Перст судьбы или весеннее дежа вю на фоне обострения

"Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и всё теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета"...

Санитаев вздохнул и, захлопнув любимую с юности книгу, стал пробираться сквозь гомонящую толпу к выходу - трамвай подъезжал к остановке "улица Куприна", где и располагалась знаменитая "Купринка" - Дзержинская подстанция скорейшей и неотложнейшей, так её, помощи. Запах роз и прочей парфюмерии доктор не любил так же, как и бессмертный герой коллеги Булгакова, и всё сегодня предвещало нехорошую ночь, потому что запахи самых разнообразных цветов, духов, одеколона и перегара настойчиво преследовали Дениса весь долгий путь от дома до подстанции. Вечер Восьмого марта - понимать надо!
Собственно, смена сегодня была не его - спокойно мог бы загорать и дома. Но доктор Яркина очень попросила подменить её в ночь. Женский день, романтика... Как тут откажешь? Плохо, надо сказать, умел отказывать женщинам доктор Санитаев, и теперь вот тащился, судьбу проклиная, на ночную подработку.
Восемь вечера... Подстанция полна весёлого гомона, как восточный базар в воскресенье. Вызовов мало - народ ещё трезвый, и доктора, пользуясь моментом, занимаются организацией вечернего праздничного стола. Бригада, которую должен был подменить Денис, еще не приехала. Привычно переодевшись, поздоровавшись с деловито перекладывающей что-то в чемодане Ленкой и закурив, Санитаев спустился в ординаторскую.
Там, как всегда, в плотных клубах табачного дыма что-то увлечённо рассказывал Сашка Иванников, сверкая в тусклом свете засиженной мухами лампы под потолком своим нестерпимо бесстрастным стеклянным глазом. Санитаев прислушался...
"...Не, ребят, прикиньте! Бабка, семьдесят лет, по лестнице на восьмой этаж шкандыбает! Лифт не работает, в подъезде - как у негра в жопе! А на девятом этаже два кекса ваксу пьют - обмывают покупку горных лыж. И решили их испытать прямо тут. Одел хозяин ботинки, на лыжи-то встал, и прямо по лестнице вниз - хуяк! А там бабка, прикиньте! Ну, и сшиб её в темноте-то! Пересрался, протрезвел. Нас вызвал - в прошлую смену дело было. Я приезжаю... Ну, чё сказать... Посмеялись, бабку с сотрясом в "Чекалду" увёз. А сегодня там был, девок спрашиваю в приёмнике, как там, мол, бабанька моя? А те и говорят: "Да её в четвертый дурдом свезли! Там, говорят, и не сотряс был вовсе, а просто крышман у старой съехал!" Как? - говорю - Не сотряс? А те мне: "Ну, да! Её травматолог спрашивает, что случилось, а она в ответ: Горнолыжник в подъезде сбил! Гыыы..."
Дружный хохот слушателей был наградой вдохновенному рассказчику. Санитаев поморщился, затушил окурок в банке с водой и вышел вон - пора было принимать смену.
Собственно говоря, принимать было уже нечего - доктор не зря учил и воспитывал своих помощников. Машина была уже загружена, и весь экипаж в полном составе курил на лавочке возле подстанции, наслаждаясь первым теплым весенним вечером. Восьмое марта в этом годы выдалось и впрямь теплее обычного. Весь день беспощадное солнце бесстыдно срывало снежные покровы с замусоренных газонов, сосульки на крышах приобрели угрожающие размеры и настойчиво пытались внушить мужчинам комплекс глубокой неполноценности, а птицы разгалделись так, что вызывали приступы тихой зависти у болельщиков ХК "Сибирь".
- Хорошо, чёрт возьми! - мечтательно произнёс доктор, присаживаясь на лавочку рядом с Валеркой, - дай сигаретку - у тебя брюки в клетку!
- Курить - здоровью вредить! - широко осклабился водитель, выпуская струю дыма через роскошные пшеничные усы.
- Жадина! - беззлобно ткнул его под ребра Санитаев и полез в карман за сигаретами.
- Вот вы где! - раздался из открытого окна над головой голос Ирки Верёвкиной, диспетчера второй смены. - Денис Палыч, вызов тебе!
Санитаев взял листок с вызовом и поморщился. Село Раздольное... Не любил доктор этот район, и было за что!Вроде бы почти город: даже автобус городской туда ходит, а вот поди ж ты! Тоска какая-то и безнадёга беспросветная... Народ пьёт - не просыхает, режет друг друга почём зря и самоубивается чуть не каждую неделю. Вот и сейчас, изволите ли видеть, опять отравление... Фамилия женская, возраст - девятнадцать лет. Любовь, не иначе!
- Так, братва, по коням! - скомандовал Санитаев, щелчком отправляя недокуренную сигарету в урну и рывком вскакивая со скамейки.
- Куда? - коротко спросил Валерка, туша окурок о каблук.
- Раздольное... Зелёная, 6 - ответил Санитаев. - Всё, поехали!
И через минуту РАФик, включив мигалку, уже деловито толкался в плотном потоке машин на Гусинобродском шоссе.
Доехали довольно быстро - вечер выходного дня, и особых пробок уже не было. Семья, вызвавшая "скорую", оказалась на удивление интеллигентной, явно непьющей и насмерть перепуганной. На вопрос Санитаева: "Что случилось?" -хозяйка дома, зябко кутаясь в серенькую шерстяную шаль, лишь неопределённо показала рукой в комнату. А там... На довольно широкой тахте, поджав под себя белые, как сырые пельмени, голые ноги, сидела миниатюрная девушка с короткой, как у мальчика, стрижкой, и увлеченно что-то объясняла пальцам своей собственной левой руки, при этом отчаянно жестикулируя правой и мелко хихикая.
- Однако! - с уважением сказал доктор и спросил: - Любовь?
- Любовь... как-то безнадежно махнула слабой белой кистью женщина и заплакала.
- Понятно! Что пила? - спросил Санитаев, одним коротким движением глаз и пальцев скомандовав своим помощникам разворачивать набор для промывания желудка.
- Вот! - всхлипывая, протянула полиэтиленовый пакет с пустыми упаковками.
- Так... Реланиум... Димедрол - блядь, аж целых двадцать!... Но-шпа зачем-то, но много... Ого!Аспирина стандарт! Любовь-морковь, блядь! - бормотал себе под нос доктор, разбирая пустые упаковки.
- Готово, Денис Палыч! - доложила Лена, - перчатки надевать будете?
- Лен, ну ты же знаешь, не люблю я их! Рука нехваткая становится! Вы с Андрюхой надевайте - и вперёд!
Дальнейшее напоминало одновременно португальскую корриду и фильм "Эммануэль". Четыре тела сплелись в яростно визжащий и матерящийся глухим утробным басом клубок. С печальным звоном разбилась и рассыпалась на мелкие осколки хрустальная ваза, сбитая с серванта. Но опыт победил молодость -юница была зафиксирована, в рот вставлен роторасширитель, отличный, уворованный во второй больнице "Скорой помощи" твёрдый пластиковый зонд уютно разместился в пищеводе и желудке, и процедура промывания началась... И вовремя! Таблетки ещё не успели всосаться, и теперь измятыми полубесформенными комочками вылетали из воронки в таз, вымываемые из желудка юной девы безжалостной струёй холодной воды. Санитаев левой рукой держал роторасширитель, правой слегка корректируя положение зонда, как вдруг...
О, это вечное "вдруг"! Девицу явно "отпустило", и она сочла за благо попытаться взять реванш. Внезапно резко мотнув головой, она освободилась от казавшейся мертвой хватки роторасширителя и плотоядно сомкнула свои прекрасные зубы на среднем пальце левой руки Санитаева!
Вопль, изданный доктором, сделал бы честь студии "Магна", которая, как известно, умеет сопровождать свои шедевры самыми страстными звуками.
На высоте оказался Андрюха "Штатив". Он отреагировал мгновенно, резко надавив на щеку хищницы, вдавливая свой большой палец между челюстями и заставляя её разжать свою смертельную хватку...
Всё дальнейшее происходило в штатном режиме. Процедура промывания закончена, несостоявшаяся самоубийца зафиксирована, необходимые препараты введены с помощью капельницы, изжёванный палец доктора обработан. И через короткое время трудяга-РАФик увлёк наших героев в сверкающие чертоги токсикологического стационара...
Остаток праздничной ночи прошёл спокойно - вызовов было на удивление мало, и народ успел вдоволь поиздеваться над Санитаевым, наперебой советуя ему держать перевязанную левую руку с оттопыренным средним пальцем в кармане - а то могут и побить, и фальшиво радуясь тому, что в рот пациентке попал всё-таки палец, а не что-нибудь более дорогое для мужчины.

