Флот
Ветеран
Автономке конец, путь на базу далек...

Случилось это не так давно, лет пятнадцать назад, где-то в середине
восьмидесятых, и само собой, как и все, что происходит на флоте - чистая
правда.
Лейтенант Валя Поспелкин закончил училище не с красным дипломом и синим
лицом, а как и большинство - с синим дипломом и красным лицом. То есть
крепким середняком, таким, из каких и получаются настоящие флотские
инженеры. Но видно, лицо его было покраснее других, и посему распределили
Валю к месту будущей службы, не спрашивая его согласия. На Камчатку. Край,
конечно, благословенный, но уж очень далекий. На удивление Валя не сильно
обиделся, хотя и не очень собирался на Дальний Восток, назначение принял как
должное, а чтобы не особо скучно было одному в краю вулканов и гейзеров,
быстренько женился после выпуска на своей однокласснице Марише,
добросовестно ожидавшей его все пять лет учебы в училище. Оба они были
коренными севастопольцами, а посему никуда отдыхать не поехали, а весело
проплескались месяц отпуска в теплом Черном море, а после, подхватив
чемоданы, вылетели в далекие края.
До того на Камчатке Валя не был. Стажировку проходил на Севере и был приятно
поражен красотами места, где ему предстояло служить Родине. Более
практичная, как и все женщины, Мариша тоже повосхищалась видами Авачи, но,
спросив у торговавшей в аэропорту бабушки цену ведра картошки, впала в
легкий ступор и приходила в себя всю дорогу до Рыбачьего. На эти деньги в
родном Севастополе можно было купить мешок картошки, и еще на остальные
овощи осталось бы. В штабе флотилии, изучив предписание Вали, почесали
затылки и отправили его в дивизию, носившую славное прозвище <банановой>. В
советском военно-морском флоте было несколько дивизий атомных подводных
лодок, носивших титул <банановых>. Корабли этих соединений ходили не как все
на три месяца под воду нервировать супостата, а по-особому. Например,
дивизия, в которой предстояло служить Вале, посылала корабли в далекую
вьетнамскую базу Камрань. Лодка торжественно провожалась в автономку,
уходила, погружалась, чапала в подводном положении около месяца до берегов
Вьетнама, там всплывала и швартовалась в базе. Месяцев шесть-семь корабль и
экипаж парились на жарком тропическом солнце, неся боевое дежурство по
большей части у стенки пирса, потом снимались с якоря и таким же манером в
подводном положении возвращались в родную базу на Камчатку. Такая автономка
носила название <бананового похода> и длилась в среднем месяцев девять,
почти как у дизелистов. Вот в такой дивизии и предстояло служить нашему
герою.
В отделе кадров дивизии лейтенанту обрадовались как родному. Лейтенантов во
все времена не хватало. Ни диплом ни личное дело никто не изучал, вместо
этого кадровики торжественно сообщили Вале, что его экипаж сейчас на
контрольном выходе перед боевой службой, и что у него еще есть пять
свободных дней перед их приходом, и что он должен радоваться тому, что попал
в такой боевой экипаж. Сообщение Валентина, что с ним приехала молодая жена,
немного покривила сладкие лица кадровиков, но они совладали с эмоциями и
отправили молодого офицера в политотдел. Душевный замполит второго ранга
тоже как-то с большой внутренней теплотой отнесся к зеленому лейтенанту, и
изучив его бумаги, в течение буквально пяти минут выправил Вале бумагу, по
которой тому должны были предоставить комнату в офицерском общежитии. В
общежитии к бумаге отнеслись с пониманием, и через два с половиной часа
Валентин и Мариша оказались в немного запыленном номере с двумя казенными
кроватями, колченогим столом с парой стульев, шкафом довоенных времен и даже
отдельным туалетом. Супруги были поражены четкостью и сервисом военных
органов, ибо по рассказам очевидцев такое умильное отношение военных органов
к молодым офицерам было, мягко говоря, нетипичным.
Все прояснилось через шесть дней, когда из морей вернулся Валин <пароход>.
Выяснилось, что милосердие штаба было совсем небескорыстным. Просто-напросто
Вале предстояло через еще пять дней уйти со своим кораблем на боевую службу
в самый настоящий <банановый> поход. А политорганы просто подстраховывались.
Командир Вале попался, правда, очень боевой. Гроза врагу - отец матросу.
