В штопор на подводной лодке.


- Первый.
- Есть первый!
- Помощник есть?
- Есть, они компот пьють.
- Помощнику командира в центральный пост к командиру.
Лампочка на «каштане» гаснет, не оставляя надежд на продолжение диалога. Эх, ну и демократичная эта штука «каштан»! хотят тебя включат, или отключат... Ты можешь орать в отключенную из центрального поста коричневую коробку на стенке, пока тебя не отнесут к доктору в изолятор, но ни одно твое слово покой в центральном больше не потревожит. Замечательное изобретение «каштан» - Военное!
Неторопливо допиваю остатки компота. Не чувствуя подвоха, начинаю движение в центральный пост. Я в «любимчиках» у командира, наверное, в первый раз за всю мою службу я в разряде «любимчиков». Что он там еще придумал? Скорее всего, меня будет ожидать следующий диалог:

- Помощничек, а какой у нас сегодня праздник? А то мы с замулькой (замполитом) голову ломаем и ломаем?
- А что ее ломать, ровно год назад я машину купил.
- Правильно помощничек! Я так и знал, что ты обязательно вспомнишь про нас с замулькой! Дай команду интенданту, чтобы притащил две бутылки вина ко мне в каюту, ну и покусать чего-нибудь, праздник у тебя все-таки.
Так,.... СтарпомищеЕЕ!.... Ты в Центральном! И смотри у меня! Через час ЖУС мне на стол. Буду тебя по нему мордой возить, пока ты не станешь в два раза короче!
Двухметровый Юра Ребенок, который на подводной лодке мог распрямиться только в центральном посту, зыркнет в мою сторону ненавидящим взглядом и тут же постарается его спрятать.
Он все понимает, только иногда справиться с собой не может. Мы с ним давно раскусили командирскую тактику «разделяй и властвуй». Одного приближать, другого в асфальт закатывать. Но уж больно тяжелы для него эти унижения.

- По вашему приказанию товарищ командир.
- Помощник, где ты шляешься! Я тебя уже 30 минут с собаками разыскиваю!
Я принимаю строевую стойку рядом со старпомом.
- Короче! Что будем делать?! Я вас спрашиваю, два барана, что будем делать?
Самое глупое на моем месте, было бы сейчас спросить, по какому поводу он так переживает.
Поэтому стою молча, дескать, причину гнева я уже знаю, виноват, но своих предложений по данному поводу, еще не выработал, а в настоящий момент именно этим и занимаюсь.
У Юры Ребенка, нервы чуть слабее. Он не выдерживает.
- А что собственно случилось, товарищ командир?
Лучше бы он не открывал свой рот, расположенный в районе плафонов на подволоке.
СтарпомищЕЕЕ!.... Ты никогда нихрена не знаешь!.... Тебе все пофиг на подводной лодке! Когда ты в последний раз обходил подводную лодку?!
Хотя у Юры с самого начала автономки было только два режима, либо он в центральном, либо обходит подводную лодку. Спать ему почти не полагалось. Но в данный момент это значения уже не имело.
Чтобы спасти от дальнейшего избиения старпома, механик, как бы невзначай роняет фразу про последний сломавшийся ДУК.
ДУК - это специальное устройство для отстрела в подводном положении мусора и отходов. По своему устройству оно напоминает маленький торпедный аппарат, только стреляет он мусором, а не торпедами и вертикально вниз. Первый ДУК у нас вышел из строя на третий день после погружения. Второй (и последний) двадцать минут назад. Чаще всего ДУКи ломались по причине попадания консервных банок под переднюю крышку. Там они расплющивались в лепешки гидравликой и намертво зацеплялись за края крышки. Многочисленные «хлопанья» передней крышкой, как правило, не помогали.
- Ваши предложения?
Юра стоит в «ступоре».
Значит моя очередь.
- В этой ситуации, товарищ командир, вижу только один выход. Выгрузить торпеду из второго торпедного аппарата, на среднюю палубу, закрепить ее на подъемнике и сам подъемник тоже зафиксировать. Отстрел мусора производить из второго торпедного аппарата на перископной глубине один раз в неделю, для уменьшения расхода воздуха.
Командир тоже был из минеров. Поэтому я был почти уверен, что он не испугается принять предложенное мной решение. А другого и не может быть. Иначе остается только всплывать по ночам и выбрасывать мусор с мостика, сорвать боевую службу и вернуться в базу с позором.
Но командир был еще мудрее, чем я предполагал.
- Помощник, освободить уравнительную цистерну в шестом отсеке от продуктов. Будем мусор валить туда.
Все.
Выполнять.

Моя каюта находилась тоже в шестом отсеке. Мысль заработала быстрее.
- Товарищ командир, ваше решение однозначно правильное, однако стоит все сначала хорошенько просчитать.
- Что ты имеешь в виду?
- Надо сначала просчитать объемы, срок разложения отходов.(во залепил, сам я себе обрадовался). Для этого, доктора надо подключить (у него каюта тоже в шестом), пусть расчеты проведет какие положено. Надо же все грамотно обосновать. Может быть, придется личный состав из шестого отсека переводить в другие, а вахту в шестом нести в изолирующих средствах. Мало ли чего еще?
- Хорошо, давай доктора.
Исполнительный вахтенный инженер механик нажимает рычажок на «каштане»:
- Военному врачу прибыть в центральный пост к командиру!
Пишу доктору записку, ему ее передают на переходе в центральный.
Через минуту он перед глазами командира, но в уме уже представляет, как будет ложиться спать в противогазе.
Еще через полчаса он повторно прибывает к командиру со своими расчетами.
Выглядят они весьма убедительно, видно не хочет доктор в противогазе спать, молодец, ухватывает с полуслова.
- Товарищ командир, Дизентерия, через 35 часов, чесотка через 42 часа, холера - через 137 часов...
Глаза командира покрываются печальным туманом.
- Да, помощник, мудрый ты, чуть я глупостей не наделал с дуру....
Все свободны. Думать буду.

Думайте, думайте, товарищ командир. Говорю я сам себе. Завтра будем выгружать торпеду, а ответственным за безобразие по отстрелу мусора назначу минера. Будет знать, как меня вызывать на партячейки.

Через несколько часов принимаю вахту в центральном посту. Командир на коротком кожаном диванчике читает «Джин Грин - Неприкасаемый». Периодически он резко убирает голову в сторону, чтобы уклониться от вылетающих из книги пуль.
- Товарищ командир, вахтенный офицер капитан-лейтенант Прядко, вахту принял исправно, по работе систем и механизмов замечаний нет, на вахте вторая боевая смена, личный состав полностью. Прошу разрешения заступить.
- Заступить.
- Есть!
И тут же по «каштану»:
- подвахтенным от мест отойти.
По лодке всеобщий выдох двух третей экипажа. (обошлось без представлений на этот раз).

