НОЧЬ, СПИЧКИ, ХИЩНЫЙ ЗВЕРЬ... (отрывок)

- Я знаю, что делать! - крикнула Багира вскакивая.
- Ступай скорее вниз, в долину, в хижины людей, и
достань у них Красный Цветок. У тебя будет тогда
союзник сильнее меня, и Балу, и тех волков Стаи,
которые любят тебя. Достань Красный Цветок!

Редьярд Киплинг. МАУГЛИ

Зимним вечером (хотя зимой время суток практически не влияет на освещённость) штурман сторожевого корабля «Невский комсомолец» старший лейтенант Иван Беляев возвращался из Посёлка на корабль. Руку оттягивала сумка, в которой он нёс в кают-компанию всевозможные снадобья для того, чтобы разнообразить стол офицеров.
Не так давно штурмана избрали заведующим столом, и он старался исполнять возложенные обязанности добросовестно. Впрочем, как и всё остальное.
Также в сумке гремели пятьдесят коробков спичек, закупленные в посёлке по просьбам офицеров и мичманов (почему-то в ту зиму были проблемы со спичками, и заядлые курильщики изворачивались, как могли).
Бодро топая по укатанному снегу, напевая себе под нос что-то бравурное, Иван шагал на корабль, в душе своей лелея надежду на то, что мимо проедет какая-нибудь машина и (о чудо!) остановится, чтобы подобрать офицера. Хотя надежда на это была крайне мала и мельчала с каждым пройденным километром.
Сделав паузу для того, чтобы вспомнить очередную песню, под которую сподручнее шагать, Беляев услышал, как скрипит снег под лапами какого-то животного... Остановился. Прислушался. Шаги зверя тоже прекратились.
Офицер ускорил шаги и через некоторое время опять услышал скрип снега, но уже с другой стороны дороги. Стоило только остановиться, как останавливался и зверь. Так, время от времени останавливаясь, штурман продвигался к кораблю, слыша всё ближе и ближе, то слева, то справа шаги животного.
Наконец, метрах в десяти впереди, из-за сугроба вынырнула собака. Вернее, сначала подумалось, что собака... А через несколько секунд Иван разглядел медвежью голову.
На него, не мигая, смотрела росомаха, сверкая в темноте глазами и ощерив пасть.
Об этом звере на Севере были наслышаны. Теперь задача усложнилась неимоверно. Надо было в темпе двигаться на корабль, при этом постараться не угодить ни на зуб, ни на коготь хищнику.
«Все звери смертельно боятся огня и придумывают сотни имён, лишь бы не называть его прямо. - Красный Цветок...» - вспомнились ко времени слова Киплинга, и штурман полез в сумку за коробками.
Первый горящий коробок шлёпнулся метрах в двух от росомахи. Второй - практически у неё под носом.
- Теперь ступай прочь, палёная кошка! - выдал Беляев очередную цитату из Киплинга.
Зверь отскочил от огня и скрылся за сугробом. В ту же секунду старший лейтенант сорвался с места и преодолел опасный участок.
Через некоторое время дыхалка начала сдавать и пришлось сбавить темп, переходя сначала на трусцу, а потом на шаг. Тут же стал слышен скрип снега справа от дороги. На звук немедленно полетел горящий коробок. За ним следовали ещё несколько.
Вот же тварь неугомонная, - хрипя, орал штурман в темноту. - Мы с тобой одной крови, ты и я! Отстань - будь человеком!!!
Однако, зверь не отставал...
Так, мелкими перебежками, отстреливаясь от росомахи горящими коробками, Иван добрался до бригады противолодочных кораблей. Зверь, увидев огни прожекторов и учуяв запах горячего железа, наконец-то отстал, а запыхавшийся и растрёпанный штурман прибыл на корабль.
Но стоило Беляеву задраить за собой дверь в тамбур, как за спиной прозвучал голос минёра, стоявшего дежурным по кораблю:
- Штурман, спички принёс?
Всё ещё дрожащими руками штурман полез в сумку и выложил на подставленную ладонь «румына» последний уцелевший коробок.
- И это всё? - не замечая состояния офицера, занятый явно своими мыслями, произнёс Трубников.
Иван глубоко вздохнул, снова полез в сумку и протянул минёру... рулон туалетной бумаги:
- Держи! Мне, слава Богу, не пригодилась...

Ночной полёт, или почему не надо спать на посту
(на основе реального случая)

Шёл к концу второй курс обучения в училище. Лето, как водится, лётная практика в учебном полку. Летали мы на вертолётах Ми-два. По моему мнению, учебный вертолёт номер один для всех времён и народов. Эта неказистая на вид машина так удачно сочетала недостатки, присущие всем вертолётам, от лёгкого, до тяжёлого, что лучше для обучения не сыскать. Курсант, освоивший Ми-два, уже ас. В дальнейшем если и испытывал сложности при переучивании на другой тип, то только одного рода: уж больно просто эта новая машина управляется.
Готовили нас по ускоренной программе, в сжатые сроки, но без сокращения объёма часов теории и налёта. И самое яркое воспоминание с тех лет, это постоянное желание выспаться. Потому мы и «замыкали на массу» при первой же возможности, в любое время суток и в любых условиях. Даже когда с товарищем на правом сидении за второго пилота летали, и то прикорнуть умудрялись.
Инструктора тоже уставили, даже больше нашего. Попробуй поучи группу из шести гавриков, когда плюс тридцать в тени, а кондиционер в «двойке» не предусмотрен.
Вот для снятия усталости один или два раза за лето поочерёдно одну из эскадрилий отправляли в профилакторий, одних инструкторов, естественно.
С курсантами же поступали согласно правилу: воинская дисциплина в подразделении обратно пропорциональна количеству свободного времени у личного состава. Потому занятия, наряды, хозработы по полной программе.
Но и здесь можно было найти, где отдохнуть от трудов. Уж такое существо курсант, если надо, то и как летучая мышь спать приспособится.
Взять хотя бы караул. Кто служил, знает, это сродни наказанию.
А если нести караул на аэродроме, за пять километров от гарнизона? Да летом? И главное, начальник караула не офицер, а наш же брат курсант, только с сержантскими лычками.
Так это же совсем другое дело! Здесь главное, чтобы начальство врасплох не застало. Потому под неусыпным влиянием нужно было держали единственную подъездную к аэродрому дорогу. Не так уж это сложно для тридцати человек (примерно), тем более, что посты караул на аэродроме выставляет только в ночное время.
А вертолёты? Да кому они нужны? Ещё попробуй, найди ночью в степи дурака, который через двойное колючее ограждение полезет с перспективой от нежданно проснувшегося часового пулю схлопотать.

