Кто был в учебке, тот знает, что закосить там практически невозможно - и сержанты, и прапора не одну собаку без соли съели, не считая того, что и сами были курсантами в свое время. Поэтому реальный способ откосить от полевого выхода с неизменными ОЗК, командами "вспышка слева" и рытьем окопов "в полный рост" был только один - заболеть. Притом заболеть так, чтобы у фельдшера (который, разумеется, тоже прапорщик и тоже не лыком шит)не возникало никаких сомнений в том, что воин действительно болен настолько, что на полигон идти ну никак не может... Самый распространенный диагноз был - грибок, препоганейшая вещь на самом деле - ходить можно только в кроссовках или тапочках, соответственно, никаких полевых выходов, только работы в казарме, шторы там снять-повесить, полы мастикой и натереть, и прочая лафа с точки зрения курсантов. Однако добровольно ни один идиот не пойдет на заражение грибком, хотя подхватить его можно и легко... Поэтому косили кто как мог. И был у нас в роте один очень хитрожопый армянин по фамилии Авакян. Работать он не хотел никак, в хлеборезы и каптерщики ему не светило ни под каким соусом... и решил он однажды с утра завернуть в санчасть - рота готовилась к игре в войнушку - первый взвод воюет со вторым, и так далее... Пришел он с утра в санчасть, и вышла у него незадача - фельдшер наш был в отпуске и его заменял старшина второй роты, имевший медицинское образование. Отступать было некуда и зашел Авакян на прием.
- На что жалуемся, курсант ?
- Спина болит.
- Раздевайся до пояса.
Прапорщик честно покрутил, постучал, послушал и помял охающего бойца, потом записал что-то в карточку и помазал чем-то ему спину.
- Пойдешь к командиру роты, он тебя направит на работы... Свободен
Авакян как на крыльях, изображая подстреленную птицу, пролетел через плац и направился в тактический класс, где командир роты ставил задачу взводным. Рота, экипировавшаяся для полевого выхода в коридоре, угрюмо провожала взглядом сиявшего "косильщика"... Через пару минут стены сотряс громовой хохот и из класса стали на четвереньках выползать офицеры и прапорщики во главе с ротным, рыдающим от избытка чувств. Отсмеявшись, ротный скомандовал:
- Рота, в две шеренги становись! Первая шеренга, три шага вперед шагом марш! Кругом !
В получившийся коридор он вывел Авакяна и скомандовал ему "кругом", два раза, чтобы было видно всем. На спине "косильщика" гордо было выведено зеленкой "ШЛАНГ".
На полевой выход рота летела, как на крыльях, хихикая даже при окапывании и в противогазы...
PS Стоит ли говорить о том, что Авакян до конца учебки не вылезал из нарядов то по роте, то по кухне ?
PPS А старшине второй роты наш фельдшер по приезде из отпуска поставил бутылку коньяка, за идею, отвадившую от санчасти 9 курсантов

Фамилии, говорите...
Посёлок Катунино, Архангельская область. Аэродром под кодовым названием "Лахта". Два полка, Ту-22 и Ми-8. Да, оба относились к авиации то ли морской, то ли полярной - в общем, форма была чёрная и вместо солдат - матросы.
Начальником ПДС вертолётчиков был майор Борман. Милейший Александр Пантелеймоныч, родом откуда-то с Украины, видом был суров и периодически грозен, басовито рыкал на подчинённых. Высокий, сутуловатый, слегка "вислый" нос - облик, кстати, скорее еврейский ;-) Хотя с чувством юмора вполне дружил, но, видимо, подколок по поводу фамилии имел немало и утомлён ими был изрядно...
Однажды ушёл Пантелеймоныч в отпуск. Съездил, как водится, навестить родню. За это время в полк пришло пополнение, в том числе - с той же Украины (и откуда там столько немцев??)...
Отдохнувший и загоревший майор возвращается домой, звонит в родную парашютно-десантную, дабы выяснить, как там без него жизнь проистекает. Диалог:
- Алло, майор Борман, кто там у телефона?
- Матрос Мюллер!
- Ч Т О ? ? ?
Ярко-красная "пятёрка" Пантелеймоныча в этот день могла побить все рекорды скорости. Вихрем подлетев к ПДС-ке, он вырвался наружу уже бушующим тайфуном. Рычащий и плюющийся пламенем Борман перепугал всех, кто находился в казарме на верхних этажах здания, а заодно и "персонал" соседней, "самолётной" ПДС-ки на второй половине первого этажа.
Мюллеру повезло. Он остался жив, поскольку дожидался начальника "с документом в зубах" - за считанные минуты, пока Борман "летел" от дома до части, бедный ребёнок прочувствовал ситуацию...
Потом Пантелеймоныча долго отпаивали чаем соседи-"самолётчики", а в казарме наверху народ трясся уже от взрывов хохота.
Матросик же на всё оставшееся время службы получил личное покровительство "партайгеноссе" - говорю же, милейший был дядька.
Где-то он сейчас... "Ноль-девятку", вертолётчиков, "разогнали" почти десять лет назад. А 26-й, бомбарей - в прошлом году.