Еще через час, когда подвахтенная смена дружно засопела на своих лежбищах, командир бросает в сторону книгу.
- Помощник, турбине «вперед самый полный». Погружаться на глубину 270 метров.
- Есть турбине «вперед самый полный». Погружаться на глубину 270 метров. С дифферентом 1 градус на нос.
- Комдив три, ставь своего барана к ДУКу шестого, пусть начинает «хлопать крышкой».
Лодка быстро набирает скорость. Корпус слегка подрагивает, на лаге 27 узлов.
Командир подбегает к «каштану»
- Шестой, ну что с крышкой?
- Хлопаем, пока полностью не закрывается.
- Сейчас закроется... Сейчас она у меня или закроется или отвалится... ТУРБИНЕ РЕВЕРС!
- Есть турбине реверс!
Перевожу телеграф в положение «назад самый полный».
Несколько секунд лодка не понимает, что ей надо делать под управлением идиотов, потом резко валится на нос. Дифферент 28 градусов на нос, лодка на инерции 15 узлов продолжает свое движение в пучину. Рули уже бесполезны при таких дифференте корпуса и инерции вперед.
- Продуть среднюю!
-Есть продуть среднюю!
Смотрю на стрелку глубиномера... 370 метров. Поздно. Понимаю, что воздух уже не спасет.
Ну, вот и все Леша, вот тебе и ответ, как незаметно гибнут подводные лодки в море и по каким причинам...
Скорость по лагу упала до восьми узлов, дифферент отходит к 20 градусам, воздух в средней группе сжимается в объеме, его эффективность ничтожна.
Все.... Шансов уже никаких. Боец в шестом отсеке в экстазе продолжает хлопать крышкой ДУКа... Но про него уже все забыли. Наверное, сейчас не мешало бы помолиться, если б умел...
Вруг дифферент начинает резко отходить 15, 10. 5, 0..... Глубина 420 метров...
Пошел на корму! 2...,3...5..,7,10,15, 29....... Теперь летим свечкой вверх... Воздух в цистернах расширяется, увеличивая подъемную силу.
- Открыть клапана вентиляции средней! Заполнить «быструю»!
В отсек врывается вонь из вентиляции цистерны быстрого погружения, отсек «надувается». Наверное, это первый случай ее использования за все время эксплуатации лодки.
Лодку «поймали» на тридцати метровой глубине.
Вследствие повышения давления, в отсеке заблокированы межотсечные переборочные двери.
С двух противоположных сторон в отсек, через эти двери рвутся заместитель командира дивизии (со стороны первого отсека) и чекист (со стороны третьего).


Переборочные двери, наконец распахнуты. В центральном посту появляются ЗКД в разовых трусах и чекист, тоже в разовых трусах, но в кителе.
ЗКД уединяется с командиром в штурманской рубке, при этом штурман из нее вылетает верхом на увесистом пендале. Через фанерные стенки штурманской рубки слышен рев лишаемых жизни свиней.
Чекист в трусах неторопливо обходит всех в центральном посту и кладет перед каждым лист бумаги. Затем обращается ко мне, так как считает, что я руковожу вахтой, поэтому сейчас все будут делать то, что я скажу.
- Леша.
Сейчас каждый из вас должен написать «объяснительную» с подробным описанием событий, произошедших на подводной лодке.
- Игореха, ты что охренел?
Я говорю так, чтобы меня слышали все остальные.
- Настоящий боевой офицер может писать только «рапорты» и только своему командованию.
И еще два заявления - одно в партию, второе в ЗАГС.
Какая, такая объяснительная? - Ору я ему уже прямо в лицо.
- Тебе, что название не нравится? Пиши рапорт командиру дивизии!
- А он меня об этом просил ?!
Чекист в панике. Напугать не вышло.
Однако теперь ему, пожалуй, надо помочь и подсказать решение. Сам он не знает, что делать. Того и гляди за наган спрятанный в трусах начнет хвататься.

-Игореха, тебе надо, ты и пиши, а я тебе все как на духу рассказывать буду, а вот товарищи соврать не дадут! Все дружно закивали головами.
-Ладно...
Чекист начинает строчить на листке каллиграфическим подчерком.
- Подожди, я тебе сейчас так все объясню, на пальцах.
Вырываю у него из рук начатый листок, переворачиваю его, и на обратной стороне начинаю рисовать «каляки-маляки», которые должны обозначать схему движения подводной лодки в морской пучине. Через пять секунд официальная бумага превращается в детсадовскую мазню. Я продолжаю чиркать ее вдоль и поперек, рассказывая про встретившиеся турбулентные потоки, образовавшие дифферентующей силы. В глазах у него тоска...
- Игореха, ну ты ведь сам был инженером гидроакустической группы, ты ведь моряк, ну вот смотри...
- А какой был при этом дифферент?
- 12 градусов - вру я ему в глаза не моргнув.
- А вот мичман Пупырченко из первого отсека, утверждает что 25 градусов !?
Ну, это он меня на «понт» берет. Не мог он успеть сгонять в первый отсек.
- Игореха, а ты дай ему в морду, чтоб не врал! Ну, я тут «вахцер» или хрен в стакане? Ну, кто тут еще мог видеть дифферентометр из-за моего плеча!
Обвожу всех остальных взглядом, дескать, ясно, что нужно будет врать, когда иголки под ногти начнут загонять? Я ведь за общее дело болею, два месяца под водой и все это коту под хвост по приходу в базу!

- Так, а листок я все-таки заберу...
- Забирай, забирай...
Все стрелки, обозначающие возникшие на корпусе силы подписаны нецензурными выражениями, а в правом углу ...

Наконец страсти на подводной лодке утихают, две смены экипажа, разбуженные дикими маневрами, постепенно прекращают свой птичий гомон, забиваются по своим норкам, лежбищам и койкам. Незаметно для себя они погружаются в натренированный годами подводнический сон, доверяя его, как и саму свою жизнь, товарищам, несущим вахту.

Незаметно наступает утро. Но утро это условное. Экипажи на боевой службе живут по московскому времени. А наверху, бушующее Охотское море, покрытое ночной тьмой и плотным туманом.

- Помощнику командира прибыть в центральный пост.

Я откладываю в сторону подшивку журнала «за рулем», которую старательно изучаю всю автономку.

- По вашему приказанию, товарищ командир.

Командир сидит на диванчике с красными уставшими глазами.
- Торпеду говоришь?...
А как ?... все продумал?
- Да.
Наступает пауза, которую я стараюсь не нарушить. Запах от разлагающихся продуктов жизнедеятельности экипажа распространился по всей лодке и должен сейчас подсказать командиру правильное решение без моего вмешательства.

- Алексей, сходи, почини этим баранам из третьего дивизиона ДУК...

Длинная пауза...

- Хорошо.

