из этих тварей, как правило, это кошка средней величины.
Ну, так вот! Пошли бойцы-погранцы Родину охранять. Старшим наряда был ефрейтор Гыра, сын солнечной Молдавии. Приняли под охрану пароход. Бдят! Смена вторая с 2 до 8 утра. Все гудит и грохочет, докеры вкалывают, краны грейферами зерно с парохода дергают, по транспортерам пыльной лентой бежит зерно на элеватор. Ну и крысы естественно гуляют. Тут время подошло, пересменка у докеров. Выпустил Гыра бригаду , отметил все в листке учета и дальше бдит. Все хорошо только тишина, особенно в первый час после прекращения работ, сильно давит на психику. Прошла проверка. Дозор зашел. Они обычно пыльные причалы не жалуют, а когда работы не ведутся обязательно заскочат потреньдеть. Тихо. И вдруг в ночи в четвертом часу: 'Бум! Бум!'. Звук в предрассветном порту над водой слышен далеко, четко. 'Пукалка системы Макарова' ! Спутать невозможно! Дозор крупной рысью переходящей в галоп метнулся на 'хлебную'.
- Что? Кто стрелял? Все живы?
- Товарищ прапорщик! Все нормально! Применил оружие по Инструкции!
- Твою мать! По какой инструкции! Гыра!
- Пограничный наряд имеет право применять оружие на поражение, если зверь угрожал жизни пограничного наряда!
Немая сцена. У прапора понос и судороги, ЧП! Он старший укрупненного, следовательно это у него проблемы. А тут, как назло, не в меру ретивый до служебного долга молодой 'вышкарь' успел в отдел доложиться, уже тревожка подорвалась. Караул!!!
- Гыра! Сволочь! Какой на х зверь!
- Зверь-крыса! Она хотела на меня кинуться и загрызть!
Добавьте сами в этот диалог молдавский акцент и святую уверенность в правоте своих действий, и вы ощутите весь трагикомизм ситуёвины. У прапора ступор. Ему докладывать. Тут появляется тревожка во главе с дежурным офицером диалог повторяется. В жилах майора вскипает кровь. Первое желание - грохнуть этого Гыру, скинуть с причала и, когда вплывет, вернуть на малую родину как павшего героя. Проблема только одна, полное отсутствие врагов посягнувших на священные рубежи. 'Писец' расширяет свои границы, надо же по команде докладывать. Вломят неполное служебное, считай легко отделался.
Наряд снимают с границы, меняют на тревожку. В отделе эта песня повторяется, но уже с участием начальника отделения, вызванного по такому случаю к месту службы "со сранья несрамши". Утром к этой светской беседе присоединяется особист.
Гыра стоит насмерть и дословно цитирует 'Инструкцию'. Докладывают начальнику ОКПП. Еще разок выслушиваются все участники марлезонского балета. Гыра докладывает уже с меньшим энтузиазмом, но строго следуя букве и духу Инструкции. Мать-перемать, а делать нечего, молдаванчик.
Итог был уникален. Наряды разоружили. Гыре дали 10 нарядов вне очереди и всё. Что самое смешное, что и наряды он не 'отгорбатил'. Приперлась куча пароходов и все 'зарыли через шесть'.
Я понимаю, что подобных историй в избытке, но уж очень хотелось поведать вам о ефрейторе Гыре, пистолете Макарова, зверо-крысах и Инструкции.
P.S. Кстати крысы действительно иногда прыгали на наряды. Если крысу прижать в углу, то она ведомая своими инстинктами становится просто непредсказуема. Прыгает на высоту до полутора метров. Честно!
P.P.S. Хотя у страха глаза велики! Может эта тварь прыгает и ниже.
Застава "Тополёвка" КВПО КГБ СССР.
Сидит однажды наш инструктор службы собак Саня Алексеев в курилке и грустит. Неважно, чего он грустил, не суть.
Подходит к нему вожатый Агапыч ,родом из Твери, и спрашивает, мол, чего печалишься, Лексеич?
- Да вот, переводят меня вместе с Айдаром в Шереметьево-2, а я не хочу, прикипел к заставе. (придумал на ходу, ясен перец).
- Ух ты! Вот свезло, вот бы меня!
- Иди рапорт пиши, может, тебя вместо меня пошлют?