СТАРЫЙ ОСЕЛ МОЛОДОГО ВЕЗЕТ

Пост - штука ответственная, ясно ежу. Спать на посту низя. Особенно, пост номер один - Боевое Знамя училища. Попробуй, поспи стоя! Хотя, если исхитриться, за два часа можно выспаться и стоя. Главное - чтобы голова не отвалилась и не упала со звоном на гладкий блестящий мраморный пол. Опереться - есть на что... Но это - номер один. А на посту номер три?
Пост номер три - гигантская территория. Учебные лаборатории, всякие склады, еще какие-то заборы и развалины - все секретно, закрыто и опечатано - пока все обойдешь, глядишь, полчаса и прошло... Днем не так скучно, и спать не так хочется. Но ночью...
Тим лениво посветил видавшим виды казенным фонариком на печать. Печать в целости и хвостик висит нормально. Не спеша отошел за угол склада, достал начатую пачку "Золотого пляжа", воровато оглянулся - на всякий пожарный - и чиркнул спичкой. В ту же секунду за спиной он явственно услышал шаги.
Мгновение - сдернутый с плеча автомат снят с предохранителя. Тим осторожно выглянул из-за угла. Прямо здесь проходит граница поста. Шаги стали звонче и уже напоминали стук, будто кто-то надел модные в те времена хиппейские пляжные сабо. Неожиданно хриплым голосом Тим грозно выдавил в темноту:
- Стой! Кто идет?!
Молчание. И - стук. Все ближе. Прямо к складу ГСМ. Это мог быть только диверсант.
- Стой, стрелять буду! - Тим сорвал предохранитель и передернул затвор. Клацанье громом отдалось в ушах, заглушив на долю секунды зловещую поступь. Фонарь на столбе кисло освещал желтым конусом пятачок в пять метров диаметром. В этот пятачок, легонько постукивая копытцами, не спеша вошел осел. Ф-фу ты! Адреналин мгновенно улетучился из крови.
Ослов в училище (здесь имеются в виду конкретные непарнокопытные животные, а не ослы вообще) - а точнее говоря, ослиц - было две. Их звали Машка и Светка. Они ежедневно, в любую погоду, независимо от праздников и выходных, исправно выполняли свою стандартную боевую задачу - вывозили пищевые отходы с камбуза на свинодром. Рядом с телегой обычно дефилировал специально выделенный для сопровождения матросик с кадровой роты. Если матросика почему-либо не было, ослицы без проблем доставляли свиньям еду самостоятельно, поскольку за годы вызубрили маршрут. В свободное время Машка и Светка без дела шлялись по необъятной территории училища, обгрызая пышную зелень газонов. Копыта у них были неимоверно загнуты вперед и вверх, как тапки у сказочного Аладдина - интересно, почему? Светку, кстати, лет через пять после описываемых событий таки застрелили в карауле при примерно схожих обстоятельствах.
В данный момент перед очами Тима находилась Машка. Грустные ослиные глаза располагали к философии, размышлениям и диалогу. Тим выкурил-таки сигаретку, почесал шершавый Машкин нос и сказал дружески:
- Ладно, чмо ты вислоухое, чего там. Фиг с тобой, пошли вместе.
И пошли - этакой тибетской парочкой - по указанному в табеле постам маршруту, проверяя по пути печати. Тим подойдет к двери, посветит тусклым лучиком на слепок, и Машка тоже смотрит, словно убеждаясь... До смены оставалось еще минут сорок.
И тут Тима осенила пронзительная гениальная мысль: а чего же это я, дятел, пешком-то хожу, аки дервиш, когда транспорт - вот он, рядом?
- А ну, Марья, стой так, - Тим забросил автомат за спину и лихо взгромоздился на покатую ослиную спину с упрямо выпирающими позвонками. Малость, конечно, непривычно, без седла, но все ж... Тем более, что в седле Тим тоже никогда не ездил. Взял автомат, как предписано Уставом - на грудь, пришпорил легонько пятками рысака, опустил воображаемое забрало и уверенно произнес фразу, достойную Айвенго:
- Н-но, родимая!
Теперь дело пошло веселее. Сообразительная Машка очень быстро усекла особенности нового маршрута, и управлять ею было очень просто. Она возила Тима от объекта к объекту, останавливаясь точно перед нужными секретными дверями, где бдительный Тим проверял печати.
И вот, трусит, значит, Машка с этим рыцарем печального образа на спине, от фонаря к фонарю, от склада к складу, как вдруг смех из темноты - приглушенный и сдавленный, но все же хохот. Тим направил скакуна (точнее, скакунью) на звук и смело прокричал во мрак предписанную фразу:
- Стой, кто идет?!
- На... на... нача... начальник!.. к-ка!.. ха-ха.!!... ка-раула!.. с дежурным по.. по учи... училищу!..
Все трое - начальник караула, проверяющий и сопровождающий караульный - дружно лежали на мягком зеленом газоне и тихо помирали от хохота. Ланселот-Тим озадаченно почесал в затылке - а что делать? - потом ловко спешился прямо перед ними, лихо перехватив автомат и не смущаясь доложил, благо рожу в темноте плохо видно:
- Товарищ капитан первого ранга, часовой третьего поста старшина второй статьи Тимченко. На посту - без замечаний.
И сидеть бы Тиму на знаменитой Севастопольской гауптвахте со всеми вытекающими, да только развеселившийся дежурный по училищу решил его на радостях с караула не снимать:
- Ну: едренть!: меня еще никогда в жизни никто: так: не смешил! Гы-гы!.. Это ж надо же ж...
И ушли они обратно в караулку, продолжая громко и неприлично фыркать в темноту... А сконфуженный Тим побрел дальше - печати проверять. Уже пешком... Верная Машка печально постукивала копытцами чуть в стороне, уподобляясь Росинанту. Ей, наверно, тоже было немножко стыдно... Ослы - они ведь все-все-все понимают, спросите кого угодно, и извилин у них куда больше, чем, скажем, у того же кенгуру, и даже чем у некоторых людей...

