Зёма

Нашему курсу не везло на начальников, хотя изначально казалось, что вовсе наоборот. Начальник первого курса - обычно майор, который пытается руководить неорганизованной толпой в около двести человек, небольшая часть которых - служивые разгильдяи, а подавляющее большинство - восторженные и бестолковые школьники. Еще есть суворовцы, с которыми все понятно и достаточно просто. И категория разносбродная, тоже малая и весьма специфичная. Там и те, что настырно поступает из принципа и гордости, уже не первый раз, иногда далеко не первый, изредка получается. Блатные и просто дети военных, которым этот путь указан родителями, они могут проходить в любой категории, но их все равно отличает некоторая изначальная принадлежность к сословию. И те, кто как я, попал, по сути, случайно, но уже не совсем зеленым.
У меня мама и папа были строителями, я пошел в строительный техникум рядом с домом и закончил его с отличием. Весь строительный Минск до замминистра был в друзьях семьи, и институт без экзаменов, но закончив техникум, поработав в бригадах комсомольско-молодежных и героев соцтруда, а также помощником прораба-орденоносца, я понял, что столько пить невозможно. А после месяца работы в самом крутом проектном институте Минска родилось понимание, что работа это нечто большее, чем просто тупая бездеятельность. И очень пришлось кстати предложение уже знакомого замвоенкома попробовать поступить в Череповецкое военное училище, которого тогда не было в общедоступных списках, тем более, что незадолго до этого прошел, вернее, не прошел (несоответствие рост - вес) довольно жесткий отбор в одну интересную команду с повышенным допуском секретности, который в дальнейшем так и тянулся со мной по жизни, вызывая некоторое удивление особистов.
Первый начальник курса у нас был папа родной - красивый, русский, с широкой душой настоящий майор с фуражкой на затылке, строгий, но добрый и, как нам тогда казалось, очень, очень хороший. И аура у него уже была соответствующая - он же только выпустил перед нами роту отличных пацанов, о которых по училищу байки ходили.
Тут я вам поясню чуток. Рота = курс. Группа = взвод. В курсе (роте) - шесть групп (взводов). Курс = два потока, в каждом по три группы. Курсовых офицеров - три, по одному на две группы, максимум капитан. Начальник курса, он же ротный - майор, кажется, и подполковники были, но не точно.
И вот первая зима на первом курсе - зимний лагерь, бараки с печным отоплением, очень холодно, температура под - 30, что на вологодчине редкость и катаклизм, поскольку влажность крайне высока. И в разгаре борьбы с горелыми на печке носками - известие, что умер наш начальник курса. Шел домой пьяным, попал под трамвай.
Нас снимают из лагерей, везут домой в казарму. Начинается безвластие. Трое курсовых офицеров пытаются рулить, но малоуспешно. В те времена - кто первый пришел, тот и начальник. И продолжается это полтора курса, с середины первого по конец второго.
Вот еще немного лирики широкими мазками, раз уж меня понесло. Первый курс в военном училище - никто. Постоянная муштра, учеба (мать её), наряды, жрать и спать хочется все 24 часа в сутки. Глаза дикие, голодные, испуганные. Носим то, что дали, размер вторичен. Задача - выжить и спрятаться. Выживают не все, отсев максимальный.
Второй: «Бля, да мы уже почти крутые! У нас уже есть над кем потешаться!» Уже и жрать не так хочется, и учиться не сильно сложно, и в нарядах не страшно. И жизнь снова начинает обретать краски кроме серо-зеленой. Форму начинаем подгонять по себе. Все худшее уже позади.
Третий это элита - крутые перцы, которым все можно и которые все прошли, круче только горы Тибета, причем далеко не все. Это как они сами про себя думают. Столоваться они любят в чайной (чепке), ибо в курсантской столовой еда несъедобна, кроме сахара и масла. Девочки, дискотеки, портвейн, залетел - женился. Они задевают молодежь, авторитеты у них начинаются с генералов. Форма ушита, шинели обрезаны, ремни на яйцах, шапки/ фуражки/пилотки модернизированы по текущей моде + еще 50 % сверху. Помнится, у меня была пилоточка 53 размера (при голове в 56) выпуска годов 60-х, я ей очень гордился.
