Карфаген

Училище было высшее и военное. Львовское, да к тому же политическое. Факультет тоже не простой - журналистика. Военная! Во как.
Курсанты с утонченной душой и широким кругозором учились писать прозу и стихи, статьи и очерки, простые и с военно-прикладным уклоном.
И вот в это царство интеллектуалов и будущих акул пера ворвался вновь назначенный командир роты, капитан. Его так и звали Капитан. Он был отчаянным солдафоном с врожденным комплексом Наполеона, замашками кастрированного полководца, походкой пьяного буратино, за ненадобностью изгнанного из полей.
Четвертый курс - это опасно, это 10 месяцев до выпуска, это неприручаемое стадо, которое нужно либо принимать в его естественном виде, либо подвергнуть поголовной вывисекции для приведения в норму.
Но капитан не принял ни советов сослуживцев, ни горького опыта предшественников.
Через неделю пения гимна СССР по вечерам и косноязычного изложения основных положений Уставов, больших и малых сборов, проверок и поедания завтраков-обедов-ужинов на время, будущие борзописцы приуныли и замыслили недоброе.
Через неделю Капитан заступил дежурить по факультету. В 2 часа ночи зазвонил телефон. Капитан снял трубку:
- Дежурный по факультету!
- Полковник Хамов! - прошелестела трубка голосом начальника факультета.
- Доложите обстановку.
- Товарищ полковник! - Капитан вытянулся в струнку. - За время моего дежурства происшествий не случилось.
- Да? - сомнение в голосе.
- Так точно! - полная уверенность.
- А мне стало известно, что наш четвертый курс сегодня, после отбоя, разрушил Карфаген и принимал участие в сожжении Александрийской библиотеки! Ценнейшие памятники архитектуры! Историческое наследие! Разобраться! Доложить! - рявкнуло в ухо.
- Есть! - пролепетал Капитан пикающей трубке.
Лицо Капитана сменило за минуту весь спектр цветов побежалости:
- Ну, сучки! Ну, интеллигенция вшивая, поэты, бля! Держитесь! - и вихрем понесся на 5 этаж в свою роту.
Через минуту рота стояла по стойке «Смирно!» в трусах и ботинках в большом ротном коридоре.
Пять минут Капитан с видом льва, потерявшего в сельве мошонку, ходил вдоль строя, заглядывая каждому третьему в глаза.
- Кто разрушил Карфаген, два шага вперед, шагом марш!
Каждый второй четко выполнил строевой прием.
- Так! Ладно! Кто сжег Александрийскую библиотеку, шаг вперед, шагом марш!
На месте не осталось никого.
- Ах! - задохнулся Капитан. - Разбираться будем завтра! Это вам даром не пройдет! Всем написать объяснительные! Времени полчаса! Старшина! Объяснительные собрать и мне!
- Есть! - Капитан не обратил внимание на то, что интонации голоса старшины были очень похожи на голос полковника Хамова.
Через полчаса Капитан получил стопку из 116 объяснительных записок, и не читая, пихнул их в папку для докладов и завалился спать. А зря.

Начальнику курса

Я, курсант Иванов А. А., в 00.30. 20.09. сего года, в ходе III Пунической войны принимал участие в разрушении и дальнейшем разграблении Карфагена. В результате мною добыто: рабов - 16 шт., наложниц - 30 шт...

Дата Подпись

Объяснительные различались почерками, количеством пленных, золота и прочих материальных ценностей, а также географическими пунктами: Карфаген и Александрия Египетская.
На утреннем докладе у начальника училища Капитан, когда дошла его очередь, бодро доложил:
- Товарищ генерал-лейтенант! За время моего дежурства происшествий не случилось за исключением: курсанты вверенной мне роты этой ночью разрушили Карфаген и сожгли Александрийскую библиотеку.
- Ну и... - после минутной паузы изрек начальник училища.
- Виновные установлены в ходе разбирательства. Вот объяснительные записки.
Генерал взял недрогнувшей рукой 116 исписанных листочков, углубился в чтение. А оно было занимательным. Улыбка, еле сдерживаемая, блуждала по его добродушному лицу.
- Капитан, доложите, что такое Карфаген!
- Экспонат!
Смеялись долго, до колик и слез. Кто-то из политотдела чуть не описался.
Я был там пятнадцать лет спустя. Капитан стал полковником и начальником факультета, а курсанты его называли Миша Карфаген.

