День первый. 18 октября. В начале славных дел...


Началось все с того, что вчера Панков попытался сжечь свою каюту. Нас уже недели две терроризировали береговыми проверками, как и положено, предваряющими сам контрольный выход в море, и вот когда вчера утром, на докладе командир сурово сдвинув брови, сообщил, что завтра ввод ГЭУ, Серегу видать расслабило. Он вполуха дослушал все безумно важные сообщения командира, затем спустился на пульт ГЭУ, сообщил нам эту долгожданную новость и отправился спать в каюту. Тело его находилось во власти Морфея часа эдак полтора, после чего, старпом, неожиданно вспомнив о существовании командира 1 дивизиона, своей малопонятной, но очень энергичной белорусской скороговоркой, прогремев по всему кораблю, вызвал Панкова в центральный пост. Серега, с помятым лицом, и слабо соображающими спросоня мозгами, докосолапил до старпома, выслушал того, не приходя окончательно в сознание, и минут через десять поковылял обратно в каюту. Все бы было ничего, но что-то Сереге захотелось чайку, и бросив кипятильник в чашку, он возложил голову на подушку и снова отрубился так крепко, что естественно проморгал и момент закипания воды, и ее выкипания и даже расплавления самого кипятильника. Тревогу поднял вахтенный 5-Бис отсека матрос Турсанбаев, призванный служить Родине из каких-то далеких степей. На удивление потомственному кочевнику очень нравилась служба на подводном крейсере, а в особенности ему нравились тревоги, когда все звенело и ревело, и народ начинал носиться по кораблю толпами, вероятно напоминая Турсанбаеву родные просторы и табуны лошадей мчащихся в красно-желтую степную даль. Вот и теперь, узрев выползающий из под двери каюты дымок, он рванул к «Каштану», и с первобытным восторгом задергав его тумблер, задыхаясь от волнения, прокричал в центральный пост очередную историческую фразу:
- Цинтральный! Цинтральный! Аварийная пожар!!! Костер в каюте комдива раз!!! Дымита...ой...Тревога очень надо...
Комдив три, Витя Голубков, бдивший в центральном посту вместе со старпомом, обстановку оценил мгновенно, ведь речь шла о его каюте, которую он делил на пару с Панковым, и объявив тревогу, рванул в 5-Бис отсек сам, спасать свое движимое и недвижимое имущество.
К счастью, все закончилось удачно, если не считать приличного размера дырищу в столе секретера, стойкий запах паленого пластика в отсеке, и Панкова, которого так перекосило от всего происшедшего, что, будучи вызванным на «ковер» к разбуженному шумом командиру, он ничего толком сказать, не могу, а только мотал головой, и повторял как заведенный:
-Виноват...задолбался вот...чайку захотел, а оно вот как обернулось...виноват, товарищ командир...
Принимая во внимание шок от происшедшего, и еле сдерживая себя от смеха, командир сделал Панкову «вливание», и отпустил, приказав домой на обед не ходить, а выспаться в каюте.
Через десять минут, уже сидя на пульте, с кружкой долгожданного чая в руках, Парков обсуждал с нами предстоящий выход в море, который должен был стать его морской премьерой в качестве комдива раз.
Самого Серегу перетащил за собой наш командир, назначенный к нам совсем недавно, с должности старпома, уже старой и практически отстойной БДшки, давно стоявшей намертво пришпиленной к 14-у пирсу. В море Панков естественно ходил не раз, но уже давно, и само-собой не комдивом раз, должность которого он получил, уже тогда, когда его корабль навсегда встал к стенке. Судя по всему возможность продолжать необременительную службу на не плавающем, но, тем не менее, числящемся боевой единицей корабле, Сереге понравилась всем. И дома почти всегда, и деньги практически те же, и до механика с двумя большими звездами на погонах, можно дорасти без нервотрепок и моральных страданий. Но, как известно в жизни бывают белые и черные полосы. Белая Серегина полоса продолжалась около года, как раз до того момента, когда его бывший старпом капитан 2 ранга Скаженов Николай Владимирович вернулся из Академии с приказом о назначении командиром первого экипажа ракетного подводного крейсера «К-...». Скаженов оказался мужчиной деятельным, и просмотрев все вакансии вверенного ему экипажа, сразу решил их заполнить людьми знакомыми ему по прежнему кораблю. К тому же будучи коренным аборигеном 31 Краснознаменной дивизии, Скаженов, как и все воспитанники «азов» и «бэдшек», немного косовато смотрел на пришлых из 13 дивизии «бдрщиков», считая их всех раздолбаями, неучами и просто ненадежными ребятами не из своего курятника. А потому Панкову Скаженовым было сделано предложение, от которого он не смог отказаться, хотя и страстно не желал покидать свой милый сердцу «мертвый пароход». Вследствие этого и я не стал комдивом раз в своем экипаже, хотя большой обиды от этого не испытал, и по большому счету отнесся к произошедшему философски. Не сложилось, так не сложилось.