Я выхожу из центрального, перехожу в первый отсек. А ведь он прав...
- Трюмный! Подь сюды!
Ну, показывай, дорогой, как ты ДУК первого отсека ломал!
- Тащь, Я его не ломал, он и был поломатый. Тащь, комдив три сами смотрели и сказали, что капец ему, больше не трогать. Сказали трюм убирать, а клапана не трогать. Я и не трогаю, видете сдеся и сдеся, я бирочки подкрасил...

Да... Вова насмотрит. ..
Сверху тень секретчика.
- Андрюха стоять! Тащи сюда описание ДУКа, бегом!
Раскладываю на коленках портянку, читаю описание. Из проема двери на крохотный камбуз появляется греческий профиль кока, мичмана Ткаченко.

- Тащь, так я сам умею. Я ведь тут постоянно, когда мусор стреляют. Я и сам иногда стреляю.
- Ну давай.
- Что стрелять?
- Нет стрелять не надо, стрелять будем на «перископе», а сейчас показывай клапана.
Трюмный продолжает причитать:
- Мы заднюю крышку открываем, а оттудова вода!
- Прям так сразу и вода?
- Нет не сразу тащь, но труба быстро заполняется. Так это-самое, что тащь? Передняя то крышка закрыта полностью, до конца! Вота, смотрите по указателю.
- Алексей Васильевич, не сразу, секунд за 10-15. - вмешивается Ткаченко.
- Ну, вот теперь все с начала.
Прикидываю в уме - глубина 50 метров, давление 5 кг, клапан вентиляции откроем, если что, вода через него в трюм и пойдет, а крышку закрыть успеем.
Предупреждаю центральный пост о начале работ, получаю «командирское благословление».
Поехали!
Засекаю время по секундомеру - заполнение трубы ДУКа под «жвак» 35 секунд.
Вода в ДУКе чистейшая.
- Бинокль и герметичную переноску сюда!
Повторяем эксперимент с подсветкой и «удлинителем глаз».
С третьей попытки разглядел неисправность. Кусок толстого целлофана от дуковского мешка, попал под уплотнение нижней крышки, зацепившись за контрящую болты проволоку. Целлофан прозрачный, в воде заметить почти невозможно..
УРА!!! От души отлегло... Починим!
Отхожу в сторону, чтобы не мешать проявлению «всплеска творчества масс».
Массы на высоте. Притащили антенну от «Искры», привязали к ней отточенный Ткаченкой камбузный нож....

- Центральный, доложить командиру, введен в строй ДУК первого отсека.

- Есть.

Коричневая коробка на стенке ожила и заговорила торжественным голосом командира:

- Внимание по кораблю! Говорит командир!

ПО МЕСТАМ СТОЯТЬ, К ВЫНОСУ МУСОРА!



А.В. Ноябрь 2005 года

Внесистемная единица.

Логи писались всегда. На заре человечества описывались только особенные траблы типа нападения гуннов или эпидемии чумы на особенных носителях типа пергамента или папируса особенными людьми типа летописцев или иноков. Сегодня фиксируется все. Любой дурак с выходом в Интернет в состоянии описать любую мелочь своей жизни в живом журнале. Любые проблемы в сети документируются в специальных файлах. Ход боевого дежурства в войсках ПВО: исправности и, прости Господи, неисправности, переговоры, пролеты и старты,- фиксируется аппаратурой боевого документирования (АБД). И как только что-то случается, ленты прослушиваются, распечатки анализируются, и «награждаются непричастные и наказываются невиновные».
У нас на комплексе функциональный контроль проводился каждые 2 минуты. А результаты функционального контроля - ФК - распечатывались на чуде вычислительной техники - АЦПУ-64 - принтере весом в треть тонны. Каждые две минуты АЦПУшка печатала 2 строчки с результатами ФК. По стрекоту, издаваемому АЦПУ, опытные начальники дежурной смены могли определить чуть ли не характер неисправности Комплекса. Чик-чирик-чик- напечатались две строчки типичного двухминутного ФК. Чик-чик - каналы расфазированы. Чик-чик-рик-риктиктиктиктииикикикиткикитк - ну, началось..... Ревун сигнализации о неисправностях на комплексе противный и громкий, поэтому и ориентировались опытные дежурные инженеры в сменах по стрекоту АЦПУшек, а кнопку ревуна зажимали отверткой - кто порешительней или бумажкой - кто поделикатнее, чтобы дежурить спокойнее и спать, не дергаясь. Потому как все равно про беду АБД прострекочет.
Таащ паковник, боевое дежурство на комплексе несет, - Заместитель начальника Комплекса 44-летний подполковник Сергей Олегович Пучков принимал утренний доклад. Речь знакомая до мелочей, до словечка.
- Что-то, Вова, ты очень военный нынче? Не иначе, напортачили ночью - Сергей тревожно потянул носом - Нет, вроде, не пили, но что-то начальник смены больно молодцеватый и глазами ест прямо поедом? Да и Андрюха, молодой лейтенант, чего-то глаза прячет.
Начальник 1-й смены майор Вова Котелков дошел до сакраментальной фразы: За время несения службы происшествий не случилось за исключением...
Дежурный инженер лейтенант Гавриков вздохнул и опустил глаза. Начальник 2-й смены майор Тушин прекратил переодеваться в «пижаму» дежурной смены и прислушался. Заместитель начальника комплекса напрягся.
- Что случилось, Вова?
- Доклад 5-ти часовой отправили с 3-й попытки...
- Во сколько?
- В 5.30, Сергей Олегович. Вначале на ЗАС-овцев думали, но потом комплекс перегрузили пару раз и доклад прошел.
- Ну, давай ленты. Посмотрим, что там было и как было?
Вова замялся, лейтенант покраснел. Тушин нырнул за шкаф и продолжил процедуру переодевания.
- Что, Вова, нету ленты?
Вова вздохнул.
- У пульта кто спал? Андрюха, ты? Кнопку сигнализации, конечно, зажал, следуя передовому опыту старших товарищей. Когда бумага кончилась, дежурная смена харю плющила, и на резервную АЦПУ-шку не переключилась. А проснулись воины, только когда им по "Каштану" оператор позвонил, что доклад не проходит. Так все было?! Что молчишь, Володя? Так?
- ...
- Ну, рассказывайте, голуби как спалось, как укладывались... Легенду о том, что спали по сменам, принимаю. А вот расскажи мне, начальник смены, как ты инженера своего инструктировал, что он мало того, что кнопку звуковой сигнализации зажал, а еще и то, что бумага в АЦПУ закончилась, прошляпил.
- Я у пульта спал, Сергей Олегович.
- Благородно, но глупо... если бы ты у пульта спал, то услышал бы, что печать нетипичная, а ты к пульту Андрюху положил, а инструктаж как положено не провел. Ну как, лейтенант, сказал тебе Вова, что за бумагой следить надо?
- Так точно, Сергей Олегович. Я спросил у товарища майора, сколько бумаги должно быть в рулоне, а он мне сказал, столько, чтобы хватило до утра.
- Таак, Вова, а ты что скажешь?
- Тыщ, паковник, лейтенант Гавриков спросил, сколько должно быть бумаги, я ему ответил, столько, чтобы до утра хватило.
- Хватит спектакль разыгрывать!!! Как ты лейтенанта инструктировал? Что он на АЦПУшку резервную не перешел? Потом этот свисток еще что-нибудь прошляпит! Ты ему сопли до майоров утирать собираешься? То, что вы мудаки оба, мне ясно, только мне надо, чтобы ошибка не повторялась!!!!
Пучков вздохнул: Итак, как ты, Вова, Андрюху инструктировал?
- Сереж, а давай следственный эксперимент проведем! - раздался из-за шкафа голос.
- Какой еще эксперимент?
- А пусть они повторят слово в слово свой ночной разговор. Нормальный такой следственный эксперимент получится, - вышел переодевшийся в дежурку Тушин.
- А че, мысль... Так. Гавриков, где ты стоял?
- Возле АЦПУ-шки.
- А ты, Вова, где ложился?
- Возле модемов?
Так с мизансценой ясно, пошли реплики...
- Гаврила!!
- Володь, а сколько бумаги на рулоне должно быть?
- Вова!!!
- Андрюх, если рулон с х@й толщиной - до утра хватит, а если нет, то лучше на резервную АЦПУ-шку перейти.
- Ну, вот он, Серега, момент истины. Эти два сапога, один из Пушкина, другой из Днепра использовали внесистемную единицу для измерения толщины рулона.
Вова про свою елду толковал, а Андрюха со своей пиписькой сравнивал. Если бы был рулон толщиной был с Вовино богатство, может, на сутки бы хватило, а так аккурат к 5-ти часам закончилась бумага. А нефиг внесистемные единицы измерения использовать, сантиметры когда еще придумали? А вы все письками меряете. Не, Олегыч, четыре года - это не образование для инженера.
Тушин взял Вовину пилотку и побежал на развод, Серега Мотченко - инженер 2-й смены, упрекнув: ну что ж ты так, Андрюха, и тупо ухмыляясь, пошел за ним следом.
- Ну и как вас прикажете наказывать? Сережа Пучков покраснел от злости. ЕДВ вас лишить, так это не столько вас, сколько семьи ваши наказать.
- Коля? - Сергей обратился к отдельскому безопаснику, - у тебя бумаг в сейфе много накопилось?
- Значит так, метрологи бездарные, сейчас вместе с Колей - Пучков внимательно посмотрел на безопасника - идете и уничтожаете методом сжигания все ленты из сейфа.
- Все, Коля!!!
- Если что, скажешь, не так меня понял. Тупых и исполнительных у нас любят, а не наказывают. Все бумаги из сейфа списать и уничтожить. А то что их месяц хранить положено, скажешь, я приказал сейф очистить, а ты не так меня понял. Все ясно?
А на следующей смене, вот здесь, - Пучков показал на стенд «партийное собрание приняло решение», пустовавший несколько лет, - я жду от вашей смены табличку с единицами измерения системы СИ. Все ясно?
- Так, точно, тащ паковник! - прокричали майор Котелков и лейтенант Гавриков.