С четвертого психология меняется резко. Вот только что ты был пупом земли, и вдруг осознаешь тщету и мелочность суетливого бытия. Понты пропадают, меняется взгляд, он вдруг сам начинает притягивать выпускниц пед-меда, а если случайно придется забрести в чепок, то продавщица метко выхватит тебя из голодной топы двух- и третьекурсников и обслужит вне очереди. И форма как-то сразу садится как нужно, без подгонки, и доказывать окружающей среде свою значимость становится не интересно, хотя изредка это все же вылазит. Больше половины женаты, у кого-то уже и дети появились.
Пятый - небожители, которых и увидеть-то нечасто случается. Они какие-то все другие, незаметные, тихие. Строем почти не ходят, чем питаются, неизвестно, ни в столовой, ни в чепке практически не появляются. Свободный выход в город, женаты почти все. А после середине пятого к ним приходит понимание того, что все хорошее окончательно кончилось - детство, отрочество, юность, и вот протяни рукой - реальная взрослая жизнь, в которой ты лейтенант, снова никто и все сам. Хочется отловить первокурсника и сделать ему что-нибудь хорошее, конфетку дать, а то и по голове погладить...
Так вот после полутора лет безвластного разврата, в начале третьего курса нас переселяют из казармы в только что отстроенное общежитие, что само по себе очередной стимул к дальнейшему разврату, и назначают нам нового курсового. Это маленький, тихий и невнятный майор, преподаватель с инженерной кафедры. А мы командники. Что ему посулили за нас, не знаю, но понять его по сю пору не могу. Ни плохого про него не вспомню, ни хорошего - ни каких-то амбиций, ни харизмы, ничего. И кличка прилепилась соответствующая - Фишка. Год пробыл, как его и не было, и ушел. Третий, самый «понтовый» курс у нас прошел под черным знаменем абсолютной анархии. Т.е. сами по себе. Пьянство, самоволки, залеты, отчисления.
А к началу четвертого подоспела и стала разворачиваться во всю прыть перестройка, идущая под руку с битвой против алкоголя. И к нам приехал новый начальник курса - майор Незамальский. Говорили, что он только вернулся с Кубы, где был комбатом, переболел лихорадкой Дэнге, последствия которой ощущал до сих пор - при температуре выше +20 начинала болеть голова, поэтому и севера. Не уверен, что это правда, но остальные слухи про него ползли липкие, черные, страшные в своей антиразгильдяйской сути.
Представьте себе громоотвод - высокий, блестящий, металлический, несгибаемый штырь, которому не страшны молнии, бури и абсолютно все прочие катаклизмы, да хоть бы и цунами с торнадами. Это он - майор Незамальский, Зёма, и внешне и внутренне. Кличка как-то родилась сразу, трудно понять, как и кем они формируются, но вот так. Хотя мне он действительно оказался земляком - сам он был из Гомеля, да и вообще белорусов у нас оказалось немало, только у нас в группе пятеро.
Высокий, смуглый, худой, но не тощий, очень пропорционально сложенный и какой-то весь устремленный ввысь - прямой как кол, лицо вытянутое, черты простые острые, плюс залысины и взгляд как у терминатора-2. Сапоги блестят как... (ну, понятно как у кого), ботинок, похоже, вообще нет, портупея новая и весь такой блестяще-наглажено-подтянутый, словно оживший образец с плаката про формы одежды. И такая несгибаемость на лице, что прямо физически ощущаются уготованные нам тяготы и лишения.
И мы такие - расслабленные отпуском, тремя годами разгильдяйства и началом периода, когда и так почти все уже можно.
Рассказывали байки, как Фишка передавал дела Зёме. Ходили по комнатам общаги, а там разве что девки голые не скакали, и то потому, что весь курс в отпуске. А все остальное, включая плакаты с ними же, пустые и недопитые бутылки, надписи кровью на стене «Умру, но не сда...» (был такая эпопея с клопами в одной нашей группе), и прочая, и прочая, и парадная форма одежды во многих шкафах.
- Постойте, а что здесь форма делает? А в чем тогда курсант поехал в отпуск?
- Ну как в чем? В гражданке, естественно, - это уже Фишка поясняет...
Нам сочувствовали все, включая начфака. Мы тоже боялись.
И Зёма действительно стал закручивать гайки. Но вот что я вам скажу: ничего выходящего за рамки общевоинских уставов не было. Да, конечно, между собой мы над этим издевались и пытались насмехаться, нам казалось, что все армейские байки и анекдоты созданы исключительно про нашего ротного, и он как нельзя точнее отражал всю сущность армейской дубовости. Но! Я только сейчас понимаю, насколько это важно: с его стороны ни разу не случилось ни самодурства и отсебятины, ни махания шашкой и рубки всех, кого попало, ни хотя бы криков и бешенства. Все спокойно и рутинно. И исключительно в рамках закона, т.е. устава.
