БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-20 или “Потёмкин-2”

- Нэ так, нэ так надо было дэлат! - запальчиво кричал дежурный БЧ-2 (ракетно-артиллеристской боевой части - прим. Авт.) старшина 1-й статьи Джабраилов.
- Ты прямо как Володя: "Мы пойдём другим путём..." - съехидничал дежурный трюмный старший матрос Коробов.
- А что, Али дело говорит. Хрен ли они в Одессу поперлись? Надо было в море оставаться и корабли потрошить, - к спору подключился дежурный электро-технического дивизиона старшина 2 статьи Евгеньев.
- Не, ну ты дал! Они революционеры или пираты? - рассудительный дежурный телефонист старший матрос Маратов попытался остудить горячие головы.
Киноманы "паркетного" крейсера бурно обсуждали, нет, не очередной голливудский блокбастер, а "классику российского кинематографа" - фильм Эйзенштейна "1905 год". В воскресенье демократичный зам разрешил весь день транслировать телепередачи по кубрикам, и оказавшийся в дневной сетке телевещания старый фильм не остался незамеченным экипажем корабля. А сейчас, во втором часу ночи, вынужденные бодрствовать матросы потихоньку стеклись в ПЭЖ и делились впечатлениями от увиденной (многими впервые) эпопее потёмкинцев.
- Али, а как, по-твоему, надо? Оружие они захватили - раз, офицеров постреляли - два, топливом в Одессе заправились - три. Всё грамотно сделали. - Дежурный дивизиона РТС старший матрос Хабибулин не поддержал земляка.
- Офицеров, вроде ж, вешали или топили? - Маратов не позволил отклониться от сценария фильма.
- Во-во, офицеров - только вешать! - Евгеньев вчера чуть не закоротил автомат в ГРЩ, за что был немилосердно выдран командиром группы.
- Жека, и кого б ты первым повесил?
- У нас, что ли?
Разговор обрёл кровожадную направленность. А увлеченность сыграла с матросами злую шутку. На посту живучести за полупереборкой с вечера разбирался с документацией оставшийся в боевой смене комдив живучести. Внимания он к себе не привлекал. Дежурившие в ПЭЖе и думать о нём забыли. Подтянувшиеся позже просто не заметили. А комдив выгонять "чужаков" не стал, мудро подумавши, что лучше, на всякий случай, иметь вахту под рукой и неспящей, чем разыскивать потом по дальним шхерам. Но после последних слов электрика он отложил бумажки в сторону и прислушался.
- Пэрвым вэшать - старпома! - рубанул Джабраилов. Возражений не последовало.
- Точно, - подумал, комдив, - должность такая собачья. Профессиональный, так сказать, риск.
- Тогда вторым - нашего Мопса, - Хабибулин материализовал в слова всеобщую матросскую ненависть к К-7, которого в силу врожденного хамства не жаловали и младшие офицеры.
- М-да, чутче надо бы к людЯм относиться. Глядишь, и пригодится - комдив отдал должное справедливому выбору новоявленных линчевателей, - и кличка как приклеенная. Хоть фоторобот составляй.
- А третьим вашего комбата. Вечно руки распускает! - Маратов, коренной петербуржец и недоучившийся студент, уже давно и успешно замещавший в рубке дежурного по кораблю, до сих пор не привык к грубым нравам выпускников калининградской "пулеметной школы".
- Зама, зама нашего! - вмешался электрик.
- Он же, вроде, безобидный? - уточнил Хабибулин.
- Он - чмо, а чмошникам в революции не место! - Евгеньев явно метил в комиссары.
- От оно как, - подумал комдив, - а Лёньчик вечно перед матросиками стелется.
- Штурмана следующим, - предложил телефонист, - Достанет всех своей пунктуальностью.
Очередь на эшафот продолжала расти. Матросы с пылом обсуждали достоинства и недостатки очередной кандидатуры. Комдив за переборкой раскачивался в кресле и обеими руками зажимал рот, чтобы не расхохотаться в голос, выслушивая краткие, но на удивление ёмкие характеристики офицеров из уст моряков.
- Коробок, а что будэм дэлат с вашим ...? - и тут комдив замер, услышав свою фамилию.
- Не-е-е, его-то за что. Он - нормальный, - после короткой паузы ответил трюмный.
Комдив сделал три глубоких вздоха, - "Коробок, Коробок, ах ты ж мать...", - взял со стола книгу и уронил на пол.
- Бля, там же... - полушепотом вспомнил Евгеньев. По трапу часто застучали каблуки. ПЭЖ затих. Комдив, потягиваясь, вышел со своего поста.
- Тащ капт..., - зачастил дежурный трюмный.
- Ох, надо ж так, на посту заснуть, - оборвал комдив, - У нас всё нормально? Я - в каюту. А ты, Коробков, бди!
И про себя добавил: "ГУМАНИСТ!"