ГОЛОС ЛЕВИТАНА.

В одну из боевых частей, скажем так, постоянного боевого дежурства Северного флота, которая располагалась, как это не покажется странным, теперь уже в столице иностранного и не совсем к нам дружественного государства, городе Таллинне, был призван на защиту священных рубежей нашей великой державы молодой матрос Женя С. Может ли оставить след в истории флота человек, носящий самое распространенное на флоте звание "матрос"? Может, если совершил что-то героическое или наоборот, что-то из ряда вон выходящее. И то и другое долго помнится.
Женя в герои не рвался, но и оставлять после себя недобрую память тоже мысли не имел. Зато имел он от природы завидный тембр голоса, потрясающую дикцию и с младых ногтей мечтал стать диктором. И не удивительно, что его кумиром был знаменитый на всю страну и весь мир диктор всесоюзного радио Юрий Левитан. Женя знал назубок многие важные правительственные заявления, которые читал Левитан, подражал его манере говорить, имитировал его голос. В мыслях он уже видел себя вещающим на всю страну перед студийным микрофоном нечто такое, от чего у всего нашего впечатлительного населения мурашки бегут по телу.
Оказавшись в боевой части, он тут же был замечен замполитом и прибран, что называется к рукам. Эти вечные мученики партийно-политической работы среди личного состава (ППР -посидели, попи…ели, разошлись), вечно страдающие повышенным чувством ответственности за судьбу Родины, а еще больше за свою собственную, умело находили и выдергивали из рядов того же личного состава художников, артистов, спортсменов, оформителей, музыкантов и прочих рукастых, лучше всего полупрофессионального уровня, которые продолжали числиться за боевыми подразделениями на штатах радистов, операторов, телеграфистов, радиомехаников, но занимались черт знает чем. Кто-то день и ночь рисует стенгазеты и сочиняет боевые листки, кто на гитаре брынькает, кто спортивную честь защищает. И плевать на то, что кто-то за этих умельцев несет боевые вахты и дежурства, стоит в нарядах и караулах, тянет лямку бесчисленных хозработ и приборок. В общем, нашему герою повезло.
Оказавшись в отеческих лапах замполита, Женя был определен в радиоузел воинской части и оказался, что называется, на острие идеологической борьбы за стойкость советских воинов. Чтоб были верны. Своей мощной молодой грудью он должен был буквально лечь на ту самую амбразуру, через которую могла просочиться буржуазная, маоистская, реваншистская, националистическая, сионистская и прочие пропаганды, готовые надломить, разложить, развратить, заразить и, в конце концов, уничтожить боевой дух советского моряка. Не тут то было! Ежедневный выпуск радиогазеты, вещавший воинскому коллективу 'голосом Левитана' о непрекращающихся происках мирового империализма, регулярно вышибало у замполита слезу умиления и гордости за то, что ни одна воинская часть не имела в своем составе такого 'самородка'.
Закончив как-то раз очередной выпуск, наш герой решил прорепетировать как бы его кумир, великий Юрий Левитан, известил страну о вероломном акте агрессии блока НАТО против любимой страны. Он представил себя в студии Центрального радио, и …
- Внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Сегодня, без объявления войны, объединенные вооруженные силы НАТО, вероломно нанесли ядерный удар по городам Москве, Ленинграду, Киеве, Новосибирску…
Его речь была выдержана в лучших традициях застойных времен и эпохи противостояния великих сверхдержав. Заканчивалась она тоже традиционно: 'Враг будет разбит! Победа будет за нами!'
