Охота на льва -3

Дух этиловый

...После дозаправки на фарахрудской "точке" и посадки возле госпиталя, где ждали три "буханки" с красными крестами, которые увезли раненых и доктора, мы наконец добрались до своей стоянки, когда выключились, я увидел, что топлива нам бы хватило и без фарахрудской доливки. Это означало, что мы крутились в районе боя не более пятнадцати минут. Сказал об этом командиру.
- Нормально, - засмеялся он. - Как доказал Эйнштейн, если человека посадить голой задницей на раскаленную плиту, мгновение покажется вечностью.
Мы обошли вертолет, осмотрели его на предмет пулевых отверстий, ничего не нашли, если не считать свежей царапины на лопасти хвостового винта. Я предположил, что такую царапину мог оставить осколок боевой части гнавшейся за нами ракеты после ее самоликвидации.
- Хрен его знает, - задумчиво сказал командир, покачивая лопасть и разглядывая царапину, - может, и камушек при взлете-посадке чиркнул...
Летчики ушли докладывать начальству о проделанной боевой работе, я остался с машиной. Скоро появились наземники: кто проверял радиостанции, кто снимал оранжевый "черный ящик" с записью параметров протекшего полета, кто, подкатив на тележке ящики с нурсами, заряжал опустевшие блоки. Ко мне подошел техник звена, сказал:
- Смотрю, вы хорошо поработали, а ни одной дырки... - он сам заполнил журнал подготовки, расписался, отдал мне и, уходя, добавил: - Пол помыть не забудь, скоро завоняет, "кожедубы" будут жаловаться. Сейчас водовозку пришлю...
Приехал "ЗиЛ-130" с цистерной, водила сунул гофрированный рукав в бочку возле моего контейнера, наполнил ее холодной водой. Пока он наполнял, я смотрел на цистерну, представляя, как ее пробивает граната, думал, успевает она взорваться при контакте с металлом или влетает внутрь и взрывается там, - интересно посмотреть, как выглядит взрыв цистерны с водой...
И правда, кровь на полу грузовой кабины уже начала тухнуть. Морщась, - запах проникал даже через мокрую тряпку, которой я обмотал нос и рот, - я тер щеткой вафельно-рельефный металл пола. Несмотря на применение технической соды, холодная вода плохо отмывала бурые пятна запекшейся крови. Пока мыл, в кабине начали появляться мухи; думая, что так вкусно пахну я, садились на мою голую спину, шею, ползали по лицу, и я отмахивался и бил их сырой розовой ветошью, размазывая по круглым бокам дополнительных топливных баков.
Пока я мыл, прилетело звено "двадцчетверок" и пара "восьмерок". Когда выключились все движки и замерли все лопасти, экипажи начали вываливаться из кабин, шумно обсуждая, как здорово они "покаруселили".
- ...Я выскакиваю из-за скалы, а он остановился, на меня свою пукалку направил, ну я из пушки как жахну!.. - возбужденно говорил один.
- А у меня, как назло, пушку заклинило, нурсами на такой дистанции работать - себя своими осколками посечь, ну я просто по кругу пошел, дал бортачу из пулемета с двери пострелять, - вторил другой, - потом ушел подальше, развернулся и уже залпом!..
Посчитав помывку законченной, я вылил остатки чистой воды из ведра на пол, закрыл и опечатал дверь. Из щели между грузовой кабиной и задними створками еще текло, ребристое железо стоянки под вертолетом было мокрым. На левом подвесном баке я написал мелом информацию для водилы топливозаправщика, если он приедет без меня: "Заправить по полной без одного дополнительного", - и пошел в столовую. Мы и в самом деле успели к обеду.
После обеда я спал до вечера, проснувшись, сходил на вечернее построение, где всех участников сегодняшней заварушки похвалили и поздравили с благополучным возвращением. Комэска предложил всем командирам участвовавших экипажей написать и сдать на
чштаба представления на ордена членам своих экипажей.
