Обычный полет.

- Мужики, вставайте, - мстительно и громко объявил Олег Сазыкин.
Не знаю, как в транспортной, а в пограничной авиации обычно штурман играет роль «утреннего петуха». Не надо ржать, я в хорошем смысле. В его негласные, но свято соблюдаемые обязанности входит встать на полчаса-час раньше экипажа, сходить на АДП, узнать погоду и прогноз по маршруту и пункту посадки, узнать судьбу заранее поданной заявки на вылет (или подать таковую, если накануне не до того было). После этого надо вернуться или позвонить и сообщить командиру собранную информацию, чтобы тот принял решение на вылет. Бывают, правда, такие случаи, когда не то что штурману - ёжику ясно, что нефиг даже дергаться на вылет. В этом случае штурман прокрадывается обратно, чтобы никого не разбудить и вползает под одеяло с мыслью добрать свои полчасика-часик украденного службой сна. Обычно после этого нас всех ждет пятиминутка гнева, когда сквозь дрему взглянувший на часы командир узнает, что на час проспал вылет. Потом все выясняется, но спать уже все равно невозможно.
В тот раз над Анадырем и его ближними и дальними окрестностями погода «звенела». Пришлось вставать и по очереди ползти к единственному крану в летном «профилактории» - отделенном деревянной перегородкой поперек коридора закутке анадырской гостиницы, отведенном под отдых экипажей. Какой там отдых... До часу ночи пьянка экипажа московского Ила, дым по коридору тяжелыми серыми пластами, жеребячье ржание гостей московского экипажа - пилотов марковской вертушки, полуголые стюры в коридоре... Нет, мы тоже не ангелы, но часиков в 10 ужин уже закончили и совсем уже хотели поспать, но вместо этого еще три часа ворочались, возбуждаемые пьяненьким хихиканьем стюардесс. На животе лежать невозможно. Ну и ладно, никто не говорил, что пограничным летчиком быть легко. Алкаши будут еще до обеда дрыхнуть, а у нас в 8 утра - медконтроль и на вылет.
В тот год проводилась операция «Путина - (... ну, пусть будет) 94». Во главе погранцов находился изобретательный и деятельный генерал пехотного происхождения Николаев, любимец ЕБНа. И обычные действия по охране госграницы и экономзоны превратились в операции. К этим операциям надо было заранее готовиться, рисовать карты-простыни, регулярно по специальным формам отчитываться об их текущем ходе, а по завершении операции лепить объемный «итоговый доклад». Времени на собственно охрану границы и экономзоны оставалось все меньше - «операции» съедали все свободное время. В августе 94-го года нас выслали на неделю в город Анадырь - проводить операцию «Путина-94», успешно идущую на бумаге уже месяц. Цель проста - обследовать сначала радиолокатором, а затем и визуально с минимальной высоты отведенные нам районы исключительной экономической зоны Российской Федерации. Все корабли, находящиеся там - переписать, а при необходимости и сфотографировать, зафиксировав их место нахождения или ведения промысла. Данные передать в штаб («являющийся необходимым передаточным звеном между нами и вышестоящим штабом»), а при необходимости принять срочные меры для пресечения незаконного промысла. Т.е. низко-низко и громко-громко полетать над мачтами нарушителя, дав ему понять, что Российская Федерация мириться с браконьерством не будет.
В тот год я активно вывозился на должность командира корабля Ан-26, бессменным инструктором у меня был хорошо уже знакомый вам Пасеков Георгий Георгиевич. В обиходе - Георгич, а за глаза для краткости иногда шепотом - Жора или Жор Жорыч. В моем активе остро не хватало специальных пограничных задач: поиска нарушителя, полетов на ПСС, всяких видов патрульных полетов. Поэтому всю неделю с левой чашки предстояло работать именно мне.
- Куда летим? - поинтересовался диспетчер АДП. Можно подумать, заявку не видел. А может и видел, но координатные пары, указанные в заявке вместо привычных пунктов трассовых полетов не воспринял.
- За угол, за Беринговский, - Георгич быстро заполнял графы журнала.
- Надолго?
- Пока горючего хватит, часа на 4-5.
Я все это время уныло топтался сзади, усиленно изображая из себя командира, пришедшего принять решение на вылет.
- Влад, иди на метео, прослушай еще раз погоду, надиктуй им молитву, забирай Олега, а я на самолет пошел.
- Слухаюсь, мон женераль!
Забежал на метео (Олег и правда сидел там, оттачивая на улыбчивых, но несколько перезревших тетеньках свое обаяние). Мне зачитали погоду Анадыря и запасных, а также в районе работы, после чего я в любезно подсунутый микрофон набубнил «молитву» - установленный набор фраз, подтверждающих, что я, будучи в здравом уме и твердой памяти, прослушал все необходимые данные о погоде, проанализировал их и подтвердил «свое» решение на вылет. Вообще разных «молитв» в авиации много. После чего мы с Олегом сбежали вниз по лестнице, перед выходной дверью переглянулись, резко сбросили темп и вразвалочку, прикрываясь местными самолетами, поплелись к своему борту. Наши надежды оправдались - к нашему приходу лайнер не только расчехлили, но и заглушки убрали и воду принесли, и кабель от аэродромной колонки подключили.
- Что, правачина ленивая, - мурлыкнул нам навстречу пухленький, невысокий, похожий на домашнего кота и с табаковскими интонациями в голосе Володя Половцев, борттехник, - на расчехление не успел, воду за тебя принесли, будешь в полете обед готовить.
- Бог подаст, вы Эльдара зачем с собой брали? Пусть и расчехляет, и готовит, а потом еще и зачехляет.
- Эльдар умеет готовить только «холостяцкую яичницу».
- Как это? - Олег (недавно отправивший жену на материк для сдачи сессии, переходящей в отпуск) уже полез было в самолет, но, заинтересовавшись, остался.
- Просто. Открыл холодильник, почесал яйца, закрыл холодильник.
- Тьфу на вас, - и Олег полез дальше.
- Ну, мужики, - из двери высунулся недовольный Георгич, - сколько можно трепаться. Пора движки гонять, чтобы в 9 - колеса в воздухе. Наши вылеты у командующего на контроле.
Отгоняли, вырулили, привычно стукнувшись колесами о торец ВПП (стоянка грунтовая, летом пылиш-ша!), взлетели. Заняли 1000 метров. Под самолетом справа проплывают серо-рыже-зеленые чукотские тундровые пейзажи. Слева сине-серое море до самого горизонта. Миновали Дионисия - неведомо как взявшийся на побережье анадырской тундры высоченный каменный пуп. Вскоре наш бортмеханик Эльдар Рахматуллин принес свежего чая. Мы с командиром попили по очереди. Пилотировать было легко и приятно. Самолет как влитой сидел в прохладном утреннем воздухе, пейзаж за окном радовал глаз, погода - «миллион на миллион», в эфире тишина, сзади в грузовой кабине - ни одной сволочи (простите, ни одного пассажира).
- Олег, ну что на локаторе? - Георгич волнуется за будущие результаты радиолокационного дозора.
- А самим посмотреть слабо? У вас там командир молодой, который штурмана контролировать обязан, пусть скажет.
- Влад, звук!
- (заглянув в черный резиновый тубус локатора) Георгич, там пятнышки зелененькие и зеленая полоска слева направо бегает. Вот если бы штурвал на кого оставить, и минут пять на экран посмотреть, я б разобрался. Так ведь не на кого оставить...
- Олег, ты слышал, командир пилотирует самолет (складывает руки на не самом маленьком животе), штурвал подержишь?
- Нет целей, командир.
- Командир у вас сегодня Влад, а я инструктор.
- Так я Владу и докладывал.
Я проникновенно отзываюсь: «Спасибо, Олег, один ты меня за командира держишь в этом экипаже». Громко всхлипываю в СПУ. Просыпается Эльдар: «Что, а, уже прилетели?» В СПУ дружный хохот. Забираемся чуть повыше, проходим поселок Беринговский.
- Эй, два командира, «за углом» 5 целей, пока не снижайтесь, сейчас еще попрут.
- Эльдар, включай печку, пусть прогревается. На кухне хлеб вчерашний и бортпайки из домика, Федорыч картохи принес, Влад консервов каких-то. Начинай обед готовить, - Вовка Половцев решил предотвратить опасность нашего похудения. Да и в гостинице кроме быстрорастворимой корейской лапши пожрать нечего. Можно, конечно, на заставу попроситься, но там тоже едой небогато, да и далеко и хлопотно добираться. А на своем борту мы дома.
