Пограничный пес Малыш и необычайный кросс.

КПП 'Ильичевск' ОКПП 'Одесса'. 1985 год. Июнь покатился к своему закату. 'Весенникам' как всегда повезло. Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве, а на всей границе необъятной Родины 'усиленная'. Дембеля тихо сходят с ума и громко воют на Луну. Перспектива еще та. Дембель светит в лучшем случае в августе. Командование вот уже месяц озабочено проблемой занятости дембелей. Еще бы. Парадки уже ушиты, дембельские альбомы уложены в 'дипломаты', дембельские аккорды на исходе. Извечный русский вопрос: 'Что делать?' Пробовали загнать на границу, действует, но не всегда. Уж таковы особенности службы на морских КПП, пароходы вещь нестабильная, приходят и уходят, на всех не хватает. Загнать всех дембелей в дозоры, а вдруг участятся неслужебные контакты. У них же сплошная 'спермоинтоксикация организма'. Чревато. Вот и маются все. И командование и дембеля.
В тоске и печали дембеля сидят в курилке. Форма одежды голый торс, качались в спортгородке, чтобы явиться пред светлы очи родных и возлюбленных с фигурами Аполлонов. Лениво и мечтательно ведется беседа о доме. Беседа это громко сказано, каждый что-то бормочет себе под нос, практически не слушая друг друга. Только инструктор Сашка имеет благодарного слушателя, верного пса Малыша, который сидит напротив и неотрывно смотрит на своего хозяина все понимающими глазами, слегка наклонив голову и высунув от жары язык. Малыш это кличка, которая абсолютно не подходит этому псу, величиной он со среднего телка. Краса и гордость КПП 'Ильичевск'. Сколько народу 'сфоткалось' с ним у пограничного столба для альбомов. Сколько народу прыгало в 'шишигу', чтобы запечатлеть на пленку 'суровые будни границы'. Любимчик! Короче, беседа беседой, а все равно тоска. Что бы такого сделать, чем душу потешить? Давай, что ли 'сфоткаемся'? Кто предложил не знаю, я 'молодой' еще был и наблюдал за всем этим тщательно подметая территорию. Кто-то принес фотик, раз щелкнулись, другой, не катит, скучно. И тут Сашка предложил снять на пленку Малыша, предварительно напялив на него фуражку. Сказано - сделано. Малыша усадили на задние лапы, напялили фуру, подтянув по челюстью штормовку, чтобы не падала. Видок был еще тот. Классно! Дальше события развивались по нарастающей. Саня напялил не пса свою ПШ. Старшинские погоны, полный иконостас, клево! Но сидит мешковато. Так-с, ремешок затянем. Малыш мужественно переносил все эти извращения. Фотографирование происходило по смех и нескончаемый поток новых предложений.
И тут в калитку, что была рядом с курилкой, заходит начальник КПП подполковник Гулик. С чего бы это? Всю жизнь на УАЗике через ворота, а тут пешком и с тылу. Я как полоумный,(курсант школы СС, что с меня взять кроме дисциплины), ору: 'КПП смирна!' Дембеля, благо курилка за густыми кустами сирени, ломанулись подальше в сторону 'тыла' (ну хоздвор у нас рядом был, питомник, свинарник и прочее). Гулик одобрительно кивнул и отдал мне честь, дежурный по КПП, прапор какой-то летит ему на встречу с докладом. В общем и в целом все как надо. Дежурный рапортует, но тут темп речи его замедляется и он начинает судорожно дергать левой рукой. Гулик напрягся, несколько ошарашенный столь непривычной формой доклада. Прапор заканчивает доклад и делает бешенные глаза.
- КПП, вольно!!!
Начальник, как обычно жмет его руку и переходит на неформальное общение. Как дела и все такое. Прапор отвечает как-то невпопад, сверкает глазами, но начальство ими при этом не ест, более того, вдруг ни с того ни сего, шипит сквозь зубы, пялясь куда-то в кусты: 'Пошел вон!'. Отец-командир слегка уходя в ступор, отслеживая траеткторию взгляда дежурного, поворачивается и видит… Правильно, Малыша при полном параде!
- ЭТО, ЧТО-О ТАКОЕ? Взревел Гулик! Что больше его возмутило, издевательство над псом или над формой, сказать трудно, для него это были ценности одного порядка.
- Кто посмел?
Сашка, как на беду на питомник не смылся, а заныкался в той самой сирени. Он даже успел взять Малыша на поводок, но видимо боялся себя выдать и пса к себе подтащить не успел. Первыми сдали нервы у Малыша и он ломанулся. Ломанулся между дежурным по КПП и начальником. Следом вылетел как пробка Саня. Как они бежали! Прапор понял, что надо этот бардак устранять и ломанулся вслед. У начальника, видимо сработал стадно-пограничный рефлекс, ну чем не 'тревожка', (Жужа, инструктор, прапор ну и т.д) и он кинулся в след. Я стоял как оловянный солдатик. Дальше события развивались так. Первый круг вокруг казармы они 'мотанули' достаточно плотной группой. На втором круге Сашка успел отстегнутся от Малыша и слинять на спортгородок, где занимался третий отдел, сработала солдатская смекалка, они же там все с голым торсом. Замаскировался! На третий круг они вышли уже втроем, но Малыш уже явно оторвался. Вид у него был еще тот. Фуражка съехала и болталась на шее, знаки 'иконостаса' гремят, старшинские погоны сверкают золотом галуна. Красота! Сзади, пыхтя от натуги, бегут прапор с начальником, вид примерно такой же, во всяком случае, фуражки то же не по Уставу располагаются. Я как идиот на каждом круге честь им отдаю. На четвертом круге из-за угла появились только Гулик и дежурный по КПП, Малыш просек фишку и сиганул к себе в вольер, забившись в зимнюю будку. Сказалась серьезная физическая подготовка пса, он обеспечил себе отрыв в половину круга. Тяжело дыша командный состав остановился. Переглянувшись, оба не сговариваясь матюгнулись, плюнули тягучей слюной и удалились.
Через час на КПП было объявлено общее построение. С краткой трогательной речью выступил начальник КПП 'Ильичевск' подполковник Гулик. Суть выступления сводилась к следующему: 'А кому сейчас легко? Но если еще раз, то я вам такой дембель устрою!' Да в принципе мужик он был нормальный и ребят без явной нужды не доставал, но тут было задето святое, форма и пограничный пес. Вот так.