24.09.2004 г. Санкт-Петербург

ЗАРНИЦА ПРИ КАРФАГЕНЕ
(Из книги ЗАПИСКИ БЫВШЕГО ПИОНЕРА)



На фабрику уходит мать,
А детям нужен глаз.
Я их учу маршировать,
Носить противогаз!


А была еще такая, пионерская военно-спортивная игра - "Зарница". Чтобы понятнее было современным детям, это что-то вроде пейнтбола, но из оружия были только деревянные автоматы, и было это все очень заорганизованно, и начальства при этом кишело выше крыши. Пионеров разделяли на "Красных" и "Синих", но почти всегда побеждали почему-то "Красные", но это уже был не спорт, но как бы политика. "Зарница" где-то и сейчас снова организуется, но идет не в пример интереснее, чем в пионерские времена.
Меня как чемпиона Школы по стрельбе определили командовать бандой младших пионеров, называвшейся "Орленок", причем, мало того, на стороне "Синих", да еще и в резерве, что меня, естественно, несколько расстроило, да и моих "Орлят" тоже. До этого мы играли между своими классами и с другими школами, и все было четко по описанному в "Войне и Мире" Австрийскому Императорскому Уставу, то есть Айне Колонне марширен из точки А в точку Б, а Цвайне Колонне марширен туда же, но строго через час. Хотя допускались определенные вольности. И тут объявили о городских соревнованиях, и всех предупредили, что мы должны будем продуть "Красным", так как там при штабе в качестве советника командует какой-то старенький генерал, лично когда-то заносивший хвост кобыле Буденного. Согласно утвержденному плану игры мы четко сидим в обороне, ее прорывают "Красные" и в положенное время захватывают наше знамя. То есть тоска и никакой инициативы. Но организаторы забыли одну вещь... "Зарница" была назначена в Измайловском парке, а там мы знали не то что каждый кустик, а даже каждую травинку. Для выполнения "Канн" в полном масштабе нам нужны были союзники, и они нашлись. Еще одним резервным отрядом "Синих", для разнообразия называющимся "Буревестник", командовал мой приятель Сашка Балакин, и его так же не устраивала скамейка запасных. Итак, на секретном совещании нами был разработан план Генерального сражения. Так как мы с Шуриком были большими любителями военной истории, то и план назвали соответствующе - "Карфаген". На этом настоял Сашка. Он не очень любил древних римлян и весьма сочувствовал древним карфагенянам и постоянно изводил историка своими версиями победы Карфагена в Пунических войнах. Штаб "Красных" был в районе Оленьих прудов, и место это было весьма удобным для нашего плана. Итак, наступил день битвы. Наша разведка, завербованная из дружественных пионерок и октябрят, под видом гуляющих в парке детей разведала расположение Ставки противника. Ставка эта была, естественно, на холме, из охраны не больше десяти человек, и самое интересное - знамя было при них, а не в специальном засекреченном месте. Оно и понятно: где-то в лесу могли быть и случайности, а при штабе спокойнее. Штаб кишел членами совета дружины, комсомольцами и тетеньками из РОНО. Старенький генерал, блестя наградами, молодецки тыкал беломориной в карту и на весь лес вспоминал, как под Муданьдзяном гнался на танке за Махно. Диспозиция Орлят и Буревестников была ясна и заранее победна. Наши юнармейцы, и мои "Орлята" и Сашкины "Буревестники", услышав наше предложение, закричали ура. Ведь никому не хочется быть проигравшей и пассивной стороной, а тут - скрытый рейд и внезапная атака. Короче, ура Отцам-командирам. Буревестники, под видом гуляющего мирного населения совершили по аллеям скрытый бросок и вышли в тыл к штабу "Красных", мои Орлята ударили в лоб. Услышав со всех сторон наше богатырское ура, тетеньки-начальницы завизжали, а охрана была смята и деморализована. Я с группой захвата овладел знаменем потенциального противника и лихо доложил генералу, что отряд "Орленок" задание выполнил. Милейший ветеран, решил что все проходит так, как надо, и горячо нас поздравил. Общий настрой несколько скомкал Шурик, завопивший на радостях: Да здравствует Ганнибал! и поддержанный всеми приданными боевыми единицами. Как ни странно, все обошлось. Победили все равно Красные, а нас даже похвалили... Потом.
На следующей Зарнице мы с Сашкой почему-то уже не командовали подразделениями, но наши гвардейцы отличились во всех боях. Видимо, прав был император Наполеон, говоря: "Самые лучшие солдаты получаются из мальчишек, победивших в своем первом бою".