- Так, Георгич, насчитал 42 цели и сбился. Снижайтесь пока прямо по курсу, там группка из пяти штук, ее первой осмотрим.
- Понял тебя, флагман. Так, Влад смотри, действуй по командам штурмана. На каждый корабль строй заход, как на полосу. Но пройти его нужно левым бортом, чтобы флагман его щелкнул на пленку. Весь экипаж пытается рассмотреть флаг и название, потом докладываете штурману, он фиксирует в бортжурнале.
- Понял, а заход на корабль по коробочке строить или расчетным углом.
- Как хочешь, только сам не запутайся и не проскочи цель. Федорыч, доложи на базу, «обнаружил 42 цели в 16-м, приступил к работе».
- Понял, - это наш бортрадист, Черняев Михаил Федорович, самый заслуженный во всех погранвойсках. Летал еще срочником на Ли-2, потом остался на сверхсрочную, стал прапорщиком, давно заработал себе на 2 пенсии, но с Чукотки не уезжает и летную работу не бросает.
- Олег, до скольких снижаться?
- Метров 200 пока, чтобы контакт не терять с основной группой целей.
Впереди по курсу на темно-синем атласе моря, переливающимся солнечными бликами видны маленькие коробочки кораблей. Снижаюсь чуть правее самого правого из них, чтобы потом левым разворотом выйти на него, как на полосу (корабль стоит поперек нашего курса). 200 метров. Вывожу лайнер в горизонт. Болтанка, дотянувшаяся к нам с пока недалекого берега, несильно потряхивает самолет. Перед глазами прыгает стрелка акселерометра. Георгич внимательно смотрит в мое (левое) окно. Я потихоньку подворачиваю по размашистой дуге, целясь в невидимую точку правее корабля.
- Так, Влад, хорошо, снижайся 150 по радиовысотомеру. От корабля далеко не уходи. Олег его должен под углом 30-40 градусов щелкнуть, чтобы и борт с названием, и суета на палубе видна была.
Корабль стремительно вырастает в лобовом стекле. Со скошенной части палубы сзади в море уходят веревки с шариками. Промысел идет полным ходом. С ревом проносимся мимо корабля. Боковым зрением на палубе улавливаю стоящих с задранными к небу головами людей. Отвлекаться на большее не хочется, слишком близко к поверхности, велика скорость, набрать «полный рот воды» не хочется.
- Олег, как фото?
- Мелковато, Георгич, надо бы ниже в следующий раз. Название кто-нибудь прочитал?
- Влад? - Жора смотрит на меня, видит остекленевшие глаза молодого пилота, ведущего самолет на малой высоте, с досадой машет рукой.
- Комсомолец Горелов, - мурлычет Половецкий
- Флаг?
- Синенький какой-то.
- Ну и х.. с ним, - резюмирует командир, - Влад вправо возьми, там еще один кормой стоит. И снижайся 100 по РВ.
Я напрягаюсь, имитируя толкание штурвала от себя, но руки испуганные такой близостью Земли, тут же берут штурвал на себя и вместо снижения самолет занимает 170 по радиовысотомеру (РВ). Георгич молча упирается в центр штурвала со здоровенным вензелем «Ан», Ан клюет носом, я, с перепугу, дергаю штурвал на себя. 100 метров.
- Вот так и держи, - ухмыляется Георгич. Тут же становится серьезным, - ч-черт, чайки.
Лайнер минует мечущееся грязно-белое чаечье облако по самому его краю. Сети выбирают, вот они и слетелись. Руки уже устали, оказывается, я сижу весь напряженный, окаменевший. Сажусь поудобнее, по очереди снимаю руки со штурвала, встряхиваю кистями. Осматриваем, записываем все пять кораблей.
- Так, с этими все, курс 200 на следующую группу.
- Влад, займи 300 по РВ, Федорыч, передай всю информацию базе - пусть проверяют.
Я с облегчением добавляю тяги и тяну штурвал на себя. Кажется, что самолет тоже с облегчением вздыхает. Штурман щебечет в СПУ, объясняя, как лучше пройти, чтобы за меньшее количество заходов осмотреть побольше кораблей. Ему хорошо, у него в блистер полмира видно, а я в амбразуру лобового стекла, частично закрытую указателем угла атаки и акселерометром только горизонт вижу.
- Олег, сядь на мое место и попробуй рассмотреть все, что ты наговорил. Пальцем лучше покажи, куда лететь, не выеживайся.
Георгич с Половцевым смеются. Надеюсь, не надо мной.
- С-с-стажер, - издевательски шипит штурман. Он тоже думает, что смеются не над ним, - курс 205. По команде вправо.
Проходит минут 10. Моторы ревут, штурвал мелко трясется, Половцев поправляет режим РУДами и зевает. Из грузовой кабины доносятся малоаппетитные запахи. Эльдар раскочегарил бортовую электроплитку, всю измазанную тушенкой и ЦИАТИМом с прилипшими крошками хлеба, табака и еще чего-то. Теперь все это выгорает. Георгич морщится и врубает на полную мощь отбор воздуха от движков, т.е. вентиляцию.
- Так... снижаемся до 100 метров... вправо 50.
Соображаю. Так, сейчас курс 207, ... вправо 50, значит ... 257 градусов. Одновременно пытаюсь снизиться, не проскочив 100 метров. Георгич с удовольствием из правого кресла руководит процессом: «Еще чуть чуть... еще 5 вправо... много, чуть влево. О, хорошо». Нахрена я считал? Сразу бы пальцем показали, куда лететь.
Проходим, фотографируем. Я начинаю привыкать к близости воды, потихоньку наглея, кручу головой. Замечаю название: «Олег, кореец был, названием «капитан Привалов».
- Записал, слева посудину видишь, километрах в 3? Ща ее осмотрим.
Подворачиваю. Георгич на правом сиденье подпрыгивает и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть цель. Вонь из «кухни» потихоньку выветривается. Но глаза еще режет. Осматриваем еще десяток кораблей, берем курс на следующую группу. Из грузовой доносятся куда более аппетитные запахи. Георгич с Половцевым синхронно сглатывают слюну. Жора косится на панель вентиляции, но решает ничего не менять. Видимо, опасается захлебнуться слюной. Вовка отстегивается, складывает свое сиденье-насест и идет к Эльдару - контролировать процесс. Федорыч бурчит в микрофон, устанавливая связь с базой, и передает очередную порцию информацию.
Очередная группа состоит из 2 кораблей - очередного «рыбака» и стоящего от него в 30-40 км серого и страхолюдного на вид корабля ВМФ. До следующей группы далеко, решаем пообедать. Сыто щурящийся котяра Половцев приносит миски с тушеной картошкой пополам с тушенкой «Великая стена», крупные ломти хлеба, рыбные консервы из горбуши (изрядно начатые). Выпрыгиваем на 500 метров, ставим на автопилот, поднимаем на гарнитурах микрофоны выше глаз и лихорадочно, обжигаясь, глотаем душистую картошку, заедая ее слегка подсохшим хлебом. Я выбираю из банки рыбную юшку кусочком хлеба, причмокиваю, краем глаза непрерывно кошусь на радиовысотомер. Расторопный Эльдар приносит чай и сухие пайковые галеты. Кто-то сыто рыгает в СПУ. Так сказать, дружеская шутка. Тонкая. От слова «танк». Олег вне подозрений, он интеллигент до мозга костей, даже летный комбез гладит. Я тоже сам себя не подозреваю. Оглядываю три сыто отдувающиеся физиономии (Эльдара не видно). Все трое хитро улыбаются, прихлебывают чай. Да ну их.
- Снижаемся до 100 на крайнюю правую жестянку, - Олег еще причмокивает, когда говорит, но уже работает.
Машу рукой Половцеву, тот убирает миски и стаканы с центральной панели, передает их Эльдару, забирается обратно на свой насест. Брезгливо и демонстративно стряхивает крошки с панели (часть из крошек рыбные и склизкие) в мою сторону, пристегивается. Косясь в левое окно, выхожу на первый в группе корабль, закладываю лихой разворот и догоняю его на параллельных курсах.
- Влад, доворачивай, смотри, что он делает, доворачивай... а, черт, проскочили, - Олег возбужден и зол. Очередная посудина лихо разворачивается к нам кормой (на которой только слип для сетей и никаких букофф) в тот самый момент, когда мы готовились зафиксировать ее название. - Разворачивайся быстрее.
- Олег, спокойно, он все равно на месте быстрее крутится, чем я на скорости 350. Сейчас вон того, по курсу, досмотрим, потом спокойно развернемся и этого возьмем за ж-ж-ж... жабры.
Однако следующая посудина повторяет маневр предыдущей. Явные браконьеры. Внешне очень похожи и по цвету и по форме надстроек. Один проект. Наверняка и хозяин тоже один.
