БОМБАРДИРОВЩИКИ

Автор - chetbor , исходно опубликовано 12 декабря 2005 на http://balancer.ru/forum/punbb/viewtopic.php?id=35619. Авторский текст не менялся, расшифровка аббревиатур и поясния [в квадратных скобках].

[Су-24 - фронтовой бомбардировщик. По сравнению с тяжелыми стратегическими бомбардировщиками в разы меньше и значительно быстрее. Силуэт слегка похож на истребитель МиГ-23. Экипаж из летчика и штурмана, слева и справа соотв.].

Первая посадка на ручнике была в 302 бап [бомбардировочном авиаполку] на переучивании, летчик сегодня целый испытатель, штурман по возрасту на пенсии.
Только в кипучем мозгу старших начальников мог родиться такой план, после получения самолетов с завода Су-24м отправить полк на другой аэродром, ибо полоса родная уже не могла принимать такую тяжесть. В мае 1991 года бап сорвался с места, поцеловал детей и жен и улетел в Орловку учиться военным делу неправильным образом.
Потихоньку обжились, начали неплохо летать, короче в попе появились первые перья от Су-24м. В один из летных дней экипаж подрулил к полосе и начал проверять МВК, конечно, чтобы удобнее, летчик поставил самолет на ручник (в то время мы еще косо смотрели на штурманов и считали, что их посадили в кабину, чтобы самолет в полет не кренился на левый борт).
После проверки экипаж запросился на полосу, услышал, что на посадочном курсе заходящий уже на дальности 16 км, значит надо все делать поживее, а то жди, пока он сядет и срулит. А посему про ручник забыли.
На полосе все тоже быстренько делали, включили ПФ [полный форсаж] и побежали, денек был жаркий под 28 тепла и в кабине шел на разбеге ненавязчивый диалог :
Штурман: - Да, жарковато сегодня, долго бежит.
Летчик : - Ага, чувствуется.
Штурман : - И заправка вроде 7 тонн, а все бежит.
Летччик : - Куда он денется - оторвется все равно, железяка хренова.
Плавненько с углом атаки 10 самолет отошел от ВПП и полетел, куда его вела твердая рука пилота и острый ум штурмана.
Сделав все свои полетные дела, экипаж расслабленно возвращался домой. В попе появилось очередное летное перо - во как мы уже умеем - и это согревало душу и растопляло мозги.
Решив, что перьев в одном месте достаточно, экипаж на ОПК [определение посадочного курса ?] карту читать не стал, это как-то уже унизительно для нас - "ассов" самолета Су-24м [контролная карта проверок, читается вслух : "то - включено, это - выпущено..."].
На ПК [посадочный курс], прочитав остатки карты, выяснилось, что шасси выпущены и закрылки тоже, ход стабилизатора большой, и фара торчит и светит - можно садиться, чего еще нам надо.
"Дальний к посадке готов" - летчик просит, надо дать - "Посадку разрешил, ветер справа под 30, 3-5" - "Понял".
Штурман ненавязчиво молотил по СПУ [переговорное устройство] свое - высота, скорость и угол атаки. Скоро ужин, потом еще один полетик ночью и достачно на сегодня, думалось ему.
Касание было великолепным с неплохим уголком, за которым последовал рывок вперед, припечатав пилота об ППВ, морда штурмана залезла в тубус РПО.
Как потом выяснилось пробег составил без ТП [тормозного парашюта] всего 650-700м, который оставил на БВПП прекрасный шинный след четырех колес.
Вытащив свою морду, штурман понял, что просто так такое в жизни не бывает и это могли быть тормоза, причем аварийные. Посмотрев на панель между пилотом и штурманом, пилот сказал коротко и ясно "Бл...!", а штурман оказался знатоком и провидцем свое будущей судьбы : "Теперь нас точно выеб..., карты мы не читали" [Через час запись переговоров попадет на разбор летного происшествия. Включая финальное указание, кто виноват и что делать].