Защита Отечества на пустой желудок

Жрать на посту было нечего - черная мука и помидоры в банках. Вместо чая заваривали березовый гриб, чагу. Да, совсем недалеко от Питера. Нет, не 1943. Пятьдесят лет спустя, два раза по четвертному. У островов лед - полтора метра, на фарватерах - метр. Только линейный ледобой из Ломоносова караван проведет, два часа, минус сорок по Цельсию, и - опять сплоченное поле. Два наших условно ледокольных корытца пр.745, получив по трещине в валолиниях, забили на это дело свои здоровенные грузовые стрелы. И еду, топливо, технику, людей между островами в ту зиму перемещали исключительно вертолетами пограничной авиации, с двумя огромными перерывами в полетах - первый раз из-за того, что где-то в Таджикистане хряпнулся Ми-8МТВ (вы не знаете, зачем в Таджикистане нужен арктический, северный вариант машины для слепых полетов?), а потом - из-за знаменитой финнзаловской метели, которая, однажды включившись, справно молотит неделю, ну прямо как швейная машинка «Зингер».
Очень хочется жрать - это не сказать ничего. Бойцы, а их почти сорок человек, привычно треплются за ресторанные меню, когда-то виденные в кино. Зима вокруг - сказка. Только белое - снег везде: внизу, вверху, вокруг... Снег стучится о корзинку УКВ-антенны, и кажется, что в наушниках это слышно: такая мелкая дробь, как осенний дождь по подоконнику. И при этом держится мороз, во времена сплошной снежной завесы лишь чуть-чуть спадая...
Три месяца крепчайшего мороза антенна старой, но хорошей ПВОшной РЛС МР-10 видит только заснеженный лед: никакого движения, никаких изменений. Я могу вас отвести в это место, здесь времени нет. Время там существует постольку, поскольку есть часы, скучно тикающие на стене. Вахтенный радиометрист часами не вылезает из летаргии: на экране нет никаких изменений. Утром и вечером вдоль размеченной вешками по льду границы проедут «тревожники» на снегоходах, наблюдая то аэросани, то «воздушную подушку» финнов на параллельных курсах - и опять эфемерность, молоко... Кто вам сказал, что космос - черный? Нет, он белый. И такое же белое все, что в нем есть - катится навстречу, зыркая по сторонам, и пропадает за спиной.
Никого. Ничего. Журнал - три листика в месяц. Так бывает.
Все тот же северный берег острова, все тот же южный берег залива, все тот же лед между ними, все те же пограничные вешки на нем. Все та же точка на финском льду. Все та же на нашем. Все та... Что? Точка? (глаза можно протирать с отчетливым скрипом новых хромовых ботинок) Движется?! Ни-ху-я-се-бе!!!!!
- Кабан, и большой, - сидя на снегу, бормочет через двадцать две минуты мичман Ванька «Василек» Травкин, командир тревожной группы.
- Какой там, нах, кабан, - олень!, - это замполит поста, Навуходоноссор, Науходоносчик. Нау.
- Ага, лось, нет, мля, мамонт... Один хер - мясо!!
- Мясо... - мечтательно шепчет зам, и почти заметно, как живо, исстрадавшись от долгого безделья, вибрирующее, работают его слюнные железы - щеки раздулись, как у хомяка.
- Значит вот что, - это врио начальника поста, и это я, - Даже если это кентавр, завтра будем валить. Засаду, облаву, бег с препятствиями, но я больше на угольках ржаного происхождения не могу. Боеготовность требует жертв - даже в ущерб природе и Красной книге.
И военный совет начался. Основных вариантов было три - бойцы цепью идут по острову, свистя и улюлюкая, и выгоняют зверя на выстрел мне, заму, Васильку и старшине на берегу; бойцы идут по острову, свистя и улюлюкая, и выгоняют зверя на выстрел мне, заму, Васильку и старшине на снегоходах на люду залива; бойцы идут по острову, свистя и улюлюкая, и выгоняют зверя на выстрел мне, заму, Васильку и старшине на наблюдательных вышках. Первый план был отброшен - если зверь выйдет между кем-то из нас, или упустим, или друг друга перебьем с непривычки, в третьем в перечень потенциальных жертв вливались особо ретивые бойцы. Остановились на втором, и Василек клятвенно пообещал, что все три машины утром будут на ходу...
Естественно, завелись только два. Проверили связь, оружие, выехали на лед. Дали команду выпускать бойцов. И охота - началась.
