БреднЯ седьмая: как мы с дядей Мишей помогали сельскому хозяйству.
________________________________________________
После нашей с дядей Мишей победы над ужасом старого костела, я стал еще более популярен среди местных любительниц астрономии. Днем я слегка помогал своей бабушке по хозяйству, ночью занимался астрономией и прочими науками; короче, жил как мышь на складе сыра. Пару-тройку недель мне это еще нравилось, но к исходу четвертой недели я почувствовал, что нет во мне уже того священного трепета, с которым по-первости я ожидал наступленья темноты и зазвезденья неба. Начала меня одолевать какая-то смутная тоска, захотелось снова очутиться в машинном зале, возле своих любимых ЭВМ, ощутить вибрацию всех вентиляторов и прикоснуться к тайнам зеленого мерцания их экранов.
Короче, потянуло обратно в Мурманск, со всеми его карликовыми деревьями и прочими прелестями Крайнего Севера. Дров бабуле я напилил и нарубил достаточно, колорадского жука извел под корень, проблему демографического спада в районе тоже вроде бы как решил. Так вот, сидел я в расстроенных чувствах ностальгии по далекому Северу и подумывал: а не выпить ли мне чего-нибудь покрепче молока? И только моя мысль стала оформляться в форму бутылки и стакана, как в сенях хлопнула дверь и в хату ввалился дядя Миша, весело звеня неизменной авоськой.
- Ну, привет, бездельник! - весело поприветствовал он меня.
- Я не бездельник, дядь Миш, - оживляясь, ответил я. - Я очень даже дельник, особенно, после дельной дозы горючего!
- А, это запросто! - старый кэп зазвенел тарой, вытаскивая пузыри за горлышко да на солнышко, - с дозами горючего проблем нет и быть не должно! А я тут иду вот мимо, дай, думаю, заскочу к Игорехе, тем более, предлог есть!
- Какой предлог? - насторожился я, привычно выглядывая в окрест себя страшную птицу обломаиста.
- Да вот, значит, пришел агитировать тебя за Советскую власть!
- Вай-вай-вай! - перепугался я, - может, не надо, дядь Миш? Может, просто - выпьем?
- Выпьем, выпьем, - согласно закивал дядя Миша, - одно другому не мешает!
И, нацедив мне стаканчик своего любимого рому, дядя Миша сказал тост:
- Ну, значит, за сельское хозяйство, за его расцвет!
... - и его упадок, - закончил я, переводя дух после выпитого.
- Да ну тебя! - булькнул дядя Миша, - вечно ляпнешь чего под руку! Нет бы чего дельного сказал!
- А наливай по второй, дядь Миш!
- Во, вот это дельная мысль! - обрадовался дядя Миша и забулькал наливаемым ромом. - Жалко только, редко приходят тебе в голову такие дельные мысли!
- А ты, дядь Миш, заходи почаще! - заулыбался я, - столько дельного от меня услышишь - устанешь наливать!
- Ты эта... Игорюх... с мысли-то меня не сталкивай, я и так что-то на ней неуверенно стою! - взмолился дядя Миша, - тебе волю дай, любого заболтаешь!
- Ага... Мне только вволю дай! - поддакнул я.
- Ну вот! - расстроился дядя Миша, - об чем мы начали?
- Начали мы, дядь Миш, пить об сельском хозяйстве, шибко кручинясь по его упадку!
- Ага! - дядя Миша разлил еще по одному стакану, - вот, иду я, значит, по полю. А навстречу мне агрономша наша пылит на "козелке" своем... Ну, остановилась она поболтать со мной - мы жа с ей в молодости дружили очень!
И дядя Миша мечтательно умолк, глядя в пустой стакан и вспоминая светлые деньки своей молодости. Я наполнил стаканы - чтобы ему вспомнились еще и темные ночки.
- Ну, дядь Миш, за агрономшу! - произнес я тост и мы, чокнувшись стаканами, выпили.
- Да-а-а-а, - протянул задумчиво дядя Миша, - Какая баба, а, Игорёха! Молодая была - парни за ней стаями бегали!
- Ага! - поддержал я его, - ей бы скинуть годков 20 и килограммчиков столько же - даже я б за ней стаей бегал!
- Ну, ты того! Ты когда-нибудь будешь серьезным? - опечалился дядя Миша моей несерьезности.
- Конечно, дядь Миш! - закивал я головой, - помру и, наверное, стану серьезней некуда. Хотя, многие в этом и сомневаются...
- Типун тебе на язык! - пробурчал дядя Миша.
- Ладно! - легко согласился я, - а лучше мне на язык еще стаканчик рому!
Пока пили мы жуткое пойло, присланное развивающемуся советскому народу от дружеского народа не менее развивающейся Кубы, поведал мне вкратце дядя Миша о разговоре своем с агрономшей. Я вам его перескажу еще в более сокращенном варианте, чтобы не растекаться навозом по сельским полям.