Вдобавок ко всему, по причине нервной семейной жизни, капитан 1 ранга
придерживался мнения адмирала Макарова, гласящего, что в море - дома, что и
внедрял среди своих подчиненных в приказном порядке. Офицеру Вале пришлось
принять это как должное, и сообщить обалдевшей от известия Марише, что скоро
он ее покинет примерно на девять месяцев. Так и случилось. После шести
бессонных напряженных ночей Валя чмокнул жену в щеку, сунул ей в карман свое
трехмесячное жалованье и умчался служить Родине в далекий Индийский океан.
Корабль, на который попал Валя, был, мягко говоря, не новым, проекта 675 с
грозным прозвищем <стратегический забор>. Бродить по морям несколько месяцев
подряд старичку ракетоносцу было уже не под силам, а вот стоять на взводе у
пирса в Камрани он годился, да и пульнуть ракетами мог еще о-го-го! По
дороге в солнечный Вьетнам Валю, как и положено, дрессировали по полной
катушке на предмет знания специальности и устройства корабля. Юношей Валя
был совсем не тупым, поэтому уже через месяц неторопливого перехода уже
умудрился сдать зачеты на самостоятельное управление и заступить на вахту
ГЭУ, совершенно не дублируясь старшими товарищами. Благополучно прибыли в
Камрань. Пришвартовались. И потекло боевое дежурство. Текло оно достаточно
однообразно, без всплесков и неожиданностей. За все это время Валя даже
несколько раз написал письма жене в Севастополь, догадываясь, что она одна
надолго в Рыбачьем не задержалась. Время бежало день за днем, день сменял
ночь, и вскоре подошло время идти обратно на Камчатку. Экипаж воодушевился.
Всем чудились отпускные билеты, горы инвалютных бонов и свидания с близкими.
За два дня до отхода корабля Валя загремел в базовый госпиталь по банальному
аппендициту. Правда, гнойному, с осложнениями, но от этого не лучше. Хирург,
взрезавший живот лейтенанту, категорически отказался выдать молодого офицера
на корабль. Вале и правда было хреновато, но и он самоотверженно стремился
на борт родного крейсера. Но... Совместное желание Вали и его командира
натолкнулось на стальное упрямство доктора, и командир, всплеснув руками,
быстренько соорудил своему <раненому> офицеру продаттестат и приказом по
кораблю откомандировал его в госпиталь. Через день крейсер ушел домой. Без
лейтенанта Валентина Поспелкина.
В тропическом климате швы зарастали плохо. Вся больничная <радость>
затянулась без малого на месяц. Наконец, все срослось, и Валю, снабдив
необходимыми документами, выпроводили за ворота военной лечебницы. Командир
базы, контр- адмирал со следами <тропической лихорадки> на лице, принял Валю
очень радушно. Усадил, поговорил о здоровье, а потом сообщил, что его судьбу
уже решили. На смену Валиному кораблю через недельку притащится другой
корабль из его же дивизии, и Вале предстояло отдежурить с ними еще месяцев
семь и только тогда вместе с кораблем вернуться на Родину. Прикинув в уме,
что его первая автономка затянется уже до восемнадцати месяцев, Валя
прослезился, но за неимением другого выхода был вынужден согласиться и
ответить молодцеватым <Есть!>
Так и случилось. Пришел другой <стратегический забор>, и опытный тропический
офицер Поспелкин, доложившись уже осведомленному о его похождениях
командиру, заступил на боевую вахту. Экипаж его принял нормально, все знали
об оставленном в далеком порту лейтенанте, да и на этом корабле оказались
знакомые офицеры. Шатко-валко, но следующие семь месяцев Валя как-то
пережил. Да вдобавок ко всему в один из дней на него свалилась целая пачка
писем от супруги. Из первого он узнал, что Мариша беременна, из следующих
понемногу ознакомился с ходом беременности, а из последнего выяснилось, что
он ведь уже и счастливый отец мальчика, названного ввиду временного
отсутствия отца и без его согласия Сережей. Естественно, Валя только ножками
не стукал в ожидании отхода в родную базу. И, наконец, этот день настал!
Корабль под звуки оркестра оторвался от берегов социалистического Вьетнама и
направился к своим берегам. Валя вздохнул с облегчением и... И все сломалось
в один миг. Точнее, сломалось не все, а только сдохли от безмерной старости
испарители корабля. Оба. Без всякой надежды на восстановление своими силами.
А без питательной воды, как известно, атомные подводные лодки в море
находиться не могут. Пришлось в аварийном порядке возвращаться в Камрань.