- Так, Влад, снижайся до 70 метров, я на штурвале подстрахую. Олег, Половецкий и ты внимательно смотрите на эту калошу, запоминаете максимум: флаг, окраску трубы, название. Олег пытается фотографировать. Поехали.
Проходим на 70 метрах над вторым браконьером, вокруг мечутся перепуганные предыдущим проходом чайки. Корабль подставляет нам нос, успеваем лишь заметить цвет полос на трубе. Выходим на самого первого шалуна, успеваем прочесть часть названия и заметить ту же самую окраску трубы. Значит, одна компания-владелец. Отходим подальше в море, разворачиваемся, советуемся. Надо пройти еще раз, иначе весь полет насмарку. Какой смысл осматривать тех, кого ты не интересуешь ни капли? Кораблю тоже крутиться неудобно, сзади сети, можно и попортить их, или на винт намотать. Еще раз проходим над палубой, повыше под углом к кораблю, капитан снова разворачивает судно кормой к нам, а мы быстренько со снижением на предельных углах крена с педалькой (вот ужос-то где, кажется, что сейчас крылом за волны заденем) разворачиваемся. А он не успевает. Чувствуя, как переполняюсь адреналином, захожу с кормы на нарушителя, вокруг которого мечутся изрядно нами напуганные чайки. Как в замедленной съемке замечаю идущую в лобовое стекло чайку. Она медленно заполняет все стекло собой и уже можно разглядеть ее черно-оранжевые глаза. Толкаю штурвал от себя, чайка исчезает сверху, а глаза на секунду отстают от нее, как в мультиках, потом тоже исчезают наверх.
- Е-е-есть, - орет Олег, - я прочитал название.
- А я заметил флаг, - Вовка тоже тяжело и возбужденно дышит, - поляк.
- С-сука, - комментирует Георгич.
Похоже, чайку видел я один. Руки трясутся. Решительно толкаю вперед РУДы и набираю 150. Вытираю руки по очереди о штанины. «Чайку видели?» - слабо интересуюсь.
- Не-ет, какую чайку?
- В лоб нам шла, еле увернулся, - отрешенно сообщаю я.
- Ну, увернулся и увернулся. Молодец. Сейчас надо второго так же взять, снижайся, - Георгичу охота явно понравилась.
Снижаемся, повторяем фокус со вторым кораблем, только я стараюсь ниже 70 больше в азарте не спускаться. Фокус удается. Осматриваем невдалеке третий корабль той же конструкции и принадлежности. Он не вертится. То ли понял бесполезность по двум предыдущим случаям, то ли фирма-владелец получила разрешение на одну лайбу, а выпустила в море туеву хучу. И у третьей лайбы как раз лицензия/разрешение есть... Чего гадать, наше дело доложить.
- Влад, выпрыгни метров на 300 по РВ, пусть Федорыч на базу доложится. Федорыч, возьми у Олега все данные, координаты и вместе с описанием ситуации доложи базе. Олег, дай курс к этому... крейсеру ТОФовскому.
Поднялись вверх и пошли обратно к серому военному кораблю. Не для красоты же он здесь стоит. База тем временем приняла данные, попросила напрямую сообщить в округ и запросить добро на работу с этим... пусть будет крейсером. Федорыч, бурча, лазил по портфелю, разыскивая таблицы частот и кодовых слов для связи с доблестными ВМФ, я с облегчением трясущимися руками рулил самолет в направлении к крейсеру, Олег приводил в порядок штурманский бортжурнал (нашли нарушителей на свою голову, теперь бумагами за... это... завалят). Технари вдвоем мыли посуду и наводили порядок на кухне. Георгич пил чай. Ага, добро есть, таблицы найдены, вдалеке показалась серая коробочка «крейсера». Пробуем связаться. Из любопытства весь экипаж «сбегает» с частоты диспетчера Анадырь-контроля к Федорыу на КВ, послушать диалог. Однако диалога не получается. Морячки молчат, как партизаны и на основной частоте, и на запасной, и на пограничной, и на погранично-морской, и на частоте для связи с прочими силовыми структурами. Усомниться в профессионализме Федорыча невозможно. Скорее всего, когда он начал радистом летать, этот корабль еще только в проекте значился. Георгич решает применить сильнодействующие средства и мы метрах на 150 встаем в вираж прямо над головами у морячков и выходим на «аварийной» частоте. После третьего круга в наушниках раздались долгожданные позывные корабля. Попробую передать суть диалога (а рюшечки вроде позывных придумаю).
- Самолет, неизвестной принадлежности, я Урюк-25, ответьте.
- Урюк, я 26512, принадлежность ФПС, просим перейти на связь согласно таблицы частот.
- Чего?
- На условленную частоту переходи... Урюк... -25.
- А это какая?
- Условленная, блин... для связи с пограничниками.
- А, понял.
Дружно перещелкиваем частоты, вызываем Урюка. В ответ - тишина. Вздохнув, возвращаемся на аварийку.
- ...граничники, куда вы, нахрен, делись!! Отвечайте, я Урюк-25!
- Отвечаем, ты на частоту для связи с ФПС перейди, там и кричи.
- А это где?
- В п... п... таблице частот, - еле сдерживается обычно флегматичный Федорыч.
- Федорыч, помолчи, я сам их обматерю, - вмешивается по СПУ командир.
- Боец, который урюк, пригласи к микрофону своего начальника.
- Самолет, я Урюк-25, - уже другой голос, более хриплый и заспанный, - чего хотел?
- Не самолет, а 26512, а хотел бы я с вами установить связь на приличной частоте согласно таблице и сообщить информацию.
- 512-й, понял тебя, перехожу.
Снова перещелкиваем частоты, тихо хихикая. Я от скуки встаю в правый вираж вместо левого над мачтами крейсера-урюка.
- 512-й, я Урюк-25.
- Урюк-25, я Сапсан-86, отвечаю.
- А где 512-й?
- (тихо сатанея) Урюк, ты таблицу связи открыл, или просто частоту по памяти выставил?
- А-а-а! Понял тебя, Сапсан. Докладывай, что за информация.
- К северу на расстоянии примерно 70 километров три живца ведут несанкционированную работу. Прошу проверить.
- Какую работу? Какие живцы?
Георгич делает три глубоких вдоха, глядя на меня глазами чайки перед лобовым стеклом.
- Урюк, три корабля ловят севернее вас в 70 км. От досмотра с воздуха пытаются уклониться. Поляки, названия кораблей (диктует три названия). Есть добро с Камчатки на их проверку.
- Стой, стой, я записать не успел... в скольки километрах?
- Тля! Мля! Кля! В СЕМИДЕСЯТИ!!! - после этого еще минут пять идут уточнения названий и «чего-чего нам делать?». Я от скуки встаю над кораблем вместо виража в восьмерку. Полет все больше начинает мне нравиться и одновременно утомлять.
- А направление поточнее укажите на нарушителей...
- Я Сапсан-86, даю координаты... (диктует с листика, подсунутого штурманом), а направление... мы сейчас на них курс возьмем, а вы - на нас пеленг. (По СПУ) Олег, быстро дай Владу курс на нарушителей. (В эфир) Связь заканчиваю, как поняли?
- Сапсан, информацию принял, готовлюсь к подъему якоря.
В СПУ слышен дружный «Ф-ф-фух-х!» всего экипажа.
-Урюк, а как долго идти будете?
- К вечеру будем...
Тьфу! Вскоре на горизонте снова показывается большая группа ржавых рыбацких посудин. Вовка Половцев молча стучит по стеклу топливомера.
- Остаток, - реагирует вслух Георгич.
- На час плюс на запасной, - отвечает штурман.
- Ладно, по курсу еще штук 5 осмотрим - и домой.
Снижаемся, осматриваем, забираемся снова на 1000, докладываем на базу о результатах, диспетчеру - об окончании работы и времени прибытия, берем курс домой. Минут через 50 с прямой садимся на почти родную после целого дня болтания над морем анадырскую полосу. Самолет тоже устал. По крайней мере, пробег метров на 200 меньше, чем накануне. Разворачиваюсь на 180, рулю обратно в торец ВПП, где самолет «спрыгивает» с бетона на грунт. А вот и встречающий. Он издали рукой с зажатой в ней красной дощечкой размашистым жестом указывает, где нам встать и как рулить, после чего испаряется. Экипаж лихорадочно выключает потребители. Заруливаю. Встаю. Самолет клюет носом и тут же Половцев выключает двигатели. Открываю форточку. Тишина. Через пару минут начинают проявляться звуки. Мой экипаж быстренько выскакивает в открытую дверь размять затекшие ноги. Последним на выход солидно идет Георгич. Возле двери натягивает знаменитую потертую ДСКу, такую же потертую, но «аэродромистую», с лаковым козырьком, фуражку и оборачивается.
- Влад, а ты какого ... сидишь? Иди, зачехляй самолет.
- Устал я, командир. Как собака... (язык еле ворочается во рту). Георгич несколько секунд смотрит на меня и смягчается.
- Да ладно тебе... Обычный полет.