Аварийный тягач спешил как мог, технота тоже спешила к самолету пешком. ГРП [группа руководства полетами] напряглась - в воздухе еще было 6 самолетов. Аварийный тягач, успешно присобаченный к самолету сказал коротко и ясно, - не потяну, ибо приварились тормозные колодки, а тянуть волоком 25 тонн ему было явно слабо.
Благо, что автопарк рядок и через 10 мин у самолета стоял "Кировец". Закрепив водило и растяжки, прозвучало короткое - "Трогай"!
Кировец тронул и поехал с куском водила, при этом самолет даже не хотел шевелитиься.
РП [руководитель полетов] понял - не будет не просто долго, а очень долго, благо он сам до этого летал на такой матчасти. Начались поиски запасных аэродромов. Их было рядом два - Серышево с Ту-95 и Возжаевка с Су-24. Причем думать осталось мало, сумерки были на носу, а из летающей шестерки экипажей еще не все вообще и ночью завозились [не все были хотя бы “пассажирами” на спарках в этих условиях]. На ближайший аэродром - благо до него 20 км. Выдав команду на борта самолетов, немного отпустило в душе РП, угонять самолеты на ЗА [запасной аэродром] каждый год приходится, вдобавок в ПМУ [в простых метеоусловиях].
В это время ленивые истинные бомберы летали свою смену, и приняв команду, что к ним на ЗА летят 6 БОМБАРДИРОВЩИКОВ Су-24, ихняя ГРП не напрягалась, свои летят.
Когда группа из 6 самолетов на 1 мин интервале ворвалась в круг полетов на скорости 600, местная ГРП подхватила стойкий ступор. В самые "крутые полеты" у них по кругу летало максимум три самолета и на скорости 400. Теперь они имели на кругу 2 экипажа Ту-95 и 6 чужих Су-24м, при этом последние как-то быстро очень перемещались по экрану ДРЛ.
Ступор разорвал доклад экипажа Ту-95, что он на кругу полетов наблюдает истребителей! ГРП вообще закатила глаза - а эти кто и откуда? Начались судорожные запросы - это у нас на кругу и чего хотите ?
Наши бомбики, весело обгоняя Ту-95, славненько, на 1 мин интервале зашли и сели, разворошив бомберское гнездо не на шутку, ибо последние после посадки наших и своих на всякий случай закрыли полеты - хрен его знает, кто еще прилетит?
Пробираясь между кусками бетона и прочей лабуды по МРД (дальники вообще полосу не убирали последние 5 лет, думалось пилотам Су-24), постепенно добрались до стоянки, где и встали [МРД - магистральная рулежная дорожка. У реактивных самолетов очень жесткие требования к чистоте ВПП и рулежек, у винтовых - проще].
Весь бомберский народ шел смотреть на истребителей, котроые почему-то называют себя бомберами, это как-то унижало истинных бомберов. Ну посмотрите - разве это бомбардировщик, да мы его вместо ракеты повесить можем или в бомболюк засунуть.
Утром, проехав по МРД и полосе, стало ясно, с такой полосы Су-24 никогда не взлетят, ибо и вправду, наши колеса не катят против винтов и колес Ту-95.
Наша техника и техника истребителей пошла колонной на Орловку - чистить там МРД, ЦЗТ и БВПП.
А ГРП Су-24 держала строгий ответ - нахрена ты послал самолеты в Орловку, а не Возжаевку. Отмаза в виде на ближайший аэродром не катила, ибо сборной солянке по уборке полосы Ту-95 пришлось работать там два дня.
Экипаж, посадивший на ручнике, третий день жил на эшафоте, с котрого иногда отпускали чего укусить и чего отлить и не более. Понятно, ко всему ихнему добавилаcь посадка экипажей в Орловке и перегонка техники и уборка чужого аэродрома.
Истерзанное тело штурмана принимало в себя все, ведь сам сказал по СПУ, что с ним сделают. Летчик каялся во всех грехах, даже в тех, которые не совершал. Через три дня после посадки самолеты перетели назад из Орловки. После этого сексуальные эксперименты над экипажем пошли на убыль.