Сергей в тот день еще ходил на совещания, подносил спирт-ректификат иродам из боевой подготовки, чтобы поставили л/с отдела 2-й ВСК по лыжам, согласовывал нормативы с промышленниками, но весь день его беспокоила какая-то неясная мысль. Какой-то невысказанный вопрос тревожил подполковника российской армии, и от того, что вопрос не был сформулирован, он раздражал Сергея все сильнее. И только подьезжая на служебном автобусе к военному городку, Сережа осознал и сформулировал для себя это вопрос:
- Интересно, а если бы рулон был толщиной с мой, насколько бы его хватило? До утра? Или только до пяти часов? А вдруг до четырех?

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА.



Яркое солнце над заснеженными вершинами Камчатских вулканов. (Кажется, что оно всегда так светило, пока на плечах лежали две маленькие лейтенантские звездочки). Неторопливо шагаю к своей лодке. Эта встреча будет первой. Мимо снуют заводские автокары, рабочие с инструментом в руках. Во всех этих перемещениях заводского люда заметна некая деловитая неторопливость, гордость за выполняемую ими сейчас работу и то, что потом станут называть - уверенностью в завтрашнем дне.
Имел ли я сам такую уверенность, шагая навстречу своей морской судьбе? Трудно сказать. Ничего особенно «морского» мне не предстояло. Лодке в ремонте стоять еще год. И я, в отличие от своих однокашников, весь этот год буду постигать ремонтную подготовку. Не будет в моей жизни срочных погружений, команд «товсь» и «пли», радости встреч с берегом после автономных заплывов. А что будет?
Вот этого, я не знал сейчас совсем.
Возле заводского ПКДСа стояла моя красавица. Я невольно остановился полюбоваться. Конечно, вид беспомощной лодки в заводе отличается от ее хищного облика в море. Но моей лодки это не касалось даже сейчас. Лодка 671 проекта, без сомнения, самое красивое техническое творение подводного кораблестроения. Мои однокашники в училище не стеснялись колоть ее профиль на своих плечах. Многим из них вообще потом не довелось служить в подводном флоте. Но вид этих наколок действуют на окружающих и сейчас. Два года назад, один мой подвыпивший однокашник стучал увесистым кулаком в свое плечо и орал на египтянина, отказавшегося дать ему подводное снаряжение. Он требовал от Сани Бачурина какой-то международный сертификат!
ТЫ ЧОООО БЛИНН!!! РАШИН НЭВИ!!!...В НАТУРЕ!
Сработало, не зря значит колол!
Долго потом египтянин бегал вдоль борта и орал РАШИН КРЭЗИ, РАШИН КРЭЗИ!! Сам виноват, не надо было так заводить нашего пацана, тыкая в ограничительные буйки.

Да... Это вам не РТМ с бочкой на заднице, любил говаривать мой первый командир, а я с удовольствием потом цитировать, намекая на свою причастность к чему-то великому.
Моим первым командиром был Виктор Семенович Урезченко. Один из лучших подводных командиров всех времен и народов. Человек героической и в тоже время трагической судьбы.
Экипажи подводных лодок имеют почти официальные прозвища от фамилий командиров. Мы были «Урками», наш второй экипаж «Касперятами», по фамилии не менее прославленного Д. Каспер-Юста.

Но сейчас я еще был никем. Я конечно уже имел назначение командиром мино-торпедной боевой части атомной подводной лодки «К-469» и даже стоял возле нее на пирсе, но продолжал быть никем.

- О, минер новый пришел! - заорал весело мужик в синей робе на мостике.
- Ага... - на всякий случай промычал я.