Тихое послеобеденное время в летном полку.
По расписанию дня - изучение уставов.
Все технари и летчики разбрелись по каптеркам и кабинетам заниматься кто чем может.

Два старых технаря-капитана, Рац и Соколовский, вдвоем сидят в кабинете группы обслуживания самолетов и двигателей. Позевывают после сытного обеда. Смотрят на стоящие за окном самолеты. Облака в небе.
Вяло ведут неспешный разговор о футболе и рыбалке.

Неожиданно Соколовский спрашивает:
- Гена, а ты сколько лет в армии служишь?
- Двадцать три...- удивленно отвечает Рац.
- А скажи тогда, при какой температуре часовому на посту положено надевать тулуп?
- Ну... Сейчас вспомню... При минус 20-ти вроде бы. А, нет, вспомнил - при минус 25. Точно!
- Точно?! А вот хрен!!!

Сонливость Соколовского как рукой сняло. Он возбужденно подскочил:
- При минус 20-ти! И скорости ветра не меньше 3-х метров в секунду!
Рац тоже завелся:
- Минус 25 и никакого ветра! Спорим!
- На трехлитровую банку пива!
- А на бутылку водки слабо?!
- 0,75!
- По рукам!!!

Соколовский, как хозяин кабинета, начинает искать в ящиках письменого стола предмет разрешения спора. Наконец, находит - в нижнем ящике, весь в пыли и паутине «Сборник Уставов Советской Армии и Военно-Морского Флота».
Положив книгу на стол, оба капитана, упершись лбами, начинают листать страницы и искать раздел о часовом, тулупе и морозе.

И тут.. Без стука распахивается дверь. И на пороге спорщики видят первого зама командующего генерала Болдырева. Дядьку вроде хорошего, но если не в духе - то дюже крутого.
Болдырев посмотрел на поднявшихся капитанов, насупил брови и строго изрек:
- Начальник штаба! Что у вас сейчас по расписанию?
Начальник штаба полка, стоявший за спиной Болдырева, дрогнувшим голосом ответил:
- Изучение Уставов, товарищ генерал.
- А вы, капитаны, чем здесь вместо этого занимаетесь? Что за порнографию читаете?
В комнате повисла напряженная тишина.