Тьфу ты! ... Мыслью по древу!
Короче, мужики в большинстве своем вывелись: молодежь поуезжала в города, а более умудренным годами и опытом надо было одно - выпить да поспать. Работать они, конечно, работали - трудодни им ведь отбатрачивать надо было, но работали спустя рукава и в перерыве между пьянками. Так что, надежда всего сельского хозяйства нашего района была только на дядю Мишу и, конечно же, меня. Поскольку люди мы городские, серьезные и - окинул дядя Миша ясным взором три пустых бутылки и одну полупустую - почти непьющие. Так что, дорога у нас была одна - в поле, помогать знатным сельским механизаторам, наставлять их на путь истинный. Или куда их там наставляют - на борозду?
- Дядь Миш! - сробел я, - а я это... пахать не умею!
Пахать, как оказалось, и не надо было уметь. Засунули нас в бригаду, которая занималась уборкой льна. Кто не знает, что это, и как происходит, расскажу.
Едет, значит, по полю трактор и тянет за собой такую хрень железную, типа косилки, с торчащей кривой трубой. Косит эта хрень лен и тут же его обмолачивает; коробочки льняные по трубе сыпяться в мешок, который держит мешочник...ээээ....ну, человек, который и должен его держать по штатному расписанию, а конопляная соломка валится за хренью на землю.
Опаньки! Прошу прощения, не конопляная, конечно же, соломка, а льняная! А то подумаете еще чего не то о нашем сельском хозяйстве...
Короче, очень веселая работка: шумно, пыльно и жара еще непомерная, как назло. Меня, как самого умного и к технике способного, поставили помощником механизатора. Мое дело было следить за наполнением бункера и дергать за рычаг, который - если дернуть в одну сторону, открывал поток льняных коробочек в мешок, который держал мешочник и который по заполнению оттаскивали два помощника мешочника - старший помощник и младший помощник мешочника. А вот если этот рычажок дернуть в другую сторону, то - как, наверное, догадались уже люди, изучавшие в свое время мехмат, сопромат и прочие науки, - перекрывал доступ коробочек к мешку.
Короче, полный шайтан-арба! Едет, косит, да еще и механизирована по самое не хочу!
А что же в это время делал дядя Миша? - спросите вы меня. Дядя Миша был назначен бригадиром нашей полу-инвалидной команды, и в силу своего положения ничего не делал, а просто лежал на солнышке и жевал травинку. Когда же мы заполнили своим трудом весь прицеп мешками, он лениво встал, пересчитал мешки, занес полученную цифру в специальную тетрадочку и скомандовал перерыв.
- Ну что, мужики, - сказал он, скептически разглядывая нас, - а не испить ли нам чего-нибудь бодрящего?
- Испить, испить! - дружно оживился личный состав.
- Ну, тады хто дует в сельмаг?
- Да ты что, дядь Миш! Им же не продадут! - урезал я бригадирский замах.
- То есть как - не продадут? - вытаращился на меня дядя Миша, - пойла же в сельпо - хоть запейся!
- Так-то оно так, - начал растолковывать я кэпу, поражаясь его неосведомленности, - но колхозникам на период битвы за урожай, а также и с урожаем, продают в жутко ограниченных количествах и только по окончании рабдня!
- Стебаешься опять? - опешил дядя Миша, - мне ж в любое время Томка продаёт!
- Нет, нет, - наперебой бросились уверять дядю Мишу мужички, - Игорь дело гутарит!
- Так тебе ж, дядь Миш, конечно - продают! Ты ж не колхозник, законом тебе не возбраняется пить, когда только душа пожелает!
- Мдааа... - задумчиво почесал дядя Миша в затылке, - что-то я не знаю таких законов!
- Мало ли чего ты не знаешь, дядь Миш! - успокоил я его, - я вот, например, до сих пор не знаю, а где же они - закрома Родины? Знаю, что есть, знаю что ссыпают туда все, чего только не придется, а вот не видел ни разу! И кого не спрошу - никто не видел! Так что, или тебе рулить в магазин, или мне!
Решили все-таки на всякий случай поехать оба, сели на трактор и покатили по сельской дороге. Пока я рулил, стараясь объехать как можно больше колдобин, дядя Миша сидел, погрузившись в мрачные думы. Судя по сосредоточенно-серьезному лицу, думал он о попрании Международных прав человека в колхозах. В сельпо дверь была закрыта изнутри, а на стекле висела красноречивая записка: "Ушла на базу. Пирарыв адын час." Bо сколько она "ушла на базу", и когда закончится "адын час" - написано не было. Мы посидели на травке минуток 20, поговорили с разными редкопроходящими труженницами села, затем терпение дяди Мишино начало иссякать.
