Тополиный пух (продолжение, часть 2)

Шесть месяцев в бетонном мешке - это дольше, чем вечность. Время здесь утратило свой привычный ход, сжавшись до монотонного цикла от сна к бодрствованию, от одного пайка, до другого. Воздух, прогоняемый древним советским еще ручным компрессором через не менее древние фильтры, был каким-то пустым, бумажным. Сначала он пах пылью и ржавчиной, а потом они перестали различать другие запахи, кроме запаха безысходности. Первый месяц они разговаривали, вспоминая свои семьи и прошлую жизнь. Закончились батарейки в фонарике старшего лейтенанта, и они жужжали динамкой своего последнего фонаря всё реже, лишь выходя в уборную или во время еды. Потом почти перестали разговаривать, экономя не столько слова, сколько душевные силы. Каждое слово казалось лишним, нарушающим хрупкое равновесие, установленное в их подземной могиле. Старший лейтенант похудел, его молодое лицо заострилось, под глазами залегли темные тени. Капитан, казалось, усох, словно вся его сущность сжалась в тугой комок воли. Через два месяца он почти силой взял на хранение у старшего лейтенанта его пистолет. Они были в наряде, когда всё случилось, поэтому у каждого был штатный пистолет Лебедева с двумя обоймами.

Больше всего донимал постоянный металлический привкус во рту. Он не проходил ни после еды, ни после воды. Это был несмываемый вкус радиации, вкус их медленной смерти. Иногда по ночам старший лейтенант просыпался от собственного кашля - сухого, раздирающего горло. Капитан делал вид, что не слышит, но он не спал. Он лежал на своей койке с открытыми глазами, глядя в бетонный потолок и считая дни. У него в блокноте, рядом с последними координатами, было сто восемьдесят три палочки. Это было необязательно, потому что его наручные электронные Casio G-Shock шли и показывали дату, но для капитана это стало необходимым ритуалом. напоминающим ему о том. что время выхода наружу приближается.
- Сухпай почти закончился, - тихо сказал старший лейтенант в один из дней.
Капитан медленно поднялся. Он подошел к столу и провел пальцем по пыльной поверхности. Сто восемьдесят четвертый день.
- Знаю, - его голос был хриплым от долгого молчания. - Пора.
Они молча собрались. Сборы были недолгими: проверить и зарядить оружие, взять фонарик, рассовать по карманам остатки галет. Капитан бережно убрал в планшет свою карту и блокнот. Путь к выходу был испытанием. Лестница и подъем по длинному спуску, сейчас превратившемуся в подъём, казавшиеся полгода назад простыми, теперь отнимали все силы. Каждый шаг отдавался слабостью во всем теле. Наверху они вдвоем навалились на колесо засова. Оно поддалось еще труднее, чем в тот декабрьский день. Скрип ржавого металла о металл резанул по ушам, привыкшим к тишине.
Их совместными усилиями тяжелая крышка люка приподнялась на несколько сантиметров. В щель ударил сноп света, ослепив. И вместе с ним ворвался воздух. Условно свежий. Этот воздух пах пылью, немного гарью и чем-то еще, незнакомым и тревожным. Химический, горьковатый запах мертвого мира. С трудом откинув крышку до конца, они выбрались наружу, щурясь от непривычно яркого, мутно-желтого солнца. Июньская степь встретила их молчанием. Не пели птицы, не стрекотали кузнечики. Трава, обычно в это время сочная и зеленая, была жухлой, желто-серой, словно выжженной. Небо затягивала белесая дымка.
Их "буханка" стояла на том же месте, где они ее бросили. Теперь она выглядела как памятник ушедшей эпохе. Машина стояла, вросшая в землю, покрытая слоем серой пыли. Краска свисала с неё лохмотьями, резина на колесах потрескалась и осела.
- Попробуем? - с ноткой надежды спросил старший лейтенант.
- Не стоит, - отрезал капитан. - Наверняка она фонит так, что рядом стоять опасно. Это просто гроб на колесах.
Старший лейтенант отошел от машины и встал в десятке шагов, недоверчиво разглядывая её. Он посмотрел на бескрайнюю, мертвую равнину вокруг. Осознание их положения обрушилось на него с новой силой. Они были одни. Пешком. Посреди отравленной пустыни.
Внезапно его снова скрутил приступ кашля. Он согнулся пополам, заходясь в долгих, мучительных спазмах. Когда он выпрямился, то вытер губы тыльной стороной ладони. На ней остался яркий, алый мазок.
Он замер, глядя на свою кровь.
Капитан подошел и положил ему руку на плечо. Тяжело, но твердо.