Молодой неискушённый Агапыч так и написал, дескать, прошу меня отправить в Шереметьево-2 вместо Алексеева, и с рапортом тем в канцелярию.
Когда начальник смог снова внятно говорить, Агапыч узнал много нового про свою собаку, и её вымя.
- Интересно, а где еда? Где тушенка, сгущёнка, колбасный фарш, сахар, галеты, мясорастительные консервы, сало наконец?
Ответить на этот вопрос было некому, поскольку никого кроме меня рядом с пятью мешками овса, двумя коробками собачьих консервов и ящиком с заряженными аккумуляторами не было, гул вертолёта стих вдали. Старшина был прекрасен. Его мужественное неумное лицо было обращено в сторону комендатуры, руки безвольно висели. Он не играл. В его голосе слышалось неподдельное недоумение, обида и чуть экспрессии. Мы три дня ждали "окна", сами ещё не голодали, но лошади уже получали треть дневной нормы фуража, и в их глазах был немой укор. Трава в Карангурте не росла. Здесь вообще ничего не росло кроме фурункулов. Сколько торчать ещё под этим перевалом, никто не знал.
Ещё позавчера должна быть смена на месте, но не было погоды. Сегодня была погода, и был борт, но вместо мангруппы нам прислали жратву для животных, и питание для радиостанций. Я уже не помню, чего там за проблема получилась, но факт был налицо. Нас никто пока не собирался менять.
А предшествовали этому эпизоду некоторые события. Ущелье Карангурт, упиравшееся в одноимённый перевал - странное место. Попасть туда по земле можно было раз в несколько лет. Седловина на высоте около четырёх тысяч, в силу топографо-климатических обстоятельств была закрыта практически всегда. Еженедельного облёта было достаточно. Но лето 1991 года, случилось немного другим, и снег сошёл. Граница проходила вдоль гипотетической прямой меж двух господствующих вершин. Ну, и теперь попробуйте себе представить в натуре. Если стоять на перевале и задрать голову вверх, воображая эту самую линию, то она проходила отнюдь не над головой. То бишь, сама седловина находилась чуть в тылу. Может с километр, а может и все пять, кто там чего мерил, знака не стояло естественно. То есть "та" сторона хребта по склону слегка была территорией СССР. Участок сей "принадлежал" нашей заставе.
На облёте, какой-то глазастый козёл из маневренной группы заметил там людей. Люди, заметив что их заметили, побежали вниз, в Китай. Борт сесть не смог. Потом повторилась подобная фигня, группу высадили, но очень далеко. Пока шли, все китайцы съебались. Мангруппа там торчала-торчала неделю в засаде, но так никого и не дождалась (и ничего удивительного, последнее время они не вылезали из Нахичевани, хорошо научились охранять коньячный завод в Карабахе, но по секретам сутками томиться им было просто западло).
Вот собственно и всё. Дан приказ ему на запад. Навьючились мы вчетвером, да и пошли себе потихоньку в РПГ. Старший - Арбеков. Ползли туда трое суток, и вот уже четыре дня и пять ночей сидим в обогревателе, меняясь каждые четыре часа в "секрете". 9 дней не мылись, не брились. Вертолёт привёз совсем не смену, и не совсем жратву. Оттого было депрессивно, но страстнотерпно.
Смеркалось. Жёлтая как аммонит, китайская недоношенная луна выглянула из-за перевала. Пора уже было собираться выдвигаться "моей" двойке, менять Струбцину. Почему у него было такое погоняйло хоть убейте не вспомнить, факт тот, что он был в секрете один, поскольку Арбеков пришёл чуть раньше для выхода на связь с отрядом и заставой. Тут-то и шарахнула очередь.
Повскакивали все конечно (все трое), а старшина зачем-то прикрыл ладонью гарнитуру. Ракеты не было. Хрипнула УКВшка, и голосом Струбцины сказала:
- Марала грохнул!
- Уррааа!
Когда закончило гулять эхо, приковылял сам охотник, и возбуждённо начал описывать как он там увидел, прицелился и победил.
- Только он укатился вниз по склону сволочь.