- Какого трахтрах-тибидох! У меня работа стоит тра-трах-тибидох ее мать! Где эта тра-трах-тибидох конская ходит?!
- Да нигде она не ходит, дядь Миш, - пытался успокоить я разошедшегося бригадира, - дверь-то изнутри заперта!
- А-а-а-а-а, тля-я-я-я-я-я-я! - глаза дяди Мишины налились кровью и он, подскочивши к двери, так ее пнул, что все отнюдь не ветхое строеньице сельпо чуть не развалилось на отдельно взятые кирпичики.
- Який туты хрен моржовый фулюганит? - выскочила на крылечко Томка-магазинщица, - а вот я председателю кажу!
Тут лицо ее вытянулось и она, завиляв глазами и бедрами, бросилась к дяде Мише. Попробуй, нажалуйся председателю на Героя СоцТруда и вообще уважаемого человека!
- Ой, Мишанька, це ж ты! А я думаю - ну шо за нелюдины тут ломются в двери! Заходи, дорогой, заходи!
Мы соизволили зайти. Полки сельпо радовали глаз своим однообразием - весь его ассортимент уместился бы в рамки средненького натюрморта.
- Дай-ка нам бутылок десять рому, - раздраженно буркнул дядя Миша.
- Ты что, дядь Миш! - зашептал я ему на ухо, - офигел? Да эти ханурики пьют только вино, одна бутылка рома свалит всю твою бригаду, кроме нас с тобой!
- Ну... эта... Томка! Тады нам чатыре бутылки рому, ящик вина и рыбки какой получше на закусь!
Я, тихо обалдевая от дяди Мишиного невежества, все же решил посмотреть - чем же Томка побалует старого капитана - а вдруг где-нибудь в загашнике есть то, чего нет больше ни для кого.
- Тобе якого винца, Мишанька, - красное лицо Томки выражало готовность услужить дяде Мише всем ассортиментом предлагаемого товара вплоть до нее самой.
- А... эта... - изумленно обвел взором дядя Миша почти пустые полки, - а чаго есть?
- Ну, е "Изабелла" во, трошки ладное вино! Е во наше, Талачынское, "Яблочное"! Е "Ахдам", бонба.
Дядя Миша, пораженный таким широким выбором вин, растерянно повернулся ко мне за консультацией.
- Ну, дядь Миш, - начал я лекцию по местным винам, - "Изабелла" вроде б вино ничего, из лучших сортов винограда Изабелла и Ноа... "Агдам" - что это такое, знаешь сам... А вот наше, местное, "Яблочное" - это то, что надо - компот компотом, с легким градусом - как раз для наших мужичков.
Взяли мы вино с ромом и стали ждать Томку, которая ушла в подсобку и чем-то там таинственно шебуршала в поисках "получшей рыбки". Наконец, она вынесла кулек и гордо шлепнула перед дядей Мишей на весы слабосоленую кильку второй свежести.
- Это чего?! - опешил дядя Миша.
- Рыбка це, Мишанька! - защебетала Томка, ловко щелкая костяшками счетов.
- Шо за рыбка "це"? - совсем охренел старый кэп. - Скока по морям хожу, но перший раз про таку рыбку слышу!
Я же, согнувшись пополам, корчился от смеха, глядя на его одеревеневшее лицо с вытаращенными глазами.
- Да не же, це не рыбка "це", а це - рыбка! - попыталась обьяснить Томка.
- Дядь Миш! - простонал я, чувствуя что пора предложить свои услуги толмача, - ну, це - рыбка...ха-ха-ха....хе-хе-хе.... ну, в переводе - "это рыбка"!
- Ну и шо це за...рыбка...це? - хмуро поинтересовался дядя Миша, недоверчиво пытаясь определить породу рыбы по запаху.
- Це селедка! - гордо возвестила Томка.
- Мальки, шо ли? - пробормотал дядя Миша, растерянно разглядывая кильку.
- Не знаю, якая у вас там, в МурмАнске вашем, селедка, а у нас - вот таке! - раздраженно ответила Томка.
- Да ладно, дядь Миш! - тщетно попытался я еще раз встать с пола, - возьми консервов да хлеба, и пошли отсюда!
- Понаедут тут... - злобно бурчала нам в спины Тамарка, - городския...
- ...сожрут всю нашу селедку! - добавил я, задыхаясь от смеха.
На поле вся бригада и еще пара заблудившихся сельчан с лютым нетерпением ожидала нашего возвращения. На относительно чистой тряпочке (отличить ее от лужи мазута еще можно было) была уже разложена немудреная деревенская снедь - сало, цыбуля, вареные яйца и прочее скромное угощение. Вид "Яблочного" вызвал на лицах труженников села одухотворенные улыбки, а вид рома вообще привел их в совершеннейший восторг.
- Ром не для вас! - остудил их пыл дядя Миша - Ром для командного состава! Для вас токмо вино!
Выпили по первому стакану, закусили. Работяги с жадностью набросились на консервы, полностью игнорируя сало и прочую снедь.