А в Орловке местная база с командованием длительное время благодарила за столь тшательную подготовку ихнего аэродрома и сообщала, что этого им хватит года 3, а потом еще прилетайте - БОМБАРДИРОВЩИКИ!

ГРУБЫЙ ПРОСТУПОК И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ.

Есть флотская народная поговорка, которую не могу, увы, воспроизвести на бумаге дословно. Суть её состоит в том, что нельзя бесконечно доставлять удовольствие партнёрше, потому что теряется чувство главного действующего элемента в этом процессе. Когда старпом, доставлявший перманентную радость личному составу, забывал об этой премудрости, тогда и случались всякие забавные и грустные непредвиденности.
Почему - старпом, а не Командир? Да потому что на нашем корабле действовало традиционное, но доведённое до абсурда разделение труда: Командир управлял в море, на якоре и швартовах же свирепствовал старпом, получивший от сибаритствующего кэпа карт-бланш. Фамилии начальников соответственно распределились то ли Всевышним, то ли кадрами: Сивухин и Дубина.
Вот уже почти месяц стоим в Лиепае на бочке в аванпорту. К причалу не ставят по желанию старпома: отработка корабельной организации - дело святое, хлопотное и энергоёмкое. Лейтенанты, которых на корабле двадцать три из сорока трёх офицеров по штатному расписанию, бузят и пребывают в состоянии, близкому к совершению серии грубых проступков. Кто-то жаждет сходить на переговорный пункт пообщаться с семьёй, кто-то снять статическое электричество, а кто-то не в силах больше противостоять атакам основного инстинкта. Но казарменное положение насаждается и контролируется властной рукой.
Отвезя Командира на катере для заслуженного отдыха, я воспользовался случаем и привёз на борт четыре бутылки коньяка. Формой протеста против существующих порядков мы впятером избрали уничтожение данного напитка путём распития. Как только эта акция была успешно завершена, услышали радостную весть: старпом отпускает на сход абсолютно всех желающих.
Сборы и переход к причалу были недолгими, и вот мы уже в почти европейском ресторане "Юра". С каждым из нас, как с добрым старым знакомым здоровается за руку визитная карточка этого заведения, знаменитейший швейцар Матвеич. Он бессменно стоит здесь на своём боевом посту с 1939 года. Его не волнуют политические страсти, и ему всё равно, у кого брать чаевые: у буржуазных, немецких или советских офицеров. "Настоящий офицер не должен быть скрягой", - его любимое крылатое выражение.
А вот уже кто-то перемигивается с прекрасными знакомками по предыдущим посещениям, что заставляет сердце биться чаще и дарит надежду на романтическое завершение вечера. Тогда ещё у местной прекрасной половины отсутствовала национальная нетерпимость к представителям восточного соседа, а была "нетерпимость" другого рода, воспетая в веках поэтами и музыкантами: обворожительная и искренняя.
За большим столом нас - человек десять. Заказ обычный: для начала по
0,5л "Кристалла" на лицо, несколько "Шампанских", бутылка "Рижского Бальзама" для обозначения респектабельности, ну, и всякое такое. То, что у некоторых внутри уже находилось по 0,4 л коньяка, в расчёт не бралось, а зря.
Вечер начинался славно: пьянящее чувства вновь обретённой независимости, тосты и здравицы, варьете, запах женщины - всё это давало новый импульс подутраченным жизненным кондициям. К сожалению, что-то из дальнейшего развития хода событий мне придётся реконструировать по рассказам очевидцев. Интенсивность "гремучей" смеси и её количество лишили нас с другом по последующему несчастью возможности изложить некоторые моменты от первого лица.

Ночное просыпание в какой-то невероятно узкой камере лиепайской комендатуры, где я и мой товарищ, артиллерийский комбат Серёжа Цюра, одновременно умещались только на боку, было неожиданным и страдательным. Из всей нашей компании только мы были в ресторане по "штату", и только нас почему-то арестовали. Титаническим напряжением израненной памяти вспоминаю, что, добиваясь тишины для озвучивания своего тоста за родное училище посредством удара кулаком по столу, Серёга попал в тарелку с заливным. За тарелку, извинившись, мы заплатили, но обидевшийся тостующий от нас ушёл. Это значит, что арестованы мы были независимо друг от друга в различных концах города.