Все трезвые и ужасно голодные. В принципе, тогда я и понял, как мало отделяет современного человека и парнокопытную дичь от неандертальца и мамонта, когда хочется жрать. Это, наверно, был единственный раз в моей служебной биографии, когда мне было глубочайшим образом наплевать на пост, его организацию, сохранность, охрану и оборону, безопасность, права, обязанности, знания и умения, вообще на все, кроме доброго куска окорока. И команда стационарного поста технического наблюдения во главе с офицерами, не потеряв строгой иерархии единоначалия, превратилась в первобытное племя, вышедшее в охотничий рейд. Прав Экклезиаст - ничего не меняется в этом мире. Если очень хочется жрать.
И провидение пощадило нас. Если быть точным, раз восемь. Считайте - зверь за ночь не ушел, не залег, не оказался медведем (матросы шли без оружия), не полез на рожон, не стал запутывать следы и прятаться, будучи обнаруженным метров за двадцать, дал себя рассмотреть - здоровенный кабан с желтыми клыками, и ломанулся прямо в хорошо заметный просвет между заснеженными соснами, метрах в трехстах от берега, от выхода на лед, где совершенно глупо растопырив пальцы, антенны радиостанций и «калаши», открыто разъезжали попарно на снегоходах четверо тупорыловских стрелков в высоких воинских званиях от мичмана до старшего лейтенанта.
Вылетев на лед, кабан, похоже, элементарно не смог затормозить и на полном ходу впечатляюще врубился в торос, произведя эффектный грохот и подняв кучу снежной пыли. Нау тут же разрядил в визжащее и хрюкающее облако половину рожка, ессесно, не попал, но отчетливый рикошет 5,45 мм и картинка бегущих по льду разухабистых матросов, запечатленная в памяти секунду назад, бросили меня в холодный пот, Василек, сидящий перед Нау, видимо, тоже перепугался, и бросил снегоход прямо в это облако.
Дальше, понятно, было лобовое ДТП, причем такой силы, что «Буран» оказался выведен из строя навсегда. Обезумевший от страха кабан, набравший скорость на торосе, но совершенно неуправляемый на гладком льду, со всей своей животной дурью влетел в лыжно-гусеничный механизм, и только посмотрев «Матрицу-2», а именно эпизод с лобовым столкновением двух фур, я понял, на что это было похоже тогда, на льду Финского залива. Похоже, именно этот таран был главным подарком Судьбы, потому как явно контуженный кабан, не реагирующий более ни на смятый перевернутый снегоход, ни на персональный салют из разлетающихся по воздуху зама с Васильком, со средней скорость и как-то бочком, неровно, порысил вдоль острова, отлично видимый на сверкающем льду. Я остановил снегоход и потянул из-за спины автомат, но сидящий сзади старшина поста, немногословный уссурийский крепыш Игорь, успел раньше - три пули из четырех выпущенных вошли прямо в то место животного, откуда обычно все выходило. Агонию описывать не буду - девяносто килограммов общего веса обошлись нам всего в семь патронов.
Половину агнца, как водится, оприходовали в два дня - приходовали так, что зубы разболелись. Вторую же я авторитарным решением обменял у маячников на белую муку, дрожжи, тушенку и даже солянку в банках. А в конце этой праздничной недели я с огромным изумлением обнаружил у радистов «Путешествие в Икстлан» с подчеркнутыми строками монолога Дона Хуана о необходимости отпускать тех пойманных перепелок, съесть которых возможности нет. Причем подчеркнуто было дважды - первый раз стонущим, переваривающим себя инстинктом, грубо, невыдержанно и карандашом, явно в голодную пору и с мыслью «Боже, какая дурь», а второй - совсем недавно: изощренным, ковыряющимся в зубах умом, ручкой под расческу, волнисто и аккуратно, с угадывающейся подоплекой «А и правда, гармония в отношениях с реальностью нужна даже в мелочах».
- Ну, а что случилось со снегоходом? - спросил штатный начальник, которому я сдавал дела через две недели, - Это ж пиздец - просто груда металлолома...
- Костя, реальная причина никогда не позволит тебе списать его установленным порядком. Так что пиши - в него врезался метеорит. Небесный посланец находился в агрегатном состоянии, близком к плазменному, а потому следов его вещества никаких нет. А в доказательство - вот тебе статья в «Науке и жизни» за 1980 год. Ну, или напиши что-то совсем реальное - скажем, усталость металла, хрупкость стали в условиях низких температур. Что бы ты не написал, я подпишу, не волнуйся. Даже если ты напишешь истинную правду, - сказал я и улетел на материк.
А кабанью шкуру заначил Василек. И всегда хвастался умением стрельбы «в глаз», предлагая гостям найти на шкуре хоть одно отверстие от пули.