- Вы шо, мужуки! Во же сало е, палендрица! - дядя Миша изумленно взирал на свою бригаду.
- Дядь Миш, да они сало едят каждый день, а консервы только по праздникам! - смеясь сказал я старому товарищу.
Мужики, чавкая и жадно глядя на бутылки с вином, согласно замотали бестолковками. Дядя Миша с изумлением и жалостью взирал на народ.
- Ну вы...эта... - неуверенно начал дядя Миша, разливая по второму кругу, - рассказывайте, шо ль, як живёте?
- А шо тут казать? - степенно поддержали разговор мужики, - живем, Миш, нормальна. У нас усё е - коровы е, свиньи...
Я, повалившись на спину, глядел в небесную синь - разговоры эти я слышал по пять раз на дню, а вот небо видел не так часто - все как-то не приходилось за земными суетами полежать вот так, бездумно глядя ввысь. Время от времени меня отрывали от созерцания неземной красоты, толкая в бок и протягивая налитый стакан. Обеденный перерыв приближался к завершению, да и рабочий день тоже. Старший помощник мешочника Васька-Заичка пристал к трактористу (прошу прощения, механизатору широкого профиля):
- Т-т-т-т-т-олян, а Т-т-т-т-т-т-т-т-т-олян! Д-д-д-д-дай на т-т-т-трахтуре покат-т-т-ттаться!
- Да пошоу ты! - лениво отмахнулся от него Толян стаканом, обрызгав при этом Ваську вином. - Зима приде, на санках накатаешься!
- Т-т-т-т-толян, а Т-т-т-т-толян... - продолжал ныть тот.
- Да дай ты ему прокатиться! - сказал дядя Миша, - нехай только заткнется! Нехай только комбайн отцепит!
Обрадованный Васька, отцепив шайтан-арбу, рванул колесить по полю.
- Каааасил Ясь кааанюююшыыыну!!! - раздавался его радостный рев.
- Вот стервец, когда поет - совсем не заикается! - привычно помотал головой мешочник - отец Васьки и одной из моих сокурсниц по астрономическим наблюдениям. Неспешно текла беседа под вино, как вдруг раздался плеск и двигатель трактора заглох.
- Во сукин сын! - привстал Толян, - в болотину трахтур загнал!
Трактор стоял посреди небольшого болотца, погрузившись в него всеми четырьмя колесами. Васька прыгал по капоту, с мольбой прося нас вытащить его оттуда.
- Хер тебе! - решило общее собрание, - загнал машину в болото, вот и сиди там, покель не вытащат!
Васька безнадежно полез в кабину - спать. Мы же вернулись к прерванному рабочему распорядку. Потихоньку беседа угасала вместе с ее участниками. В конце концов, остались сидеть только мы с дядей Мишей.
- Чего это они? - удивленно переводил взгляд дядя Миша со спящих на оставшиеся пол-ящика вина и обратно. - Тока начали, я уж думал еще придется сгонять!
- Дядь Миш, ну ты судишь по нашим меркам, северным! - пустился я в обьяснения, - они же вымотаные тяжким трудом... Ёперный театр!!! - в клубах пыли к нам приближался агрономшин "козёл". - Мужики! Атас! Агрономша в своей коробченке едет!
Мужики начали вяло шевелиться, и тут на нас налетел тайфун в виде разъяренной агрономши.
- Шо це таке? мать...мать...мать... - заорала она, махая у дяди Миши руками перед лицом, - це вы так робите? ...мать!....мать!....мать! Трахтур в болотине потопили! ...мать!...мать!
Дядя Миша лениво отбрехивался, потом тоже разошелся:
- Да заткнись ты! ...мать! Мы твой (имевшийся ввиду) план дневной выполнили (мать его планово и с чувством!) Сто (имевшихся ввиду) мешков за...(полнили) по самую по...(самую-самую)! Мы тебе люди, а не (размножающийся) скот!!!!
Мужики, испуганно притихнув и начиная трезветь, следили за спором, переводя глаза с одного на другую. Я же, опять повалившись на спину и глядя в небо, вынес вердикт:
- Вот мужики, какая она - настоящая любовь!
...Трактор вытащили этим же вечером, с помощью двух Т-150К, тросов и чьей-то матери. Меня перевели бригадиром на тюковязалку - почти такая же шайтан-арба, только связывающая сено в тюки и выплевывающий эти 20 кг легкоусвояемого скотом продукта в тщетно пытающихся увернуться тюкоукладывальщиков; дядя Миша геройски продолжал сводить под корень лен. В конце каждого трудового дня мы объединялись обеими бригадами и сидели под стрекот кузнечиков и звон стаканов. За две недели геройского труда получили мы по 140 рублей (кстати, бешеные деньжищи!), которые с чистым сердцем пропили в кругу товарищей по бригадам.
Агрономша приехала к дяде Мише домой извиняться за свою вспыльчивость, да так и приезжала каждый вечер, до самого дяди Мишиного отъезда.