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

В ЧЕМ СИЛА ЖЕНЩИНЫ

Коллектив стационара осыпался кусками и кусочками. Приходит время распада любой системы, но, как правило, на ее месте образуется другая. Правило работало и здесь. Ушла на пенсию медсестра физкабинета, на ее место взяли веселую пышку - чернявую хохлушку-хохотушку с небольшой косинкой в глазах. Массажист Х. сразу принял с ней шутливый тон, чем неожиданно для себя привязал медсестру. В любую свободную минутку она приходила в массажный кабинет, чтобы поболтать, вернее, послушать болтовню двух массажистов. Она сидела и смотрела на них смеющимися глазами, она ходила за массажистом Х. даже к умывальнику и стояла рядом, пока он мыл руки, гладя его плечо. Это его смущало. Такой объем женского тела подавлял на корню главный позыв тела массажиста, - он даже не мог представить, как это должно происходить, - это все равно, что заниматься любовью с женщиной, одетой в шубу, нет, в две или три. Ему казалось, что такие женщины не почувствуют его прикосновений, а там, где таится главное, он просто затеряется со своим органом чувств, какими бы размерами он ни обладал...
- Понимаешь, - говорил он, когда она, обняв его плечо, смотрела сбоку в его глаза, - сотрудникам вообще не рекомендуется сближаться слишком сильно. С пациентами - пожалуйста. Вон у тебя сколько дядек ходит на процедуры...
- А я тебя хочу... - говорила она и улыбалась.
Она заходила без стука в кабинку, когда Х. массировал, особенно женщин, чем начала возмущать.
- Нельзя, - говорил он. - Пациенты напрягаются.
Однажды она вошла, когда он массировал Э. Хотя две медсестры и успели подружиться, но массажисту вовсе не хотелось, чтобы его застали в таком виде. Халат труженика был расстегнут, штаны тоже. Он успел накинуть на голую Э. простыню, она успела вынуть руку, и он отвернул все расстегнутое от бесшумно вошедшей преследовательницы. Беспорядочно двигая руками по спине пациентки, он прошипел через плечо:
- Сколько раз тебе повторять? Выйди!
Она кивнула, улыбаясь, и погладила его по заду. Рассмотрев пациентку, сказала:
- А, вон кто у тебя тут лежит! А мне еще ни разу массаж не предложил... - и скользнула пальцами по голой ноге Э. под простыню. Он перехватил ее руку, вытащил и подтолкнул ее к выходу.
- Завтра тебя помассирую.
На следующий день, когда он массировал такую же объемную пациентку, в кабинку вошла Э. Увидев обтянутую короткой юбкой большую попу, она вопросительно вздернула брови. Массажист, подумав, что она просто спрашивает - массируешь? - утвердительно кивнул. Тогда Э. с мстительной улыбкой завела руку под юбку пациентке и, со словами:
- Ну что, сучка, нравится? - пощекотала там пальцами.
Пациентка подняла голову и недоуменно обернулась.
- Ой... - сказала Э. - Извините, обозналась... - и выскочила из кабинки.
- Простите, - сказал массажист, давясь от смеха, - она вас за физиомедсестру приняла.
- Я уж поняла... - засмеялась пациентка. - Да, нас можно спутать...