Абдуллаев отлично говорил по-русски. Не хорошо, что и для образованных азербайджанцев, всю жизнь проживших на Кавказе, не так-то просто, - этот парень-электрик из небольшого городка с радующим душу любого русского мужского пола именем Агдам говорил на языке родных осин лучше сослуживцев-мАсквичей.
Собственно, поводов показать свое знание языка в учебке, как говорится, достат.кол. - политзанятия там, то, сё...Только Абдуллаеву не хотелось. Зачем высовываться? Росту он был среднего, комплекция тоже не выдающаяся, на физгородке, на стрельбище, в столовой, на работах, подъем-отбой - всегда и везде в серединке.
И служба шла не то чтобы средне, - нормально. Замок не докапывался, замполит не приставал, старшина не доставал, сослуживцы не обижались - что еще надо человеку, чтобы спокойно выпуститься младшим сержантом и получить перевод куда-нибудь в среднюю полосу?
Настала пора экзаменов, числом четыре. Политподготовку приехала принимать какая-то столичная комиссия. По этому поводу в учебном батальоне случился некоторый шухер. Ротный и батальонный замполиты такого подвоха не ожидали. Да если бы и ожидали? Замполит роты в ходе своих миссионерских проповедей упорно и со вкусом коверкал слова - вместо "под эгидой" говорил "под эдигой", вместо "отнюдь" - "отюндь" и т.д. Утверждает ведь наш Главный санитарный врач, что пивной алкоголизм хуже водочного - а замполит за бутылочку холодненького запросто мог продать всю обороноспособность державы на много лет вперед. Ораторский свой дар он, очевидно, уже давно того...
И что - Абдуллаев такому будет демонстрировать свой великий и могучий? Чтобы старлей воспринял это как наглый и циничный вызов?
Поэтому, когда пришел черед Абдуллаева держать ответ перед комиссией, замполит притерся к экзаменаторам и сообщил, что, дескать, парень из глухого кишлака (Абдуллаев выгнул бровь), по русски говорит плохо (Абдуллаев нахмурился), поэтому бюыло бы правильно разрешить ему отвечать на родном языке. Один из комиссионеров подумал и, кивнув, предположил, что правильность ответа можно установить по ключевым словам типа НАТО, СЕАТО, Никсон, империализм. Такой вот контент-анализ.
Абдуллаев обернулся к ожидающим своей очереди и многообещающе заулыбался. Ясное дело, подумалось,сейчас он им врежет от имени Пушкина и Толстого! И аудитория приготовилась к концерту.
Действительность превзошла все предположения. Абдуллаев заговорил. Азербайджанский, который подавляющее большинство слышало впервые, оказался
потрясающим языком. А может, талант исполнителя производил такой эффект.
Судя по ритму и мелодике, это была поэма. Стальные раскаты перемежались драматическими паузами,переходили в нежный шепот, и вновь голос артиста возвышался до олимпийского пафоса.
Комиссия завороженно слушала. Ни фига не понятно, но душу рвет. Экзаменуемый взвод, не избалованный зрелищами, пооткрывал рты.
Это было прекрасно!
Абдуллаев умолк, и в аудитории повисла пауза. То ли экзаменаторы пытались вспомнить,проскакивало ли в услышанном что-нибудь про Никсона, то ли просто были эстетически подавлены.
"Пятерка" в аттестате Абдуллаева воспринималась как явно недостаточная награда за труд артиста.
- Слушай, оглы, - был спрашиваем он потом, в курилке, - а что это ты такое рассказывал?
- Горького люблю, - последовал ответ, - это "Песнь о буревестнике". На азербайджанском она звучит лучше. Да, в общем-то, и в тему.