- Ну, эти ордена мы до конца войны вряд ли получим, - повернулся к нам с праваком командир, - а вот сто грамм наркомовских выдам вам сегодня. После построения оба экипажа - ко мне в кубрик! Будут и гости...
- Девочки? - оживился правый.
- Точно не знаю, не проверял, - сказал командир. - Больше похожи на мальчиков, и они требуют продолжения банкета...
Когда оба экипажа после построения собрались в командирском кубрике, там уже был накрыт стол. Стояла кастрюля, полная макарон с тушенкой, вокруг расположились открытые консервные банки с сыром, маслом, шпротами, а в центре стола на столовском подносе дымилась гора жареных козьих ребрышек.
- Наши аллигаторы сегодня, возвращаясь с войны, подстрелили пару джейранов, - сказал командир. - Вот дань принесли. Спасибо, говорят, вам за вызов на помощь, за доброту, а то могли сами всех победить и товарищам не дать орденок-другой заработать. Боезапас у них, как видите, остался, и на коз хватило еще...
- А пить что будем? - спросил ведомый, недоуменно глядя на стол без спиртного.
- А пить, - сказал командир, - мы сегодня будем не их поганую кишмишовку, не нашу брагу и даже не сцеженную у "свистков" массандру. Сегодня нам презентуют благороднейший из напитков. Ребята, выноси!
Занавеска из парашюта осветительной бомбы, отделявшая кухонный угол от комнаты, колыхнулась, и появились двое с четырьмя поллитровками - по бутылке в каждой руке. Они были уже не в сетчатых комбезах, а в новой, еще не застиранной горчичной "мабуте".
- Это называется - драку заказывали? - сказал я насмешливо, глядя на всякий случай только на улыбающегося Васю.
- Минуточку, - сказал Тихий, ставя бутылки на стол. - Теперь разрешите представиться - Тихий...
- А я, соответственно, Громкий, - засмеялся Вася. - Но зовите меня просто Вася. Я своего имени не боюсь услышать...
Знакомились, пожимая руки. Дойдя до меня, Тихий сказал:
- Извини, вспылил, был неправ, прошу дать возможность загладить, искупить...
- Это ему боевая моча в голову ударила, - сказал Вася. - Однажды он так же целого генерала послал. Хорошо, был в рваном комбезе и, как обычно, чумаз, так что тот потом его среди построенного личного состава не опознал, но командиру туркменскую дыню вставил, а как же! Я, говорит, не потерплю, чтобы меня, генерала, чумазые лейтенанты попрекали за эту, как ее - фурустрацию подчиненных вследствие непрофессионального командования! На меня наехал: "Это ты, - говорит, - сказал! А ну повтори, я тебя по голосу узнаю!" Я отвечаю по всей форме: "Никак нет, тащ генерал, повторить не могу, деревенский я и словов таких не знаю! Просрация - знаю, а вот фрусрация - никак нет!" Кажись, поверил...
Мы ржали, рассаживаясь вокруг стола.
Тихий улыбался, откупоривая бутылки и разливая прозрачную жидкость по сдвинутым кружкам.
- Спирт? - понюхав воздух, спросил правак.
- Чистейший, - кивнул Тихий. - Только что из госпиталя - наших проведали, ну и разжились по своим каналам. Спиритус на латыни - дух, значит, по совпадению, это (он встряхнул бутылку) есть дух этиловый питьевой. Никого не призываю изображать суровых мужчин - вот вода, а вот "Си-си", - он вынул из большой синей сумки "Монтана" упаковку голландской апельсиновой газировки, резанул ножом полиэтилен, выставил баночки на стол. - Пузырьки, как мне сообщили госпитальные специалисты, усиливают всасывание алкоголя в кровь, поэтому выходит приличная экономия спирта.
- Ничего, - сказал командир, нюхая содержимое кружки, - если не хватит, у нас есть чем догнаться. Ну что, предлагаю выпить за взаимовыручку и взаимодействие видов и родов, что мы сегодня и продемонстрировали!
