Ключи он неба торцевые. Тяжело в учении.

Старый армейский анекдот. Лейтенант после училища приходит на дивизион, ему объявляют, что завтра он едет на полигон. «Да я же ещё ничего не умею!» «А что тут уметь - наливай да пей!».
Разведки вероятных противников интересуются организацией процесса боевой подготовки у нас. Через иуд достают бумаги с грифом «сов.секретно». Что же получают рыцари плаща и кинжала за свои тридцать серебряников? Х.. они получают - реальная жизнь ничего общего с приказами не имеет. Пользуясь тем, что ПВО страны, как и страна, упразднены за ненадобностью, я возьму на себя смелость описать выезд на полигон нашей гвардейской части.
ПВО готовится к отражению внезапного налёта, а посему о выезде на стрельбы объявляют внезапно, примерно за полгода. «Цель будет скоростная, высотная». Вплоть до выезда беспощадно проводятся непрерывные регламентные работы. В результате аппаратура раскручивается в полную небоеготовность, не говоря уже о выводе её из строя. Лично я, одурев к ночи от суточного сидения в кабине, перепутал клеммы и спалил один хороший прибор. Остальные выступали в том же ключе, комиссии дивизии, вместо того, чтобы прекратить безобразие, нагоняют жути.
За 2 недели до выезда - инструктаж в полку. Его почему-то проводит начПо. Рабочие блокноты иметь при себе. «Вы думаете залить двойку спиртом?!» Пометка в блокнот. «И не пытайтесь!!! В прошлом году Свободная бригада на глазах всего честного люда промахнулась, но они так напоили группу аппаратуры контроля, что инструктор оборвал ленту самописца за 2 секунды до точки встречи!!! Это безобразие!!! Они получили тройку и уехали домой!!!» Ещё пометка в блокнот.
По результатам инструктажа проходит открытое партсобрание дивизиона. В констатирующей части: «Нравы пали. Инструктора больше не пьют спирт. Скажите спасибо, что не едем туда, где стреляют демократы, после них Содом и Гоморра, пьют только бренди. Но Сибирь ещё держится - от водки отказов не бывает». В постановляющей части: «Обеспечить минимум 4 балла. Каждому офицеру взять коньяк - 1 бут. сухач - 2 бут. Водки взять без счёта. Пить самим до момента срабатывания радиовзрывателя строго возбраняется. Закусь обеспечить коммунисту С...(Батя)»
Батя запел. «Хорошо, что едем весной. По осени после нереста на стрельбы косяком идут камчатские дивизионы. Икра, красница. После них инструктора от свинины морду воротят. А сейчас они отощавшие, мы им окорочка, мы им сальца. Старшина, ладь коптильню, коли свиней.»
Надежды Бати рухнули по прибытии. По соседству с нами на огромной поляне раскинулся табор полка из Средней Азии. В загоне блеяли бараны, в воздухе витал запах шашлыка. Инструктора выглядели упитанными, шерсть лоснилась, глаза блестели, носы были красные. На свинину инструктора смотрели как перекормленные коты на магазинную сосиску.
Ожидалась скоростная высотная цель по краю зоны поражения - приятного мало.
Ставки больше чем жизнь. Вот все кому не лень ругают И.В.Сталина за деспотизм, а его методы применяют без кавычек. Что значит классик! Промазав, дивизионы на месяц попадали в отстойник, где они занимались с утра до ночи лесоповалом в прямом смысле слова. Кругляк шёл на нужды округа, а оставшееся время использовалось для поднятия боевого духа. После месяца лесоповала боевой дух был настолько высок, что в истории полигона двух промахов подряд не бывало.