Тем временем окончательно стемнело, и "та" сторона погрузилась во тьму. Сами понимаете, в секрете фонарями не светят, да и при свете там шею свернуть как два пальца. Решили ждать утра, да надеяться, что добычу там никто не сожрёт, и что укатилась она не совсем далеко. Так уж вышло, что с рассветом на точке мне сидеть пришлось с тем же Струбциной. Ветрище поднялся со снегом, видимость метров десять. Укрепили закладочкой верёвку, да пошли потихоньку вниз. На середине второй верёвки показалась туша вверх копытами. Я приободрев сумничал:
- Ух ты какая здоровая лосиха, ну и хорошо что без рогов, а то опять старшина заставит тащить их на подарок какому-нибудь зампотылу. И как всегда не донесём и бросим.
Задняя часть уже была припорошена снегом, но тут меня как ломом по голове...
Через весь живот "марала" ровненько и параллельненько врезались в пегий мех две подпруги.
Струбцина смущённо ковырял носком ботинка коренную породу Заилийского Алатау.
- Я видел что это лошадь, но седла не углядел, думал бродячая...
- Сам ты мудило бродячее, пять суток ждём хозяина ейного, точно наездника не было?
- Бля буду, одинокая была.
Пораскинув, решил Арбекову ничего не говорить, а то у него опять рак мозга в голове приключится, и последствия непредсказуемы, вплоть до многодневной осады Шанхая.
Порешили оттяпать у скотины мякоти, потом, ампутировав конечности пустить катиться колбаской вниз, да чтоб никто и никогда не признал в ней лошади. Седло, штатское судя по всему уйгурское, низколучное старенькое. Потник весь в кристалликах соли, задубевший. Кожа вьючного кармана плохая, даже на ремни не распустить. В кармане том, пара латунных гильз 12го калибра с едва уловимым запахом дымного пороха. Хоть не магазин от "калашникова" и на том спасибо, а то точно б докладывать пришлось. Разобрал его по запчастям и привалил камнями. Доложился на "базу", что свежуем и продолжаем наблюдение. Хотя в такой пурге мало чего нанаблюдаешь. Арбеков коротко крякнув "Уходим вниз за дровами" отключился. Ну и уже без особой спешки разделали мы трофей, набили чехол от спальника "вырезкой".
- Для Айдара ногу возьмём?
- Нет, он её жрать не станет, ему персонально вертольёт консервы привёз, праздник собачьей души.
Я захрустел в позвоночнике ножом отделяя голову:
- Как хорошо, что Радж меня не видит, да простят нам грехи наши, ваши лошадиные боги...
Струбцина перекрестился, убедив меня в своём непролазном идиотизме, и спросил:
- А ты раньше коня ел?
- Не коня а конину, и вообще хавают только кобылиц. Казы ел, колбасу конскую...
- А это кобыла?
- А ты присмотрись!
- А... (пауза) нету!
Ну, взялись! То, что было лошадью, никак катиться не хотело. Умучавшись и наверняка уже углубившись в КНР, плюнули, и пошли подниматься искать свою верёвку. Еле нашли. Погода всё хуже, связались с Арбековым, сказали что снимаемся. На нашей стороне было вроде поспокойнее. Из тумана показались лошади чудовищно обвязанные стрёмным хворостом. Мясо решили и варить и жарить. И варили и жарили, и камнем я его отбивал, жеваться оно ни в какую не хотело. Бульона похлебали, да дружно задымили казённой махоркой. Поворачивая то той, то другой стороной портянку к огню, Арбеков сказал:
- Прямо скажем, хуёвую ты Струбцина замочил лошадь, старую.
- Седло-то хоть надёжно схоронили?
Так мы и остались сидеть с открытыми ртами. А связист наш, он же кинокрут, Марик Зелинский обежал в сторону и стал звать Ихтиандров. Да разве в горах они водятся? Марик, сын известного в Ленинграде пианиста, убежал в армию из консерватории, по причине неразделённой любви к тридцатипятилетней начальнице паспортного стола, и возникшем на этой почве конфликте с папой. По ночам он читал стихи своему Серко (посвящённые Ей), и употребление в пищу конины для него было сравнимо с котлетами накрученными из композитора Шостаковича.
Арбеков, насладившись паузой снисходительно продолжил:
- Ходил я туда ночью, хотел рога посмотреть для подарка зампотылу