В один прекрасный субботний день, когда солнце уже изготовилось нырнуть за горизонт, для охраны и обороны аэродрома прибыло одно бравое звено, в рядах которого и были главные герои повествования.
Как водится, не раскачиваясь, приняли у предыдущего караула посты, сверили наличие техники, печатей, крайнее вообще святое, и отпустили сменщиков.
После чего состоялся большой совет. Решали два вопроса: первый - организация не предусмотренного табелем постов наблюдательного пункта, второй - как организовать с этого пункта оповещение караульного помещения. Чтобы, как водится, услышав лай проверяющего, часовые оперативно разошлись по своим постам.
Предыдущий караул поступал просто: ставил двоих часовых у въездных ворот, и едва на дороге возникал свет фар, по телефону связывался с караулкой.
Да же засада, сгорел трансформатор, и аэродром остался до понедельника, естественно, без освещения, а караульное помещение ещё и без связи с постами. Значит, оставалось одному из наблюдающих бежать посыльным, а это около километра. Да вдобавок от въездных ворот дорога просматривалась не вся, неровный склон, зараза. И учитывая скорость уазика в сравнении со скоростью курсанта второго курса, явственно вырисовывался дефицит времени.
Выход был только один: увеличить дальность обнаружения угрозы. Но увы, вышки здесь не имелось, только покосившийся постовой грибок.
Вот здесь пытливым умам на глаза и попалась стоянка так называемой «шестой эскадрильи» (в полку по штату было пять).
Как раз почти у КэПэПэ аэродрома, обособленно от других вертолётов стоял десяток «старичков» Ми-четыре. Некогда полк летал на них, пока на смену «керосинки» не пришли. Часть прежней техники утилизировали, а десяток, у которых ресурса ещё много было, законсервировали. Сделали, так сказать, мобилизационный резерв.
«Четвёрка» машина само по себе высокая, да кабина экипажа на ней под самим винтом. Понятно было, что если в неё проникнуть, то лучшей вышки и не найти.
Но легко сказать проникнуть, «старички» тоже и заперты, и опечатаны. Пусть на хранении, пусть устаревшая, но боевая техника. Разочарованные курсанты уже собрались покинуть не оправдавшую надежд стоянку, как кто-то чрезмерно любопытный на четвереньках не залез под днище одного из вертолётов, - Мужики, а здесь кажется люк есть!
Толпа метнулась под вертолёт, как голодные поросята к свиноматке. И вправду, на гондоле стрелка имелся люк аварийного покидания. Чья-то нетерпеливая рука стукнула по нему кулаком, и тот совершенно неожиданно сорвался с места и глухо плюхнулся на траву.
Сломали? Так было? Да какая разница, потом разберёмся! А сейчас все как суслики в норы устремились внутрь вертолёта. Надо же всё посмотреть, подёргать, пощёлкать. Целое паломничество образовалось в кабину экипажа. Слышались удивлённые и... разочарованные восклицания. Удивлённые, потому что всё не так, а разочарованные... увы, обзор из кабины, несмотря на столь высокое размещение много хуже, чем из уже привычной «двойки».
В своё время Ми-4 унаследовал от знаменитого во время войны истребителя двигатель. А вместе с ним и огромный лоб, закрывший приличную часть курсового сектора. Рассмотреть что-то прямо перед собой можно было только метров за сто. Именно эта особенность обзора и сыграет немаловажную роль в последующих событиях.
А пока все удовлетворились тем, что теперь вся дорога под присмотром.
Когда же любопытство было удовлетворено, первая пара наблюдателей заняла места в кабине, а остальные потянулись к караульному помещению. Там дела поважнее, ужин, сон.

(Далее от первого лица).