Моё задержание было тривиальным по причине лейтенантской борзости по отношению к военному коменданту гарнизона, а вот друг мой отличился по полной схеме.
Из-за разыгравшегося шторма попасть на рейд не было возможности, поэтому в воспалённом мозгу лейтенанта родилась и началась осуществляться гениальная идея. Он вломился в рубку оперативного ОВРа в Зимней Гавани и потряс дежурную службу оглушающим сообщением:
- Играйте тревогу по Флоту! На "Исаченкове" - бунт!
Расчёт - гениален в своей простоте: невзирая на погоду, к кораблю для разбирательства обязательно будет отправлено плавсредство с перепуганными начальниками, которое и доставит Серёгу в его каюту для отдыха и подготовки к новому рабочему дню.
Реакция на сообщение первоначально была истеричной. Когда разобрались во всём, на повестку встала более серьёзная задача - задержание лейтенанта. Ограничение подвижности тренированного под два метра ростом тела потребовало большого количества времени, затраченных сил и физических повреждений от вызванного комендантского наряда.

Поутру покинув гостеприимную комендатуру и пытаясь с помощью кефира вернуть себе хотя бы приблизительное ощущение действительности, мы получили пренеприятнейшее известие: нас непременно желает принять у себя командир Лиепайской ВМБ контр-адмирал Шадрич. Для обеспечения этого торжественного события на местных сторожевиках в Новой Гавани для нас нашли военно-морскую форму, а затем в привокзальном ресторане и командира нашей боевой части, который также получил приглашение на официальный раут. Вчерашняя вечерняя компания продолжала ужин, плавно перетекший в завтрак, за неимением другого места пережидания шторма. От "пяти капель" на посошок мы отказались, так как кефир - и тот входил неважно. Понимая, что сейчас получим передозировку служебных стимуляторов, я всё равно не мог сдерживать периодических приступов нервного смеха: самые длинные военные брюки, которые удалось найти для Серёги, сантиметров двадцать не доставали до щиколоток.
И вот на чёрной "Волге" нас везёт командир бригады - будущий начальник Главного штаба ВМФ и полный адмирал - Селиванов. Он, я так понимаю, - старший машины. Рядом со мной, простым военно-морским офицером, также сидят: будущий комбриг - мой друг Серёга - и зять Дважды Героя Советского Союза - наш командир боевой части. Хоть с коллективом подфартило!
- Вы уж как-нибудь в себя дышали, что ли! А то от вашего перегара и я забалдею! - юморил комбриг, не подозревая, что демонстрирует лейтенантам свою некомпетентность в вопросах распознавания характерных запахов. То, что он чувствовал, было вовсе не перегаром, а чистейшим "свежаком", излучаемым нашим командиром боевой части, которого вконец разморил горячий воздух автомобильной печки. Мы с трудом удерживали своего начальника между собой плечами, придавая вертикальное положение его обмякшему телу, хотя ещё минут десять назад он крыл нас почём зря:
- Сосунки, вам ещё не водку, а дерьмо через тряпочку сосать надо!
Незаметно для Селиванова мы извлекли из его "Волги" нашего начальника и усадили на стул в гардеробе. Десятки чёрных шинелей на вешалках скрывали его от посторонних глаз. Эта превентивная победа добавила нам мужества для восхождения на самим себе сотворённую голгофу.
- Товарищ адмирал! Лейтенанты У. и Ц., бпк "Адмирал Исаченков"! - пафосно доложил адъютант.
Нервно улыбнуло... Ну, во-первых, потому, что комбрига не представил. А во вторых, что-то неуловимо напомнило... ("Леди и джентльмены! Президент USA!")
Адмирал оказался человеком воспитанным и приятным в общении. Он поздоровался с каждым за руку, не кричал, не матерился. Записал наши фамилии к себе в блокнот, ещё раз выслушал комбрига об обстоятельствах нашего пленения.