Мужик спустился на пирс и протянул мне руку:
- Андрюха.
- Леха.
- Я тут тебя с утра жду, сказали ты на подходе, старпома видел?
- Ага, в казарме, сказал на лодку идти с матчастью знакомиться.
У Андрюхи на кармане куртки значилось К-р. Бч - 1 (штурман значит ). Спустились в лодку, прошли по отсекам. Разобрано все, что только можно было разобрать, кроме реакторов. Значит, в море не скоро... начала давить меня тоска.

- Минер, а тебя учили в твоей «Кузне» дымовым шашкам?
- Конечно, - не моргнув глазом, вру я. (Не юлить задней частью тела, один из принципов подводной службы)
«Кузней кадров» на флоте называли Тихоокеанское училище. Все остальные были «Кузницей». Это был тонкий намек на то, что вокруг Тихоокеанского училища никогда не скакали бронзовые кони Клодта.

-Знаешь, тараканы достали, дежурным по лодке стоять не возможно, кусаются сволочи. И все жрут.
Доктору сто раз говорил, но он у нас чуть больной на голову, видел его ? Есть такие шашечки, тараканов и крыс травить... Крыс у нас две, одна в носу, другая в корме, пусть живут. Они, зато других на лодку не пускают. Не любят береговых. А кто их любит? (Андрюха хитро улыбается). А тараканы достали. Минер, давай их потравим?
- Ну давай, только шашки где брать?
Штурман аж засветился, обрадованный моей сговорчивостью:
- Да я щас быстро, двух бойцов возьму и принесем. Я тут рядом знаю одно место...

Штурман испарился в люке, а я продолжил свое знакомство с лодкой.
671 «В» проект, мы называли - конец минеру. На последующих проектах часть техники управления и подготовки данных стрельбы заменили электроникой и передали в ведение РТС. На нашей лодке все это заведование было моим. И с этого дня я отвечал за него во всех смыслах, самых прямых и самых кривых. Иллюзий по этому поводу я не испытывал, впрочем, как и дрожи в коленках. Освоим, починим, постреляем.
Другой вопрос, половина моих приборов и механизмов находились в заводских цехах на ремонте. Когда все это начнут ставить на свои места, и как я буду контролировать выполнение работ, если не знаю, откуда что откручивали?
На этой лодке мне в управление доверялась самая большая в подводном флоте минная боевая часть, состоящая из двух офицеров, пяти мичманов и одного матроса. Все мичмана имели боевые ордена, матрос Ваня Шлапоченко - медаль Ушакова.
Командир лодки был «годком» в 45 дивизии.
«Годковщина» на флоте, это не совсем то, что в армии называют «дедовщиной». Она пронизывает все флотские слои. Существует она и в среде матросов и в среде адмиралов, но не отдельно, а как единая, хорошо отлаженная система. Основана она на сравнении слоя ракушек на задней части тела.
Иными словами среди друзей, в магазин за сигаретами побежит тот, у кого этот слой тоньше, а если он при этом еще и адмирал, так это его проблемы...

Командир дивизии, капитан 1 ранга Гордеев, боялся «годков» как огня. И для расправы с ними старался использовать своих замов. У НачПО, это иногда получалось, а у начальника штаба, рыжего второго ранга Комарицына, конечно нет. Он предусмотрительно старался держаться в стороне, пока НачПО бодался с Виктором Семеновичем.
Гордеева на дивизии называли «Кровавый карлик». Он полностью соответствовал этому прозвищу. Комдив не просто был требовательным к подчиненным, которых он называл «ГИДРОСОЛДАТАМИ», от него исходила постоянная ненависть ко всему живому вокруг.

За переход лодки с Северного флота на Тихоокеанский, который проходил по большой дуге вокруг земного шара, наш командир был представлен к званию «Героя Советского Союза». Однако ненавидящие его всей душой замполиты, сыграли с ним такую шутку, что и сам Денис Давыдов бы удивился.

Звезда «героя» врученная командиру подводной лодки, это награда всему экипажу. Каждый матрос понимает, что он теперь тоже маленький «геройчик». Эта традиция отличает подводный флот, от любого другого рода войск, делает экипаж единой семьей, готовой ко всему, но только вместе! На подводной лодке не может быть ничего личного, кроме зубной щетки и фотографии любимой девушки. Тем более, не может быть личной награды командира, как и его личного геройского подвига.
Золотая звезда в то время, вручалась вместе с «Орденом Ленина».
Случилось тогда нечто невероятное. Награды разделили. Звезду вручили механику нашей лодки, а командиру орден Ленина. Механик Игорь Дмитриевич Петров, достоин был десяти золотых звезд, но только после командира! Он это хорошо сам понимал и не разу не надевал награду, пока служил в экипаже. Командиру «Звезду» заменили радиоприемником «ВЭФ-202», который он торжественно получил на трибуне из рук командующего и по окончанию торжества, спокойно разбил об угол казармы.
Урезченко был очень сильным человеком. Многие на его месте просто сбежали бы от позора с подводного флота. Он продолжал служить Родине. Служить хорошо, без малейшей на нее обиды. Но первое звено в цепи его личной трагедии тогда было заложено. Зато теперь замполиты, больше не рисковали подавать его фамилию в списки выступающих на очередных партийных конференциях. За это, можно было по-простому получить в глаз.
Ни один патруль не решался задержать нашего матроса или тем более офицера, узнав фамилию командира. На любом складе кладовщицы расплывались в доброй улыбке, вспоминая о чем-то своем и хорошем :
- Это мальчики Виктора Семеновича... Люда, дай им все самое лучшее и без очереди, а то перед Витенькой будет не удобно.


Сегодня я был самым молодым «Урченком», сидел за столом в центральном посту перед сборниками корабельных инструкций и «морщил репу».
На «каштане» загорелась лампочка.
- Есть, центральный.
- Леха есть? - голос штурмана с пирса.
- Какой Леха? А, минер? Есть..
- Скажи, пусть наверх поднимется.
- Скажи, пусть вниз спустится и шашки сюда тащит - вмешиваюсь я, не отрываясь от сборника инструкций БЧ-3.
- Ага, она в люк не влезает.

Что это за шашечки такие, которые в люк не влезают? Задал я сам себе вопрос, поднимаясь по трапу в шахте люка.

То, что стояло на пирсе...

Короче говоря, это была здоровенная длинная и ржавая бочка, времен первой мировой войны, которая, несомненно, была предназначенная для постановки дымзавесы для неслабого отряда боевых кораблей, чтобы снаряды вражеской эскадры не знали, куда им лететь.