И вот, в три ночи, выпало мне с товарищем наблюдение вести. Специально по двое решили ходить, чтобы разговорами друг друга ото сна отвлекать.
Продрали они глаза и поплелись на этот импровизированный наблюдательный пункт. Залезли через люк в вертолёт, я занял командирское место, а дружок на правом кресле устроился. Красота!
Предыдущая смена уже успела в чашки сидений чехлов натаскать, сидеть вполне комфортно. А как говорилось, «Четвёрка» же высокая, не только дорогу, штаб и то видно. И ночь как по заказу ясная, лунная выдалась. Короче, незаметно и мыши не проскочить, а уж дежурному по части или проверяющему подавно.
Сидим, значит, бдим, всякие басни травим. Только время к четырём, а в это время организм, особенно молодой, уж дюже спать хочет, как ни борись. Да и выдохлись мы уже, всё переговорили, ничего в голову больше не идёт.
Тогда мы стали воображать, что летим. Щёлкаем переключателями, рычаги дёргаем, гудим, имитируя рокот, ну как пацаны в отцовской машине. Кто бы со стороны видел.
Ох и зря мы это делали! Видать неосторожно взбудоражили дух давно уснувшей машины.
И не знаю даже как, но мы не то что уснули, в полудрёму какую-то впали. Ненадолго, минут на двадцать. И привиделось же мне за столь ничтожный срок не то видение, не то сон.
Будто я лечу ночью на этом вертолёте ночью, высоко, за облаками. Вдруг бац, двигатель заглох! Видать падла-напарник храпеть перестал. А далее и того хуже, вырубилось всё оборудование, погасли приборы, падать мы стали. Надо срочно на авторотацию переходить!
Я ручку дёргаю, тяну шаг, жму педали, а они не подаются, заклинило. Прыгать? Так нет на мне парашюта. Такая меня тоска с ужасом обуяли, так жить захотелось.
И тут я проснулся...
Первое ощущение: Ура, это только сон! - да едва я сфокусировал зрение... - Мама, забери меня отсюда!
Был такой фильм, там герою сниться кошмар, а проснувшись он вновь в этом кошмаре оказывается. Вот такое у меня кино и вышло.
Аэродром-то на возвышении стоял, а гарнизон в низине, в окружении русловых озёр да прудов. А для казахской степи перепад температуры между днём и ночью в двадцать градусов, плёвое дело.
Вот и сел такой плотный, приземный туман за те минуты, что мы продрыхли. От самого носа вертолёта и покуда света Луны хватало. Всё скрыл, зараза, и дорогу, и гарнизон.
Вот пред моими очами и предстала такая картина: звёздное небо, Луна, сплошное поле облаков клубится, да тёмная кабина вертолёта и тишина в придачу. Леденящая сердце тишина вместо рокота двигателя.
Я как увидел, так сразу шаг вниз, ручку от себя и левую педальку соответственно. Чтобы обороты винта не падали и скорость разогнать. Вернее пытаюсь это проделать без всякого успеха, всё колом стоит. Оно и понятно, вертолёт же на консервации, тяги в густой смазке, да и гидросистема же не работает. Это уже потом дошло.
А тогда меня такой ужас прошиб, тот, что во сне был, детской забавой показался.
Запаниковал я. Так стал дёргать это проклятое управление, что дружок проснулся тоже. Потом мужики говорили, что я рычаг шага таки согнул. Врут гады, это так и было...
Дружок в свою очередь вполне адекватно ситуацию оценил. Так же как и я.
- Сеть на аккумулятор переключай! - орёт, - и подсвет приборной доски вруби!
Я метнулся к электропульту и в который раз похолодел, на сей раз от осознания, ну не знаю где этот электропульт. В этом же «динозавре» всё по-другому расположено.
Одним словом, мечусь как белка в колесе, да всё зря. И тут случайно свой карабин задел, я его поверх приборной доски перед тем как отрубиться пристроил.
Грохнулось это стрелковое изделие сорок седьмого года выпуска мне на ноги, больно, зараза. А у нас как пелена с разума слетела, вмиг поняли, что к чему. И тут же принялись хохотать, как два истерика.
За этим занятием нас сменщики и застали. Мы, конечно, сгоряча им и рассказали. Поржали над нами товарищи с недельку, да и позабыли. Они позабыли.
А вот у нас проблемы начались. Начал нам сей полёт сниться с полным довеском ощущений. И чем дальше, тем хуже.
Идти в санчасть? Так спишут к чертям, а то и в дурку упекут. И упекли бы, мы уже по ночам и вскрикивать. Спас нас случай.
Как-то, будучи в наряде по кухне, отрядили на хранилище солений, квашеную капусту получить. А там заведующим один дедок работал, словоохотливый такой. Разговорились, оказалось лётчик в отставке. Та ещё биография, начал на И-шестнадцать, после войны на реактивные МиГи переучился, а когда медики ограничение влепили, на Ми-четвёртых службу и закончил. Поведали ему о нашей беде. А с кем ещё поделиться?
Даже по секрету своей идеей поделились. Найти бабку-знахарку, пусть пошепчет, молитву прочтёт.
Засмеялся дед: Ерунда это, хлопцы, а не беда. А по поводу молитвы вы правы, поможет. Сейчас я для вас библию принесу, за три дня, если постараетесь, излечитесь. Жди.
С этими словами заспешил дед в свою подсобку.
Переглянулись мы: - Надо будет продумать, куда прятать будем, - говорю, - А то вдруг найдут, то всё, капец.
А тут дет вернулся, со свёртком. Ну точно, библия! Только говорить стал загадками.
-Вот, - говорит, - Когда полк перевооружали, много их в макулатуру выбросили, а я часть сохранил. Знал, что пригодится.
С этими словами развернул дед свёрток, а там точно две книжки, но не библии, а инструкции экипажу Ми-четыре. Я сначала решил, издевается старик. А он на полном серьёзе.
- В этом, хлопец, ваше спасение. Вот выучите как «отче наш» работу с оборудованием кабины, где что находится, как запускать, как в особых случаях действовать, так ваша хворь и сгинет.
Принёсли я книги в казарму, посоветовались с товарищем и решили: нам сейчас и соломинка подмога, да и вряд ли хуже будет.
Учили тайком, чтоб никто не зубоскалил. И ведь помогло, прав дед оказался! Мне только один раз подсознание попыталось тот кошмар подсунуть, но я знаниями, да познаниями как шуганул, до сих пор не рыпается.
Вот так и закончился тот беспримерный ночной полёт.
Я и сейчас храню ту книгу, инструкцию, она мне как талисман...