- Ну что, гусары! Сегодня Член Военного Совета Балтийского флота доложил о ваших подвигах ЧВСу Северного, - эти слова прозвучали звуком похоронного марша по офицерской карьере, и вид "подстреленного" друга уже не вызывал позывов к смеху. - А с вами я хотел бы познакомиться поближе, - обратился Шадрич к Серёге. - Удивлены? Попытаюсь объясниться. Вы - ВТОРОЙ лейтенант в истории русского Флота, поднимавший его по тревоге. ПЕРВЫМ, если помните, был лейтенант Шмидт.
На вопрос о нашем желании продолжить службу мы ответили утвердительно, пообещав, что впредь... никогда... ничего... и в этом духе.
- Комбриг, организуй от меня этим весельчакам по пять суток ареста! - прозвучало уже как поощрение, потому что в соответствии с Дисциплинарным Уставом в то время даже командир нашего корабля мог объявить нам по десять...
Комбриг в обратный путь нас не взял. Пришлось вызывать такси, потому что командир боевой части спал в шинели, лёжа на полу между вешалок рядом с перевёрнутым стулом, и спасти его от стресса, аналогичного нашему, стало делом чести...

Гауптвахта - это военная тюрьма, и пребывание в ней не является героическим деянием. Хотя особо стесняться этого факта своей биографии я не стал бы. Ведь Ленин, Сталин..., ну, да ладно...
Позволю себе вспомнить об этих четырёх днях, потому что они были отмечены очередной вехой проникновения в многоликую сущность Флота. Почему - четыре? Пятый день пришёлся на 23 февраля, и мы были амнистированы.
Наша камера имела отдельный вход со двора и закрывалась изнутри. Мы сами топили печь дровами. Там же готовили "тюремный" чай: пережигали сухари, а затем то, что получилось от этой процедуры, заваривали. Нет, нормальный чай у нас был, но обстановка диктовала форму поведения. До татуировок, правда, не дошло.
С нами сидели два капитан-лейтенанта возрастом под сорок. Оба служили механиками на противолодочниках и обладали уникальными способностями. Один мог часами наизусть рассказывать стихи и выдержки из прозы русских и украинских писателей. Другой с формулами и схемами объяснял нам то теорию относительности, то прорехи в теории политэкономии социализма. Было очевидно, что с таким объёмом знаний эти ребята были явно профнепригодными для Флота.
Еду и то, с чем она превращается в закуску, нам доставляли регулярно и в нужных количествах. Но этого было мало, требовался кураж!
В соседней камере литовец Валдис перекладывал печь, и его работу пришли проверить комендант гарнизона и начальник гауптвахты. Один из наших сокамерников немного владел литовским языком.
- Смотрите, какой я сейчас спектакль разыграю! - сказал он шёпотом и двинулся в сторону печника.
Они о чём-то поговорили с Валдисом. Тот громко смеялся и одобрительно кивал головой, в то время как мы и наши тюремщики не могли понять сути происходящего.
- Ну как? - спросил нас гордый и радостный механик.
- ???
- Да я сейчас в присутствии этих опричников вслух попросил принести нам две бутылки водки, а Валдис сказал, что в честь такого оригинального случая ещё одну преподнесёт - "от заведения"...

Через четыре месяца выходил срок получения звания старшего лейтенанта, и мы с Серёжей, конечно, ни на что не надеялись. Последовавший вскоре переход на Северный флот и интенсивная учебно-боевая затраханность корабля и его экипажа помешали привлечь нас к комсомольской ответственности за неимением времени и истощением физических кондиций у командования. Не до нас было!
Измученный серией подряд сменявших друг друга учений: "Океан-75", "Прыжок-75", "Плёс-75" - помощник командира готовил документы к присвоению очередного воинского звания нашей лейтенантской камарилье оптом в последнюю ночь после того, как его вздрючили в политотделе "за упущения в работе с кадрами". Так как был поставлен хрестоматийно-конкретный срок ("... задницу надрывать не надо, но чтобы к утру всё было!.."), советоваться с командирами и политработниками ему было уже некогда. Написать к назначенному сроку он успел только половину представлений, а писать-то начали с БЧ-1 и далее по порядку. Вот так, на удивление всем, мы с Сергеем, как офицеры БЧ-2, получили старших лейтенантов в срок.