Анонимное анкетирование

Мало того, что я был главным комсомольцем заставы, я ещё и делегатом первого съезда ЛКСМ ПВ угораздился, но это отдельная история.
Вот, благодаря этим обстоятельствам, замполит комендатуры вечно заставлял заниматься всякой ерундой. То увезёт в село Покатиловку, на комсомольское собрание местной средней школы, где можно было пощупать замечательных новых комсомолок пристёгивая на грудь значёк, или того хуже в саркандский райком комсомола на какое-нибудь сборище, где вообще всю дорогу говорят только на казахском языке, впрочем половина слов это 'комсомол' 'Ленин' 'партия' 'демократический централизм' 'саранча' 'трактор' 'центральный комитет', все без превода понятно.
Зато в перерыве, в буфете можно было купить сигарет 'Дюбек', и мезозойских пряников. А потом, слово давали, как бывшему делегату, и смотрели на меня все эти люди как на космонавта, удивляясь в кулуарах, 'надо же, делегат, а молодой какой'. Только что автографы не брали. Я в свою очередь, нёс какую-то хуйню прямо из головы с трибуны, без бумажки, и импровизируя даже умудрялся вставлять 'саранчу' и 'бахчевые культуры', чем снискал безмерное уважение аборигенских комсомольских ячеек. Замполит за это всё грозился сделать меня инструктором в отряд, в звание прапорщика предварительно возвысив. Комсомольским инструктором я быть не хотел, а прапором, с удовольствием, но только лишь затем, чтобы начистить репу Арбекову, на равных, по нашему, по прапорщицки, и сразу уволиться ко всем чертям.

Привезли нам как-то раз бумагу из политотдела, где предписывалось провести анонимный опрос среди личного состава, и перечень вопросов из пятнадцати пунктов. Причём силами комсомольской организации, чтоб офицеры в процесс не вмешивались, ради откровенности ответов. Напомню, народу нас срочников было всего 18 душ. Из них киргизов 8 штук, два татарина родом из Оша, таджик из Фрунзе, москвич Агапыч, хохол Бойко из Кременчуга, двое из челябинской области, пермяк Сурков, я из Коми АССР, и Марик Зелинский вроде из Мангышлака.
Говорю замполиту, мол хуйня получается товарищ капитан, анонимностью-то и не пахнет. Киргизы в основной своей массе только расписываться умеют. Кроме того, идентифицировать почерк можно легко, Везде ведь журналы, у колунов наблюдения, у дежурных свои, и т.д.
И всё было б пофигу, да вот вопросы уж больно дебильные. Не выйдет ничего.
Придумали мы такую штуку. Каждый пишет сам, но я потом своим почерком переписываю начисто все анкеты. На том и порешили. Итак, перечень вопросов. Составлял их человек явно больной на голову, или просто клинический идиот.
У меня сохранился листочек этот, и пару ответов, которые не приняты были.

1 Возраст
2Срок службы
3* Гражданская специальность
3 Семейное положение
4 Ваш любимый писатель
5 Ваши достоинства
6 Ваши недостатки
7 Кем вы хотите стать после демобилизации
8 Несколько слов о комсомоле (у меня была истерика когда первый раз прочитал)
9 Существуют ли в вашем подразделении неуставные взаимоотношения
10 Количество детей в семье
11 Ваш кумир
12 Считаете ли вы удовлетворительным ваш досуг
13 Устраивает ли вас качество информационного обеспечения
14 Доверяете ли вы своим командирам
15 Пожелания в свободной форме

(третий пункт два раза, это не моя ошибка, это так и было)

Ну представьте себе, что понапишет среднестатистический кыргиз из сельской местности, который в общем-то не дурак (дураков не брали на заставу), но с письменностью не вполне в дружбе.