Лейтенантские истории 4

Сапёрная удочка.

Прежде чем начать рассказ, я хотел бы коротко рассказать о героях этой истории. Они того заслуживают.

Начальник бронетанковой службы майор Трофимов Алексей Геннадьевич к моменту моего прибытия в часть был уже аборигеном полка. Он закончил среднее техническое училище, стал начальником службы полка, получил «майора» и считал, что достиг вершины своей военной карьеры. По нашим лейтенантским понятиям он был «замшелый динозавр». Хотя лет ему было около сорока. Службу свою он знал и любил. Помогал, чем мог, командирам и зампотехам танкового батальона обеспечения учебного процесса. Толковых солдат и сержантов уважал и всегда старался облегчить их работу. Прапорщики и солдаты его тоже уважали, и однажды вручили ему подарок. Нашли в залежах старого инструмента кованный, довоенных времён гаечный ключ 32х34 с отлитым клеймом «Красный пахарь», отполировали его и вставили в плексигласовую подставку. Алексей Геннадьевич очень гордился этим подарком.
Как офицер, не очень обременённый служебными обязанностями, майор Трофимов на добровольной основе вёл «Полковой список офицеров и прапорщиков, кого служба заебала». Каюсь. Я сам попал в этот список под номером тридцать два. Это когда после ночного вождения на следующий день был отправлен со взводом на разгрузку вагона с цементом, а в шестнадцать часов узнал, что срочно поставлен в наряд в гарнизонный патруль, я не сдержался и пробурчал: «да заебала эта служба». Через день Алексей Геннадьевич тихонько отозвал меня в сторону и вручил памятное уведомление.
Ещё один запомнившийся мне случай. Как-то надо было пропечатать гербовой печатью несколько десятков путевых листов для танков. Начальник штаба печать дал, но без мастичной подушечки. Писарь техчасти мучался, мучался, но ничего поделать не мог. Тогда майор Трофимов взял печать, дохнул на неё и приложил к путёвке. Получился четкий, ясный оттиск. Что за «выхлоп» был у него, не знаю, но оттиск был какого-то удивительного лилового, как тога римских императоров, цвета. И так двадцать семь раз. Печать не расплавилась.
Подчиненным и одновременно хорошим приятелем был начальник склада бронетанкового имущества прапорщик Онищук Андрей Евдокимович. О-о-о-о. Склад БТИ. Для нас, командиров танковых взводов, это было что-то сродни пещеры Аладдина или копей царя Соломона. Сколько там было прекрасных и нужных вещей. Естественно, что при каждом посещении этого склада мы пытались что-нибудь оттуда спереть. Только Андрей Евдокимович был хохол. Причём западэнский хохол. И носил кличку «Андрей хитрый». Он всегда говорил: «Я даже сам себе не доверяю. Я, когда выхожу со склада, проверяю свои карманы». Вот какие люди были в наше время.
Служили Алексей Геннадьевич и Андрей Евдокимович вместе давно. И приятельствовали они на почве рыбалки. Об этом и рассказ.

Пригласил как-то Андрей Евдокимович Алексея Геннадьевича на рыбалку. Рыбалку не простую, а с сапёрной удочкой. «Сапёрная удочка» это двухсотграммовые толовые шашки.
Чтобы расставить все точки над «Ё», разъясняю. Боеприпасы и взрывчатые вещества у нас в полку на дороге, конечно, не валялись. Использованные гильзы от патронов, чеки от гранат учитывались и сдавались на склад. Акты о списании составлялись, подписывались и проверялись. Но относились к этим вещам мы совершенно без пиетета. Так, расходный материал. Как дизтопливо или солдатская каша.
А тут подвалил случай. В МО ввели новый «Курс вождения боевых машин». И согласно этого «Курса» необходимо было переоборудовать танкодром. Там добавился участок заграждений и разрушений, где было полтора десятка воронок диаметром три метра. Вот умный командир поставил бы на каждую воронку десяток бойцов с лопатами, и выкопали бы они всё за один день. Так нет. Решили всё сделать по-боевому. Взрывным способом. Вырыли шурфы (по пять человек на шурф), заложили заряды. И взорвали. Вылетели все стёкла на танкодромной вышке. Но всё это ерунда, так, издержки производства. Зато воронки получились - лучше натуральных.
За подготовку механиков-водителей в полку отвечает зампотех. Танкодром - это его вотчина. Один из помощников зампотеха полка - начальник БТС. Непосредственный подчинённый начальника БТС - нач.склада БТИ. Цепочку улавливаете. Нет? Объясняю. Зампотех полка - человек важный и очень занятый. Нет у него времени на танкодроме торчать. Он поручил это своему помощнику. Начальник БТС тоже занят. Так кому наблюдать? Правильно. Прапорщику. А какой прапорщик, хохол, западэнец не прикарманит пару тройку толовых шашек? Так, на «всякий случай».