Все кивнули и, сдвинув с лязгом кружки, выпили. Откупорив баночку "Си-си", я залил сухой огонь спирта глотком холодной газировки.
- Кстати, о взаимодействии, - сказал командир, обгрызая ребрышко джейрана. - Как это вы умудрились с нами на связь выйти? Честно, сколько в таких заварушках бывал - еще по первому Афгану - связи с землей нет никогда. Вроде и станции у вас есть, но, видимо, представления об их предназначении у нас разные. Шутка!
- Учимся помаленьку, - сказал Тихий, - у меня в группе радист из бывших курсантов - ваш несостоявшийся коллега: выгнали из летного училища, у нас срочную дослуживает. Так он сразу врубился, достал у авианаводчиков их радиостанцию, таблицу частот, и теперь мы с воздухом без проблем вяжемся.
- Есть повод по второй, - сказал командир, разливая спирт по кружкам. - За правильно выбранную, настроенную и ухоженную матчасть! Без нее мы просто славы-пети-васи, а с ней - грозные бойцы первоапрельской революции!
- И снова о связи, - сказал Тихий. - Оказалось, у колонны не было радиостанции дальней связи. С Кандагара они шли с колонной пустых бомбовозов, у тех станция была. Но в районе пустынного батальона бомбовозам поступил приказ остановиться, подождать группу бронетранспортеров, которые гнали менять на новые в Туругунди. Кажется, могли и наши подождать, но у них комбат всегда такой наскипидаренный, вот они и рванули. Самое интересное, это мне сейчас раненые в госпитале рассказали, что, когда стояли у Гиришка, по всей длине колонны пацан на велосипеде проехал, останавливался, с водилами говорил, спрашивал, не продадут ли керосин, а те ему - слились уже, пустые идем. Короче, все разузнал, пересчитал машины, броню и укатил вперед...
- Разведчик, - сказал командир.
- Он самый, - кивнул Тихий. - Да и водилы это знали, потому и говорили ему, что колонна порожняя, - в самом деле, зачем духам пустую колонну жечь, рискуя при этом, все-таки там боевое охранение идет. Еще интереснее то, что сегодня, когда уже все успокоилось, мы духовские окопы посмотрели. Они их прямо под скалами в естественной осыпи оборудовали - отрыли, укрепили - с дороги и не видно, скалы как скалы, торчат себе из осыпей. На скалах были из камней выложены противопульные сооружения, между скалами в россыпях больших валунов - следы от станков ДШК, кучи гильз. И до того наглые, что от скал еще и к дороге прорыли ходы со щелями в конце - для гранатометчиков, чтобы почти в упор садить гранаты в проезжающие по прямому участку машины. Так вот, посмотрел я все это и сделал вывод, что они там уже сидели, когда полная колонна еще туда, в Кандагар, шла...
- Это как? - спросил командир, недоверчиво прищуриваясь. - Газету недельной давности для подтирки нашел, что ли?
- Почти, - сказал Тихий. - По тому, как завяла трава на снятом дерне, как высохла вынутая и высыпанная за скалами земля, как, наконец, дерьмо заветрилось, не за столом будь сказано. Короче, ждали они именно пустую колонну...
- - А, по-моему, горе от ума, - сказал командир. - Ты сам сказал, что комбат у них психованный...
- Был, - сказал Тихий. - Погиб в том танке...
- Ну пусть земля ему будет пухом, - сказал командир. - Следующий тост - за них. А сейчас мысль закончу. Я эти места хорошо знаю, два года назад в Кандагаре был, летали по всему Регистану, Дашти Марго, да везде. И я знаю практику местных духов - они жгут пустые колонны, если эта колонна кого-то обидела: бурбухайку снесла со своего стремительного пути, ребенка сбила, старика, все равно что - главное, не извинилось начальство перед местными, выкуп не заплатило. Они тебе сбитого ребенка простят, если придешь к старейшинам, несколько мешков муки привезешь. Люди в командиры разные попадают. Одни понимают, как себя вести, другие считают, что война все спишет. И война обычно этих других и списывает. У каждого старейшины сын или внук в банде, чуть что не так сделали, и - пожалте бриться... Наверняка эта колонна, когда туда шла, набедокурила, вот о чем нужно было у раненых вызнать...