P.S. Все рассказанное мной здесь - правда, только правда и ничего кроме правды;
за исключением только того факта, что килька, выдаваемая за селедку, на самом деле была мойвой.
Для справки (если кому интересно): колхозник получал в описываемые времена в месяц 70 рублей; во время всяких уборочных и страд (или страдей?) - на некоторых работах шел дневной тариф. "На льне" платили от 8 до 15 рублей в день, "на тюках" - от 10 до 15. Комбайнеры получали от 20 рублей в день - в период битвы за хлеб (или с хлебом?).
Где же находятся закрома Родины я так и не узнал.

Ночь

20.30. Я бодро захожу на пост. Впереди почти 12 часов дежурства. Серега, мой напарник, торопливо убегает в столовую, надеясь встретиться там с какой-нибудь едой. Я остаюсь наедине с аппаратурой, которой для одного человека, пожалуй, многовато. Если, конечно, он не служит в Советской Армии. Прямо передо мной пульт управления радиостанцией Р-140. На панели коммутации Серега от нефиг делать выложил какой-то абстрактный узор. Чем бы дитя не тешилось... На ДКМ лежит квиток с ночными позывными.
Мой позывной "е2е4". Тоже неплохо. Шахматисты, блин. По ТДР-ке и не такое получается, однажды позывной был "хули". При ответе на вызов руки чесались добавить вопросительный знак. Вокруг радиоприемники Р-155. Три штуки в разных исполнениях. Один из них венгерский - наглядный пример того, как братья по соцлагерю могут испортить хорошую технику. Хотя, может быть, я излишне придирчив, цвет у него все-таки красивый. Рядом скромно стоит
приемник Р-115, в просторечии "кубометр". Несмотря на непритязательный внешний вид, очень хорошая вещь. Для прослушивания музыки просто незаменим. В соседней комнате - передатчики, но туда мы заходим не часто.
В эфире тишина. Обычно так бывает каждый вечер часов до десяти. Вероятно радисты, заступившие на смену соображают, чем занять себя ночью. Тем же занят и я. Как назло никакой книги на эту ночь у меня нет. Есть газета "Правда", но неделю назад я за ночь прочитал вкладыш к "Правде" с материалами 19-й партконференции. После такого психологического отравления чтение газет утомляет примерно как участие в комсомольском собрании батальона теплым летним вечером. Поэтому "Правду" оставим на утро.
Тогда уже все равно, что читать.
Наступает первый период замерзания. Таких периодов за ночь бывает два. Первый примерно через час после начала смены, когда проходит ощущение тепла после смены наружной зимней температуры на температуру нашего бункера, которая зимой выше нуля. Ненамного, правда. Второй период наступает около четырех утра, как раз перед приступом жгучего желания плюнуть на все и завалиться спать. Действия радиста в эти периоды уже отработаны нами до
автоматизма. При ощущении холода радист перемещается в комнату с радиопередатчиками. Там между Р-140 и Р-137 стоят один на другом их стабилизаторы питания. Крышка верхнего из них отполирована до зеркального блеска задницами многих поколений радистов начиная с 1969 года, когда стабилизатор был еще молодым и неопытным. Суровая служба заставила его общаться не с нежными дамскими ручками, а с мускулистыми солдатскими жопами. Я сажусь на стабилизатор и блаженно прислоняюсь спиной к автомату защиты сети. Экспериментально установлено, что в таком положении спина
не давит на кнопку отключения питания, мешают колпачки сигнальных ламп. Нирвана...
Кайф прерывает морзянка из динамика в соседней комнате.
Радисту на "Акации" захотелось пообщаться с коллегами. Врубаю высокое напряжение и отвечаю на вызов. Можно греться дальше. Передатчик рядом успокаивающе шумит вентиляторами. Хорошая все-таки вещь Р-140. Работать одно удовольствие, а х/б на вентиляторах при включенном высоком напряжении высыхает за 20 минут.
2.00. Какой-то тоскующий меломан на "Акации" или на "Цикаде" пытается слабать на телеграфном ключе "Калинку-малинку".
Профессиональное развлечение всех радистов. Получается у него хреново. У меня, впрочем, еще хуже. Вообще эфир ночью живет какой-то своей жизнью. Специалисты с умным видом втирают о появлении и исчезновении слоев ионосферы, что улучшает прохождение радиоволн. Никакой романтики. Мне всегда казалось, что все эти шумы просто собственный голос эфира - морзянка, выстукиваемая неумелой рукой, ЗАСовское бульканье и верещание БПЧ, шум, похожий на шум ветра. Такое ощущение, что они всегда одни и те же, заблудились много лет назад в эфире и теперь кочуют во времени.
Да, пробивает что-то по ночам на романтику...
Зашел в гости помощник оперативного дежурного. Он сидит рядом в соседнем помещении. Оперу спать еще час, а помощнику скучно. Зашел покурить в компании. Он майор, заместитель начальника разведки дивизии. Хороший и добрый человек, который через полгода во дворе офицерского общежития расстреляет из двустволки жену и ее любовника. Вот и не верь после этого в судьбу.
4.10. Второй период замерзания. Привычно иду к стабилизатору. Как назло, кайф снова прерывается вызовом "Акации". На этот раз радиограмма. Ого, 200 групп. Сдурели, что ли, под утро?
Чего, подтверждение повтором текста по проводу?! Точно, сдурели. Вот телеграфист обрадуется.
5.30. Чай особенно хорош с халвой и белым хлебом. Даже чтение "Правды" не портит этого ощущения. Скоро конец смены. Последние два часа самые скучные. Хочется спать, есть, пить, курить, выпить... Стоп, увлекся. Жду Серегу, голодного даже после завтрака. Если опоздает - убью нафиг куском фидера.
Дежурство заканчивается. Обычная ночь, ничего особенного.
Почти курорт. Всегда бы так.