А отличникам из боевых частей с бОльшими порядковыми номерами повезло меньше: следующую партию представлений Командующий флотом подписал только через полтора месяца. В их числе был и лейтенант, за которого в политотдел анонимно просигналила "мохнатая лапа". Ох, и какого же "маугли они из помощника сделали при помощи партийно-политической Камасутры"!!! (Navalbro, по мотивам).
Но это уже совсем другая история.

ПОЛНОЧНЫЕ ПОСИДЕЛКИ

Бип-бип-бип-бип-бип-бииип...«Московское время - пятнадцать часов. В Ереване...в Красноярске...в Петропавловске-Камчатском - полночь»
- Андрюха, полночь! Хорош там гайки крутить, никуда не денется твоя «табуретка четыре на четыре», перекур! Давай поговорим.
...И ведь что интересно. Сколько живу - не помню такого злобствования на Америку и, как вы их сейчас называете? америкосы? - на американцев, одним словом.
От зависти это, что ли у вас, или доброго вокруг не видите ничего? Мы, конечно, тоже дураками были. В победу коммунизма верили. Ну не то чтобы верили, но надеялись, конечно. Этот парень-хохол, про которого ты тут рассказывал, точно назвал - «лучезарный четверг», вот на него и надеялись. Налей-ка чуток. Х-х-х-а-а...
Сосед наш, Всеволод, в войну на нашем заводе, он тогда снаряжательным был, это потом на нем ядерный щит ковали, а тогда патроны и снаряды к сорокапяткам клепали. Так вот, Всеволод, когда металла не было - он редуктор деревянный придумал, представляешь? Полтора года тот редуктор работал, потом уж полегче стало, когда с фронта на соседний завод железо потащили. Жаль, пожгли его, а то бы в музей - вот на чем у Гитлера выиграли-то. Считай, на надежде одной и выиграли.
Берия после войны лично кадры на заводе утверждал. Отмахнулся - какой из этого поляка начальник механического цеха, да еще со средним специальным? А ему - про редуктор. Заинтересовался. Позвал к себе. Всеволод, понятно, обдристался, велел жене сухари сушить. Но делать нечего - поехал в Москву. Вернулся с приказом - назначить зам. главного инженера завода. У него отец - польский американец, между прочим, на этом заводе до революции в высоких должностях ходил - социально чуждый, значит. А сын на пенсию с главного конструктора уходил. А могли бы в те времена спокойно в агенты империализма записать... Вот так-то. Плесни еще...Х-хх-аа-а
О чем бишь я? Да, об американцах. Когда урановое производство на промышленный уровень выводили, об Америке не думали. Какая Америка? Такая гонка была, такое не пойми что - академики не больше нашего знали, чаще на заводе торчали, чем в институтах. Ты только мне прочти потом, что напишешь, и не забудь в книжки посмотреть, что там об этом написано - мало ли что, Берии уже нет, но дело-то секретное.
Хотя какие секреты у работяги? Немцы у нас работали, их с оборудованием и ураном из Германии вывезли. Один главный был, Зуль, кажется - в начале пятидесятых отпустили его, на прощание «Победу» подарили. Кузов луженый, наверное, и сейчас ездит. Вот Зуль этот американцев не любил. Семья у него в Дрездене была, а что там союзники сделали, а? Наши искали его родню, - говорили, что сам Берия распорядился, - но, видно, не нашли...
Да, американцы... Они бы такого, как здесь, не учудили. Нас ведь как - о том, что за штука такая уран, и не предупреждали. Натурально, на вид - уголь активированный. Цепляешь порошок совком, сыплешь в пресс-форму и давишь на педаль. Таблеточку готовую - в ящичек ручками. Из цеха выйдешь (а цех-то - домишка двухкомнатный, без вентиляции, осознал?) - черный весь, как шахтер из забоя. Под ногтями черно, в носу пыль - обчихаешься. Что? Скажешь тоже - респиратор! Это потом намордники из ткани Петрянова стали делать и дозиметры раздавать. Но я тогда уже на автобазу перешел. Райка со мной работала в смену - она говорила, что когда ей по женской линии чего-то там чистили - достали какие-то гроздья как виноградные.