Данное повествование можно отнести только в этот раздел, хотя все истории по отдельности нужно относить в раздел "Армия".
Давеча был пойман военкоматом и послан на сборы и переподготовку, как офицер запаса. Так как мой ВУС и ВУСы товарищей посланных нашим военкоматом не подходил к той части, куда нас послали, нас активно переучивали. Часть была артиллерийская, на вооружении гаубицы 152-мм. Переучивали нас просто- послали на склады со снарядами, и дали боевой приказ перевезти их по возможности все и соскладировать перевезённое на другом складе. Чем мы собственно и занимались практически всё время сборов.
Так как людей из запасников родины вызвали много, нас разбили на три взвода. У нашего 3-го взвода был командиром "подполковник Икарыч", человек отдавший Родине 27 лет и тщетно пытающийся уйти в запас. Так как его не отпускали, наш командир лямку службы тянул не особо напрягаясь, неформально общался с коллективом и рассказывал нам случаи из своей долгой служебной практики.
Некоторыми из них хочется поделиться. Рассказ буду вести от лица "подполковника Икарыча".
История 1. Как мы испортили отношения с монголами.
Стояла наша часть в Монголии. Сказочная страна, где коровы дают бешенные надои молока по 4 литра в день...Времена были те, когда дружба между народами подкреплялась подарками. И решило мудрое руководство подарить что-нибудь этакое нашим братьям. Придумали- подарим им бассейн! Очень быстрыми темпами выкопали бассейн, наполнили его водой... Для открытия бассейна отобрали 200 солдат умеющих ХОРОШО плавать. В день открытия подарочного бассейна 200 человек строем, по одному, нырнуло в бассейн, проплыло под водой 25 метров, вынырнуло на другом берегу, оделось и убыло.
Утром в бассейне обнаружили 3 утонувших монголов... Просто никто как-то не учёл что в Монголии никто практически не умеет плавать...
История 2. Как мы ухудшили отношения с монголами.
В том-же городе(громколе название, один деревянный одноэтажный дом в центре города, вокруг стоят юрты), где отношения с монголами были уже натянутыми из-за бассейна. 2 прапорщика и три местных монгола решили выпить огненной воды. Так как хорошей водки достать было невозможно- решили пить разбавленное шило. Результат поутру- 2 вдребезги пьяных прапорщика и 3 мёртвых монгола. Этот результат был обнаружен монголами, которые тут же воспылали совершить акт возмездия. Устроили суд над прапорщиками в том единственном деревянном строении. Решили следующее- остатками огненной воды напоить этих прапорщиков. Если они умрут- значит восторжествовала справедливость, если же нет- значит прапорщики сознательно отравили их соплеменников!
Влили в неотошедших после вчерашнего прапорщиков по N-ному количеству огненной воды... Оба упали замертво! АГА, СПРАВЕДЛИВОСТЬ ВОСТОРЖЕСТВОВАЛА- решили монголы и оставив тела удалились из того дома по своим монгольским делам... Ночью, замёрзнув и протрезвев　прапорщики поняли что что-то не так, с трудом восстановили события прошедшего дня и пришли к выводу (гениальному)- монголы за какие-то им непонятные грехи решили пытать их методом зверского напоения огненной водой и недаванием похмелиться! Обидившись на местное население вдвоём они повыбивали все стёкла в главном здании города и гордо удалились в расположение родной части. С тех пор никто из части без дела не выходил. А по делу выходили только очень большими группами...
Продолжение в следующих выпусках.