Я пропустил много хороших слов для штурмана промелькнувших осиным роем в моей голове, оставил только те, что были не сильно для него обидными:

- Штурман, а ты думаешь от этого тараканы сдохнут?, это ведь дымзавеса, а не «хим. душилка».
- А какая разница? Тараканам-то надо чем-то дышать? А если мы задымим весь шестой отсек, где вахта живет и питается? Сейчас там все тараканы собрались сволочи! Мы же не будем всю лодку... на всю то, наверное, не хватит?
- Андрюха, тут хватит на всю Камчатку. Вулканы офигеют от зависти...
- Ну, а если мы маленькую баночку наберем? Вот отсюда из дырочки... - ковыряет гвоздем ржавый бок бочки...
Штурман явно не хотел сдаваться и меня почти умолял:
- Ты ее только подпали, у меня не получается, я уже пробовал. Не горит зараза... дальше я сам тут все устрою.

- Не сомневаюсь...

Если безобразие нельзя предотвратить, его надо возглавить, гласит военная мудрость. Не отступать же мне в первый день прибытия на корабль?

Через двадцать минут мной была сооружена конструкция в шестом отсеке, состоящая из двух обрезов (на флоте обрез - это таз) разного диаметра. В большой залита вода, в малом стоит банка от ПДУ-1 с рыжим порошком из бочки. Надергал пуль из автоматных патронов и высыпал порох в банку. Все готово.

- Загерметизировать 6 отсек! - командует штурман.

В шестом отсеке остается командир группы КИП и ОКС Серега Лукъяненко.
На нем полное снаряжение подводника для выхода из затонувшей подводной лодки с включенным дыхательным аппаратом.

- ММУУМУ - Лукъяненко мычит через маску в «каштан», обозначая свою готовность к уничтожению тараканов.

- Махмуд, поджигай! - орет ему по «каштану» штурман.

Серега долго возится, чтобы зажечь толстыми резиновыми рукавицами спичку. Проходит несколько минут тяжкого ожидания... Очки маски потеют...

- МММУУМУМУУУ - Значит загорелось!
- МУМУУУМУУМММУУМУУУМММУУМММУУУУМ- Хорошо загорелось!
- Че такое, Серега, горим?
- МУУМУМУУ...??
- Так МУМУ или МУМУМУ? - озабоченно вопрошает штурман.
- МУМУ- отвечает Серега
- Все нормально - комментирует штурман публике собравшейся в центральном, капец всем тараканам! Потирает ладони.

Через тридцать минут, открываем переборочную дверь в шестой отсек......

МАМА РОДНАЯЯЯЯ!!!!

Если у вас хорошая фантазия, и вы можете представить себе мучной склад на полярной станции, разгромленный стадом белых медведей из-за пары банок сгущенки, потом умножить это все на три, то получите картинку, которая открылась нашему взору.
Весь отсек был покрыт, как снегом, толстым слоем серых хлопьев. При прикосновении к ним они рассыпались в мелкий порошок, похожий на муку. Запах всего этого «Новогоднего представления» был, отнюдь, не апельсиновый. Большим скандалом в воздухе запахло точно...

Андрюха Гелун и в то время был великим оптимистом, очевидно, он разглядел на моем лице, нечто-то такое, что я не в состоянии был уже спрятать.

- Спокойно Леша! У нас два дня в запасе. Командир в Паратунке, старпом на той стороне, я за помощника. Впереди суббота и воскресение...
- Андрюха, а где теперь вахта будет жить? - Жалобно скулит Серега Лукъяненко, с которого, только что стянули резиновый костюм Деда Мороза.
- В первом! - Андрюха отвечает не задумываясь.

В первом отсеке находилась каюта командира. Остатки запаха борща съеденного вахтой за два дня, однозначно расстроят Виктора Семеновича. Они могут пропитать его тужурку, висящую в шкафу. И тогда это будет полный ПЕНДЫР !

Я этого пока не знал, потому, что командира еще не видел. Но ужас, перекосивший лицо Сереги, мне уже многое объяснил.

Двое суток экипаж, не покладая рук, отмывал шестой отсек. Мы со штурманом по очереди руководили работами. Матросы матерились, но делали свое дело. Они знали, что гнев командира коснется всех и будет хуже извержения Авачинской сопки.
Может даже, им будет хуже, чем на прошлой неделе, когда Виктор Семенович проиграл в «козла». Хотя такое даже представить было трудно.

А.В. 5 декабря 2005 года.

ФОТОПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ

Наш комбат. Капитан Скурлатов. Нет, не так. Наш Комбат. Так - точно.
Бывают случайные выстрелы. Когда идешь, идешь, идешь, ствол вниз и палец не на курке. И вдруг где-то сбоку, в вышине - фссью-фссью-фссью и ты, не целясь, туда ствол и трах-бах. А оттуда гусь, как подбитый Хейнкель, только не дымит. Или еще кто-нибудь.
Мне так повезло с Комбатом. Шел он по дорожке от КПП, весна, солнышко пригревает. Я дембелей возле кустиков увековечиваю. На память. И объективом в сторону бац! Как живой получился Комбат. Половина лица строгая, но добрая. Как у отца на той фотографии 43-го года. И звездочки так же на солнце не блестят, не носит наш Комбат парадных звездочек. А другая половина, та, где глаз слегка прищурен, хитрая, как у лиса и внимательная, как у волка. Такой себе лисоволк. А нам - отец родной.
Стоим в строю.
- Кошелев, ты помнишь наши встречи?
Кошелев приплелся вчера из увольнения не в духе. У него на складе ГСМ гражданка припрятана. Ну кто же в увольнительной парится в мундире? Чай, не первый год служит. И надо же - возвращаясь в часть нос к носу, столкнулся с задержавшимся дольше обычного Комбатом. С перепугу честь отдал. Комбат ничего не сказал, молча козырнул и пошел дальше.
- Так точно, тащ капитан.
- Тащи все. И ведро с соляркой не забудь.
Пока Кошелев, грустя безмерно, прощается с последними атрибутами относительной свободы да отмеривает солярку, Комбат беседует с оставшимися.
- У кого есть гражданка, я знаю. Тем, кто сейчас сдаст гражданку добровольно - амнистия. Остальные пусть жалуются на себя.
Гражданки нет только у молодых. Рано им еще. Строй стоит не шелохнувшись.
- Бальжиев, ты чего ждешь? Я знаю о твоей гражданке. По губе соскучился? Давай быстро, пока я добрый!
Бимба Бальжиев срывается с места, приносит, запыхавшись, спортивные брюки, кеды и явно купленный у какого-то весеннего бича за пару сигарет черный, в ранее бывшую серой, а нынче малозаметную и оттого делавшую его весьма импозантным, если бы не пузыри на локтях, полоску, пиджак. К тому времени Кошелев уже развел собственноручно костерок из своей свободы. Кеды Бальжиева, улетучиваясь, придают дыму особый, насыщенный вид. Когда легкий ветерок плещет струйками этого дыма в наш строй, мы жалеем, что не скинулись Бальжиеву на туфли.
- Эх ты, говорит Комбат Бальжиеву. - Становись в строй. Ничего я о твоей гражданке не знал!
Вот и пойми его!
Воскресенье. Лето. Все спокойно. Мне нужно развести проявитель. Сигаю через высокий забор. Там, в кустарнике, подбираю две пустые водочные бутылки, перемахиваю забор и приземляюсь в пяти шагах от неведомо откуда взявшегося Комбата.
- Ко мне!
Я подхожу, демонстрирую пустые бутылки. Секундное замешательство Комбата сменяется улыбкой.
- Зачем?
- Для проявителя.
- Свободен!
Как - то возвращаюсь поздно вечером в часть. Под гимнастеркой, за ремнем, в том месте, где обычно расположен живот, греются две бутылки водки. Прошел КПП, встретил дежа по части, идущего к КПП. Значит, в роте никого. Достаю бутылки, наконец, можно дышать. Несу в руках, захожу в роту. Что - то громко говорю дневальному. Тот делает большие глаза - тсссс, Комбат!!! Назад нельзя, только вперед. Рву бескозырки с бутылок, неся бутылки в руках, на уровне груди, печатая шаг, подхожу к Комбату, стоящему перед строем. Мужики мысленно прощаются со мной минимум на 10 суток. Они не знают о том случае с пустыми бутылками.
- Товарищ капитан, разрешите поставить бутылки?
- Ставь. Опять пьянка будет? - шутит Комбат. Я ставлю бутылки в тумбочку.
- Только после отбоя. Разрешите стать в строй?
Пронесло.
Сижу в курилке. Солнечный день. Мужики в подменке возвращаются с разгрузки угля. Я щелкаю затвором фотоаппарата. Беру в ленкомнате журнал «Советский Союз». На обложке солнечная весенняя улица Горького. Москва. Московский пижон с раздраконенной фифой показывает куда-то в сторону пальчиком, Может быть, на витрину. Вырезаю Витькин силуэт, накладываю на обложку журнала. Пририсовываю тень, щелкаю затвором. Донецкий Витька Корчик, в грязной, рваной подменке, с рожей в 32 зуба, в угольной пыли, вписывается в столичную улицу идеально. Солнце с нужной стороны. Пижон показывает на Витку. Снимок 18х24 приношу Витьке. Тот ржет, прикрепляет снимок на доску объявлений у входа в казарму. Пусть все поржут. Входит комбат, срывает снимок.
- Корчик, в канцелярию!!!
Через пять минут вызывают меня. Иду, прихватив журнал.
- Ты это, завязывай нахрен. Я ведь и звездануть мог, не разобравшись. По Хабаровску в таком виде лазить, часть позорить!!!
Суров, но справедлив.
Саня утонул. Летом. В самоволке. Три года позади, осенью дембель. Саня Осипенко из Якутска. Плавать в Якутске учился. Если б в Крыму... Уссури - река непростая. Поймали в Амуре, ниже Хабаровска.
Комбат ликом черен. Из нашей курилки тишина и клубы дыма. Вызвал - фото на памятник сделать. Чтоб по полной форме. Перерыл все негативы - нет по полной. Доложил, что нет полной.
- Еще раз увижу, что фотографируешь кого - нибудь не по полной - лично убью.
Не подумал о том, что ему куда хреновей сейчас, чем нам всем, вместе взятым, включая Саню Осипенко.
- Может мне, товарищ капитан, заранее всех по полной форме сфотографировать и вам в сейф сдать?
Потянулась рука у него к пепельнице на столе. Тяжелая пепельница. Стал по стойке «смирно». Не буду уклоняться.
- Кругом. Шагом марш!
Одел я Саню. За ночь приделал гимнастерку застегнутую и фуражку ему парадную надел. Положил снимки на стол Комбату. Извиняться не стал.
Дураком был.
Когда сам на дембель улетал, шел вечером, со всеми попрощавшись, по Красной Речке. Уже в гражданке, с чемоданом. Окликнул бывший Комбат, а ныне НШ с балкона - ну, счастливо тебе!
- Спасибо. И Вам счастливо, товарищ майор.
И разошлись. Навсегда.

ТОЛЬКО КОМПОТ!

Начищенные до блеска ботинки капитана 2 ранга Рудницкого , преподавателя кафедры Боевых средств флота, со скипом ступали но начищенному младшекурсниками паркетному полу. Сейчас я видел только эти ботинки. Ненавидел их всей душой, и то, что из них торчало.

Наш минерский класс был выстроен во фрунт перед взрослым дядькой, довольным собой, и крайне недовольным нами. В воздухе звенела тишина, нарушаемая только полетом первой майской мухи.
- Старшина! Когда я вам назначал время для консультации перед моим экзаменом?
- Вчера, в 18 часов 30 минут! - докладывает Нестер, с прижатыми по швам руками.
- Сейчас 10.30 следующих суток старшина! В чем дело старшина?
- Товарищ капитан 2 ранга...
- Молчать!...
В воздухе опять слышен полет мухи.
Еще минута скрипа ненавистных ботинок...
- Такого отношения к своему предмету, я не потерПЛЮ!....
Завтра воскресение. Я буду принимать экзамен одИН! ...
Не одного начальника в училище, способного отменить поставленные мной оценки небуДЕТ!
В вашем классе, состоящем из 16 идиотов я поставлю 12 двоЕК!!!

- Старшина! Завтра! На столе! Скатерть! Графин компота с камбуза! Чистый стакан! Пепельница! ВСЕЕЕЕЕ! Чтобы я не видел завтра никаких Мальборов на столе! И дебильных ваших зажигалок!

На счет мальборов и зажигалок он не врал. Была у нас такая военная хитрость, подкладывать на экзаменационный стол маленький подкуп. Наши девчонки, папы у которых ходили на судах загранплавания, иногда таскали нам для этих целей пачки заморских сигарет и причудливые зажигалки. Порой на столах появлялись хорошие ручки и чай с конфетами. Других подарков мы своим преподавателям не делали. Если после экзаменов на столе оставались лежать нетронутыми наши сувениры, уважение к преподавателям вырастало вдвое. Но предупреждение Рудницкого с отказом от возможного мелкого подкупа, свидетельствовало сейчас о его полной решимости выполнить свое кровавое обещание. Кровавым оно было для нас не в переносном, а в самом прямом смысле. Курсант, получивший двойку на сессии, оставался без отпуска. Значит без встречи со своими родителями, близкими, без встречи с любимой девушкой, поливающей свои письма бесконечными ночными слезами... Для нас тогда это было очень серьезно.

Конфликт с Рудницким вырос на ровном месте, там, где его никто не ожидал. На вчерашнюю консультацию мы опоздали на пять минут по причине затянувшейся консультации по Тактике флота, которую проводил капитан 2 ранга Суворов. Его кулак был больше головы нашего старшины и риск получить этим кулаком по башке от бывшего старпома, при попытке открыть рот, был достаточно велик. Прервать его монолог, казалось безумством!
- Помните товарищи будущие командиры! Настоящее тактическое умение, это умение превращать сильные стороны противника в его слабости!
Консультация закончена. Свободны, товарищи курсанты...
- СМИРНО!
- вольно...
- ВОЛЬНО!
Еще через секунду мы уже неслись по длинным училищным коридорам на консультацию к Рудницкому.