***
Ровно через сутки после смены, ранним утром десятого числа весеннего месяца марта, в белом халате и с "Примой" в зубах, вышел, шурясь на восходящее солнышко, из дверей подстанции во двор кардиолог первой смены доктор Денис Санитаев. Под мышкой он имел томик своего любимого Булгакова, и собирался посидеть со вкусом на лавочке, в который раз перечитывая знакомые, наизусть выученные строчки. Укушенный палец почти не напоминал о себе, если не считать небольшого синяка под ногтем и ссадины на второй фаланге.
- Ну чё, Палыч, как рука? - участливо спросил его Валерка, раскуривая свой вечный "Беломор".
- Да ничё, вроде, - отвечал доктор, - Надо же, не повезло! А-а-а, ч-чёрт!
- Что такое? - спросил Валера.
- Да пальцем о спинку задел! Болит всё-таки ещё, зараза! - ответил Санитаев, потирая руку.
- Дениска Палыч, вызовок тебе! - раздался из открытого окна голос Людмилы Павловны, и через полминуты Лена и Андрей вышли из подстанции с талоном вызова в руках.
"Село Раздольное... улица Зелёная, 6..." - прочитал Санитаев, - блядь, туда же! И отравление опять! Так не бывает!
Но, как выяснилось, бывает. Как рассказала Денису всё та же, кутающаяся в старенькую серую шаль плачущая мама, Роза - так звали девицу - сбежала из больницы, явилась к предмету своей необузданной страсти, получила, говоря высоким стилем, окончательную отставку и продолжила дегустацию содержимого домашней аптечки. Теперь она сидела на тахте в той же позе и, тихонько смеясь, что-то бессвязно рассказывала розовому плюшевому поросёнку.
"Весна... любовь!" - с раздражением подумал доктор, осторожно массируя укушенный накануне Розой палец. - "Вот уж точно - перст судьбы!"
- Всё, ребята, работаем!
И четыре тела вновь сплелись в страстный клубок на пушистом ярко-красном ковре.