Теперь всё зависело только от командира. Полковник принял нестандартное решение. Вместо того, чтобы поить инструкторов, он отвёз дары тем, кто пускает мишени, о них как-то все забывали. Растроганная знаками внимания стартовая команда поклялась в вечной дружбе и побожилась если надо - сбить своей мишенью нашу ракету. Программу мишени переделали на средневысотную, среднескоростную, прямо в лоб дивизиону.
Вечером состоялся совет в Филях. Стреляем сосредоточением, как приказано высшим начальством. Но с одним дополнением - первый стреляет тот, кто цель захватит, а вот второй стреляет сразу после первого, независимо от того, видит он цель или нет. Расчёт на то, что первая ракета подорвётся, а вторую при промахе зальём коньяком.
С утра мишень пошла. Меня из кабины управления выгнали, поэтому то, что там происходило, со слов офицера наведения. Батя проявил себя молодцом (у него был первый боевой пуск в жизни). Он дал все команды правильно и своевременно, за исключением одной - «Пуск». После того, как операторы взяли мишень на устойчивое сопровождение и офицер наведения пару раз доложил об этом, на Батю напал ступор. Он тупо смотрел на экран, где отметка не спеша уходила из зоны поражения. «Пуск», не выдержав, заорал инструктор офицеру наведения. Наведенец пару секунд колебнулся, но, зная Батю, понял, что от того толку сегодня больше не будет, и пустил ракету.
В кабине у второго дивизиона в это время был свой цирк. Их офицер наведения полгода тренировал расчёт и натренировал его до полного автоматизма и идиотизма. Бойцы могли сопровождать цель с завязанными глазами только по шороху, который издавала отметка на экране. Но с одним условием - цель обязана была лететь высоко и быстро. Так им говорили: «высотная, скоростная». Поэтому когда оператор по углу места увидел цель на экране, он стал крутить штурвал что есть силы, цель, за ним, естественно, не поспела и с экрана ушла. Так повторялось до тех пор, пока не услышали наш пуск. Тогда офицер наведения не стал ждать, а выстрелил ракетой просто вверх. «Поехали», - как говорил Гагарин.
Пока изделия шли к цели, возле меня шакалил инструктор. «Всё не как у людей. Ты смотри - ваша вообще прямо идёт, а у соседей болтается как проститутка. Промахнётесь, лучше бы сразу налили». Второе изделие действительно шло по синусоиде, но неожиданно для всех подорвалось вслед за нашим. Инструктор пришёл в себя: «Ленту принесут - промах будет в лапоть. На четвёрку всё равно наливать придётся».
Из кабины объективного контроля вышел потрясённый майор с лентами самописцев. У него был убитый вид человека, которому не дадут опохмелиться. Наше изделие подошло первым с промахом 4 метра. Вес БЧ - пара центнеров, мишень просто испарилась. В это облако металлических брызг дурниной влетела вторая ракета. И радиовзрывателю и аппаратуре контроля показалось, что мишень - вот она - и очень большая, метров 200 в обхвате. От обалдения радиовзрыватель сработал, а аппаратура показала у второго дивизиона нулевую ошибку. «Пятёрка без разбора» сказал руководитель стрельб и убыл с командиром полка на банкет. Я взял секретный портфель, в воспитательных целях, на глазах у инструкторов сорвал печать, достал из портфеля коньяк, два сухача и мы удалились с приятелем в передвижную ремонтную мастерскую подводить итоги.
Так какое самое яркое впечатление осталось у меня от полигона? Я отвечу: это внешний вид майора Овсянникова после того, как он, отслужив банкет, упал лицом на моток колючей проволоки.