Рудницкий старпомом никогда не был. Курсантское уважение к преподавателю всегда зависело от того, кем он пришел в училище с действующего флота. По этому же принципу складывались и взаимоотношения в преподавательской среде. Нам это было хорошо заметно. И каждый из нас потом всегда будет стремиться в море, чтобы хоть слегка походить на обросших ракушками покорителей морских глубин, читающих нам сейчас лекции.
А если преподаватель почти все свои звания получал в училище, приезжая на работу на троллейбусе...
Он относился к числу самых не любимых наших преподавателей. Не любимыми у нас были все, кто в течение года бубнил себе под нос всякую ахинею, не обращая внимания на курсантов, зато во время экзамене драл восемь шкур.

- Товарищи курсанты, чтобы не быть ГОЛОВОСЛОВНЫМ, я хочу ЗАОСТРИТЬ ВАС...
Все это он тараторил, не имею ни малейшего желания кого-нибудь, чему-нибудь научить.

В ГЛАЗА УДАРИЛО МАЙСКОЕ СОЛНЦЕ!

Как прекрасен мир весной! Молодые листочки на деревьях, птички на ветках! Кажется, мы вышли на улицу не из учебного корпуса, а из мрачного бункера фюлера по фамилии Гитлер!

УРА СОЛНЦУ, УРА СВЕТУ, УРА ВЕСНЕ!!!

- Пацаны, а чо мы пешком ходить будем? Глядите, какая техника! - Стрыка (Вова Строков) тычет пальцем в асфальтовый каток, стоящий без присмотра.
- А он заведется?
- Как миленький! - Стрыка прыгает в кабину и нажимает кнопку, громко кричит «ДРЫНЬ!»

- «ДРЫНЬ» - отвечает каток заведенным мотором!

АЙДА ПАЦАНЫЫЫЫЫ!!!!!

Все шестнадцать идиотов нашего класса запрыгивают на движущийся каток. УРА!!!
ПОДДАЙ ГАЗУ, ЕЩЕ ПОДДАЙ!!!

Мы орем на себя, и на друг друга, чтобы выгнать страх перед завтрашним экзаменом, на Рудницкого с его компотом, на стройбатовцев, которые ушли в магазин, бросив свой трактор...

На наши крики из окон учебного корпуса высовываются головы других курсантов. Сколько сейчас зависти у них глазах!!! Асфальтоукладчик несется с горки на стадион с бешенной скоростью, мы орем!

ПРЫГАЙ! - Нестер орет визжащим от страха голосом.

Все разом исполняют его команду, каток въезжает на стадион и переворачивается на бок.

Мы озабоченно чешим затылки...
- Да пацаны, доигрались...
- Надо бы поднять...
- Чо сдурел? Он тонн пять весит...
- Хоть попробовать...
- Все пацаны, кончай балаган, повеселились и хватит. Звонок через две минуты, пошли на «Мину».

Преподаватель на минной кафедре раздал нам учебники и вопросы подготовки.
- Через час начнем практическое занятие, готовьтесь балбесы...

Но готовиться не получалось. Из головы не выходил Рудницкий со своим асфальтоукладчиком.
Каждый из нас сейчас мысленно прощался со своим отпуском.
В окне, выходящем на стадион, хорошо был виден лежащий на боку желтый каток. Сейчас он олицетворял крушение всех наших личных планов и на душе от этого было погано...

- Пацаны, чо делать то будем?
- Барану нажалуемся... (фамилия командира роты была Баранов)
- Ага, чихать он хотел на Барана...

Тем временем на стадионе появились два стройбатовца.
- Да, долго они его, наверное, искали родемого. Всю округу, небось, обошли, бедолаги...
- Нефиг по магазинам шастать, работать надо...
Солдаты тем временем притащили ломы и ловко начали поднимать каток, подкладывая под него камни.
- Во, блин молодцы! Смотри щас на ноги поставят...
Последний рывок и желтый каток вернулся в вертикальное положение. Нам стало легче.

- Пацаны, а здорово мы с горки?!!!
- Ладно,... молчи уж, гонщик хренов, чего из за руля то выскочил? Он бы так может и не перевернулся!
- Ага, пацаны, страшно стало... Штаны порвал, пока прыгал...
- Витя, а может тебе к Начфаку сходить?
- Не поможет...

- ПАЦАНЫ, А ПУРГЕН!!! - Маратка Фарвазов почти подпрыгнул на стуле от радости.
-Да НУ...
- Че, Да НУ? Принимать экзамен он будет один, подмениться некем? Воскресение?
- Тебе, что трактора на сегодня мало?

В классе радостный хохот. Общее решение найдено. Голосовать не надо, большинство «за», это и так видно.
- Только не вздумайте ржать пацаны, все по серьезному! Иначе повылетаем все нахрен из училища...


На Рудницкого больно было смотреть. Графин компота с растворенной в нем пачкой пургена, был уже почти пуст. Он выходил «звонить» через каждые пять минут. Возвращаясь, снова наливал себе полный стакан.
- Товарищи курсанты, билеты можете смотреть сколько угодно, я их всеравно перемешаю, когда вернусь...
Однако этого уже и не требовалось. Все билеты были давно помечены и каждому распределены. А уж выучить один билет можно и на китайском языке.


- Сотников. Вы ничерта не знаете, идите ДВА балла.
- Никак нет, товарищ капитан 2 ранга, наверное, вы не расслышали мой ответ на первый вопрос. Разрешите, я его сейчас повторю... ЭЭЭЭ...
- Не надо, ТРИ, свободны!
Товарищ капитан 2 ранга я столько готовился, готовился, разрешите...
- ЧЕТЫРЕ, свободны Сотников!
- Прошу задать мне дополнительный вопрос!
- Я сказал ЧЕТЫРЕ Сотников, торги закончены, вон отсюда!
- Товарищ капитан 2 ранга, я отличник учебы, у меня по всем остальным экзаменам только пятерки...
- ВОН ОТСЮДА!!!!
Шариковая ручка очередной раз быстро исправляет цифру в экзаменационной ведомости на пятерку. Барабанные перепонки уже не способны воспринимать ничего кроме внутреннего урчания.

Вторая рука уже тянется открывать дверь...


Это был самый успешный экзамен за всю историю обучения нашего класса в училище.
Секретные знания по тактике подводных лодок явно пошли нам впрок. И сильные стороны противника мы научились превращать в его слабости! Спасибо старпому Суворову за его здоровенные кулаки и личный опыт службы на флоте, который, несомненно, попал на благодатную почву.

Средний балл был- 4,8.

У меня была четверка.


А.В.