ПРАПОРЩИКИ НЕ ЛЕТАЮТ

Полностью охарактеризовать Алика невозможно из-за сложного и многогранного устройства его души. Его замечательный грузинский акцент в зависимости от обстоятельств то появлялся, радуя уши собеседников, то гордо исчезал, уступая место доходчивой, чистой, как вода лесного ключа, русской брани. Он хорошо играл на гитаре и в шахматы, мог часами травить басни. Его любили жещины и уважали сослуживцы. Алик был самой настоящей тыловой крысой и служил киномехаником в клубе.

Теперь о футболе.
Футбол Алик любил, несмотря на то, что играть не умел. Он всегда был защитником, потому что его удар по мячу "на вынос" мог сравниться только с выстрелом 380-мм корабельного орудия. Мяч уверенно удалялся в стратосферу, и когда, обледенев, возвращался, судья уже уходил домой, остановив игру по исчерпанию лимита времени.

В субботу вечером, в парке, на поляне возле ремонтных боксов собирался служивый люд покатать мяч. Своих Протасовых и Блохиных было хоть пруд пруди, но по качеству игры от Алика они ушли недалеко. Поэтому и самого Алика иногда принимали в команду, на роль Александра Чивадзе.

Прапорщик Демидэнко, из связистов, совсем некстати занимался перед боксами демонтажём некоей антенны с натруженного горба ГАЗ-66. Он истово крутил какое-то резьбовое соединение, плюясь проклятиями через пустой мундштук. У него под носом его же солдаты позорно проигрывали чемпионат поляны, а ретивая резьба была полна грязи и, в отличие от футболистов-связистов, проявляла спортивный характер.

-Ну какой прапорщик, имея под рукой бойцов, будет делать грязную, тяжёлую работу? - очень верно подметил Демидэнко, снял страховочный пояс и крикнул:
-Костиков, бросай нафих яйцо катать. Поди сюда!
-Так, игра, тащ прапорщик, численный состав и всё такое, - раскрыл было рот Костиков, но покорился, покинув товарищей в пользу казёной надобности.

Братья-связисты, пропустив двадцать первый гол и потеряв игрока, заметили на обочине посасывающего насвай Алика, и, пожав плечами от безысходности, пригласили его в состав.

-Ахтунг! - подумал сверху прапорщик Демидэнко. -Грузин щас маслопупам ноги переломает.
-Но сначала он переломает ноги всем связистам, - дополнил его мысль Костиков, с тоской поглядывая на игру и изображая на табло нечеловеческие усилия.

Связисты пропустили ещё около десяти голов, когда мяч попал к Алику и, покорно охнув, улетел разгонять облака. Как мяч сбил фуражку с пилота Ан-2 местных авиалиний, Демидэнко не засёк, но необычная тишина, повисшая в окрУге, его слегка озадачила. Солдаты, стоявшие на поляне раскрыв рты, глядели куда-то в поднебесье. Потом глаза бойцов стали медленно и синхронно сползать. В некоторых разгорался хищный блеск, в других - растерянность, а в третьих - просто людское любопытство. Но, самое трагичное, - глаза бойцов смотрели в сторону шишиги и неотвратимо опускались.

Демидэнко тоже решил поднять голову и увидел что-то тёмное, круглое и свистящее, подобно артиллерийскому снаряду. Он засуетился на пятачке крыши, потом понял тщетность попытки побега, на мгновение остановился и.... решительно шагнул в сторону. Талантами воздухоплавателя он не блистал, что было особо подмечено свидетелями происшествия.

К Демидэнко побежали люди, а Алик, убедившись, что бедолага жив, изрёк фразу, вошедшую в полковую хрестоматию:
-ПРАПОРЩИКИ НЭ ЛЕТАЮТ!
И пошёл крутить фильм про Будённого.