И вот теперь, после полугода реорганизаций, укомплектования, а затем переназначения всех в новую воинскую часть, мы оказались первым экипажем, самого нового, только что пришедшего из среднего ремонта корабля. Шла середина 90-х годов, ничего свежего флоту ждать не приходилось, а тут целенький, самый молодой корпус БДРа, да еще и после среднего ремонта, весь такой блестящий внутри, со всеми горящими лампами и новой материальной частью. Появление этого корабля, острое желание командования поиграть в войнушку на фоне медленного умирания самого флота, и честолюбивые карьеристские помыслы Скаженова, сложилось как-то все сразу и вместе, и мы, еще не увидев шедший из Северодвинска корабль, четко знали, что скоро мы идем на боевую службу. К тому же Скаженову достался экипаж не береговой, а ходивший до этого в море до изнеможения, и своих навыков не утративший не смотря на все переназначения и кадровые чистки.
Но все это было вчера, а сегодня с утра в 08.00, на корабле сыграли приготовление, а потом уже и ввод главной энергетической установки в действие. И уж не знаю, как «люксы», а лично я веду счет выхода в море именно с того момента, когда начинается это ядерно-энергетическое действо...
Первым заводился мой борт. По документам. На самом деле оба борта, я и КГДУ-1 Костя Воронин тянули одновременно. Питания с берега хватало, да и после прихода корабля с завода к нам должны были прибыть, для проведения всяческих измерений, так называемые «физики-теоретики», а если более конкретно, то офицеры береговой лаборатории физического пуска реактора. «Физики» были ребята веселые, даже можно сказать безбашенные, подчиняющиеся исключительно Москве. В основном туда брали ребят, у которых немного не сложилось с плавсоставом, и исключительно выпускников ядерных факультетов Голландии и Дзержинки. При всем этом дело свое они знали крепко, и когда можно было, сильно не напрягались, делая все на бумаге, а когда надо пахали как проклятые, просиживая с нами на пульте сутками. Видимо в данном нашем случае, вариант был второй, так как, прибыв группой в три человека, и дождавшись выхода на МКУМ в 11.30. они сразу приступили к работе, правда, уже к трем часам дня намекнув, что неплохо бы «шильца» получить, чтобы «приборы» протереть. Спирт механик, скрипя сердце, выдал, и как говорится, понеслось... К 17.00. когда к «физикам» прибыло подкрепление, двое их троих лыко вязали с трудом, а все бремя физических исследований активной зоны реактора нес их абсолютно трезвый старший капитан 3 ранга, с отеческой улыбкой поглядывая на свой полуживой молодняк. Слава богу, к этому времени на корабле тревога, как таковая, действовала только для БЧ-5, а все остальные службы корабля, за исключением вахты центрального поста, пребывали либо в блаженной неге по каютам, либо просто свалили с разрешением или без оного по домам. В итоге, к нолям, мы с Костей, посчитав, что медалей нам не дадут, сидим мы на пульте уже часов пятнадцать, с перерывами только на обед и перекуры, решили, что, пора бы нам и поспать немного, не взирая на тревогу и прочие военные примочки. Механик, на наше предложение, молча и осуждающе согласился, после чего были срочно разбужены инженеры, доставлены на пульт в распоряжение «физиков» и страдающего от невозможности улизнуть в каюту Панкова, а мы с Костей, зацепив из остатков «физического» шила по пятьдесят грамм, занюхали их рукавом, перекурили в курилке, и рухнули в своей каюте в тряпки, не раздеваясь и не почистив зубы... Счет вахтам начался, и в этот день он равнялся 15 часам....