Итак, пригласил как-то Андрей Евдокимович Алексея Геннадьевича на рыбалку. Взяли мотоцикл МВ-750. (Были у нас такие, как транспорт для комбатов и начальников служб). Загрузили в коляску самодельную резиновую лодку. Самодельная резиновая лодка - это камера от большого колеса трактора «Беларусь», обтянутая сверху чехлом из ткани «ТТ». (Ткань «ТТ» - прорезиненная материя, применяемая при постановке танков на длительное хранение. Авт.). Чехол шьётся как берет, только по форме калоши. Итак. Загрузили лодку, танковый баллон сжатого воздуха (как раз на две надувки хватает), еду, припасы, сапоги и поехали.
Ехать всего ничего. Пять километров вдоль тактического поля. Потом на Черлакский тракт, налево. Потом километров девяносто по тракту. А там вправо, километров пятнадцать по полю, в лесок и вот оно озеро. Далековато? Нет. (В Сибири, как известно, сто километров не расстояние, сто рублей не деньги, сто лет не жизнь. Сорок градусов не мороз, сорок градусов не водка). Как раз к обеду приехали.
Пообедали. Надули лодку. Столкнули в воду. Выгребли на середину озерка. Приготовили заряды.
Тут Алексей Геннадьевич и говорит Андрею Евдокимовичу:
При взрыве, говорит, волна пойдёт. Лодку перекинуть может. Ты, говорит, садись на дно поплотнее, и ноги пошире раздвинь. И я так же сяду. Сказано - сделано. Уселись они на дно, подожгли шнуры и бросили эти снасти в воду... Ка-ак ё.. (ох, простите) сработало. Сверху их залило вонючей донной грязью. Но это ерунда. Волна и вправду пошла. Только ударная, по воде. Да. Та самая ударная волна, от которой рыба всплывает кверху брюхом, ударила в защищённые только тонким слоем прорезиненной ткани седалищные части наших рыбаков.
Как они собрали свои вещи, как они доехали на мотоцикле (!!!) до дому, никто не знает.(Русский характер не чета нордическому). Только врач полка, двугодичник, забулдыга и баламут, рассказал как-то мне по секрету, что таких удивительных, сине-жёлто-зелёных по расцветке, величиной от копчика до пяток синяков ему никогда не приходилось видеть.

КАК СПАСТИ ОСОБИСТА

Как оказалось, никто его спасать не собирался. Даже наоборот. Этого молодого, не в меру энергичного старшего лейтенанта военные всех званий и сословий терпеть не могли и обходили маршрутами, характерными лишь для бешеной собаки (которой, как известно, десять вёрст - не крюк). До появления этого типа в Р-ском ВСО уже и не помнили, что это за зверь такой, особист. А тут гляди ж ты, отряд перебросили на расширение режимного предприятия и прикомандировали цербера. Он приехал, поставил на землю растрёпанный портфель и взглядом Шерлока Холмса обвёл поле деятельности...

Ст.лейтенант Бутиков стал тут же, скрытно, но активно участвовать в жизни отряда, и не было такой щели, куда не проникал его нос. Комбату сначала понравилось. Поток информации с мест нёс в себе рациональное зерно. Но потом оказалось, что параллельно ещё один поток донесений проносится мимо форточек штаба батальона и мягко приземляется в тиши окружных кабинетов.

Хуже того, второй поток нёс в себе что-то, касающееся человеко-дней, кирпиче-растворов и прочих квадратных рублей. Тщетно Батя миролюбивым тоном пытался рассказать молодому особисту, что личный состав надо кормить, и что стройбат фактически живёт на собственном хлипком финансовом балансе. Ст. лейтенант согласно кивал головой, но уже вечером комбат получал от источника из округа уведомление о том, что новый информационный поток достиг заинтересованных ушей.

Андрея Бутикова пытались подпоить. Ему, официально женатому молодому коммунисту, подкладывали любвеобильную отрядную телефонистку, его вывозили на политкорректные пикники, но поток информации не истощался. И что больше всего злило командование батальона - лейтенантские честные глаза. «Я - свой!!!» - натужно орали они, почти вылезая из орбит. Бутикова перестали приручать и стали сторониться.

Галинка - хорошая девка, скромная, тихая. В летние месяцы худела, тихонечко шелестела камышами, с любовью пестовала мальков и головастиков. Пересыхать не пересыхала, но иногда муравьи переходили её вброд, не намочив конечностей. А если в долине шли дожди, Галина моментально беременела, вздувалась, желтела и мутнела. Творила чудеса речка. Берега - низкие, потому разливалась она ширОко, да ходу прибавляла так, что в потоке уже устоять нельзя было. И успокаивалась быстро. Отходчивая.

Там, где шло строительство, решено было Галю под землю загнать, как Хохловку-речку в Москве-столице. За полкилометра выше объекта запруду возводить стали. Посчитали инженеры: три дня у строителей будет, иначе Галинка осерчает и прорвёт плотину или деревушку соседнюю затопит. Свезли суглинок, щебень, валуны, всё разложили аккуратно, комбата ожидают.

А Батя-то из зампотехов вышел. Скучали руки по железу. Бывало, на стройку приедет, заприметит какой-нибудь бульдозер звероподобный, бойца пальчиком поманит, вроде, на беседу позовёт, на землю спустит, а сам - юрк в кабину и давай рычагами двигать, довольную улыбку пряча. Вот и в этот раз командира ждут, хоть темнеет уже. Посмеиваются, халдеи, над командирской слабостью, знают, что сам Галинку завалить хочет.

Ст.лейтенант Андрей Бутиков всем насолил потихоньку. И заслужил приставку из большой буквы «Е», слева от фамилии. Потому что, например, его особыми молитвами самая дикая рота подшиваться стала и даже честь иногда отдавать. Но лейтенант на достигнутом не останавливался, оперативные мероприятия разрабатывал. Автор точно не знает, правда ли это или нет, но вроде бы старослужащие стройматериалы налево ночами спускали. И ст. лейтенант Бутиков в точности не знал, а потому решил проверить. Уж больно ему подозрительным тот факт показался, что в ночной дозор на другой берег только старослужащие ходили. А на том берегу цемента вагоны, соляры цистерны, кирпичи, шифер, арматура - в общем, золотое дно.