ЭДИК-СФОЛОЧЬ
Подсобное хозяйство полка было небольшим, но крепким. В наличии имелись поросята, четыре дойные коровы и пара-тройка-четвёрка десятков курочек.

Кроме этого, на хозяйстве имелся прапорщик Пурчел (автор думает, что это всё же позывной, а не фамилия). Пурчел был начальником и по-русски почти не говорил. Он вообще почти не говорил. Говорят, на внутренней подкладке его фуражки хлоркой был вытравлен весь необходимый лексикон в составе двух слов. "Сфолочь" и "Ёбтфоюмать". Так что перед тем, как воздать должное нашалившему бойцу, Пурчел снимал фуражку, долго читал её содержимое и только после этого открывал рот.

Теперь солдатики. За всё про всё - куцый взвод, около 10 человек. Ибрагим ходил вечно обкуренным, как паровоз локомотива. Косуля вечно косил одним глазом и помногу раз переспрашивал полученные указания, чтобы тут же позабыть. Черепанов всё больше молчал и оттачивал мастерство футболиста, обучая курочек динамике полёта. Сиделкин каждый день пил по десятку сырых яиц, и после этого упражнялся в вокале, дёргая коров за вымя. А ещё... Хрен с ними, с остальными. Перейдём сразу к Леньчику. Он был самым нормальным и самым старослужащим. Поэтому о нём сказать, в общем-то, нЕчего.

Хотя, нет. Отличительной чертой Лёньки было то, что он, единственный из всех срочников, умел разговаривать с Пурчелом и прекрасно его понимал. А всё потому, что, как и Пурчел, обожал собак и когда-то посещал клуб служебного собаководства.

Ну и последний главный герой нашей байки - Эдик. Его маманя, Эльза, была чистокровной немецкой овчаркой, списанной по возрасту с периметра на хозяйство. Эдик был красноречивым свидетельством того, что и в животном мире имеют место быть нетрадиционные половые ориентации. Его отец, скорее всего, был или гидравлическим прессом, или гидравлическими же ножницами для строительной арматуры. Эдик на счёт раз перекусывал черенок лопаты, а на счёт два преобразовывал его в тысячи зубочисток. Кроме этого, его рост в холке достигал роста полугодовалого жеребца, а лай напоминал лязганье железяк. Окрас был традиционным немецким, но длина шерсти в два-три раза превосходила все известные стандарты. А ещё он обладал буйным нравом, мешком гвоздей-соток в заднице и необыкновенной привязанностью к людям.

И ходил Пурчел по хозяйству в сопровождении Лёньчика и Эдика. И настало такое время, что троица заскучала и постановила, что собачку надо немного подрессировать. А то в армии она, или в доме терпимости?!

С апортом Эдичка справился довольно быстро. Причём, голосом команду отдавать было совсем необязательно. Можно было просто сымитировать бросок, и пёс исчезал, оставляя за собой только лёгкий душок гари. Брошенный предмет он не возвращал никогда. Да это и ни к чему было. В основном ему бросали огромные мослы, от которых, в лучшем случае, оставалась мука.

Сидеть, стоять, лежать и прочую ерунду, пёсик тоже одолел довольно быстро, но вида не подавал. Поэтому все решили, что дурак - он и есть дурак. Последним упражнением была попытка научить Эдичку ходить по следу. И вот тут-то он неожиданно проявил талант.

Единственное, что когда ему под нос пихнули Лёнькину портянку, он брезгливо отвернулся, приподнял губу, обнажив огромный клык, и несколько раз чихнул. Тогда ему дали понюхать носок прапорщика Пурчела, и дело сдвинулось. Теперь особо уважаемым особам из числа офицерского состава при посещении ими хозяйства демонстрировался аттракцион "Найти Пурчела". Куда бы прапорщик не спрятался, Эдик его обнаруживал, со злобным рыком хватал за рукав шинели и жестоко дёргая, приволакивал к исходному пункту поисков. Потом ласково облизывал лицо жертвы и садился ждать поощрения. С портянками дела так и не заладились, но коллектив был уже удовлетворён.

Подсобное хозяйство слыло единицей уважаемой. Этому способствовала не столько выучка личного сОстава, сколько наличие живого мяса на шашлыки и три сотни метров до берега живописного озерца. Так что Пурчел со временем стал основным исполнительным директором сабантуев. Лёньчик забивал и разделывал поросят, Пурчел мариновал мясо и за отсутствием настоящих грузинов сам же его жарил. Поднаторел за службу.

Однажды, совсем неожиданно, на исходе лета у ворот части остановилась колонна УАЗиков с двумя чёрными Волгами во главе.
Окружные спешили провести с пользой последние солнечные деньки, и о своём визите уведомили хозяев по неофициальным каналам заранее. Чтобы, как минимум, культурная часть, была приготовлена, как и следует полку-отличнику.

Пурчел по счастливому совпадению праздновал свой день рождения. Так что, когда мясо было приготовлено, он персонально прикончил халявную бутылочку водки и ушёл в аут. Потом в течение ночи он грузил душу ещё не раз, о чём свидетельствовал звон стекла и зажигательные молдавские народные мотивы, доносящиеся из-под стола в его канцелярии.

Начпотыла, ещё абсолютно трезвый, обнаружив утром тело Пурчела, безнаказанно попинал его по рёбрам. Затем приказал Лёнчику убрать труп подальше и принять на себя обязанности шеф-повара.

Лёньчик жарил мясо на заднем плане.
Эдик спешно обработал ближайший пенёк, сунул морду в получившееся углубление и с глубокой тоской поглядывал то на хозяина, то на веселящихся офицеров. Особенно шумел приезжий генерал, под руководством штабного майора проходивший ускоренный курс по забрасыванию спиннинга.

Пока шла теоретическая часть занятия, Эдик лишь настороженно прядал ушами. Когда генерал делал первые попытки забросить снасть, пёс тоже всё ещё держал себя в руках. Но когда штабной майор, вконец отчаявшись, метнул блесну сам, полуовчар-полугидравлический пресс подскочил и отважно бросился в воду.

- Ебааать! - вскричал от неожиданности генерал, когда туша собаки подняла брызги.
- Это что такое?
- Это, - подал сзади голос Лёньчик, - он апорт приносить собрался, тащ генерал.
- А! - понимающе сказал генерал. Учёный пёс, значить.

- Он у нас, товарищ генерал, ещё по следу ходит, - перехватил инициативу штабной.
- Вот как? Ну-ка, ну-ка. Посмотрим, - хищно сказал генерал, обведя веселящихся прищуренным взглядом.

Потом, сделав кружок, генеральские глаза вернулись на майора.
- Пусть тебя и ищет!

Майор пожал плечами и пошёл прятаться.
- Нет, так не получится, тащ майор, - снова подал голос Лёньчик.
- Ему надо носок дать понюхать! А потом уж прятаться.

- Сымай, - приказал главный, и майор, зампотех полка, присел и стал энергично расшнуровывать ботики.

Потом он убежал. Эдику сунули носок под нос и отпустили.
Пёс радостно лязгнул челюстями и огромными скачками полетел в противоположном направлении.

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Каждый раз, когда Лёньчик рассказывал мне эту историю, диалоги и действующие лица немного отличались от предыдущих версий. Но суть оставалась неизменной. Зампотеха Эдик так и не нашёл, потому что и не собирался искать. Зато минут через десять от ворот подсобного хозяйства отделилась парочка. Один плёлся безвольным зигзагом, а второй, громко лая и подскакивая, подгонял первого. Когда прапорщик Пурчел, небритый и помятый, предстал пред генеральски очи, Эдик поднялся на задние лапы, лизнул его в лицо и уселся у ног, ожидая получки.
- Афуеть, - сказал генерал. Убежал трезвым майором, вернулся в стельку прапорщиком.............. А уйдёт рядовым.
- Эх ты, сфолочь, - горько сказал бедолага Эдику, на что получил ещё один поцелуй.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕСПУБЛИКА АФГАНИСТАН

Аэродром возле Шинданда, 1158 метров над уровнем моря. 302-я ОВЭ (Отдельная вертолетная эскадрилья - Ми-8МТ, Ми-24, прикомандированные Ми-6), работала на западной половине Афганистана. Сфера действия: по долготе - от иранской границы до высокогорного Чагчарана, по широте - от советской границы (Турагунди-Кушка) до самого юга Афганистана - пустынных Заранджа, Геришка, Лашкаргаха (Лошкаревки) и дальше.
Состав 302-й ОВЭ под командованием подполковника Швецова заменил «черную сотню Александрова» 22 декабря 1986, и закончил работу в ранге «дикой дивизии Швецова» 23 октября 1987 года.