БреднЯ четвертая: жутко безалкогольная.
---------------------------------------
...а рассказы о дяде Мише вообще не знаю, как охарактеризовать -
не капитан какой-то, а старый пропойца,
да и вы все только делаете, что пьете и пьете...
(из письма читательницы Регины)

Случилось это в ... страшно вспомнить, каком бородатом году. Была середина июня, и на Мурманск, подкравшись, внезапно обрушилось лето.
Столбик термометра утром этого субботнего дня показал аж +12 градусов, от чего столбик моего настроения тоже поднялся (в душе, товарищи, в душе!). Хотелось любить весь мир и каждую его представительницу в отдельности, и я, напевая, принялся переделывать скопившиеся по дому дела. Тут притопала толпа корешат, и я узнал, что дядя Миша заезжал к одному из них и наказал нам идти на озеро, предварительно запасшись горюче-смазочным материалом.
- Какое озеро? - удивился я, - было б потеплее, тогда может быть...
- Куда ж теплее! - изумились ребята. Я взглянул на термометр: мать моя женщина! Жара - невыносимая! Аж +25 градусов! Шутки в сторону, граждане полярники, жара - дело хорошее, но не в таком количестве и не в нашем городе!
Тут я вспомнил про упреки девушки Регины, что, мол, пьете и пьете... пьете и пьете...
- Нет! - сказал я твердо, пресекая споры о том, что лучше брать - 10 бутылок водки и ящик вина, или ящик водки, а вина не брать вообще. - С сегодняшнего дня мы будем вести только трезвый образ жизни!
Ребята озабоченно переглянулись и стали наперебой спрашивать меня, не выходил ли я на улицу и не поймал ли я солнышкин удар. Я им объяснил, что если будут выёживаться, то этой бредни не будет вообще. Это заставило их притихнуть.
- Берите хоть два ящика! - милостиво разрешил им я, - но чего-нибудь не крепче лимонада "Буратино"!
Недовольно бурча, ребятишки мои купили ящик "Буратино", и мы отправились на "наше" озеро, культурно отдыхать. Расположившись на бережку, мы невесело давились лимонадом, с завистью поглядывая на другой берег, где вовсю веселилась какая-то компания, через каждые две-три минуты звенящая стаканами. Да-да, я помню, что рассказ безалкогольный, но, может быть, они пили лимонад "Колокольчик" розлива незабвенной памяти Мурманского завода безалкогольных напитков...
В кустах оживленно щебетали воробушки, пережившие суровую зиму и теперь неверяще наслаждающиеся упавшим с неба теплом. Вы, наверное, думаете, что отдых на озере в такую жару - это купание, загорание? Ага, сейчас! Воды озера только-только растворили в себе остатки льда, и купаться в нем стал бы только полностью отмороженный морж.... или наш белый медведь Мишка, который тогда еще был с нами и не преминул воспользоваться случаем побывать в своей естественной среде.
К нам подошел один из участников веселой компании и, дыша "Колокольчиком", спросил, заслоняя глаза от отражающегося в воде солнца:
- Это кто там плавает?
- Мишка, - лениво ответил я. Вступать в разговоры не хотелось.
- И что? - оживился мужичок, - вода-то нормальная?
- Ему - в самый раз!
- Да? Тогда, значит, и нам - неплохо! - вскричал мужичонка, разбежался и сиганул в воду.
Я равнодушно проследил его полет прощальным взором - ну, нет мозгов у человека, что с него возмешь? Нехотя открыл еще одну бутылку деревянного напитка. Пить хотелось, но "Буратино" уже не лез.
- Эй, Кучерявый! - озабоченно спросил мой лепший кореш Юрик. - Что-то мужичка давно не видно, пора бы ему вынырнуть!
- А хрен его знает! - все так же нехотя ответил я, - может, он настоящий полярный водолаз - закаленный и тупой.
- Это с чего полярный водолаз должен быть тупым? - оживились ребята. - Ну, закаленным - это понятно!
- Ну... Закаленным - чтобы не боялся лезть в ледяную воду... А тупым - чтобы не спрашивал, за каким хреном это надо!
Я лег на спину и стал смотреть в небо. Надо мной стояла бездонная синь. Или про небо неправильно говорить - бездонное? Вдруг в эту бездонность влез чей-то незнакомый образ.
- Вы...ик! Тут нашего кореша не видели? - очень трезво спросил образ, покачиваясь от количества выпитого "Колокольчика". - Такого... С ик! усами....
- С чем? - удивленно переспросил Юрик, - с трусами?
- Ну, ик! И с трусами тоже! - покладисто согласился образ.
- Да был тут один, - ответили ему, - как нырнул в озеро, так и плавает где-то... Подводник хренов.
Образ начал принимать более человеческий вид, теряя красноту лица и приобретая ярко выраженную бледность. Тут и мы почувствовали неладное. Двое самых смелых полезли в воду, на перехват. Самые умные страховали их с берега.
Нашли мы этого водолаза, вытащили на берег. Мужичонка превратился в статую, даже не мигал широко выпученными глазами.
- Надо растирать! - авторитетно заявил образ.
- А у нас только "Буратино", - смущенно переглядываясь, сказали ему.
Образ, очень удивленный, как-то жалостливо посмотрел на нас и сбегал за "Колокольчиком". Вернулся он обратно с двумя помощниками, которые вообще уже не вписывались ни в какое определение трезвости. Стали спасенного подводника растирать "Колокольчиком", который пах как-то странно, ну прям как водка... Да и в бутылку был налит - ну совсем в водочную. Когда мужичок стал проявлять явные признаки жизни - то есть обрел способность моргать глазами и материться, дружки схватили его под руки и поволокли к себе - отпаивать.
Мы было начали занимать исходные позиции - кто где был до потопа, но тут явился дядя Миша. К нему, счастливо взрыкивая, кинулся Мишка.
- Чего это зверь мокрый? - радостно удивился дядя Миша, - купали, что ль?
Надо сказать, что хотя мы поняли уже к тому времени, что Мишка если и имеет с собаками что-нибудь общее, так это предков на уровне динозавров, но вслух мы этого не говорили - чтобы не прознали агенты западных и не очень западных спецслужб.
- Ага! - ответили ему, - и не только Мишку!
Дядя Миша протянул руку, чтобы ему вложили бутылочку чего-нибудь, подо что можно будет послушать рассказ о всеобщем купании. Удивленно разглядывая бутылку с "Буратино", дядя Миша настороженно спросил, ожидая подвоха:
- Это что за хрень?
Ему стали объяснять про меня, про девушку Регину и трезвый образ жизни, крутя пальцами у виска и многозначительно кивая на меня. По ходу объяснения над озером сгущались тучи. Дядя Миша мрачнел. По побелевшим костяшкам пальцев, судорожно сжимавших злополучную бутылку с "Буратино", я понял что дядя Миша сдерживается из последних сил. Я обреченно закрыл глаза.
- Все!!! - взорвался дядя Миша, запустив бутылку в воздух. Мишка от его крика испуганно подскочил, всполошено вспорхнули, теряя перья, воробушки; один из них замертво рухнул с куста, или потеряв сознание, или схватив инфаркт мимокадра. Бутылка, описав дугу, ухнула почти у противоположного берега, подняв столб брызг и заставив веселую компанию испуганно притихнуть. "...-уй-уй-уй-ууууй-йя-яаааааа!" - заполошно заметалось между скал эхо.
- Ну я еще понимаю - этот, поэт хренов!!!, - кивнул дядя Миша в мою сторону. - У него одна извилина, да и та в штанах! Но вы-то! Нормальные парни! Что же вы повелись-то?
И на меня: - Ты!!! Писатель рассказов, повестей и очерков! Я, понимаешь ли, четыре долбанных часа сидел на этом гребаном партсобрании! У меня в голове дерьма вагон вперемешку с решениями этого маминого съезда партии и правительства! Я!!! Думал!!! Что хоть здесь!!! Отдохну душой!!! А ты, папа Карло в молодости! Из-за какой-то! Ре-ги-на! Да что это за имя-то, прости мя, Хоспиди! Ущипнуть не за что! За уши ее - и в тундру! Оленям! Тьфу-у-у-у! - сплюнул дядя Миша и начал утихать. Из ушей вырывались облачка пара. Мы контуженно молчали.
- Ладно уж, - успокаиваясь сказал дядя Миша, переводя дыхание, - самые быстрые - вперед, за нормальным человеческим пойлом! Остальные - костер и шашлык! Мясо в сумке.
Мы обрадовано ожили и засуетились, готовя плацдарм под отдых. Хорошо, когда вот так - приходит старший товарищ и все за тебя решает!