Когда Валя снова оказался на знакомом пирсе, он чуть не зарыдал от тоски. В
Камрани запчастей для испарителя не оказалось. После длительных переговоров
с штабом флота по поводу корабля, командованием было принято соломоново
решение. Кораблю продолжать дежурство у пирса, а ему на помощь вскорости,
месяца через два, придет плавучий ремонтный завод - ПРЗ, все починит, и вот
тогда домой! После такого известия офицер Поспелкин выпросил у товарища
пол-литра <шила> и накачался до свинячих соплей, невзирая на неподходящий
для пьянок климат. Все стало известно командиру корабля, но тот отнесся к
Валиному горю сочувственно, и никаких репрессивных мер не принял, а даже
наоборот пообещал что-нибудь придумать. И вскорости придумал!
Попытка переброски Вали на родину посредством авиации не удалась. Что-то с
особистами не завязалось, и рассчитывать пришлось только на своих флотских.
В Камрань заглянул по дороге домой корабль Краснознаменного Черноморского
флота, БПК с совершенно незапоминающимся названием.
Положив в карман флягу с <шилом>, командир подводной лодки отправился с
визитом к своему надводному собрату. За чашкой <чая> была достигнута
договоренность, что лейтенант Поспелкин будет откомандирован со всеми
надлежащими документами на БПК в распоряжение его командира, тот менее чем
через месяц отшвартуется в Севастополе, где Вале выдадут отпускной билет на
десять дней и предписание на возвращение в часть. По прибытии в Севастополь
Вале предлагалось немного понежиться в лоне семьи, затем на свои деньги
возвернуться в Рыбачий, получить все причитающиеся довольствие и уже на
законных основаниях убыть в очередной отпуск. Или в два очередных... если
отпустят.
На БПК Валю приняли как родного. Выделили каюту, вестового. Приодели
поизносившегося офицера в тропическую форму, и даже оформили не как
<пассажира>, а как полноценного члена экипажа на вакантную должность какого-
то ракетного офицера. Поход в надводном положении Вале не был в диковинку,
после первого курса он уже выгуливался на учебном <Перекопе> в Болгарию, но
Индийский океан пересекать ему еще не приходилось. В море Вале особенно не
докучали, и он круглыми днями слонялся по кораблю, познавая службу и быт
надводников. Через неделю его попытался захомутать замполит, и тогда Валя
сам попросился стоять дублером на вахте в родной БЧ-5 на ПЭЖе. Ему
разрешили, и политрук отстал.
По дороге в Севастополь предстоял заход в еще одну из немногих заморских баз
Советского Союза - Аден. Пополнить запас топлива и провизии. В Адене стояли
недолго. <Миролюбивые> йеменцы в очередной раз выясняли отношения друг между
другом, поэтому над городом местами вздымался дым и периодически слышалась
стрельба. Аврально загрузившись, БПК поднял якоря и вышел в море. И вот
когда Валя рассматривал с кормы тающие в морской дали берега Йемена и
предвкушал скорую встречу с семьей, случилось непоправимое. В Главном штабе
ВМФ кто-то из стратегов, стоя над картой с циркулем и линейкой, поразмыслил
немного, и ткнув отточенным карандашом в точку, обозначавшую местонахождение
Валиного БПК, твердо отчертил новый маршрут боевого корабля. Через час в
адрес командира БПК ушло радио, гласящее, что БПК необходимо изменить курс и
следовать вокруг африканского континента для встречи с группой наших
кораблей в назначенной точке. Координаты точки прилагались. Новость эту
лейтенант Поспелкин узнал на обеде в кают-компании и чуть не подавился. В
панике Валя бросился к командиру корабля и тот остудил его в один момент.