ПЕРВЫЙ БОЕВОЙ

Прибывших летчиков разместили в палатках - старая эскадрилья еще несколько дней ждала «горбатого» (ИЛ-76), чтобы улететь в Союз, и, естественно, продолжала занимать «модули» (сборные щитовые бараки). Ночью грохало и ухало - по горам били гаубицы, над палаткой с шелестом пролетали снаряды, вот спустили воду в огромном унитазе - над головой, казалось, едва не касаясь брезента, с воем и гомоном пронеслась стая эрэсов «Града». Никто не мог уснуть. (Через неделю, уже в модулях, никто не просыпался, когда по фанерным стенкам акустическими кувалдами лупила артиллерия, и от этих ударов с полок валились будильники и бритвенные принадлежности.)
Наутро 23 декабря лейтенант Ф. и лейтенант М. приняли борт N10. Старый его хозяин, беспрестанно улыбаясь, открывал и закрывал капоты, бегал кругами, пинал пневматики, хлопал ладонью по остеклению и, наконец, крепко пожав руки лейтенантам, со словами «не ссыте, машина хорошая, сильная», унесся со стоянки, не оглядываясь.
После обеда, когда лейтенант Ф., которому выпало летать первую неделю, осматривал новоприобретенный борт, к машине подошли двое летчиков в выгоревших комбезах. Судя по их виду, оба были с большого бодуна - скорее всего, они вообще сегодня не спали, празднуя прибывшую замену.
- А где Андрюха? - спросил у борттехника летчик постарше. - Или он уже заменился?
Борттехник кивнул, надеясь, что летчики уйдут.
- Ну, что, брат, полетели тогда с тобой... - вздохнул старший, и оба летчика с трудом полезли в кабину.
Борттехник, ничего не понимая - первый день, предупреждать надо! - полез следом. Запустились, вырулили в непроглядной желтой пыли, запросились, взлетели.
- Садись за пулемет, друг, - сказал командир. - Наберем высоту, сядешь обратно. Летаем на потолке, чтобы «Стингер» не достал. Слава богу, это наш крайний вылет, отработали свое. Теперь ваша очередь.
С трудом набирали высоту. «Дохлая машина» - кривился командир. Борттехник с нагрудным парашютом сидел за пулеметом, и смотрел на желтую землю в пыльной дымке.
- Увидишь, если заискрит внизу - докладывай, увидишь вспышку - докладывай, увидишь дымный след - значит пуск, увидишь солнечный зайчик - значит машина бликует стеклами, - бубнил командир.
Набрав 3500, они вышли из охраняемой зоны и потащились на север, добирая высоту по прямой.
- Здесь пулемет не нужен, - сказал командир. - Садись на место.
Борттехник начал вылезать из-за пулемета. Развернуться не было возможности - нагрудный парашют цеплялся за пулемет, и борттехник понимал, что если он зацепится кольцом, то раскрытие парашюта в кабине никого не обрадует. Он приподнялся, занес правую ногу назад и опустил ее...
Но поставил он ее не на пол, а на ручку «шаг-газ» (находится слева от правой чашки и дублирует «шаг-газ» командира). Несмотря на то, что командир держал свой шаг-газ, его расслабленная похмельная рука оказалась не способна среагировать на неожиданное нападение слепой ноги борттехника. Ручка дернулась вниз, угол атаки лопастей упал, вертолет провалился.
- Еб, - спокойно сказал командир. - Прими ногу, брат, - мне и так тяжело...
Судя по внезапной легкости в телах, они падали.
Борттехник, у которого все скукожилось от страха, упершись левым коленом, соскочил назад, плюхнулся на свое откидное сиденье. Командир потянул шаг, придавили перегрузки, вертолет затрясся, и пошел вверх.
Некоторое время молчали, закуривали.
- А все-таки я завидую борттехнику, - вдруг сказал правый летчик, и посмотрел на командира. - У него целых два места. Хочет здесь сидит, хочет - за пулеметом.
- Но с другой стороны, - сказал командир, - если борттехник сидит, как сейчас, на своем месте, то при спуске на авторотации передняя стойка шасси, которая находится точно под сиденьем, пришпиливает борттехника к потолку. Если же он сидит за пулеметом - как на балконе, - то является мишенью для вражеских пуль.
- Это точно, - согласился правый. - А если прямо в лобовое остекление влетает глупый орел, то борттехник с проломленной грудной клеткой валяется в грузовой кабине. Да и в случае покидания вертолета мы с тобой выбрасываемся через свои блистера, а борттехнику нужно ждать своей очереди или бежать в салон к двери.
- В любом случае не успевает, - кивнул командир. - Наверное, поэтому потери среди борттехников намного выше, чем у других категорий летно-подъемного состава...
- Ну, все, командир, - сказал борттехник. - Останови, я прямо здесь выйду.
И все трое засмеялись.