Начальник штаба, ВРИО командира части (временно исполняющий обязанности), сидел в своем кабинете и от услышанного сильно вспотел. Он думал, что действительно слушает центральное радио.
- Ё - моё, - ахнул начштаба, - и что теперь делать? - озадачил он сам себя исконно русским вопросом. - Вышестоящее командование молчит! Наверное, к новым обстоятельствам по очереди привыкают. Потом спохватятся и начнется: 'Какие предприняли действия? Ах-вах-вах-вах, Вы еще бездействуете? Вы что-то-то-то, радио не слушаете? Вам-ам-ам-ам что, особые указания нужны?' Вот хрен вам за щеку, - свернул комбинацию из трех пальцев начштаба, - будем действовать решительно в соответствии с обстановкой.
Он объявил боевую тревогу и вывод боевых сил и средств из под ядерного удара. Часть загудела как растревоженный улей. Все забегали, засуетились и вот уже в соответствии с установленными нормативами колоны спецмашин потянулись к воротам КПП.
Женя вполне довольный собою выключил аппаратуру, закрыл радиоузел и двинулся по своим делам, не обращая внимания на беготню в части. Ему и в голову не пришло, что он сначала прорепетировал, а потом уже выключил, что его импровизация гремела на всю часть. На него случайно наткнулся начштаба:
- А ты, почему без противогаза? Где твоя экипировка? Почему прогулочным шагом? - зарычал весь взмыленный, как загнанная лошадь, начштаба.
- А что случилось? - вопрошает святое неведение.
- Как что случилось? Ты что, с луны свалился? Война началась с америкосами! А ты ползешь руки в брюки! А ну, марш …
Только теперь Женя увидел выстроенные колонны спецтехники и несущийся рысью личный состав.
- Какая война, товарищ капитан 2 ранга? - забеспокоился, что-то предчувствуя, наш герой.
- Ядерная, сынок, ядерная! Радио нужно слушать.
Женя ощутил как внутри что-то предательски защемило и стало опускаться….
- Так это же я… в радиоузле… это, как его… тренировался. Может микрофон был включен?..
Теперь поплохело начальнику штаба, когда он на минуту представил, что бы было, доложи он в штаб соединения о предпринятых им экстренных мерах в соответствии с полученным сообщением "Центрального радио".
- Какой микрофон? Вы что, совсем там охренели со своим замполитом? От падел…
Чем закончилась эта история с точки раздачи слонов - неизвестно. Известно только, что Женя все-таки воплотил свою мечту, став известным на всю страну диктором Центрального телевидения, ведущим программы "Время".
Известно так же, что на юбилей части пригласили ветеранов и кто-то вспомнил Женю и эту историю.
- А давайте его пригласим, предложил кто-то из ветеранов.
- Ну, уж нет,- застонал один из них, в облике которого, несмотря на пролетевшие годы, угадывался бывший начальник штаба. - Приглашайте, если хотите, но ноги моей здесь не будет…
Интересно, помнит ли Евгений Суслов Северный флот, которому он отдал несколько лет своей молодости? А флот его помнит и подтверждение тому эта история.

Историю взял с http://www.iremember.ru/tankers,
для пояснения-"Коломбина"-самоходка Су-76

В середине ноября на Сандомирском плацдарме наступило затишье. Артиллерийские дуэли прекратились. Авиация не появлялась. Только в тылу за лесом поднимался аэростат наблюдателей. Наступили холода. Нужно было думать об обогреве машины. На тридцатьчетверках было проще - под днищем разжигали костер из двух, трех бревен и они, медленно прогорая, грели всю машину. Масло на днище шкварчало и пузырилось, в машине стояла вонь, но было тепло.

С бензиновой "Коломбиной" такие штучки не проходили. Из штаба пришла директива: для утепления аккумуляторных батарей использовать войлок или собачьи шкуры. Легко сказать, собачьи! Да где их взять? В округе все собаки были перебиты или разбежались.