Вот молодец. Хх-аа-аа.
Отец твой про Сахарова рассказывал. Ну, когда ему воззвание это про запрет атомной бомбы принесли подписать. Он и говорит, мол, атомную сделали, водородную сделали - а теперь за мир бороться... Но подписал. Американцы, те, которые тоже бомбу делали, говорят, тоже подписали. Уж наверно не дурней Сахарова, если за мир-то.
Ко мне домой тоже американцев провозили, это уже после меченого, при нашем алкаше Борьке. Завод встал, давай, говорят, тренажеры и кондиционеры делать. Вот и привезли, как там их, спонсеров, что ли, показать ветерана с доски почета. Один по-русски - как шпион шпарил. С понятиями мужики - с бутылкой приехали, правда, пресная какая-то, без души водка. Я им как порассказывал про дела старые, давние - тот шпион чуть не плакал, и все жену мою по руке гладил. Хорошо посидели, в общем. Нормальные мужики, хоть и цэрэушники.
Еще с одним я в Москве в метро столкнулся. Нашел где туалет искать, Хемингуэй! Я ему - наверх, мол, иди. А он не понимает. Махнул я рукой, ком, говорю, цу мир, хрен с ней, с электричкой, не последняя. Где у нас туалет легче всего найти? Правильно, где пивная - там и сортир. Ну, мы туда и пошли. Спасибо ребятам, помогли его в такси потом уложить. А сначала в дристальню даже зайти не мог, морщился, нос зажимал. Студент какой-то его болтовню сначала переводил - он все про детей своих чего-то рассказывал, скурвились, дескать, забыли про родителей. Потом вообще понес чушь какую-то, но это, наверно, переводчик тоже напился.
У меня на память от него сигареты остались. Я их по штуке в год курил, на 9 мая.
Да! С негром один раз в автобусе ехал. Деваха рядом стоит, мать за юбку дергает и шепчет, громко так: «Мама, смотри, негр!» Он услышал, заулыбался, ладонь девчонке протянул и говорит, на, мол, потрогай. Может, и не американец, да какая хрен разница! Не помнишь, небось, Поль Робсон такой был, пел здорово. Что, скажешь - тоже не американец? То-то.
Мух не ловишь, налей! Гмбм...Не идет что-то.
Так вот я и говорю. Юмориста этого послушаешь - ну тупыыее! И пить не умеют. И ловчить не умеют. Мож, и не умеют. Только я вот чего думаю, Севка-то наш редуктор из дерева не от хорошей жизни точил. Дядька у меня с фронта вернулся - на Студебеккере шоферил. Говорил - отличная машина, наши против нее... Что я, рессоры поперечные на наших не помню, что ли? Сало американское, лярд называлось, жрали постоянно. Я не к тому, что в ножки им за это кланяться, но ведь могли бы и отсидеться за океаном. Тот... америкос, да?, ну, который у меня дома был - как узнал, что отец на фронте погиб, а фашисты мою мать в Германию угнали, и как не было ее, - встал и их фотографии на стене поклонился. Я ему за это любую Анжелу Дэвис прощу.
...А бомбы наши похлеще американских. Это я тебе как специалист говорю. Дурак ты, - «ручная сборка», врезать бы тебе по сусалам, да отца твоего уважаю. Он когда из Америки приехал, ну из Канады, какая хрен разница, - конфетами нас угощал. Гадость - не то, что наши барбариски. Тех, кто там такое жует, только пожалеть нужно. И еще этот, как называется, кролик этот ихний по телевизору. Ух, и девки там! Наши... да наших голых я почитай лет тридцать уже не видал. Но ты это не пиши!
Эхх, давай по последней, что ли? Бгммм... Не идет, зараза. Старость, ёкараный бабай...