Муравейник

Есть такие человеческие муравейники на флоте - авианесущие крейсеры называются.
Давайте встанем рядом и ощутим все великолепие этой громады. Ощутили?
Посмотрите вверх, умилитесь отточенности форм, торжеству народного зодчества и всеобщей колоссальности сотворенного.
Рот открыли от восторга? Закройте. Сверху могут запросто плюнуть.
Давайте разрежем его вдоль... Нет, лучше не будем, нас могут побить.
Давайте представим его разрезанным, что мы видим? Ходы. Тысячи ходов, выходящих ниоткуда и уходящих в никуда. По ним озабочено бегают люди-муравьишки, что-то друг другу докладывающие, приказывающие и посылающие нафиг...
Если вас по недоразумению пропустили внутрь, запомните - передвигаться в лабиринтах можно только в сопровождении опытного следопыта или, вооружившись мелком, которым вы будете отмечать свой путь. Но имейте в виду, что мелок сотрут на первой же приборке, и вы заполучите неплохой шанец остаться в этих немыслимых лабиринтах навсегда... и одичать.
Когда я приблизился к нему первый раз, он еще назывался «Баку».
Я стоял на палубе подходящего к этой громаде катера и восхищался...
Предстояла рутинная работа - обеспечение точного местоопределения при выполнении учений.
Аппаратура была установлена, матросы размещены, потянулись часы ожидания.
Меня поселили в каюту к командиру ЭНГе. Гостеприимный каплей проводил до койко-места, показал, где устраиваться и напоследок предостерег:
«Не выходи никуда, заблудишься, перед обедом я за тобой зайду, если что - звони, вот телефон».
Для начала по старой флотской традиции я поспал часик. Потом подумал, и поспал еще полчасика. Проснулся я внезапно. От банального желания пописать.
Высунулся в коридор, обозрел прилегающее пространство. Ничего похожего на гальюн не было.
Помня о наставлениях, позвонил каплею.
«Нет его, вышел куда-то».
Зашибись. Ладно, делать нефиг, не пацан какой, сам найду.
Вышел я, и довольно смело пошел вправо. Думаю - главное повороты считать.
Останавливаю матроса:
- Где тут гальюн?
- А, это прямо, второй коридор налево, еще через коридор справа будет трап вверх, там спросите.
- А на этой палубе, что нет? - изумляюсь я.
- Есть, но... объяснить тяжело... заблудитесь.
- Ладно... давай еще раз...
Топаю куда-то, где-то поворачиваю... никаких трапов вверх... А хочется уже нестерпимо! Вокруг люди военные бегают озабочено. Останавливаю еще одного:
- Где гальюн?!!!
Матросик смущенно пожимает плечами:
- Я тут всего полгода... Вот возле нашего кубрика знаю...
Бегу дальше...
- Где...?
- Направо... налево... вниз...
Мля, думаю, вот развернусь фронтом к стенке и обоссу тут все! Путешественник хренов! Сидел бы сейчас в теплой каюте, названивал потихоньку.
- Где...?!!!
- Это вам в другую сторону...
ААА! НЕ МОГУ! ЩА ЛОПНУ!!! Взорвусь тут эдакой бомбой, обрызгаю им все!
В ошалевшей голове бьется - «НУ КТО ТАК СТРОИТ!!!»
Через некоторое время со мной уже начали здороваться.
- Здравия желаю...!
Мне? Вот ведь примелькался. Бегаю тут уже полчаса. Совсем свой стал. Узнавать начали.
- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться, матрос Худайбердыев! Где каюта ....мнадцать?
Машу рукой: «Прямо... налево... - разворачиваюсь бегу, на ходу бурчу, - направо... там автобусная остановка...у бабушек спросите...»
Уже ничего не хочется, хочется обратно в каюту... но как её теперь найти?
Озарение - может, у них тут вообще гальюнов нет, а все их ответы - заговор молчания? Брежу.
Вроде, пробегал здесь уже, знакомые шероховатости на стене...
Интересно, а меня найдут когда-нибудь?...
- Товарищ старший лейтенант, а где найти мичмана Кренделева?
- Гальюн!!!...
- Что гальюн?
- Гальюн где?!!!
- Ааа... прямо... направо... вверх...
- Зачем вы мне врете?!!! Нет там никакого вверх!...Вперед! Ведите меня!
- Ну, тащ старший лейтенант... мне надо...
- Вперед мамувашу!
Куда-то идем, где-то поворачиваем. Матрос встает и задумчиво озирается.
- Ага! - ору восторженно, - нету здесь ни хрена! Ну где, где, покажите! - поворачиваюсь кругом, - здесь нет! И здесь нет! Его вообще нигде нет!
Пока я возмущался, матрос смылся. Сука. Найду - убью.
Бреду в никуда...
- Тащ старший лейтенант! Разрешите доложить! Ваше задание выполнено! Приборка в гальюне произведена!
Смотрю недоверчиво. Боюсь спугнуть призрачную надежду. Хриплю, пучеглазя:
- Гальюн... ведите...
ОН все-таки был. И совсем недалеко. Милый... как я скучал по тебе...
Я долго не кончался... какой же это оргазм, ребята...
Вальяжно выхожу в коридор. Люблю всех. Останавливаю матроса.
- Любезный, где тут каюта номер ....цать?
- Это вам надо направо... налево....
Начинается...