- Устав изучаем.., товарищ генерал - удивляясь сам себе, ответил капитан Соколовский.
Насупленные генеральские брови удивленно поползли вверх.
Не может такого быть!
Болдырев шагнул к столу, наклонился и вслух прочитал в раскрытой на столе книге: «Особенности несения караульной службы в зимних условиях»...
Посмотрел на капитанов. Затем на удивленно-радостное лицо начальника штаба. Вновь на капитанские физиономии.
- Мо-лод-цы... - медленно произнес Болдырев и пошел к выходу из кабинета.
На пороге остановился, глянул на технарей и добавил:
- Начштаба, объявишь обоим благодарность. За отличную подготовку к итоговой проверке. От меня лично.
После чего окончательно скрылся в коридоре.

- Ну, ты, Саня, просто счастливчик! - первым подал голос Рац.
- Че, проспорил?!
- Да причем тут проспорил?! Я тебе за твой дурацкий вопрос, но заданный в нужное время, и так водки куплю! Вместе потом и выпьем по такой оказии. Благодарность от Болдырева не каждый день получают.
А тулуп все же надевают при минус 25-ти...
- При минус 20-ти и ветре...
- Да ладно, Санек, выбрось эту дурь из головы. Скоро дембель! А генерал уже не вернется...

Виктор Хорошилов

Когда личный состав не занят, то его посещают дурные мысли.

Дрессировщик.

Интересно устроена психика человека: чем меньше у него возможностей культурно провести досуг, попросту говоря, убить время, тем изощренней работает фантазия. Где-нибудь в Союзе, молодой, неженатый офицер ограничился бы стандартным «гусарским набором»: ресторан, дискотека, прочее, но увы, подобное здесь, в маленьких гарнизонах на афганской земле, недоступно. Вот и приходят в голову такие экзотические способы досуга, как-то сбрасывание с парашютом местного кота Барсика. Для чего было затрачено немало времени на изготовление оригинальной подвесной системы, к которой приспособили парашют от САБа, ну а местом сброса была выбрана вышка КДП. Любопытно то, что кот не протестовал при «прыжках» и не пытался удирать после приземления. То ли был слишком ленив, то ли, гад, предвидел, что по выполнению обязательной программы в десять прыжков единодушным решением лётного состава будет поставлен на лётную пайку, а также на зависть местным псам получит право беспрепятственно заходить в лётную столовую.
Потом были опыты над взрывчатыми веществами, проще говоря, расстрел из пистолета и автомата тротиловых шашек, на спор: сдетонируют или нет.
Ну, и наконец, собственно по теме, дрессировка пса Рекса.
- Что может быть в этом? - возразят мне и будут по сути правы. И то правда, это довольно безобидное занятие. С одной оговоркой - пока за это дело с присущим ему творческим подходом, не возьмется старлей Л.

Пришедший невесть откуда циклон неделю поливал всю округу дождями, затем стало сухо, но по-прежнему облачно. И эта низкая облачность как крышкой накрыла расположенный в котловине аэродром Ф.. Прогнозы были безрадостные, подобная погода должна была быть минимум ещё неделю. Полётов не предвиделось. В такие дни время тянется мучительно медленно.
Старлей Л. и лейтенант В. сидели на лавочке около модуля. Было скучно, книги из небогатой местной библиотеки уже перечитаны по нескольку раз, бильярд оккупировали фанаты карамболя, ну а на вездесущие в авиации нарды глаза не смотрели. Уже после двух-трёх бросков «камней» было ясно, кто проиграл. Конечно, можно было придумать себе занятие, но полученное накануне внушение за эксперименты с тротиловыми шашками, довольно сильно сковало творческий полёт мысли, особенно в пиротехническом направлении.
- Эх, скорей бы замена, - нарушил молчание старлей Л. Его раздражало то, что такая куча свободного времени пропадет так непродуктивно.
- И почему время нельзя копить как деньги, - уже про себя подумал он.
Лейтенант В. ничего не ответил, он по ещё сохранившейся курсантской привычке использовал свободное время, чтобы отоспаться про запас. И сейчас был в состоянии, о котором говорят: поднять подняли, да разбудить забыли. Беседа явно не клеилась.
Возможно, посидев ещё немного, эти двое вновь бы разошлись по своим комнатам, лейтенант В. видеть очередной сон, а старлей Л. - в который раз перечитывать первую попавшуююся под руку книгу. Но по очередному капризу судьбы события пошли по совсем иному пути.
К скучающим присоединился ещё один участник последующих событий. Это был пёс, годовалая немецкая овчарка по кличке Рекс. Несмотря на молодой возраст, Рекс отличался большой сообразительностью и что уже естественно, таким же аппетитом. Есть Рекс хотел постоянно, и благодаря своей сообразительности ему всегда удавалось поживиться. Он и сейчас подошёл в надежде выклянчить что-то съестное. Убедившись, что ничего не обломится, пёс убежал и через минуту появился вновь, неся в зубах банку рыбных консервов. Судя по тому, что банка была в комьях земли, она была у Рекса в заначке.
Пёс поставил банку перед старлеем Л., говоря взглядом, - Открой!
Старлей Л. достал нож, открыл консервы и высыпал их содержимое Рексу. Тот одним махом проглотил их содержимое и принялся вылизывать банку.
- Какой умник! - сказал старлей Л.,- разобрался, что банки впрок ныкать можно.
- Дрессировать его надо, - согласился лейтенант В., - способности у него.
- А что, это пожалуй идея, - подумал старлей Л. и поднялся со скамейки.
- Эй, Рекс, иди сюда, - позвал он пса. Рекс бросил вылизывать банку и послушно подошёл к старлею.
- Рекс, прыгай, - скомандовал старлей, пытаясь жестами объяснить псу, чего от него требуется, прыгнуть через скамейку.
Пёс посмотрел на старлея как на идиота.
- Так не получится, его заинтересовать надо, - флегматично произнёс лейтенант В.
- И то правда, - согласился старлей и быстрым шагом отправился к себе в комнату. Там в углу за фанерной перегородкой была импровизированная кухня. Пошарив по полкам, вызвав тем самым переполох в местной диаспоре тараканов, он нашёл там целую кучу всевозможных сухарей, кусков сахара, засохших колбасных обрезков.
- В самый раз подойдёт, - подумал старлей, - этот вечно голодный пёс способен усваивать любую органику.
Он принялся складывать найденное в первый подвернувшийся пакет. По стенкам возмущённо носились тараканы, ещё бы, они лишились значительной части съестных запасов, но их проблемы были старлею Л. по барабану.
По всей видимости, пес Рекс вдобавок ко всему обладал ещё и интуицией. Он на том же месте ждал старлея Л., весь его вид говорил, что он само понимание, послушание и готовность.
И действительно, на этот раз пёс всё понимал с полуслова. Он прыгал через скамейку, проползал под ней, садился, ложился, подавал голос. Минут через двадцать, выполнив все трюки, которые смог вспомнить старлей Л., Рекс с удовольствием уминал содержимое пакета.
Тем временем старлей Л. опять загрустил, он не знал, чем занять себя дальше. Рекс же, покончив с содержимым пакета, не уходил, - вдруг эти двое ещё какую вкусную забаву придумают. Он некоторое время ловил надоедливых мух, а затем принялся гонять как мяч опустевшую банку. Эта банка натолкнула старлея на одну хорошую, как тогда ему показалось, мысль.
- Не тому мы его учили, - задумчиво произнёс он вслух.
- Чего? - спросил лейтенант В., он уже окончательно проснулся и мог адекватно воспринимать происходящее.
- Рекса не тому учили, - уже уверенно ответил старлей Л., - все эти прыжки, ползанья, всё это ерунда.
- А чему же его учить? - удивился лейтенант.
Поняв, что речь идет о нём, Рекс оставил своё занятие и внимательно смотрел на старлея.
- Искать взрывчатые вещества! - закончил свою мысль старлей Л.
- Зачем тебе это? Ты что, с колоннами ходить собрался? - продолжил удивляться лейтенант.
- А ты историю с миной забыл? - напомнил ему старлей.