Мол, так, товарищ лейтенант, пока мы домой тащились, ты был пассажир, и не
более того. Но теперь, когда корабль нежданно приступил к выполнению неясной
пока до конца боевой задачи, лейтенант В. Поспелкин становиться полноправным
членом экипажа со всеми полагающимися обязанностями. А посему ему выдаются
зачетные листы на самостоятельное управление и допуск несения вахты на ПЭЖ,
а, принимая в учет месячную стажировку, время на сдачу ему дается две
недели. Когда на глаза у Вали навернулись слезы, командир несколько сменил
тон и сочувственно добавил, что ничего другого ему не остается, заходов
больше не планируется, а бездельников, да еще в таком мелком звании, он на
борту не потерпит. И еще утешил тем, что он приказал переделать приказы по
кораблю и теперь после окончания похода государство сполна заплатит Вале
бонами Внешторгбанка за каждые сутки, проведенные в море. В этот вечер Валя
второй раз надрался в своей каюте до бесчувствия. Офицеры БПК, и до того
относившиеся с большим сочувствием к бедному лейтенанту, прониклись к нему
еще большим состраданием и утешали как могли. Связисты умудрились
организовать весточку жене, механик разом подписал все зачетные листы, а
начальник вещевой службы, заприметив штопаные-перештопаные носки Вали,
полностью обновил его гардероб. Кают-компания, принимая во внимание
бедственное положение офицера Поспелкина и полное отсутствие в его карманах
денег, сбросилась и снабдила его сигаретами, обязав каждого отдать Вале по
три пачки из своих личных запасов.
Потекли боевые будни. В стремлении занять время и перебить дурные мысли,
Валя яростно и настойчиво изучал устройство надводного корабля, пролез его с
носа до кормы и совался во все дырки, какие можно было только найти. Скоро
его знания корабля сравнялись со знаниями профессиональных надводников, а в
некоторых случаях стали и выше. Вахту Валя нес самостоятельно, а механик
даже ставил его в пример некоторым своим нерадивым подчиненным. В общем, он
стал совсем своим на борту БПК, и понемногу начал приходить к выводу, что
служба на надводном корабле тоже не мед, несмотря на постоянное наличие
солнца и свежего воздуха. В свободное от вахт время Валя наловчился вырезать
из деревяшек, которые он разыскивал по всему кораблю, шахматные фигурки, и
тратил на каждую максимум времени, не торопясь и не халтуря. Долго ли,
коротко ли, но Индийский океан остался за кормой, его сменила Атлантика со
своим неудержным и суровым характером, а корабль все резал и резал волны,
приближаясь к своей точке якоря. На рандеву БПК не опоздал. В назначенный
день встреча состоялась, но кроме очередного удара судьбы ничего больше Вале
не принесла. Вместе еще с несколькими боевыми кораблями на место встречи
подтянулось несколько транспортов и танкеров, с которых на БПК в спешном
порядке начали перекачивать мазут и грузить продовольствие. А на совещании,
собранном на флагмане, командирам объявили, что им предстоит отрядом
кораблей следовать через всю Атлантику, обогнуть Южную Америку, пересечь
Тихий океан, попутно поучаствовав в учениях Тихоокеанского флота, и
завершить свой путь в бухте Золотой Рог города Владивостока. Нетрудно
представить состояние нервной системы совсем охреневшего Валентина, если
даже офицеры-надводники впали в полный транс. Поспелкин с разрешения
командира связывался с капитанами всех гражданских судов, но никто из них не
следовал в родные порты. Один, правда, следовал на Кубу и был согласен
доставить потерявшегося лейтенанта в Гавану, но что он там будет делать,
Валя не представлял, и был вынужден с горечью отказаться, в глубине души
опасаясь оказаться на сахарных плантациях, так как не видел теперь для себя
ничего невозможного. Сердобольный командир БПК обратился к командиру отряда
кораблей по поводу судьбы Поспелкина, и тот решил вопрос быстро и просто:
порекомендовал лейтенанту-бродяге служить Родине там, куда его забросили
морские дороги, то есть на его БПК и нигде более, пока обстановка не даст
возможность вернуться на родные подводные лодки. Но, тем не менее,
незапланированный офицер в составе отряда заинтересовал адмирала, и он
направил запрос в кадры флота по поводу Валентина. Кадровые органы флота
ответили, что офицер с таким данными действительно проходит службу в рядах
ВМФ на Камчатской флотилии, но как он оказался посреди Атлантики, им
неведомо, но уж если его и занесло в такую даль, то сам бог велел сидеть на
корабле и ждать, когда эскадра придет во Владивосток. Суетиться не надо!
Спешка нужна только при ловле блох! А вот придут в порт назначения, там с
ним и разберутся соответствующие органы. Валя написал жене совсем уж
упадническое письмо, в котором честно признался, что теперь уже совсем не
знает, когда окажется не только дома, а вообще на суше. Передал письмо
гражданским морякам, и в третий раз за свое титаническое плавание напился в
хлам и в пьяном виде раз десять за ночь свалился с койки в каюте, разбил
голову, набил кучу синяков и окончательно смирился с происходящим. За пьянку
его проработали по полной форме, а заодно, принимая во внимание его тяжелое
морально-психическое состояние, приставили к нему замполита БЧ-5 для
предотвращения попыток суицида. Замполит порядком достал Валю задушевными
беседами, пытался влезть за ним даже в гальюн, вдруг он там петлю мылит, а
окончательно допек Поспелкина всевозможными психологическими тестами,
которые он извлекал из своих политзакромов в ужасающем количестве.