Однажды ночью Андрюша дождался часа дурака и пошел вослед дозору. Несколько попыток делал, да всё никакого криминала не замечал. А дозор как будто смеётся над ним - сам ему засады делает, в лицо фонарём светит, потом с кривыми улыбками козыряет и вразвалочку топает дальше. Аналитический мозг Андрюши подумал и понял, что когда переходит он мостик деревянный, его шаги и досок скрип не слышен разве что в Пентагоне. И тогда план был немного подрихтован.

Андрюша крался неприметной тенью, обходя посты и проклиная луну. Поднялся выше по течению, по-кошачьи потрогал воду сапогом, присел на корточки и закурил. Этой ночью Галина была неспокойна и всем своим видом обещала устроить офицеру холодный приём. «Наверное, в долине опять дождь прошёл», - буркнул в конце концов Бутиков и решил временно отступить. Медленно пошёл к своему вагончику, но вдруг подкинул ему чёрт лист пенопласта на дорожку. Зачем-то прижёг его сигаретой и засветился от счастья. Задумано - сделано. Бутиков вернулся на берег, разделся, уложил форму на пенопласт, туда же погрузил пистолет и вошёл в реку.
Галина гостю обрадовалась, закрутила офицера в танце, озорно плеснула в лицо водой и понесла... Андрей сначала пытался бороться, грёб изо всех сил. Но куда ему, двуногому сухопутному, да ещё и с одной рукой (вторая держала плотик). Галинка говорливо журчала, соскучившись по общению, а лейтенант всё ещё пытался выплыть, когда луна осветила тот самый шумный мостик. Андрюха сдался и, вытянув руку, поймал растяжку. Но Галя продолжила шутить и потянула его тело под мост, поддавая пинков и весело бурля.

«Бзец», - подумал ст. лейтенант и непроизвольно выпустил плотик, уцепившись за растяжку и второй рукой.

-Эй, стой! Стой, падла!! - ужасным голосом заорал Бутиков вслед плотику, словно плотик был запуганным рядовым из карантина.
Тот не ответил и, медленно вращаясь, уходил вниз.

Дозор проснулся от чьих-то воплей. Дедушки одновременно подскочили на ноги и молча, на ходу оправляясь, понеслись на «маршрут». У речки послышался топот, всплески воды и какое-то существо в длинных семейных трусах, щедро украшенных малинкой, пробежало вниз по течению, не обращая на дозор никакого внимания.
-Ой, бля, Белый Дембель? - в страхе спросил один дедушка другого.
-Нет, голый особист, - ответил ему второй и с счастливым воплем припустил за существом.

Особист бежал, в такт шагам издавая какие-то нечленораздельные звуки. Иногда он сбегал в воду, прыгал в поток, выбирался, фыркал, отплёвывался и бежал дальше. Несмотря на то, что лейтенант был босым, а дозор обутым, расстояние никак не сокращалось, и в конце концов дозор отстал, вернулся в исходную точку и, подобрав свою, сто лет неработающую рацию, вернулся в расположение, намереваясь доложить об увиденном начкару.

Андрей бежал, скакал, натыкаясь на острые сучья, резался в кровь о траву, падал, кричал и продолжал дальше. Иногда казалось, что всё, жизнь позади. Пистолет - это трибунал. Эти мысли подстёгивали Бутикова, он прибавлял ход. Дыхание сбилось, он теперь молчал, лишь изредка всхлипывая. Где-то зацепился, порвав трусы. Где-то упал и встал, обмазанный илом.
- Господиииии! Господииии! - в какой то момент закричал он.
- Пооооммооооогиииии мне, господиии! - повторил молодой коммунист, отыскивая всевышнего среди подсвеченных луною облаков.
Затем ст. лейтенант опять вспомнил о серых казематах, вспомнил маму, вспомнил отца, вспомнил жену, Лиду, мирно спавшую сейчас в сотне километров отсюда, и побежал с новой силой.

Очень скоро ему показалось, что вода спала. Во всяком случае, течение стало заметно спокойней. Бутиков бежал и думал, что всё ещё есть шансы. Ещё через несколько минут он увидел, что Галя стала уже. А через полчаса, нашёл свой плот, застрявший на мели. Нашёл пистолет, сухой и чистый, целовал его, как целуют малыша, потерявшегося в ГУМе и наконец то найденного. Хотел обмыть ноги, одеть сапоги. Но воды в Гале уже почти не было. Ему стало хорошо. Перемазанный грязью с головы до пят, порезанный, кровоточащий он возвращался назад.
Луна ушла, воцарилась темень. Откуда то издалека доносился рык дизеля, крики людей. С дозором он столкнулся неожиданно, упал бойцам на руки и отключился. Сквозь поволоку слышал, как бойцы потешаются, слышал что-то про чёрного дембеля и про глупого особиста. Он простил им всё, поклялся стать человечнее и отключился окончательно.

- Понимаешь, Серёга, я этого парня своими руками спас!
Комбат-пенсионер потрясал огромными руками.
- Понимаешь? Если б я тогда чуть опоздал с запрудой, - пистолет доплыл бы у него до Тихого океана, японцам на радость. Понимаешь? И так мы его и эдак, - всё ускользал, гад. А тут - всё как по маслу, - он сам себе петлю одел на шею, а я его собственными руками спас... и в отряде он остался на мою голову. Думал, не прощу себе...

- Потом простил. Он потом с гнойным аппендицитом в госпиталь лёг.

Мой собеседник залез рукой в банку с солениями, покопался, попыхтел, вздохнул.
- И что?
- А то, что пока он в госпитале был, в Округе телеги всё равно получали. Не он это стучал. Не он! А за мыслишки свои я перед ним так и не извинился...