Дело было совсем недавно, весной. Когда солнце уже хорошо прогрело после зимы землю, но ещё не высушило из неё влагу, и проснувшаяся природа покрыла землю зелёным ковром трав. Молодая, сочная зелень, приятно радовала взор, на какое-то время стало меньше вездесущей афганской пыли, а воздух был полон ароматов полевых цветов.
Но в армии к траве совсем иное отношение: согласно уставу трава вокруг воинских объектов должна быть скошена. И это требование распространяется на все гарнизоны, независимо от их дислокации. Не был исключением и гарнизон Ф., жалко, конечно, траву, всё равно ведь недели через две сгорит под афганским солнцем, но против устава не попрёшь.
Выполнять эту задачу взялся старшина эскадрильи, старший прапорщик К., поскольку он один со всего гарнизона умел обращаться с косой.
Старший прапорщик К., мужчина в возрасте за сорок. Таких как он, в армии называют «военными колхозниками», что в принципе не далеко от истины. Поскольку в прошлом они обычные крестьянские парни, будучи призванными на службу, легко вливаются в армейский коллектив, быстро привыкают к порядкам и большинство из них зарабатывает сержантские звания. По возвращению со срочной службы они начинают тосковать о чётком армейском порядке, им претит колхозное разгильдяйство, и если рядом есть воинская часть, с радостью идут на сверхсрочную службу, или, окончив школу прапорщиков, подписывают контракт. Таких, как старший прапорщик К., довольно высоко ценит командование, поскольку это дисциплинированные, исполнительные подчинённые. Кроме того, «военные колхозники» совершенно не напрягают командование квартирной проблемой, более того, даже если предложить невозможное, что жилого фонда в части предостаточно, никто из них из своих добротных домов добровольно не уйдёт. Как же, огород, хозяйство.
Вот это хозяйство очень способствует решению вопроса пожарной безопасности в воинских частях, особенно на аэродромах, полигонах. Без всяких дополнительных напоминаний и указаний «военные колхозники» следят за состоянием травяного покрова. При этом территория воинской части поделена на «зоны влияния» и каждый ревностно следит, чтобы границы его зоны не нарушил конкурент. Сено, однако.
В отличие от офицеров, ну, и других прапорщиков, «военные колхозники» всю службу проходят в одной и той же части. Они покидают родимые пределы только если часть, подразделение убывает на учения или, как в данном случае, в Афганистан. Кстати, недооценивать их значение в афганских событиях нельзя. Пусть они мало принимали участия непосредственно в боевых действиях, но сколько гарнизонов было благоустроено их умелыми, трудолюбивыми руками, сколько построено бань, бассейнов, душевых, беседок.
Вот и сейчас, старший прапорщик К. без каких либо дополнительных указаний приступил к делу. Его руки истосковались по привычному труду. Единственное, о чём жалел старший прапорщик, что траву придется выбросить, хозяйства здесь, увы, не было. Он быстро управился с лужайкой перед модулем и приступил к тыльной стороне. Здесь был свого рода коридор, образованный стеной модуля и глинобитным дувалом. В этом коридоре всегда была тень, земля меньше иссушалась солнцем, а потому трава была особо высокой и густой.
Но едва взмахнув раз десять косой, старший прапорщик неожиданно замер. Из земли торчал непонятный металлический предмет, плоский, округлый.
- Мина! - обожгла сознание мысль. Старший прапорщик медленно опустил косу.
- Ещё один взмах и... - ужаснулся он, подлое воображение тут же нарисовало жуткую картину: он в закрытом гробу, бьющаяся в истерике жена, плачущие дети, прощальный салют.
Старший прапорщик встряхнул головой, отгоняя виденье и далее действовал по-военному четко, он выставил оцепление, а сам тут же доложил командиру о происшествии. Вскоре в сторону гарнизона Ф. из соседнего мотострелкового полка мчалась поднятая по тревоге группа разминирования. Прибыв на место, минёры сменили выставленное оцепление на своё, а заодно провели эвакуацию личного состава модуля. Затем приступили к изучению объекта. Поскольку идентифицировать взрывное устройство не удалось, было принято решение нейтрализовать его с помощью «кошки».
Через минуту старший группы подрывников протянул командиру гарнизона Ф. пустую жестянку из-под импортных консервов.
- Вот ваша мина!
Старший прапорщик был готов провалится сквозь землю от стыда. Посыпались шутки, подколы. Особо усердствовали те, кто во время упомянутых событий держались подальше.
Но командир группы разминирования не разделил всеобщего веселья.
- Зря смеётесь, при случае прошу ко мне, я вам покажу подобные «консервные жестянки», а в кабульском госпитале, можете познакомиться с теми, кто эти «жестянки» жестянками посчитал, - урезонил он шутников.
- Начальник штаба, командуй построение, - дал команду командир гарнизона.
Поблагодарив перед строем группу разминирования, командир гарнизона сказал пару слов своим подчинённым.
- Не следует забывать, где мы находимся, а если кто попадётся мне с шутками, то пусть потом на себя пеняет. А вам, товарищ старший прапорщик, объявляю благодарность. На войне излишней бдительности не бывает.
Но всё равно, нет-нет, да и упоминалась при случае «минная» история.

- Пожалуй, ты прав, - согласился лейтенант В.
- Тогда ты поищи, чем Рекса заинтересовать, я уже у себя всё выгреб, - сказал, поднимаясь старлей Л., - пойду, «учебные пособия» соберу.
Через пару минут офицеры вновь были на улице, Рекс по-прежнему был на месте.
Лейтенант В. положил на лавочку свёрток с «вкусностями» для Рекса, а старлей Л., «учебные пособия». В состав «учебных пособий», старлей Л. определил несколько патронов от автомата и крупнокалиберного пулемёта, снаряд от авиационной пушки, уже упомянутую пробитую в нескольких местах пулями тротиловую шашку, пару гранат Ф-1, раскрашенных под пасхальные яйца. Одним словом, всё то, что у него хранилось в тумбочке вперемешку с умывальными принадлежностями.
Рексу не пришлось долго объяснять, что от него хотят. Минут через десять он уже бойко находил спрятанные «учебные пособия». Старлей Л. был доволен, всё получалось.
Тем временем, подошло время ужина. На пороге модуля начали появляться его заспанные обитатели. Оглядевшись по сторонам, как пчёлы после зимовки, они уверенно направлялись в сторону столовой. Если кто и обращал внимание на процесс дрессировки, то никаких эмоций не высказывал.
Вскоре, вознаградив Рекса за его старания, в столовую отправились и «дрессировщики».
В Афганистане темнеет рано и быстро, после ужина стало почти темно.
В импровизированный кинотеатр привезли какой-то фильм, и старлей Л. напрочь забыл о Рексе, лейтенант В., кстати, тоже. По окончанию фильма старлей Л. ещё некоторое время смотрел телевизор, с экрана которого Горбачёв втирал что-то о «новом мышлении», затем отправился спать. День прошёл.