Доведенный опекой неугомонного политработника, Валя по всем правилам
обратился к командиру корабля с письменным рапортом, в котором униженно
просил отцепить от него политрука, а взамен клялся, что топиться, стреляться
и вешаться до схода с их корабля не будет. Командир внял просьбе лейтенанта,
и замполита от него отстегнули к величайшему сожалению последнего, желавшего
на основе своих наблюдений за Валентином написать научную работу и свалить с
ее помощью на берег преподавателем в училище.
Плавание, тем временем, продолжалось. Валю уже давно все считали в доску
своим, и если механик и драл своё офицерство за грязь в котельном отделении,
то доставалось и ему наравне со всеми. Сам Валентин уже как-то смирился со
всем, жену вспоминал как что-то очень далекое, и начал замечать за собой,
что понемногу забывает черты ее лица. Про сына и говорить нечего, как он
выглядит, Валя даже представить себе не мог.
Эскадра успешно миновала два океана, отстрелялась ракетами, отпулялась
торпедами и, наконец, повернула к Владивостоку. Валя уже давно ничему не
веривший, смотрел на такое развитие дел философски, и говорил всем, что
когда до Владивостока останется день ходу, корабли получат новое радио и их
повернут еще куда-нибудь к черту на рога, но только не домой. Но на этот раз
мрачные предчувствия Валентина не сбылись. Эскадра упрямо продвигалась все
ближе и ближе к родным берегам. И вот, наконец, настал день, когда на
горизонте показались ночные огни Владивостока. Постояв на рейде ночь, с
раннего утра корабль облепился буксирами, и через час уже привалился к
пирсу. Обалдевший от счастья Валя Поспелкин разглядывал простиравшийся перед
его глазами огромный город и никак не мог поверить в то, что он, наконец, на
Родине, и в то, что, наверно, он скоро увидит жену, сына, маму и вообще
всех. В последнем он еще слегка сомневался. А на дворе стоял июль месяц. Не
по-тропически, а по-нашему тепло и хорошо. Заканчивался двадцать пятый месяц
автономного похода лейтенанта Валентина Поспелкина.
Офицеры БПК устроили по поводу возвращения шумный банкет в одном из
близлежащих ресторанчиков, на котором не раз с шумом и смехом поднимался
бокал за них самих, их поход и за приблудшего Летучего <Голландца> Валю.
Вновь была пущена шапка по кругу и Поспелкинну собрали на билет на самолет
до Петропавловска-Камчатского, куда он и вылетел на следующий же день,
закинув за спину мешок с нажитым добром. На память офицерам ставшего почти
родным БПК Валя оставил в кают-компании, искусно вырезанные им шахматы, в
которых пешками были лейтенанты, слонами-старлеи, конями - каплеи,
офицерами-капитаны третьего и второго ранга, королями-капитаны 1 ранга, а
своенравными королевами - адмиралы. Причем мундиры фигурок и особенно их
знаки различия были вырезаны особо тщательно и с соблюдением всех мелочей и
типичных сопутствующих признаков вроде живота, бутылки в руках и прочего.