- Вот так, лейтенант. Терпи. Недолго нам ещё терпеть.
- Что? что это? - прошептал молодой офицер, хотя и сам уже все понимал. Металлический привкус во рту стал невыносимым.
- Мы с тобой получили первую дозу еще тогда. Сразу где-то 10 БЭР, а потом и ветер с осадками догнал нас. Потом полгода дышали через старые фильтры, если они вообще фильтровали. Сколько хапнули - можно только гадать. Все это время наши тела боролись, но предел есть у всего. Мы подошли к нему очень близко. У нас есть несколько недель, я думаю. Может быть, две. Может, месяц. Не больше.
Капитан говорил это задумчиво, как будто сам себе зачитывал сводку погоды. Но в его глазах, глубоко запавших, отражалась вся тяжесть этого приговора. Он не утешал. Он констатировал факт. Они были смертниками, и их отсрочка закончилась.
Старший лейтенант медленно опустился на землю. Он смотрел на свои руки, на горизонт, на капитана. Паника, которая должна была бы взорвать его изнутри, не пришла. Вместо нее была лишь огромная, всепоглощающая пустота. Все кончено. Так просто и так страшно.
- Значит, это все? - тихо спросил он. - Просто сидеть и ждать?
- Нет, ? капитан покачал головой. Он присел на корточки рядом, развернул на выжженной земле свою истертую карту. Она была вся в пометках, линиях, цифрах. Его мир. Единственный, который еще имел смысл. Его палец лег на точку, обведенную красным карандашом. - Мы не будем ждать.
Он поднял взгляд на старшего лейтенанта. Взгляд был тяжелым, как свинец.
- Мы вернемся в полк.
- Зачем? - удивился старший лейтенант. - Там же смерть.
- Мы и так мертвецы, - усмехнулся капитан без тени веселья. - И мы с тобой офицеры. Мы давали присягу. Помнишь седьмую позицию, её капонир? Самый дальний, самый защищенный, ещё и в низине, укрытый. Я когда-то сам выбирал для него место. Три километра к югу от остальных. Туда планировали загнать на последнее дежурство 'Тополь', мы как раз для него делали привязку. Я надеюсь, что капонир выдержал. Мог выдержать. Ну, есть шанс, что он уцелел. Мы с тобой ничего не теряем в любом случае. Нам, наверное, остались считанные дни, и нужно прожить их достойно. Родина не узнает, но мы-то с тобой знаем.
Он говорил быстро, убежденно, и в его голосе снова появилась та стальная уверенность, которая вела их все это время. Это был не бред умирающего. Это был план. Последний план капитана.
- И что мы будем с ним делать? Связи нет. Приказа не будет.
- Мы сами себе приказ, - капитан постучал пальцем по карте. - Спутники не работают, но у меня есть это. Я знаю координаты точки пуска. Мы вернёмся туда, заберем установку, и я выведу нас в известное место. А ты, лейтенант, ты - ракетчик. Ты знаешь, как подготовить его к старту. Как ввести эти координаты вручную. Сможешь выполнить пуск? Представляешь, лейтенант - это самый последний 'Тополь'. Остальные давно заменили.
Вопрос повис в мертвой тишине. Старший лейтенант смотрел на карту, на лицо капитана, на свои окровавленные пальцы. Вернуться в радиоактивный ад. Пройти пешком семьдесят километров. Найти ракету, которой, возможно, и нет вовсе. Или была, но превратилась в хлам. Проехать еще сотню километров на многотонной машине, которую нужно сначала завести. И все это - за то время, что им отмерила лучевая болезнь. Это было безумие. Абсолютное, чистое безумие.
Но это было дело.
Это было лучше, чем лежать здесь и кашлять кровью, глядя в мутное небо.
Нечего терять.
Он медленно поднялся на ноги, отряхивая пыль с брюк. Он посмотрел капитану прямо в глаза. Прошлая жизнь стёрлась в ничто. Он был уверен, что Ростова нет уже полгода, как и его родителей и друзей детства. Как нет и Казани, откуда был родом капитан. Они всегда старательно обходил эту тему, даже в мыслях. Остался долг перед теми, кто раньше был, а теперь их не стало. Перед собой. Долги нужно возвращать..
- Смогу, товарищ капитан, - твердо сказал он. Голос не дрогнул. - Я все сделаю. Если ракета есть, она улетит.
Капитан кивнул. Он не сказал 'я так и думал' или 'я не сомневался'. Это было бы лишним. Всё и так понятно. Он аккуратно свернул карту и убрал ее в планшет. Их гонка со смертью началась.
Остатки еды и воды, их было немного. Они забрали их, повернулись спиной к своему бывшему убежищу, к ржавеющему остову машины. И пошли на восток. Два человека, идущие по мертвой земле.

(конец второй части)