Я проверил, что эта история стоит на многих сайтах с юмором, но не обнаружил ее в ББЭВМСиП (Большой Биглеровской Энциклопедии Военно-Морского Смеха и Притчи). А жаль- история великолепная. Рекомендую.

Группа советских войск в Германии, тысяча девятьсот восемдесят затертый год. В городе Дрездене наши военные приглашают немецких офицеров на празднование 7 ноября в гарнизонный клуб-актовый зал. Очень ответственное мероприятие - как-никак официальное международное действие с политическим окрасом. Как положено - сперва официальная часть, потом - банкет. Для доклада из "центра" прилетает целый генерал-лейтенант.
По обыкновению, в рамках доклада ему подготовлен текст на несколько десятков страниц - об успехах нашего социалистического общества, о крепнущей интернациональной дружбе между нашими странами, о важной миссии, выполняемой нами в Восточной Европе и т.п.
Переводчиком доклада назначили одного лейтенанта, очень интеллигентного молодого человека, страстно влюбленного в немецкую культуру и язык и слабо приспособленного к несению военной службы. Никакими подвигами он никогда не отличался, и чтобы его заметили (и может быть продвинули по службе), ему необходимо было понравиться "генералу из Москвы". С превеликим усердием он синхронно переводил четырехчасовой доклад немецким коллегам,
которые, взяв всю свою волю в кулак, старались не заснуть и не вызвать международный скандал. Немецкие офицеры - люди воспитанные и поэтому
старались изобразить на лице заинтересованное выражение. Но к концу четырехчасового доклада даже выступающему генерал-лейтенанту стало
очевидно, что аудитория находится в предкоматозном состоянии.
Дабы чуть-чуть разрядить обстановку, в заключение локлада, он решил рассказать анекдот... Молодой переводчик, чтобы не пропустить идеоматические фразы и лучше передать смысл анекдота гостям, сперва выслушал весь анекдот, а после решил перевести... После долгой паузы, заикающимся голосом он выдал на немецком языке то, что только через несколько лет решился рассказать своим друзьям:
- Уважаемые гости... Только что, в заключение доклада, мой генерал рассказал вам анекдот, смысл которого я не понял даже на родном языке.
Если у вас есть хоть капля сочувствия ко мне, я прошу не "сдавать" меня начальству и поаплодировать выступившему докладчику...

Обычно выдержанные немцы сползали от смеха со стульев и радостно аплодировали окончанию их муки. Генерал был доволен - доклад удался!
А старлей через месяц обмывал капитанские звездочки.