В штабе дивизии на Поспелкина посмотрели как на призрака, создание
восставшее из мертвых. В отделе кадров вообще считали, что Поспелкин уже
давно служит где-то на Черноморском флоте, а к ним просто никак не дойдет
приказ о его переводе. Командир корабля был более информирован, и по его
сведениям Валентин должен был находиться с каким-то надводным кораблем на
ремонте в Адене. Появился Поспелкин вовремя, так как, пока он бороздил моря
и океаны, его экипаж успел сделать еще одну автономку и сейчас сдав корабль,
собирался в отпуск. Финансист экипажа, получив от Вали гору бумаг и выписок
из приказов, слегка офанорел. По самым скромным подсчетам Поспелкину
полагалась огромная сумма в инвалютных рублях, и это не считая получки почти
за два года. В финчасти претензии Вали на финансы тоже не вызвали особого
восторга, особенно в части касающейся валюты. Но научившийся заходить во все
двери Валентин Поспелкин на поводу у них не пошел, а пробился на прием к
командующему флотилией. Не желавший сначала и слова слышать от сопливого
лейтенанта, адмирал по мере рассказа развеселился, а под конец даже
посоветовал Поспелкину написать мемуары и отправить их в <Морской сборник> в
рубрику <Ходили мы походами...>. Потом адмирал возмутился тем, что не был в
курсе того, что лейтенант из вверенной ему флотилии больше двух лет
колобродит по всему свету, а он ничего об этом не знает. Был незамедлительно
вызван командир Валиной дивизии и корабля, устроен разнос по поводу
махрового сокрытия сего возмутительного случая и строго указано на
недопустимость таких фактов в будущем. Затем настала очередь начфина
флотилии, которому разгоряченный адмирал дал команду выплатить Валентину все
до копеечки под его личную адмиральскую ответственность. Затем взгляд
адмирала снова упал на командира Валиного корабля. Адмирал сообразил, что
лейтенанту подошел срок получать очередное воинское звание, а об такой
мелочи, конечно, забыли, и грех было бы не воспользоваться случаем взнуздать
подчиненных еще разок для профилактики. Гнев военного начальника возрастал
по восходящей, и следующим пунктом должен был стать погром организации
службы на Валином корабле. Но оказалось, что командир Валиного экипажа был
тоже орел не промах, и прямо в кабинете адмирала вручил Поспелкину погоны
старлея. После чего выяснилось, что конфликт исчерпан, все наказаны и вообще
все в порядке. Напоследок адмирал посоветовал, а это то же самое, что и
приказал, отпустить Поспелкина в отпуск за два года, чего Валя втайне желал,
но на что совершенно не рассчитывал.
В общежитии Вале сказали, что жена его уехала при первых признаках
беременности, а комнату его, естественно, кому-то отдали, сдав вещи
коменданту. Они сохранились в целости и сохранности, и, получив ключ от
нового номера, Валя, наконец, впервые за два года облачился в гражданскую
одежду. С отпуском и деньгами его на удивление не обманули, и через неделю
торжественно отправили отдыхать. Билетов на самолет, естественно, было не
достать, и Валя, наотрез отказавшись ждать неделю-другую в аэропорту до
посадки, взял билет на пароход и отчалил во Владивосток. Там он заглянул на
свой БПК, вставший на завод ремонтироваться, раздал долги, попьянствовал с
друзьями и, дав чудовищную по своим размерам взятку администратору
аэропорта, купил билет на самолет в день вылета.
Дома его встретила жена, со скуки за два года превратившаяся из жгучей
брюнетки в роскошную блондинку, упитанный годовалый сын, привыкший только к
неподвижному папе на фотографии и агрессивно воспринявший его живьем,
радостные родители и теща, абсолютно уверовавшая в то, что ее зять непутевый
гуляка, а не примерный семьянин и опора супруги. Так закончился первый
автономный поход лейтенанта Валентина Поспелкина. Первый, но далеко не
последний... Но зато какой!

Автор Павел Ефремов. Размещено с разрешения автора
Оценка: 1.96 Историю рассказал(а) тов. тащторанга : 10-09-2007 17:38:13





Мимоходом. Характер, однако!

Прикомандированный подводник - существо обособленное. Тебя взяли и оторвали
от родного коллектива. Засунули в другой экипаж. Приказали: месяца на четыре
- ты их. Служишь в своем экипаже, а в этом в командировке. На соседнем
пирсе, к примеру. Или в автономке. Заболел у них кто-то, или должность
вакантна. А в море надо. Вот тебя и рекрутируют.
Меня воткнули в этот экипаж за несколько суток до выхода. Личный состав уже
укомплектовали, но в последний момент один из управленцев изобразил язву и
слег в госпиталь. Вместо него выцепили меня. Я, как положено, прибыл,
доложился и получил место в каюте. Вопреки правилам, меня поселили в пятом
ракетном отсеке, в четырехместной каюте. Наше жилище было воистину
интернационально. Жило нас четверо, ракетчик - командир отсека, два
управленца и офицер из РТС. На вахте стояли в разных сменах. Я и ракетчик в
первой, с двенадцати до четырех, другой управленец в третью, а каплей
Мастеров по прозвищу Мастер из РТС во вторую. Вахту Мастер нес в ЦП на
БИУСе, возвращался с неё всегда измочаленный и изнеможденный. Мало того, что
вторая смена всегда считалась собачьей, спать-то всегда под утро больше
всего хочется. Так она стояла вместе с командиром. А тот служить заставлял
по полной форме, и все четыре часа доставал всех присутствующих в ЦП
всевозможными каверзными вопросами. Дремал в кресле редко и держал народ в
постоянном напряжении.