- Я же говорю, - Тихий поморщился, - они готовились еще до того, как колонна туда прошла. И, между прочим, как мне раненые сказали, жгли матчасть, а водил, которые из кабин прыгали на дорогу, в общем, огнем не прижимали, давали уйти за обочину.
- Тогда еще понятнее, - усмехнулся командир. - Возможно, договорная банда помогла за определенную мзду списать какому-то нашему ворюге проданную горючку. Сейчас запишут, что в бою сгорело сто тонн бензина, керосина, соляры, поменяют в докладной направление маршрута, дадут на лапу проверяющему, и все, война списала...
- Возможно... - сказал Тихий задумчиво, вздохнул, снова разлил. - Давайте тогда за тех, кого война сегодня списала...
- И за всех, кого раньше, - добавил командир, поднимая кружку.
Выпили стоя, не чокаясь, не запивая и не закусывая, - только выдохнули.
- У вас сегодня кто-то погиб? - спросил командир.
- Нет, - сказал Тихий. - Двое легко раненных и одна сгоревшая бээмпэ, вон его, - он кивнул на Васю.
- Да уж, - сказал Вася, - не повезло. Я ж, по замыслу, должен был с фронта их поливать, чтобы головы не поднимали, пока Тихий на левый фланг ворвется, да сманеврировал неудачно - смотрю, граната летит с расчетом, что через две секунды я буду в точке ее приземления, ну я резко левый разворот, вроде ушел, а она в корму воткнулась, бак порвала, как я вверх выпрыгнул, не помню, только дал штурвал вправо, думаю, если грохнет, пусть уже у духов. Так и вышло... - Тут он засмеялся, качая головой. - Это я так в объяснительной сегодня написал. А на самом деле ни хрена не помню. Как рвануло, даже не помню, как вылетел. Помню уже, как бегу, через фонтанчики перепрыгивая, автомат за голову забросил, чтобы, если что, пуля не в голову, а в автомат попала, а он, сцуко, меня по затылку бьет не слабже пули, вон весь кочан в шишках и ссадинах, - и он морщась потрогал затылок. - Зато теперь пару новых комбезов спишу, начвещ не придерется - как-никак в бою сгорели...
- Напиши еще, - сказал командир, - что к тебе в люк с пролетающего вертолета упали и сгорели три куртки кожаные, три шлемофона...
- ...Куртки меховые - тоже три, - добавил правак, и комната грохнула.
- Мальбрук в поход собрался, набрал с собой вещей, - простонал сквозь смех командир...
- Сам ты мальбрук, - обиделся уже захмелевший правак. - Я же твою шутку подхватил...
- Ладно, не рычи на командира, - ткнул его кулаком в плечо командир. - А то гости подумают, что в авиации никакой субординации...
Скоро все смешалось. Экипаж ведомого налег на макароны с тушенкой, не забывая запивать спиртом, командир с правым, раздвинув посуду на другом конце стола, разбирали сегодняшний полет, и пьяный правак тыкал вилкой банку с сыром, изображавшую скалы, говорил, горячась, что бить нужно было сюда, но с обратной стороны, а командир, отбирая у него вилку, показывал, что нурсы при перелете попали бы по колонне, по сухому руслу. Вася взял гитару командира ведомого и сидел на кровати, привалившись спиной к стене и что-то тренькая. Мы с Тихим вышли на улицу покурить. Стояли на крыльце модуля, выпуская дым в звездное небо.