Байки второго отдела ОКПП 'Одесса'. Здравствуй, здравствуй Новый год!

Всем, кто встречал его на посту, посвящается.

Так уж получилось, что все встречи Нового года у меня проходили непосредственно на границе. Первый Новый год я встретил, будучи часовым у трапа, а второй помощником по оформлению. Расскажу о втором случае, как более 'тяжелом'. Зима, как всегда, создала кучу проблем. Осенники уволились, существенно снизив численность личного состава, учебный с нового осеннего призыва еще не появился, а когда появится, то толку с них еще никакого. Стажировать, смены им по три часа организовывать, короче, беда. Основная нагрузка легла на нас, весенников-дембелей, роем уже даже не через шесть, а как Бог даст. Сплошной недосып: то на границе, то досмотровая, то еще какой-нибудь сюрприз.
Этот Новый год начался для меня числа 28 декабря, по боевому расчету меня вогнали в 'помощники', я, естественно, ответил 'Есть' и тяжело вздохнул. Перспектива была еще та. Лучше бы на границу, понятно дело, при плановом хозяйстве пароходы выталкивались из порта, как из пулемета. Конец года, план давай! Вспомнили девизы последних пятилеток? Если ты на границе, есть шанс пожрать и поспать хоть немного, а тут - увы! Все накрывалось медным тазом, даже перспектива пожрать салатиков на пароходах во время комиссий не радовала. Оставалась небольшая надежда на то, что на следующем боевом будет назначен новый помощник.
Только закончился боевой и мы собрались на ужин, вылетел дежурный офицер, майор Васильев, и крикнул: 'Помощник! На выезд!' Блин, пожрали, называется. Пошел одеваться. Кольке заказал расход на себя. Дальше все было, как в калейдоскопе. Менялись офицеры, пароходы, машины, сутки. Я никак не мог попасть на боевой! Лозунг 'Смены не будет!' уже выкристаллизовался во вполне конкретную реальность. Но я уже жил вне этой реальности. Отсутствие сна на третьи сутки вогнало меня в ступор. Я появлялся на пороге отдела, а меня встречал уже новый офицер с портфелем и желанием срочно отправить за кордон очередной пароход, жрал я где придется и что придется. От бешенного количества выпитого кофе и выкуренных сигарет сердце стучало, как кувалда по деревянной бочке. К 31 декабря я уже полностью перешел на автопилот. Я все видел, все слышал, я ходил, ставил штампы, проверял паспорта, идентифицировал личности моряков, но абсолютно ничего не соображал. Иногда я проваливался в забытьё, именно так, а не в сон, обычно это происходило в машине по пути на комиссию или с комиссии или на портофлотовском катере, когда оформлялись на рейде. Новый год наступил на очередном пароходе. Все дружно выпили по бокалу шампанского, только мне, благодаря неимоверной заботе майора Заикина, пришлось удовольствоваться 'Пепси'. Блин, и тут облом! Следующие два дня паспорта моряков советского торгового флота штамповались исключительно 31 декабря. У них это было просто счастьем, еще бы, валютка-то начислялась по дате отхода. А мы, мы 'гнали план за год', помогали пароходствам. На седьмых сутках, приняв приходом 'вражеский' танкер, я сидел за 'Голавлем' проверял и фотографировал паспорта моряков. Темная комната, зима, темнеет рано, ультрафиолет, экипаж филиппинцы. Паспорт, фото, просвечиваем, слой под фото ровный, наплывы клея однородные, вкрапления волокон в страницу, спецзащита, пять красных волокон, три зеленых, синие, на месте. Бред сумасшедшего. Следующий.
- Рихард, ты, что? - разбудил меня голос майора Шуры Кондратюка.
- Сан Николаич! Я сейчас, едем!
И я снова провалился во мрак. Оказалось, что я пытался встать и начал падать, а он меня поймал. Поймав, он потащил меня на себе в кубрик и положил на койку. Тут я очнулся.
- Я сейчас, сейчас! - бормотал я.
Кондратюк взял меня за виски повернул к себе и спросил: 'Ты какие сутки не спишь? Сколько уже на службе?'
- А какое сегодня число?
- Четвертое.
- Тогда, кажется, седьмые!
- Спи!
И он начал меня раздевать, майор снял с меня сапоги, китель, ну а портки пришлось снимать самому. Как только я прислонился к подушке, сон накрыл меня своей пеленой, и уже через эту пелену я слышал как Шура орал на зама по бою, на взводного, на начальника отдела за мой рекорд. И орал он не потому, что ему до дембеля было две недели, нет, просто он был классным мужиком. У всего личного состава в отделе было три офицера-любимчика: Швыдкий Анатолий Михайлович, Гена Солодков и Шура Кондратюк. Впоследствии выяснилось, что меня просто забывали менять, смотрели журнал службы, видели, что я на оформлении, видели острый дефицит людей и оставляли меня на оформлении. Дежурные по отделу менялись и в книгу службы тоже особо не заглядывали, а что в нее смотреть, ты же за свои сутки дежурства отвечаешь. Так меня и позабыли.
В тот Новый год я поставил два рекорда отдела, была у нас такая полуофициальная статистика, семь дней на службе с общим количеством пребывания в расположении части 1 час 53 минуты, а второй - 28 часов непрерывного сна. Проснулся я от чувства дикого голода, пошел, поел и снова завалился спать. Рванул морду еще на 16 часов.