Место этой «зарисуечки», скорее всего в обсуждении «Рассказа папани», с обращением к Ямадзакуре - А крейсерскую заморочку слабо представить?
Но попробую воспользоваться добрым советом Старшины...

Крейсерский офицер
(или снова про штаны)
Лето. Два часа ночи. Корабль стоит лагом у стенки. Дежурный по крейсеру ведет вялую беседу с бодрствующей вахтой, стоящей на широкой площадке заводского трапа.
Обзор великолепный, просматривается весь правый борт и причальная стенка - не дай Бог кто-нибудь из папуасов выползет через иллюминатор пощипать городских девиц!
По носу корабля высится громада стапелей Николаевского судостроительного завода, на фоне которых неожиданно появляется светлое пятно, неизменно увеличивающееся в размере.
Беседа прекратилась, внимание только туда. Траектория перемещения близкая к противолодочному зигзагу. Понятно, кто-то из загулявших возвращается на родимую «коробку».
Но почему взгляды не прекращают сопровождение объекта? Что в нем необычного?
Громадная фуражка, образца «а ля Севастополь». Форменная рубашка, с пока не различимыми погонами и... подождите, подождите...моднейшие трусы в стиле «Ну-погоди!»
- Где же ты дружище штаны-то потерял? - допрашивал вахтенный офицер уведенного в каюту товарища.
- Шел, шел... Водная преграда... Нужно форсировать... Прыжок. Неудача... Сижу в луже...
- Ну и что дальше? - еле сдерживая смех, продолжал интересоваться товарищ.
- Что, что? - пьяненький комбат был уже явно утомлен допросом, - почему я должен грязным возвращаться на корабль!? Я же крейсерский офицер!...