Младшие курсы стращали: «Будете себя плохо вести, вам Зёму в ротные дадут!»
Как-то очень скоро наша жизнь вошла в обычное русло. Да ничего как бы и не изменилось, все-таки четвертый курс (см. выше) - и степень свободы высока, и мировоззрение меняется. Ну, да - помню чехарду с сержантским составом, старшины потоков менялись один за другим, кого-то даже и отчислили, но в целом жизнь рядового курсанта мало пострадала от такого уставного отношения. Да и чему там страдать? Ну, на зарядку встали и побегали, в порядок себя привели, на завтрак строем сходили... Армия все же. Женатых больше половины, кого-то на ночь домой не отпустили, так он даже и рад. Наряд? Я вас умоляю - караулов и столовой уже нет, а прочие наряды это тьфу. Уже и не помню, чем можно было обидеть курсанта, кроме отчисления. Разве что беседой в кабинете у Зёмы. Не знаю, чем и как он там стращал народ, мне не довелось, но знаю, что голос никогда не повышал, глупыми угрозами никого не давил, и при этом выходили от него с желанием больше никогда туда не заходить. Все безусловно верили: Зёма сказал - Зёма сделает. И еще думалось, что нет в нем слабостей, да и вообще ничего человеческого в нем нет - идеальная машина по реализации уставов в жизнь. С человеком можно договориться, с машиной - нет. Вот это пугало. Сказано в уставе расстрелять - расстреляет.
Где-то в середине курса в выходной, когда от всего курса осталось в общаге человек десять + наряд, остальные разбрелись в увольнения по домам/друзьям/девкам, прибегает дневальный и вызывает меня к Зёме, он сегодня ответственный. Я неженатый и с первого курса у меня была пачка увольнительных и практически свободный выход в город как у шеф-редактора курсовой фотогазеты - за «химикатами» (фиксаж, проявитель, портвейн и т.д.) даже в будни. Поэтому сейчас чаще хочется спокойствия, хорошей музыки, которую нам регулярно поставлял московский ди-джей - брат моего товарища по комнате, кружку крепкого кофе, книжку и чтоб никто никуда. А тут к Зёме! Сразу мысленный перебор всех возможных залетов (а их вполне могло быть) - мало ли что и как вдруг дошло до Зёмы!
Поспрашивал о жизни, родителях (я уже понял, что страшного ничего), еще чего-то и вдруг:
- Я знаю, у вас кипятильник есть и чай (вот он хоть и мелкий, но залет!). Ты не мог бы мне чаю заварить, а то как-то забыл совсем про еду, ничего из дому не взял, вот только пачка печенья есть...
Оп-па! Вот и человеческое лицо выглянуло из-под маски терминатора. Неожиданно! Чаю заварил, конечно, пачку рафинад принес - его ж выдают на курс в почти 200 человек, а нас полтора десятка. Зёма взял пару кусочков, от остальной пачки «на будущее» отказался - негоже курсантов объедать. Хотелось предложить что-то типа «понадобится - заходите в тумбочку», но сдержался.
Где-то вскоре после этого вызывает меня Зёма к себе еще раз. Уже не одного, а с Лёшкой из моей же комнаты. Лёша - тихоня тихоней, человек хороший во всех смыслах и даже с намеком на возможность залета никак не связывается. Фамилию не скажу, ибо генерал он сейчас, причем не нашей структуры.
И предлагает нам Зёма шабашку - поклеить обои в квартире, которую ему дали. Очень извиняется, видно как ему неудобно, и он не настаивает... А мне-то что? Я строительный техникум закончил, и хоть обои нас клеить не учили, но опыт как раз был и не малый. А Лёша, видимо просто хороший человек. И неженатые оба, чтоб, значит, от сиськи в выходные не отрывать...
А дома нас встретили жена-пампушка и две очаровательные дочурки, которые тут же с криком повисли на папе. А сам папа быстро переоделся в треники с пузырями на коленках, как-то съежился, стал тихим и незаметным среди своего женского царства.
Клеить оказалось совсем фигня - одну стенку в небольшой комнате, но немецкие фотообои большими тонкими листами. Клеить трудно, но таки лицом по грязи не ударили, справились. Тут же веселый голос хозяйки зовет нас за стол - откушать, чем бог послал. А послал он полный стол еды плюс бутылку водки. Зёма попробовал несмело возмутиться, типа:
- Машенька, ну как же, это курсанты мои, им же..., у нас же борьбе с пья...