Сутки на третьи после выхода, когда чехарда поулеглась и жизнь вошла в
спокойное русло, случилось занятное событие. Ночью в четыре утра моя смена
сменилась с вахты и завтракала в кают-компании. Командир завтракал вместе с
нами, перекуривал, и потом шел в ЦП менять старпома и оставался стоять до
обеда. Надо сказать, командир вырос на Кавказе и очень любил в свободную
минутку перекинуться с кем-нибудь партию-другую в нарды. Шеш-беш, кошу, кому
как угодно. Игру эту он обожал, и даже купив красивый подарочный экземпляр,
презентовал его кают-компании. Так вот, в тот день командир прожевав
"квадратные" яйца, оглядел дожевывающих завтрак офицеров и спросил:
- У нас в этой смене в кошу кто-нибудь играет?
За прошедшие дни я уже успел убедиться, что никто. Сам я тоже очень любил
нарды. На заводе, где я работал после школы, нарды почитались до небес. На
перерыве к столам в бытовке пробиться было просто невозможно. Играл весь
цех. Каждый токарь и фрезеровщик считал своим долгом иметь личную кошу,
которые вытачивались с учетом вкусов и пристрастий каждого. Была и у меня. К
моему огорчению в моей смене любителей покидать камни не нашлось. Поэтому
когда командир задал вопрос, я не раздумывая ответил:
- Я, товарищ командир.
Командир посмотрел, и хмыкнув в усы, бросил:
- Ну, садись, Белов, перебросимся пару партий.
Разместились мы за журнальным столиком. Командир исподлобья поглядел на меня
и спросил:
- Белов, ты в "короткую", с выбиванием играешь?
Не зная мои давние игровые навыки, командир очевидно думал, что играть я
умею только в самые примитивные варианты, вроде простой или "бешеной". Но,
получив к своему удивлению утвердительный ответ, даже позволил себе
улыбнуться:
- Тогда начали.
Первую партию я продул подчистую. Сказалось долгое отсутствие практики, да и
манеры игры противника я еще не знал. Командир что-то приговаривал под нос,
кидая кости, посматривал на меня и довольно улыбался. Я же в процессе игры
понял, что командир игрок выше среднего, но чересчур прямолинеен, как будто
думает, что проиграть при всем желании просто не сможет. Вот она
командирская натура-то! Вторую игру я довольно легко взял. Командир
удивился. Третью игру я закончил победоносно, не дав выбросить командиру ни
одной фишки, что считается особо позорным проигрышем. Горечи поражения
командир ничем не высказал, разве только ожесточеннее бросал камни и стал
реже улыбаться. В четвертый сеанс я снова наголову разгромил противника, не
оставив шансов на реванш. С минуту командир сидел молча, встал и направляясь
к выходу, бросил:
- На сегодня хватит. Завтра продолжим. Отдыхай, Белов.
После ухода начальника народ вытащил видеомагнитофон и расселся смотреть
кино. После кино особенно не спалось, я лежал, читал книгу, ходил курить.
Бодрствовал, одним словом. Таким манером я докантовался до восьми утра.
Вторая смена сменилась с вахты, и в каюту влетел взвинченный до верхнего
упора Мастер.
- Твою мать! Не вахта, а смерть! Шеф как с цепи сорвался, перетрахал весь
центральный вусмерть! Все хреновые, все вахту нести не умеют, все ни черта
не знают. Короче, все козлы, а он д`Артаньян! Побудил всех командиров
подразделений нотации читать. Мне приказал новые зачетные листы выдать!
Глупый я, ничего не знаю! Ё моё, его как будто в нарды обули словно щенка...
Мне показалось, что я ослышался. Перебив монолог Мастера, я сознался:
- Я с ним играл. Три один в мою пользу. Это что, смертельно?
Мастера вздыбило.
- Блин!!! Тебя что, не предупредили? Не вздумай у него выигрывать! У нашего
шефа самолюбия больше, чем здравого смысла. Он же себя Джомолунгмой считает,
а всех остальных эмбрионами! Для него проигрыш как коровье дерьмо на голову
при всем народе. Запомни: одну партию выиграл - три проиграй! Просек?
Я просек. В течении дня меня еще трое из вахты ЦП второй смены убедительно
просили унять гордыню и сдаться командиру как можно более корректно.