- Февраль, он и в Афгане февраль, - сказал Тихий, ежась. - Райская погода, пока можно наслаждаться, уже в апреле будет жара...
Я курил и молча кивал.
- Смотрю, ты мало пьешь, - сказал Тихий полувопросительно.
- Не люблю пьянеть, - сказал я. Вроде все понимаешь в своей черепной коробке, как в танке, у которого то ли гусеницу сорвало, то ли башню заклинило. Я не пьянею, а вот тело перестает слушаться: чего ж тут хорошего?
- Интересно, - сказал Тихий, повернув голову и рассматривая меня. - Со мной примерно та же история. Бывают же странные сближения... Вот и номер твоего борта - я, когда утром увидел, как вы над нами пролетели, подумал, что "десятка" - к счастью. Во всяком случае, это мой счастливый номер, я под ним в хоккей играл, хотел, как Мальцев быть. Хоккей бросил, но потом другим видом спорта занимался в обществе "Динамо" - Мальцев тоже динамовцем был...
- А я - спартаковец, - сказал подошедший неслышно командир. - Греко-римлянин. Мы "Динамо" всегда душили, - и он изобразил борцовский захват. - А ты чем занимался?
- Бегом, - сказал Тихий. - Легкой атлетикой.
- Да, вы ребята шустрые, мы видели, - сказал командир.- И точные. С вами работать приятно. Не то, что с десантом. У тех гонору много, пальцы веером, сопли пузырем. Один "берет" на меня как-то в первом Афгане наскочил - тоже вот по пьяни - пришлось ему невзначай руку сломать. Так что, если кто на тебя шелупнется, говори мне, как старшему брату, - руку или ногу я ему сломаю.
- Спасибо, обязательно, - сказал Тихий. - И нам с вами работать приятно и отдыхать тоже. Если подвернется интересное задание, где без вертолетов не обойтись, обязательно вашу пару буду просить у начальника разведки - он напрямую на вашего комэску выходит. Кстати, забыл сказать - завтра вместе работаем, мы с Васей пока безлошадные, мой боливар две группы не вынесет, а с утра нужно кяризы чистить - духи сегодня по ним ушли, но хадовцы говорят, что выходы заблокировали. ХАДу верить все равно, что тем же духам, но начальству виднее.
- Не понял, - сказал командир. - С утра летим, а до меня не доводили?! За дурака держат? А готовиться кто будет, карты получать, клеить?
- Да карты те же, - сказал Тихий. - А начальство ваше само еще не знает, ему утром срочно как бы начраз позвонит, попросит свободную пару - я пожелал, чтобы это были вы.
- Он пожелал! - хмыкнул командир. - Кто ж тебя послушает, лейтенант ты мабутный! Ну, даже если правду говоришь, чего ж тогда мой летно-подъемный состав спаиваешь? Не летал еще с летунами с бодуна?
- После боя выпить, как после бани, - святое дело, - сказал Тихий. - Вроде все основные силы в норме, никто не перебрал. Вот и мы уже уходим, нужно готовность групп проверить.
В коридор из кубрика вывалился наш правак. Его придерживал за плечи Вася.
- Погоди, - выкручивался правый из его рук, - ты так и не дорассказал. Значит, он говорит "хорошо лабаешь", а ты?
- А я, - обнимая правака за плечи одной рукой, сказал Вася, подмигивая нам, - говорю "Владимир Семеныч, тогда благословите!"
- А он?
- А он взял у меня гитару из рук и ка-ак звезданет ею по моей голове, она аж загудела, как царь-колокол. И, поверишь, с тех пор только его песни и пою.
- Офигеть! - покрутил правак головой.
Двое попрощались и ушли. Я закурил вторую, командир стоял рядом, держа правака, приказывая ему дышать глубже.
- Представляете, - все мотал головой тот, - как Василий Высоцкого поет! Такие люди - и в армии...
- Ну не все ж дураков сюда набирать, - засмеялся командир. - Айда спать, ночь кончается...