Проснувшись рано утром, старлей Л. стал натягивать на себя комбинезон. Он всегда вначале проводил опробование вертолёта, затем умывался и шёл на завтрак. И на этот раз он был намерен действовать по отработанной схеме, ничего не меняя.
Неожиданно на весь модуль раздался голос начальника штаба, майора И.
- Где этот (далее следовала длинная тирада из непечатных слов) дрессировщик!
Нет, конечно, подобные слова в свой адрес старлей Л. слышал не раз. Но тот факт, что эти слова произнёс майор И., произвёл на старлея Л., эффект разорвавшейся бомбы. Дело в том, что майор И. только исполнял обязанности начальника штаба, как большинство должностных лиц гарнизона Ф.. По образованию он был авиационным инженером и отличался феноменальной интеллигентностью. Майор И. мог чётко и ясно излагать свои мысли, не прибегая к помощи известных трёх слов. Старлей Л. даже подозревал, что он вообще не знает их, а тут на тебе.
Поняв, что случилось что-то неординарное, старлей Л. натянул ботинки на босу ногу и выскочил в коридор.
- Иди, разбирайся со своим Рексом! - майор И. махнул рукой в сторону выхода.
Туда и поспешил старлей Л., майор И. последовал за ним.
На крыльце старлей увидел следующую картину. Действуя по принципу, «чем больше сдам, тем лучше покормят», Рекс, похоже, трудился всю ночь. Прямо на пороге была довольно объёмная куча патронов, авиационных снарядов, взрывателей, выстрелов для подствольника, гранат, шашек. Старлей Л. даже удивился, неужели это всё свободно валялось у них на аэродроме? Но когда он перевёл взгляд на Рекса, то понял причину, почему так был, мягко говоря, взволнован майор И.
Рекс сидел перед этой кучей, держа в зубах неразорвавшийся миномётный снаряд. И по словам майора И., никому не хотел её отдавать. Похоже, Рекс решил, что это самый ценный экспонат. В некотором роде он был, конечно, прав.
- Рекс, молодец, давай сюда, - скомандовал старлей. Пёс, помня вчерашнюю «науку», послушно выполнил команду и к своему глубокому разочарованию не получил никакого вознаграждения. Обиженно фыркнув, Рекс побежал в сторону столовой.
Теми временем майор И. вызвал оружейника, и они уже втроём собрали находки Рекса, вынесли в специально отведённое место. Попросту говоря, это была яма на краю аэродрома, где оружейник проводил подрыв не сработавших авиационных боеприпасов.
- Сегодня учишь его обратному, - сказал майор И. старлею по завершению. Он был зол и на себя - видел же вчерашнюю «дрессировку», причём посчитал её правильной. Не предвидел такой итог.

Но отучать Рекса не понадобилось. Быстро смекнув, что без команды за это вознаграждение не получить, он и не думал больше приносить подобные игрушки. Умный был пёс. Удивительно, но старлею Л. всё сошло с рук. Вскоре погода наладилась, начались интенсивные полёты, и старлей сам забыл эту историю.

Старлей Л..

Кузьмич

Адмиралы...
Железные сердца, стальные нервы, морская пена на голове, грот - мачтовая выправка. Такие адмиралы редки, но они были и будут. Без них нет побед, славы и чести Флота.
Вице-адмирал Иван Кузьмич Хурс, Начальник разведки ВМФ СССР, личный друг Главкома Горшкова, морская пена на голове, грот - мачтовая выправка, честь во всем его облике.
Я встречался с ним дважды: в июле 1983 года, когда трясущейся от напряжения рукой открыл дверь его кабинета и вошел для представления, и позже, через несколько лет, на борту «Азии», на которой он всегда останавливался, прилетая во Владивосток.
- Товарищ вице-адмирал, лейтенант...представляюсь по поводу назначения на бригаду разведывательных кораблей!
- Я ознакомился с Вашим личным делом, лейтенант. Вы представляете особенности будущей службы?
- Никак нет. Боюсь, что моя специальность не будет востребована на Флоте. Я - абсолютно сухопутный человек.
- Вы даже не представляете, насколько она будет востребована. Идите, служите, ничего не бойтесь, и все будет хорошо.
А вот и вторая встреча:
- Товарищ вице-адмирал, дежурный по кораблю старший лейтенант... За время дежурства на корабле происшествий не произошло.
- Здравствуйте, лейтенант. Как служба?
- Спасибо, все в порядке. Как Вы и говорили.
Он, конечно, узнал того нахального мальчишку, который добился у него приема, чтобы доказать, что посылать служить на корабли «меня, такого славного, такого умного, желающего служить где-то на переднем и горячем краю - в Танзании, например» - это большая кадровая ошибка. Но он ничего не сказал, поняв по моим глазам - насколько мне стыдно за ту глупость. За моими плечами уже было два похода и стойкая уверенность, что в выборе места службы мне выпал туз, который еще всего два года назад казался шестеркой треф. Я благодарен этому высокому, седовласому и сильному моряку за кусочек подаренной судьбы. Самый главный кусочек. Очень важный. Сегодня я стараюсь разыскать и записать воспоминания о нем, рассказанные флотским людом - те маленькие и иногда смешные штрихи, ярко характеризующие личность.
Кузьмич, конечно, не Хайман Риковер, который мог сыграть учебную тревогу на подводной лодке, на которую он забрел среди ночи, если в каюте его не встречала тарелка с любимым виноградом, но и он, Хурс - тоже адмирал старой школы со своими маленькими слабостями.
Вечер на стенке после спуска флага. К воротам бригады пешком подходит Кузьмич - он не пользовался служебной «Волгой», чтобы пройти километр от Штаба КТОФ до бригады. Его не сопровождала свита адмиралов и капразов с масляными глазами. Он просто шел по набережной и дышал любимым морем, от которого был отрезан московским кабинетом. И на бригаде его появление в ночи всегда было внезапным и нештатным событием.
Пыхтя и придерживая кортики, несутся дежурные офицеры, чтобы успеть встретить Хурса:
- Товарищ вице-адмирал, старший по бригаде капитан 1 ранга П.
- Ваша должность?
- Начальник политотдела!
- А вы, товарищ капитан 3 ранга?
- Оперативный дежурный капитан 3 ранга К.
- Должность?
- Заместитель командира по разведке среднего разведывательного корабля «Сарычев», товарищ вице - адмирал.
- Занимайтесь своими делами, товарищи офицеры, - Кузьмич, явно чем-то недовольный, ступает на трап и идет в свою флагманскую каюту. Через пять минут в рубке оперативного дежурного раздается звонок комбрига:
- Серега, запомни, ты - старший по бригаде! Сейчас тебе позвонит Дед.
- А начпо тогда кто?
- Замполит в пальто! Кузьмич их на дух не переваривает. Запомни это!
Еще через минуту раздается звонок Хурса.
- Товарищ адмирал, старший по бригаде капитан 3 ранга К.!
- Добро! Зайди ко мне в каюту! - удовлетворенно басит Дед.
Войдя, Сергей застает Хурса у открытого холодильника. В нем рядком стоят бутылки водки, коньяка и виски. Кузьмич машет рукой подойти:
- Вот, сынок, посмотри - чего здесь не хватает?
Старший по бригаде пробегает по «мини-бару» глазами, сглатывает и, отчаявшись найти правильный ответ, нахально заявляет:
- Шила, товарищ адмирал!
Хурс бросает на него удовлетворенный взгляд и говорит:
- Молодец! Действуй!
Через десять минут бутылка спирта стояла на столе Начальника разведки ВМФ. А после отъезда Кузьмича в холодильнике нашли нетронутые бутылки водки, коньяка и виски.
Прошли годы; Сергей уже капитан 2 ранга и служит в Главном Штабе, изредка встречая в коридорах наглаженного, высокого старика в гражданском костюме. Его спина пряма, как грот - мачта: ни годы, ни тяжелая операция, ни унизительное положение рядового пенсионера - служащего не смогли опустить вниз плечи Кузьмича.
Однажды капитан 2 ранга К. врывается в финчасть штаба. Ему надо срочно выехать в московский аэропорт для встречи командира корабля, вернувшегося из дальнего и очень важного похода. Но на дворе 90й год, год разрухи и всеобщей апатии: служебных машин нет, денег, даже на такси - тоже. Печально повернувшись, чтобы выйти из помещения, Сергей натыкается на Хурса, все это время стоявшего у него за спиной. Извинившись, он делает шаг, но останавливается, почувствовав на рукаве руку адмирала. Кузьмич достает из кармана 100 рублей и протягивает их К.:
- Возьми, сынок, они тебе для дела нужны!
Сейчас адмирала Хурса уже нет с нами. Но Флот ждет, когда к нему вернутся такие люди, как Кузнецов, Горшков, Хурс, ... Он очень ждет и надеется.