Пишет Нурпазыл Сапарович Жантороев

Цитирую дословно.
1 19 и половина
2 2 года (это он имел ввиду всего, потому, что отбарабанил год к моменту написания сего документа)
3 Табаковод на касемсот (в смысле трактор К-700)
3 не женатый, мать есть отец тоже

(тут его клинануло на писателе и он затупил, попросил дописать Касыма, тот городской парень, три курса Фрунзенского универа за плечами) Дописал.

4 Солженицын
5 Коммуникабельность
6 Недостаток финансирования
7 Клоуном на лошади
8 Когда значки комсомольские на закрутке будут?
9 Не понял вопрос
10 Бездетный
11 Арбеков
12 До сих пор нет виолончели
13 Качество да, а обеспечение нет
14 Смотря чего
15 Желаю, чтоб земля без ласки не грустила,
Желаю, чтобы руки крепкие мужчин
Не в дула пистолетов вкладывали силу
А в плуг и в мирный гул машин.
И чтобы злу и войнам вопреки
Вовек не тосковали на планете
О доброй теплоте мужские руки
Ни старики, ни женщины ни ихни дети

Замполит как до Солженицына дошёл, сразу испариной покрылся.
Переписал я листочек этот, вместо Александра Исаича - Агнию Барто поставил, а вместо Арбекова - Иглесиаса. Стихи оставил как есть.

Через некоторое время, вызывает меня начальник, и давай склонять к сожительству за то, что ему из отряда уже три раза звонили, и спрашивали, нахуя нам на заставе виолончель. Зато прислали баян.
(который потом Арбеков пропил нечаянно)

КИНУТЫЙ РОДИНОЙ

Корабли как человеки. Есть яркие, удачливые, долгоживущие, есть малозаметные, серые и рано уходящие 'под нож'.
Вспоминая танцующую у берегов Канады 'Терра Нову', представляю беззаботную легкохарактерную барышню без возраста, привлекательную даже в военном фраке мышиного окраса.
А вот - Оно. Зовут 'Гитарро'. 'Сальса, фиеста, текила!' - подумаете Вы. Нет! Звучит красиво, на деле - сплошной брейк дэнс, потому что ломалась часто, тонула у причала и горела эта американская подводная лодка, которую родной экипаж называл не иначе как 'дочерью сумасшедшего конструктора'.
Другой пример - корабль, похожий на менеджера мелкой оптовой компании, суетящийся и постоянно оказывающийся в передрягах. Служил бы в русском Флоте, назывался бы фрегат 'Облом'. В американских ВМС он носил имя 'Кирк'. Сейчас называется 'Фен Янг' и служит Тайваню перед уходом на пенсию.
А тогда полный сил 'Кирк' шустрил под вывеской 7го американского флота, выведывая секреты конкурента своей конторы - Тихоокеанского Флота СССР.
Я много раз встречался с ним в море, но первый раз всегда самый интересный.