к годовщине вывода войск из Афганистана.
Старый рассказ. Cейчас написал бы по-другому. Но пусть рассказик остается без изменений, только немного исправленный и причесанный. Кто уже читал - пропускайте. Для остальных:

Афганские пейзажи с юридическим уклоном.

Всё, что вы здесь читаете - чистая беллетристика.
----------

Cаня сидел в вагончике. Он, следователь военной прокуратуры, этот вагончик добыл, используя своё служебное положение. Было это полгода назад. Вороватый интендант, в звании майора, сильно не хотел в тюрьму, а Саня, в свою очередь, очень нуждался в отдельном помещении. Звёзды совпали, и счастливый майор не пошел по этапу, а у следователя появился уютный вагончик.
Теперь Саня сидел в одиночестве, подальше от глаз начальства, и пил тёплую водку. Ему надоело всё. Усталость скапливалась исподволь. По служебным делам приходилось мотаться по пыли и жаре буквально каждый день. Выпив очередную рюмку и затянувшись сигаретой, Саня посмотрел в окошко на далёкие афганские горы и стал вспоминать, как всё начиналось.
Прибалтийский военный округ. Попасть сюда служить - считалось удачей. Не такой, конечно, как в Москву и Ленинград или заграницу, но всё же - удачей. Саня, в ту пору молодой юрист, окончивший рижский университет, ещё не понимал, как ему повезло. Военная прокуратура сразу взяла его в оборот, и через месяц Саня понял, что ничего не смыслит в своей профессии. Через три месяца забыл, что такое сон. Через год же ему сказали, что как следователь он, наконец-то, вышел на нулевой уровень, и вот теперь-то его нагрузят по-настоящему. И нагрузили. По самые гланды. Причём, драли нещадно по делу и без. Однажды, ошибившись в квалификации, Саня был вызван на партийное собрание, где ему сообщили, что он совершил не просто ошибку, а политическую ошибку. Руководили им зубры, начинавшие службу ещё при Сталине.
Вот только одна из сотен баек, ходивших в коридорах прокуратуры - знаменитая речь начальника следственного отдела Владимира Ивановича Коханчика, прозвучавшая на окружном собрании:
- И вот иду я в воскресенье по городу и вижу: капитан Машков идёт с женой! А я хочу спросить, имеет ли следователь Машков моральное право идти в воскресенье с женой, с женщиной, если у него дело не раскрыто?!
Так служба и шла. Потихоньку Саня вошёл в колею, набрался опыта и даже начал показывать зубы. С этого всё и началось.
- Вы почему не успеваете?! - Рычал Коханчик. - Работать надо! До кровавого пота работать! Не успеваете?! А ночь Вам на что? А воскресенье? Вот я, когда на фронте ехал дело расследовать, так я ещё не приехал, а под приговор уже яму копали!
- А когда Вы, товарищ полковник, экспертизу проводили? - Не утерпел Саня.
- А вот за такие вопросы, товарищ старший лейтенант!!!
В общем, тогда Саня не смолчал и надерзил в ответ. Такое, мягко говоря, не приветствовалось. И когда через полгода пришла разнарядка на Афганистан, то, в общем, вопросов особенных ни у кого не возникло. Саню вызвали в кадры и вручили предписание убыть в распоряжение прокурора Сороковой Армии. Вместе с ним ехал Юра Духанчик - колобкообразный добродушный парень. Узнав, что едет на войну, Духанчик взволновался и долго доставал кадровиков просьбой отдать распоряжение выдать ему оружие. Кадровики отмахивались, пока настырный капитан им вконец не надоел. Тогда Юре было объявлено, что касательно него, капитана Духанчика, пришёл отдельный приказ, предписывающий ему добыть оружие в бою.
Афганистан. Оружие. Сколько же его здесь оказалось! Его меняли, продавали, воровали, вывозили в Союз. На практике стало понятно, что оружие следователям в работе особенно не нужно. Толку от него было чуть, а пришить в толпе, чтобы завладеть пистолетом, могли.
Саня усмехнулся и налил себе ещё водки. Вообще-то пьянство в служебное время не поощрялось, но сегодня был повод. Сказали, что из Союза пришла долгожданная подмена. Сменщик - это хорошо. Надо будет ввести его в курс дела, а потом, с колонной, рвануть до Кабула, а уж оттуда, проставившись ребятам, попутным бортом в Ташкент.
Приятные размышления прервал звонок. Коротко брякнул полевой ТА-57.
- Старший лейтенант Синцов? - Жизнерадостный голос капитана Савельева, казалось, был слышен на улице. - Отвальная с тебя! Собирай манатки и мыльно-пузырные принадлежности. Идёшь в Кабул, целуешь сменщика в дёсны.
- Да в курсе я, - вяло буркнул Саня. - Ишь, сколько вас на отвальную набивается.
- А вот грубить начальству не надо, - строго сказал в голос в трубке. - Начальство надо любить и всячески почитать, так что давай по-быстрому, пока сменщик дизентерию не прихватил. Он тут уже полбазара обожрал.
Саня положил трубку, вышел из вагончика и пошёл к разведчикам искать транспорт.
Через 15 минут он стукнулся в модуль капитана Михайлова.
- Прокуратуре привет! - встретил Саню командир разведчиков. - Ты по делу или как?
Они были знакомы давно. Месяцев восемь назад один из разведчиков немного погорячился с местными. Дело было сомнительное. Вертеть его можно было и так, и эдак. В этот раз за парня попросили и Саня, скрепя сердце, как говорится, “прикрыл дело”.