Вот таким для меня выдался 1987 год. Ничего необычного, ничего смешного, но просто вспомнилось и захотелось поделиться с вами. Давайте вспомним своих сослуживцев перед Новым годом, вспомним, улыбнемся и пожелаем им простого человеческого счастья.

С наступающим вас, мужики, я вас всех помню и надеюсь, что все у вас нормально!

Р.S. А в третьем отделе был тоже один раз рекорд. Парня на границе забыли на полутора суток, передали из одного наряда в другой, а в отделе поменяли схему охраны парохода. Мужик стоял без связи и офигевал, пока про него не вспомнили.

Байка совсем короткая, расказана ЗНЗПЧ, замполитом в общем.
В бытность лелика-замполита курсантом, отправили его на стажировку на персидскую границу. Начальник заставы взял курсанта на офицерское наблюдение для ознакомления с участком. На вышке НЗ навел трубу на сопредельную сторону и дал посмотреть. На верхушке персидского минарета большими буквами, по-русски, было написано "ЗДЕСЬ БЫЛ..". По словам НЗ, кто был, с нашей стороны не просматривается, и особый отдел решает, кто же все-таки был, уже второй год.

ЗЫ Привет погранцам.

АБИССИНСКИЙ НАЛОГ.


Курсант военно-морского училища, заваливший в сессию экзамен, считается "академиком". А время переэкзаменовки за счет собственного отпуска - соответственно "академией". Кто, когда и почему столь благозвучно окрестил сие "трагическое" явление в курсантской жизни уже не вспомнить. Но в прозвище "академик", согласитесь, сквозит какая-то ирония, насмешка и даже издевка над человеком, проявившим "глубокие знания предмета". Никакие увещевания, наказания и взывания к совести не заденет так за живое русского мужика, как приклеенное обидное прозвище - пусть даже и приличное слово. Вам говорят: "Как дела, академик?", а вам слышится: "Как дела, баран безмозглый?" Наши преподаватели, командиры и начальники с особым удовольствием употребляли это слово в воспитательных целях. Но в то же время, такое почитаемое слово - это же бальзам на сердце родителей, ожидающих приезда своих чад, когда вдруг приходит такая телеграмма: "После сессии остаюсь в академии. Целую! Вовик."
- В какой академии? - не понимает мама.
- В какой, какой…Написано - "в академии", - поясняет папа, делая при этом сильно важное лицо. Но шестым чувством он ощущает свою вину за то, что зря в свое время сдержал себя во время воспитательного процесса и не прошелся лишний раз солдатским ремнем по "академической заднице".
Однако получив со второй попытки такую желанную "государственную оценку" ( на переэкзаменовке больше "трех" баллов никогда не получишь, будь ты хоть трижды настоящим академиком) совсем не значит, что ты тут же получишь отпускной билет. Предстоит еще отработать "абиссинский налог", как говорил наш зам по учебной части Петр Андреевич Бачуринский, или для краткости "Бак". Этот перл его личное изобретение и произносил он его с наслаждением, упоением и так трепетно, будто опасался случайно расплескать.
Зимой отработка "налога" заключалась в очистке территории от снега, до асфальта, с выравниванием сугробов в одну линию. Наш ротный поэт и штатный "академик" Женька Елизаров, в курсантском миру просто Дизель, до того возненавидел этот процесс, что разразился такими строчками:

Лопатою снег загребая
И матом ругаясь, как свин,
Начальство по буквам склоняя,
Забудет о матери сын.

А вот "летний налог"… лучше бы на свет не родиться. Петр Андреевич был страстным любителем тенниса. На спортивной площадке факультета соорудили теннисный корт, ставший его гордостью. Это был объект приборки особой важности. Туда допускались толь самые-самые. Корт ежедневно подметали, поливали, подкрашивали, песочек подсыпали, утрамбовывали и снова поливали.
Именно о песочке надо сказать особо. Это был не просто песок. В окрестностях Петергофа Бак нашел какой-то природный камень красного цвета, привез два самосвала этого добра и вывалил вблизи корта. Сюда же притащили кусок рельса, огромный молоток и процесс пошел. Теперь наряд на работу, до этого не такое уж и суровое наказание, превратился в каторгу. Провинившийся должен был натолочь ведро красного песка и лично его сдать трясущимися руками старшине факультета мичману Трясоруку. "Мама, роди меня обратно", - застонал факультет, когда мужики представили, что ждет летних "академиков".
… В академию попал Кузя, и не просто попал, а влип по полной программе, завалив два экзамена. Бак возликовал. Бедняге предстояло "отбатрачить" двойной "налог". К слову сказать, Кузя был "питоном" (выпускником Нахимовского училища), а этот контингент Баку всегда не нравился из-за врожденной сачковитости. "Питон" так же совместим со словом "пахать", как еврей - со словом "грузчик". Но этого он не учел.
- Десять ведер песка, по пять за каждую "двойку", - приговорил Бак несчастного Кузю и передал его отпускной и проездные мичману Трясоруку.
Подолбив до обеда кувалдой по рельсу, Кузя подсчитал объем произведенной продукции. Только что пересдав высшую математику, он сообразил, что это высокоинтеллектуальное занятие займет весь остаток отпуска, а может еще и практику прихватит. "Дурных нету!" - решил "академик" и, схватив метлу, мигом смел песок в дальнем углу корта, забросал это дело в ведро и помчался к мичману.
- Вот, принимайте!
- Молодец! А теперь высыпай тут!.. Разровняй!.. Долби дальше, - и мичман сделал первую пометку в своем блокноте.
Великая вещь шланговитость - незаменимое качество для выживания в условиях военной системы. Как только мичман отлучался по своим делам, Кузя тут же хватался за метлу.
До обеда ведро! "Молодец! Высыпай…разровняй…долби дальше", - потирает руки мичман. После обеда снова ведро! "Молодец! Высыпай…разровняй…долби дальше", - подбадривает довольный мичман. Ему тоже не очень улыбалось исполнять роль сторожа на каменоломне с пескодробильным "оборудованием".
Через неделю Кузя уже мчался на "Красной стреле" в первопрестольную к маме с папой. А Бак, обнаружив, что размер кучи камней остался без видимых изменений, метался по корту, рвал волосенки на темечке мичмана Трясорука и искренне обещал посадить обоих.
В день, когда мы возвращались из отпуска, Бак стоял перед входом в спальный корпус в позе Наполеона: руки за спину, фуражка нахлабучена так, что козырек касался носа. Он был неподвижен как статуя и абсолютно не реагировал на отдающих ему честь курсантов. Внутри у него все клокотало. За долгую, очень долгую службу в военно-морском училище еще никто, никогда так нагло и бесцеремонно его не надувал.
- А что это с Баком? - спрашивали мы у дежурной службы.
- Тс-с! Тихо! Это он Кузю ждет.