Мой корабль только что возвратился в базу после 4 месяцев отсутствия, последовавших с двухнедельной передышкой за шестимесячным походом. Впереди пара недель послепоходовых отчетов и - долгожданный отпуск! Но осуществимы ли личные планы на Флоте? Осуществимы, если ты умеешь шхериться. Если ты юн и прямолинеен, место твоего отпуска - боевой поход в море!
И вот я стою перед комбригом, которому явно неловко, но и наплевать одновременно.
- За неделю успел отдохнуть? - участливо спрашивает он, смело глядя мне в затылок рикошетом от переборки.
- Ничего, тащкаперанг, скоро отпуск...
- Правильно... Но лучший отдых - в море! Собирайся, сбегаешь на недельку к Находке - рыбу половишь!
- Тарщ капи...
- 30 узлов ходил? Нет! Завтра прочувствуешь! В 09.00 быть на 33 причале. О прибытии доложить командиру БПК 'Ташкент'!
Утром я, мичман и двое матросов стояли на юте этого железа, которое обещало прокатить нас 30-узловым ходом. Довольно скоро, по флотским меркам, часов в 10, но вечера, отвязались, дали ход и действительно пошли очень быстро. Но недолго...
Сидя в каюте помощника командира, спросил у усатого каплея:
- Долго под Находкой шкиряться будем?
- Паренек, мы в Индийский океан на боевую службу идем! - отозвался он.
Уснул я умиротворенным: что воля, что неволя... Ночью снилась Индира Ганди, но не как женщина, а как символ моего нескорого возвращения домой. Ее насильно везли к Брежневу, но не как символ, а как женщину...
Утром, проснувшись от шума аврала, увидел в иллюминаторе совсем не Ватинанунантапурам, а Техас (Шкотово -17) под Находкой. У слишком разогнавшегося БПК полетел котел, и его экипаж 'очень сожалел' о невозможности выполнения боевой задачи.
Старпом 'Ташкента' вывел нас на стенку и показал, куда нам дальше идти. Лучше бы к стенке поставил! Или бы послал, куда обычно посылают! Его палец указывал на полуржавый тральщик, именовавшийся 'Запал', но выглядевший как 'Попал'.
Таким он и оказался.
Вам приходилось плавать на Корабле Дураков? Нет, нет - экипаж тральца был юным и славным. Каждый по отдельности член... Но вместе они были бандой из 'Ералаша': к концу первых суток в море при волнении в 5 баллов у них отказал дизель-генератор, топливо которого почему-то смешалось с питьевой водой в цистернах; на завтрак, обед и ужин подавались только сухари, когда в тюрьмах дают еще и воду; молодой летеха - штурманец (неделя в должности) валялся в ногах у командира - старшего лейтенанта, умоляя подойти к берегу для определения места корабля, но не знал, в какой стороне она - Земля! Когда наконец нашли американца, за которым, как оказалось, мы должны были следить, то послали в базу сообщение: 'Обнаружил фрегат Кирк. Прошу сообщить его координаты'.
База 'удивилась', но дала и координаты, и...замену. На смену 'погибающему, но не сдающемуся' 'Попалу' прибежал красавец 'Федор Литке' - почти гражданское научно - исследовательское судно. Белый флот! А тралец убежал в ночь. Добрался ли до базы?
Вот и наступила работа в семейных умиротворяющих условиях. Задач у команды 'Литке' было две: держать визуальный контакт с американцем, который и так валялся в дрейфе, и не дать молодому механику убить свою еще более юную жену-буфетчицу, пользующуюся вниманием капитана. Капитана убивать было нельзя - он ведь капитан и единственный военный на судне, а военные имеют личные пистолеты. Вот почему их убивать нельзя.
Пока они все бегали друг за другом и громко кричали, я сидел на ходовом мостике и вел журнал наблюдений:
- 09.00 - фр ВМС США 'Кирк' начал подготовку к полетным операциям.
- 09.10 -09.30 - прогрев двигателя вертолета 'Си Спрайт' 33 эскадрильи, бортовой 17.
- 10.00 - взлет вертолета в направлении госграницы.
- 10.00 - 12.00 - полет вдоль тервод. Ведение фото и радиолокационной разведки.
- 12.15 - посадка на борт фр 'Кирк'.
Один из 'налетчиков' машет в нашу сторону, улыбается. Зовут Гордон Перманн - фотограф эскадрильи. Дедушка с бабушкой у него 'с Одесы'. Хороший парень - сейчас переписываемся, а тогда я конечно же не знал его имени. Тогда я называл его 'янк поганый', а он меня 'краснопузый комми'. Тогда было весело...Тогда за свои слова и поступки отвечали.
Вот 'Кирк' и поступал, а мы отвечали. Послал вертолет по кромке тервод раз, второй, третий - мы ответили, вызвав истребитель Миг-23. Тот полетал над 'Кирком', поревел двигателями, предупреждая, и довольный улетел. А 'Си Спрайт' опять подскочил и - к терводам! Но мы же предупреждали... И произошло то, о чем Гордон до сих пор рассказывает со страхом, хотя и побывал в разных передрягах. Прилетели два 'крокодила' - боевые вертолеты Ми-24 эскадрильи, только что выведенной из Афганистана. И началось то, от чего даже у меня, стороннего наблюдателя, тапки вспотели. Гордон же сегодня говорит, что думал:'Как жаль погибать от рук соплеменников'.
Первым делом 'крокодилы' зажали американца в 'бутерброд'. Очень плотно, но без масла. Когда верхний Ми-24 с ревом ушел вверх, прячась на фоне солнца, нижний начал пытаться подравнять американцу брюхо своими лопастями. 'Си Спрайту' было щекотно, и он подпрыгивал вверх под 'циркулярную пилу' второго 'крокодила', который ложился на крыло и с ревом проносился в нескольких метрах от носа янколета. Устав, Ми-24е затеяли игру - кто срубит его хвостовой винт. Когда же американский 'валенок' взмолился в эфире, что ему срочно нужна посадка, так как топлива осталось всего на десять минут 'до всплеска', 'опричники' сжалились, но ненадолго. Один из них завис над кормой 'Кирка' и задумался. Очнулся он, когда 'Си Спрайт' 'запел о майском дне'. Почему май? Зима на дворе, а он все: 'Мэйдэй, Мэйдэй'! Приземлился американец, чуть не подломив стойки шасси. А 'крокодилы' встали парой и начали отрабатывать боевые заходы на фрегат. В том месяце Гордон больше не летал:
Потом 'Литке' ушел в базу, а я остался еще на две недели следить за фрегатом с борта гидрографического судна 'Галс'. Так ровно через тридцать дней я возвратился во Владивосток, а 'Кирк' унес Гордона Перманна к новым приключениям...