Но не только массажист Х. страдал от притязаний коллеги. Однажды во время рабочего дня массажист У. зашел в физкабинет, где была маленькая кухонька, - там кипятили чай. Медсестра, открыв сухожаровой шкаф, и подмигнув, достала из него ополовиненную бутылку пива и предложила массажисту. Он отказался, - пахнуть будет. Тогда она расстегнула халат и достала из чаши бюстгальтера одну, но очень большую грудь.
- А это? - сказала она лукаво.
- Прекрати! - сказал массажист У. и быстрым шагом покинул физкабинет.
Медсестра выскочила за ним и крикнула в коридор:
- Импотент!
Больные в коридоре удивленно смотрели на покрасневшего массажиста У. и растрепанную физмедсестру, которая выдвинула столь серьезное обвинение. Это слышала и заведующая Л. Было устроено комсомольское собрание с пропесочиванием.
- Ты пойми, - говорила Л. - Больные могли подумать, что Шамиль тебя домогался, но не удовлетворил. Ты в каком свете его выставила передщ пациентами? И весь стационар заодно, - получается, мы тут черт знает чем занимаемся в рабочее время!
Медсестра покаялась и обещала больше так не обзываться.
Тем временем близилось лето. Массажист Х. собирался в отпуск на море.
- Опять первые дни буду мучиться, - сказал он как-то. - Моя кожа моментально сгорает, потом облазит, и только потом загорать начинаю.
- А хочешь, я тебе помогу? - оживилась физмедсестра. - У нас же кварцевая лампа специально для загара стоит - давай постепенно я тебя пооблучаю, подзагоришь, и южный ультрафиолет не страшен.
Он согласился. Раздевшись до плавок и надев черные очки, он стоял перед искусственным солнцем, а медсестра в черных очках стояла рядом с секундомером. Но она не просто стояла. Она заходила со спины, обнимала его за плечи, прижимаясь грудью, и дышала в ухо:
- Аполлон...
И руки ее мягко ползли вниз.
- Ах, Аполлон, ах, Аполлон, - смеялся он. - Нашла Аполлона. У него таких кривых ног не было. Я, скорее, Гермес, но после курса кавалеристики. Не приставай, а то загорю неравномерно.
Однажды она, включив лампу, вынула из просторного кармана фотоаппарат-мыльницу.
- Ну, можно, я хотя бы сфотографирую? Ты плавки приоткрой на миг, ну что тебе стоит...
- Ладно, - сдался хитрый массажист. - У тебя картинка будет, я в очках-маске, так что... Но больше ты ко мне не пристаешь. Согласна?
Она кивнула.
- И сначала дверь закрой, а то кто-нибудь войдет и поседеет от ужаса - чем тут медперсонал занимается.
Пока закрывала дверь на ключ, загораемый даже возбудился от предстоящего акта эксгибиционизма и от ее желания. И вот она уже целилась в видоискатель через черные очки.
- Ничего не видно, - сказала она и сняла очки.
- Быстрее, глаза испортишь! - крикнул массажист и открыл. - Жми!
Она вскрикнула, всплеснула руками, фотоаппарат выпрыгнул из рук и грохнулся об пол, расколовшись как яйцо.
- Что же ты, - укоризненно сказал массажист, закрываясь. - Надо было психологически подготовиться.
- А зато я не сфоткала, и наш договор не считается, - сказал она, подходя и накрывая своей рукой...
- Все, я уже обгораю, - сказал он, выворачиваясь.
А потом случилось неожиданное. Все таки, женская психика неисчерпаема как ленинский электрон.
Как-то вечером, когда он дежурил, зазвонил телефон.
- Что делаешь? - спросила она. - Один?