- Там у себя командовать будешь! А тут я командир! Тебе не предлагаю, а ребята заслужили!
Самим неудобно, но выпили по рюмке, потом культурно отказались - водка череповецкая еще то дерьмо была, я больше по молдавским крепленым тогда любил пройтись - Трифешты, Гратиешты, или сухач (ой нажрался я им случайно, но это совсем иная история)...
В конце четвертого курса придумали нам забаву - пешком в лагерь сходить. И не иначе как Зёма ее и придумал, думаю, таки в рамках нашего перевоспитания в настоящих мужчин. Мы и на первом-то туда на транспорте ездили, а тут перед самым пятым, выпускным курсом!!! Пешком!!! 50 километров! С оружием и снарягой. Туда, две недели там и обратно опять пешком. Зверство.
Пошли. Все курсовые и Зёма с нами. Плюс «таблетка» медслужбы сопровождает. Первые километров 30 шли по дорогам и без особых проблем, не строем, но компактно. Где-то в середине встретились с полевой кухней, пообедали и двинулись лесами. Вот тут народ растянулся на пару км точно. Зёма сначала бегал из начала в конец и обратно, подбадривал и пытался собрать народ, а потом скис и пропал из виду - шел последним. Таблетка курсировала и подбирала самых слабых, сбивших ноги в кровь, но Зема дошел сам. Из понтов или ради прикола, но собралось нас человек 15, и зарядили мы в футбол побегать почти сразу после прибытия, в кроссовках, конечно, не в сапогах. А Зёма еще неделю хромал, впрочем, далеко не он один, а кого-то вообще в лазарет увезли. Назад сделали выводы и половину пути нас таки везли, а потом уже типа сами, по группам. Ну, сами так сами: пошли через заводы, а они по территории больше города были, заблудились в терриконах металлолома с 9-этажный дом, саморазбились на небольшие группы, наша первая обнаружила трамвай (он ходил по территории завода и прямо до училища), и последние километров 10 ехали на нем, работяги опасливо на нас поглядывали. В общем, собирали народ до позднего вечера, кто-то и домой успел заскочить, и выпить, и закусить, и в ванной отлежаться.
Пятый курс как-то никак не запомнился в связи с нашим «страшным» ротным. Перед самым выпуском я еще раз побывал в его кабинете, а может он всех так вызывал. Поговорили чисто по душам. Я узнал, что Игорь (не хочу говорить фамилию), мой тезка, одногрупник и Зёмин земляк из Гомеля, дошел до выпуска только благодаря Зёме, ибо был он алкогликом в стиле «выпью все в округе километра», к тому же буйным и взрывным, залетов у него хватало, и, как оказалось, все это было известно Зёме. Но он его не сдал, хотя по тем времена и за бутылку пива могли выгнать из училища.
Последний раз я встретил Зёму будучи уже капитаном. В составе комиссии приехал на проверку в наш учебный полк в г. Павловске под тогда еще Ленинградом. Подполковник Незамальский как начальник штаба полка встречал нас и организовывал всю работу. После построения полка, представления комиссии, опроса и прохождении колонн с песнями он подошел ко мне прямо на плацу, обнял, похлопал, мы постояли совсем немного и поговорили о жизни, я заверил, что по моей линии у него проблем не будет, он сказал, что все должно быть только по-честному. В комиссии я отвечал за прием экзаменов по своей специальности, в том числе и у офицеров на подтверждение и присвоение классности. И кто бы знал, что вот из-за этого дружеского разговора на плацу седые майоры будут трястись на экзамене перед молодым капитаном. И хоть я предупредил через сослуживца, что все получат то, что положено, заранее выяснив, что кому нужно, они боялись - боялись человека, которого обнял Незамальский.
-----------------------------------------------
В чем мораль? Да ни в чем. Мне уже ближе к 60 и я давно не служу. И никогда во время службы не вспоминал о Незамальском как о своем учителе. И только сейчас понимаю, как много этот человек сделал в становлении и меня и почти двух сотен других разгильдяев из нашего курса, и не только нашего, и не только курса. Я не стал таким как он, меня не тянуло на командную работу, хотя и взводом я успел покомандовать. Но правило «сказал - сделал» считаю непреложным для мужчины. Да и за все остальное не могу не уважать Зёму - Незамальского, моего третьего и последнего начальника курса.