Были «паркетного» крейсера N50 или «деревенские забавы»

Запутанные правила любимой американской игры так и остались тайной за семью печатями для группки моряков с «паркетного» крейсера, волей судьбы занесенных на матч в бейсбольном клубе ранее достижимого с Северного Флота разве что с помощью баллистических ракет американского города Джексонвила во Флориде (смотри «Быль «паркетного» крейсера N2» - прим. Авт). Но вот спортсмены разошлись по разным сторонам поля, судья произнес краткую эмоциональную речь, и табло со счётом погасло, что даже для любого не вникшего в секреты бейсбола однозначно могло означать только окончание игры. Однако зрители покидать свои места не спешили. Больше того, с неимоверным удивлением старший лейтенант Василий К., возглавлявший присутствующую на матче команду матросов, увидел на здоровенном экране над площадкой, ранее демонстрировавшем наиболее драматические моменты игры, физиономию сидящего в соседнем ряду старшины второй статьи Ибрагимова, невозмутимо ковыряющегося в носу. Шум на трибунах мешал и без того не слишком-то твердо знающему английский офицеру уловить смысл скороговорки диктора, но тут на помощь деликатно пришел американский переводчик:
- Слышите? Такого на этом поле не было никогда. Чтобы тренер команды Джексонвила предложил поиграть с его игроками в бейсбол непрофессионалам? А вам - предлагает сыграть! Говорит, как бы это на русском, гром сражения должен греметь только на спортивном поле.
- Какой, на хрен, бейсбол? - встрепенулся старлей, - Вот ещё, клоунов из нас делать.
- Васильич, - потянул его за рукав сидящий рядом мичман Пудов, - Васильич, а давай сыграем? Что нам, слабо, что ли? Тем более, я - деревенский.
- И что? У вас вся деревня на бейсболе помешана? Первенство колхоза между бригадами постоянно проводили? - офицер на секунду представил себе своего мичмана в телогрейке, кирзовых сапогах, с беломориной в зубах и разлапистой перчаткой-ловушкой на правой руке.
- Скажешь тоже. У нас футбольной-то команды и то не набрать было, - улыбнулся Пудов.
- А где ж тогда ты бейсбольную биту освоил? - теперь перед мысленным взором старлея пронеслась картинка, на которой мичман сосредоточенно дубасил битой нерадивого должника.
- Да я этой биты ни разу в руках не держал. Вот и хочу попробовать. Давай сыграем, чего нам терять?
- Вообще-то, конечно, прикольно бы в бейсбол сыграть. Было б о чем рассказать на свалке - начал сдаваться Василий, - Но мы ж даже правил не знаем.
- Всё очень легко устроить, - вмешался переводчик, - Запасные американские спортсмены могут страховать ваших игроков и подсказывать, кому что делать. Я договорюсь. Ведь никто не требует от вас рекордов. Пусть американцы просто увидят, что русские - такие же обычные люди, как они.
- Чёрт с ним, выходи строиться! - решительно махнул рукой офицер. Матросы дружной гурьбой повалили на поле.
Быстро переговорив с американской командой и распределив дублеров к российским морякам, переводчик подошел к Василию, протягивая ему биту:
- Вам начинать.
- Сперва бы попробовать, - офицер пару раз взмахнул, примериваясь, своим новым грозным оружием
- No problem, - переводчик сделал знак подающему.
Мяч взрезал воздух. Старлей ухитрился всё же задеть его битой, но, и не зная правил, понял, что упал мяч после удара позорно близко.
- Хрен мы так чего наиграем, - оптимизм офицера улетучивался на глазах.
- Не переживай, Васильич. Давай я на отбив встану, - потянулся к бите Пудов.
- Ага, помню. Ты - деревенский. Ну держи, раз сам втянул в авантюру, - старлей демонстративно отвернулся к трибунам.
За спиной сухо щелкнуло, и зрители неожиданно разразились восторженными криками. Офицер повернулся. Мяч, за которым стрелой мчался американский игрок, каким-то чудом очутился на другом краю поля, а матросы, бережно управляемые на голову возвышающимися над ними поводырями, совершали какие-то сложные перестроения по периметру площадки.
Пришло время следующего броска. Мичман лихо махнул битой, и мяч вообще перелетел поле, ударив в сетку на противоположной стороне. Следующий бросок был отражен не менее удачно. Следующий - также. Трибуны неистовствовали.
- Вот это удар! - подбежал к Василию переводчик, - В нашей команде не каждый может таким похвастаться. И какая реакция! Где же он смог такому научиться?
«В деревне?» - ошарашено подумал Василий, оставив вопрос без ответа.
Игра завершилась. Возбужденный Пудов, окруженный толпой восхищенных американских спортсменов подошел к старлею.
- Васильич, я ж говорил - не переживай, - хмыкнул он, - Подумаешь, битой мяч отбить. Вот поиграли б они в нашей деревне выломанной из забора штакетиной и катушкой от ниток в лапту!