На его голову свалился тяжелый авианесущий крейсер 'Новороссийск' и...чуть не придавил. Ударное соединение крейсера 'промахнулось' мимо Японии и почему - то пошло в сторону Мидуэя и дальше к Гавайям, что для американцев было непривычно и 'не по - исторически сложившимся правилам'. Слегка не дойдя до Оаху, 'Новороссийск' развернулся и потащил бедного 'Кирка' к Камчатке, показывая, как надо воевать. Вокруг все летало и стреляло. Гордону понравилось. Его грудь наполнилась гордостью за 'историческую родину'. Но на родине, если 'кинут' на Привозе, то 'кинут' по - крупному.
Возвращаясь на юг, советское соединение решило сократить путь и не идти вдоль Курильской гряды, а прорваться в Охотское море через льды ее проливов между островами Симушир и Итуруп. Здесь его встретил атомный ледокол 'Родина'. Вот эта 'Родина' и 'кинула' Гордона, а вместе с ним и весь экипаж американского фрегата. Ледокол легко пробив проход во льдах, пробасил 'маленьким боевым кораблям': 'Чего встали? Ласты за спину, в колонну по - одному, вперед марш!'
И тут случилось чудо - 'Новороссийск' вызвал на связь американца и предложил встать третьим (с конца) в колонне из двенадцати кораблей. Какая честь быть третьим (хоть и с конца) после 'Новороссийска' и крейсеров его сопровождения! Какие милые эти русские! Один за другим начали втягиваться в пролив, ширина которого между островами составляла семь миль. В эйфории забыли, что советские терводы - 12 миль! Советский авианосец в сопровождении пяти боевиков быстро проскочил узкость и скрылся за горизонтом, а седьмой, восьмой, девятый, одиннадцатый и двенадцатый корабли его соединения почему - то остановились, зажав десятого, которым был 'Кирк'!
- Ребята, мы же не дети в игрушки играть! - возмутился фрегат.
- Прости, старик, но...фрегат ВМС США! Вы находитесь в территориальных водах Союза Советских Социалистических Республик! Немедленно покиньте их! - заржали с советских кораблей, продолживших движение вперед мимо обрастающего льдом как слезами обиды 'Кирка'.
Американцу пришлось развернуться и поплестись домой в Йокосуку малым ходом - на среднем ходу не хватило бы горючего. А сзади его 'пинал в спину' советский сторожевик - конвоир, оставленный для присмотра. 'Пинал' и издевался, бегая вокруг двадцатиузловыми ходами, восемь дней. Дойдя до широты Владивостока, показал средний палец и скрылся в тумане.
'Кирку' повезло - ему хватило топлива дотянуть до Японии.

Гордон, правда - интересные были времена?!