Стали углублять капониры, перекрывать их накатом из бревен, досок и засыпать землей. Каждая передвижка батареи сопровождалась постройкой нового укрытия. Строительные работы стали настолько утомительными, что выход был один: под дулом пистолета приводить землекопов со своими лопатами. К моему удивлению, польские крестьяне, выполняя эти принудительные работы, после их завершения и распития "бимбера" (то бишь самогона) с нашей щедрой закуской, умиротворялись и уходили домой без злобы.

При пяти-, восьмиградусном морозе в отделении, где стояла наша "Коломбина", вода не замерзала. В землянке, в зависимости от интенсивности топки, было тепло, а то и просто жарко, и мы обходились без телогреек и шинелей. В конце декабря, за неделю до нового 1945 года, к нам примчался взмыленный адъютант командира полка и сообщил, что через час к нам прибудет высшее начальство из дивизии, армии и фронта. У нас произошел небольшой переполох, так как в землянке стояла металлическая бочка с продуктом брожения сахарной свеклы, которой были засеяны все неубранные из-за военных действий окрестные поля. Да и сама эта местность так и называлась - сахарный завод.

Через узкий проход бочку с брагой (исходным продуктом самогоноварения) вытащить было невозможно; выливать ценный продукт было жалко. Решение было - поставить бочку в дальний угол, закрыть брезентом, завалить шинелями и другим барахлом. Еще была надежда, что через узкий проход в землянку начальство со своими большими животами не пролезет.

Начальство, не менее десяти человек, прибыло через час. Я встретил всех у спуска в капонир. Командир полка приказал выгнать машину и изготовить ее к стрельбе. Двигатели были заранее прогреты и завелись с полоборота. "Коломбина", приподняв на пандусе свою корму, быстро, но спокойно, выехала на поверхность. Приказав Щукину поднять ствол в положение стрельбы на дальнюю дистанцию (17 километров), я выскочил из боевого отделения и доложил о готовности.

Начальству быстрота и четкость наших действий понравилась, но все направились, к моему ужасу, в землянку. Я, обогнав всех, первым влетел туда и постарался загородить собой злосчастную бочку. Когда же дым от двигателей расселся, стало попахивать бродившей свеклой. Проклятые запахи пролезли через брезент и барахло. Один из генералов сказал, что у нас попахивает чем-то кислым.

Командир, спасая положение, сказал:
- Это ребята делают бражку.
- Бражку?
- Да.
- Ну, это, пожалуй, можно. Но бимбер-то у вас есть?
- Есть немножко, товарищ генерал.
- Небось дрянь какая-нибудь?
Тут не выдержал наш главный винодел Лешка Перепелица, обиделся за свое мастерство, предложил попробовать. Начальство согласилось. Перепелица вытащил из заветного уголка две восьмисотграммовые фляжки, а потом поставил на стол кружки и стаканы. Щукин открыл банку свиной тушенки.
- Ну, за скорую победу!
Во фляжках была шестидесятиградусная... Крякнули, отерли слезы и стали шутить: ничего себе бражка! За образцовое содержание матчасти, четкие действия экипажу объявили благодарность. Командир полка был очень доволен. Уходя, начальники сказали, что бражка хорошая, но советовали ею не увлекаться. А через час опять принесся адъютант и от имени командира полка попросил еще огненной жидкости.

После Нового года все стали ждать скорого наступления. По всему плацдарму подходила броневая техника. Позади нее зарылись тяжелые 152-мм самоходки. Связисты энергично строили линии шестовой связи.

4 января 1945 года меня вызвали в штаб полка и объявили, что посылают учиться в высшую офицерскую техническую бронетанковую школу Красной Армии на отделение зампотехов батареи СУ-76. Я стал отказываться, ссылаясь на нежелание расставаться со своими товарищами, на скорое начало наступления. Ведь до Берлина оставалось всего лишь 600 километров! Начальник штаба, немолодой офицер, сказал: "Поезжай, сынок, учись. Это командир полка тебя посылает. Очень ему твой блиндаж понравился. А войну кончим и без тебя".

С каждым шагом на Восток удалялся я от своих товарищей, от моей дорогой "Коломбины". Когда переехал на попутной машине по льду Вислу, понял, что война для меня кончилась. Я еще не знал, что в июне вернусь в Германию с новыми горьковскими самоходками, не знал, что с 1946 по 1950 год буду испытывать в Кубинке танки. Многого не знал. Жизнь была еще впереди...





Автор:
Р.Уланов
Источники:
"Танкомастер", №4 1997