- Расслабься! Не по делу. В Кабул подбросишь?
- Как раз завтра туда идут машины. БМП-эшка устроит? Или Вам трафарированную, с мигалкой? - Подковырнул разведчик.
Саня усмехнулся. Случай был известный. Несколько месяцев назад один из кабульских следаков, сразу после прибытия, помчался на вызов, установив на машину мигалку. Решил показать, что власть едет. Духи прониклись уважением, и свидетельские показания смельчак получил при подъезде к кишлаку в лобовое стекло из гранатомета.
- Устроит, устроит твоя БМП. Прикажи там только кресло установить - все же государева человека повезешь.
- Само собой! Кресло, бар-холодильник, и что там ещё положено? - хмыкнул Михайлов.
- Бесиор ташакор, родной! - Поблагодарил Саня, - пошёл я паковаться.
Утром нитка из нескольких БМП выдвинулась по направлению к Кабулу. Саня, кинув вещи в десантный отсек, сидел на броне командирской машины рядом с комроты разведчиков. Портфель с документами он в отсек положить не решился, так и сидел, прижимая его к себе.
- Ты бы, родной, ещё пишущую машинку захватил, - шутил Михайлов. - Рыцарь Протокола и Авторучки.
Командир разведчиков удобно расположился на броне, опираясь правой рукой на пушку. Левая рука привычно лежала на стволе Калашникова.
- Как маршрут-то? - Спросил Саня,
- Не дрейфь, прокуратура! Это же не боевые. Ну, пройдем через пару кишлаков. Старейшин предупредили, что если будет хоть один выстрел - в ответ раскатаем кишлак, как Бог черепаху.
Несмотря на легкомысленный тон, Михайлов напряжённо сканировал дорогу. Саня заметил, что и остальные бойцы не особенно разговорчивы. Становилось всё жарче, да и впереди идущая броня поднимала изрядно пыли.
- Товарищ старший лейтенант, сигареткой не угостите? - Спросил Саню один из бойцов.
- Держи, военный, - Саня, протянул пачку, - что напряжён-то так?
- К зелёнке подходим, - затягиваясь, ответил боец, - паскудное место! Тут недавно Вовка Чернов погиб...
- Прохоренко! - Одёрнул его Михайлов,- хватит трёпа!
Боец перехватил автомат и вернулся на место.
Через пару часов солнце стало палить невыносимо. Саня заворочался и, глотнув воды из фляги, посмотрел на часы.
- Два часа, однако, - сказал Саня в пространство. И этих слов как будто ждали.
Резко, со свистом, полыхнуло что-то, и впереди идущая БМП клюнула и задымилась. Гулко шарахнуло очередью по броне и солдаты горохом посыпались на дорогу, занимая оборону. Грохот взрыва оглушил Саню. Свалившись с брони и ударившись о землю, он стал озираться по сторонам, ошалело хлопая глазами. Что-то кричал Михайлов, но Саня не слышал: крик комроты сливался с воем раненного бойца. Командирская БМП повернула пушку и несколько раз гавкнула в сторону зелёнки, на секунду заглушив грохот автоматов. «Что же это я? Стрелять надо!» - подумал Саня. Потом Саня не мог вспомнить, сколько всё длилось. Память выхватывала отдельные слайды боя. Время то замедлялось, то неслось скачками. Вот он стреляет из пистолета, по чему-то мелькнувшему в зелёнке, а вот уже подбирает чей-то автомат, и старается бить короткими очередями, но мышцы не слушаются и Калашников, торопясь и захлебываясь, выплевывает магазин одной длинной очередью. Вот радист надсадно кричит в микрофон, а вокруг него вспыхивают фонтанчики от пуль. Сержант Николаев зло огрызается из ПКМ короткими, жёсткими очередями. Вот бронебойные пули высекают красивые искры от камней...
Тишина упала внезапно. Саня оглушёно потряс головой. Казалось, голова набита ватой.
- Жив, Санёк? - Сильная рука Михайлова без церемоний подняла его за шиворот,- живо на броню. Уходим.
Саня нашёл свой портфель и, счастливо прижимая его к животу, залез на броню. В десантный отсек уложили раненных. Машины, взревев движками и отпихнув калеченную БМП-эшку, на максимуме рванули в Кабул.
Вечером, выбритый и выглаженный Саня, приобретя за сто чеков три бутылки водки, пошёл к разведчикам.
Из модуля, где приютили Михайлова, доносился хохот.
На пороге Саня остановился и прислушался.
- И вижу я: прокурор наш, в одной руке с пистолетиком, а в другой с пишущей машинкой, бегает вдоль дороги и кричит, что всех посадит за нападение на Совецку власть!
- Ну, а духи, духи-то что? - Всхлипывая от хохота, спрашивает чей-то голос.
- А что духи! Устыдились, конечно! Видать, в Сибирь побоялись идти. Стрельнули пару раз - и в рассыпную!
«Вот поганец!» - весело подумал Саня и толкнул дверь.
- О! Саня пришёл, - обрадовался Михайлов, - а мы тут тебя, героя, вспоминаем.
Саня прошёл внутрь. Его усадили за стол, плеснули водки.
- Ну что, старлей, с крещением тебя.
Саня залпом хватанул тёплую водку. Жгучая жидкость упала в желудок и взорвалась. Ему сунули в руку кусок колбасы с хлебом и луком. Саня, откусив громадный кусок, стал жевать, чувствуя, как потихоньку отпускает напряжение. Народ кругом смеялся и шумел, его хлопали по плечу, жали руку. Саня счастливо улыбался и что-то отвечал...
А завтра его ждали хлопоты. Из Союза приехал сменщик. Надо было его ввести в курс дела. Потом - отвальная. А дальше - на взлётку, ловить попутный борт до Ташкента...

zhab (c)
http://zhab.livejournal.com/