- Конечно, один! - сказал он. - А с кем мне быть? Пишу, сижу.
- А вот Э. мне сегодня призналась, что тебя посещает. И вообще... А как же твой принцип - с сотрудницами нельзя?
- Ну... - сказал он, - Я тогда начинал только, правил еще не знал. Но теперь твердо соблюдаю...
- А знаешь, что я сейчас делаю? - сказала она.
- Что? - сказал он, думая, как бы прекратить разговор.
- Просто сижу. На кухне.
- Молодец, - сказал он.
- Газ вот открыла...
- Да еб! - сказал он. - С ума сошла? А ну быстро закрой! А муж твой где?
- А он в ночную смену.
- А сын?
- Он в комнате, спит уже. Я дверь кухонную плотно закрыла, подоткнула снизу, не пройдет.
- Ты - дура! Быстро закрой, взорваться же может! Дура ты ебаная, блядь! - заорал он, не думая о правилах разговора с самоубийцами.
- Не взорвется... Ну и взорвется... - сказала она сонным голосом.
- Все, я звоню в милицию, в газовую службу и в психушку! Хочешь в психушку?
- А ты адреса моего не знаешь, - лениво засмеялась она. - Куда они поедут? Так много машин, и все - в никуда...
Он кинулся в тумбочку к заведующей, где были переписаны адреса и телефоны сотрудников. Ее адреса там не было.
- Да тебя по телефону вычислят! - крикнул он в трубку. - Быстро закрыла, потом сама жалеть будешь! Сына ты все равно не сожжешь - за это в аду будешь гореть!
- Я закрою, - сказала она. - А ты будешь со мной? Один раз. Одного раза тебе жалко?
- Ничего мне не жалко, ты закрывай, завтра разберемся...
- Обещай...
Голос ее становился все спокойнее.
- Обещаю, обещаю, - закричал он, не думая, потому что голос ее был уже не совсем живой. - Я выебу тебя, как сидорову козу, я тебя расчленю, я тебя распашу и засею, блядь такая!
- Закрываю... - сказала она. - Не веришь, позвони мне через пять минут. Нет, я сама перезвоню. Сейчас проветрю только...
Он ждал ее звонка, куря одну за другой. Но что делать, если все обойдется? А может, позвонить в милицию, все-таки? И сдать ее в психушку? Нет, она же не полная дура, это обыкновенный шантаж. Завтра отказаться, сказать, что признание было выбито силой. А вдруг она опять, но по-настоящему?
Она позвонила через полчаса и сказала:
- Прогулялась, продышалась, голова болит. Спать пойду. Целую тебя, мой Аполлон...
Ему уже не работалось. Он так и уснул, думая, как теперь выкручиваться. Сдержать слово он не сможет, это ясно, - у него просто ничего не получится. Да что за хуйня, в самом деле?! - думал он, ворочаясь. - Что за насилие? Я никаких поводов не давал, просто относился благожелательно и все! И все! Никаких! Будь, что будет!..
Ему приснился Остап, бегающий по бесконечному ночному стационару от мадам Грицацуевой.
На следующий день она пришла к нему в кабинет.
- Ладно, - сказала она, целуя его в щеку. - Не загоняйся, я тебя просто помучила немножко. Ничего не надо. Но ты разрешишь мне тебя гладить иногда? Вот так... - она опустила руку. - И есть же еще другие способы. Посмотри на мой рот...
Он пожал плечами и вздохнул, глядя в потолок.
Автор тактично отвернулся и подумал: пора вспомнить про более оригинальные препоны, встающие на пути здоровой похоти, чем вкус и цвет...

(окончание следует)