Ночью после смены я позавтракал. Командира еще не было. Я пошел перекурить,
а затем снова отправился в кают-компанию. Командир уже доедал.
- Белов! Где пропадаешь? А ну, садись.
Мы сели. Первую игру согласно плана я выиграл. Хотя сегодня командир играл
несравненно сильнее, чем вчера. Шеф только сжал губы и прищурил глаза.
Вторую я бессовестно сдал. Третью и четвертую тоже. Потом мне стало стыдно
за столь явное подмахивание, и я решил последнюю сражаться до конца. Но
командир вдруг посмотрел на часы:
- Ладно, Белов! Завтра продолжим. Старпом ждет.
Потом неожиданно подмигнул и засмеялся.
- А ты, лейтенант, неплохо играешь. Вчера меня так отделал. Но сам видишь,
опыт - штука великая! Учись!
И ушел в центральный.
В эту ночь я с нетерпением ожидал Мастера. В восемь Мастер, блаженно
улыбаясь, ввалился в каюту.
- Ну, как? Что командир?
- Слушай старик! Проигрывай ему почаще. Я так давно на вахте не балдел.
Прикинь, шеф пришел, рот до ушей, упал в кресло и пошел анекдоты травить.
Никогда с ним такого не было! Потом попросил какой-нибудь детектив!!! Он же
ничего кроме инструкций не читает!!! А потом уснул!!! Я под такое дело даже
покемарить умудрился. Проигрывай ему. Болезненное самолюбие. Всю дорогу
лучше всех хочет быть, а тут ты со своей кошой. Характер, однако! Понимать
надо!
До конца автономки я играл с командиром по правилу: одну себе, три ему. По
приходу получил благодарность за поход от командира дивизии по ходатайству
командира корабля и приглашение остаться у них в экипаже навсегда. От
второго я отказался.

Автор Павел Ефремов. Размещено с разрешения автора.

Оценка: 1.90 Историю рассказал(а) тов. тащторанга : 28-08-2007 17:26:08


Ветеран
Дороги, которые нас выбирают.

"Пора в путь дорогу,
дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем,
над милым порогом
махну серебряным тебе крылом!"
(песня из к/ф "Небесный тихоход")

И вот настал долгожданный момент для любого, даже самого твердолобого
военного - очередной отпуск! Вся чернуха сборов осталась позади, и ты
свободен. Надо сказать, что опытный военнослужащий считает себя в отпуске
только тогда, когда сел в поезд или на самолет, и он отъехал или взлетел.
Получение на руки отпускного билета и денег еще ничего не гарантирует.
В 198... году мой экипаж собирался в отпуск. Мучительно и долго. Примерную
дату знали все. Мичмана выписывали проездные документы, народ закупал
билеты, финансист окончательно подбивал денежное довольствие. Наконец, этот
день настал. Утром командир поздравил всех с убытием на заслуженный отдых,
приказал начать выдачу отпускных и денег, а перед обедом всех собрать на
инструктаж, после чего - по домам. Народ расторопно выстроился в очередь,
без лишней суеты получил необходимые бумажки и рассосался по казарме, ожидая
последнего выхода отца-командира. Однако, в назначенное время командир не
пришел. Часть несознательных военных, пораскинув мозгами, покинула
расположение части и поперла домой. Отпуск три месяца, после него про
отсутствие на инструктаже никто и помнить не будет. Кроме того, у самых
расторопных билеты были уже куплены, да еще и на вечер этого самого дня.
Было куда торопиться. Оставшиеся уныло слонялись по казарме, проклинали
необязательного командира и задымляли табачными клубами все закоулки.
Наконец, в казарму мрачнее тучи вполз командир. Сначала он чуть не до смерти
напугал дневального ультразвуковыми криками, потом снял дежурного по части
за развязанный шнурок на ботинке и приказал немедленно строить экипаж. В
предчувствии нехорошего "команда" выстроилась в неказистую кишку,
переминаясь с ноги на ногу.
- Ну, господа военнослужащие! В отпуск собрались? Летом? Х.... вам!!! И мне
в том числе! Отпускные билеты сдать! Деньги оставьте. Слабонервных прошу
присесть прямо на палубу. Через месяц - в автономку! Вместо экипажа
хитрожопого К.....! А он, козел, в отпуск! Вопросы есть? Наш отпуск
переносится на октябрь. Разойдись!!! Командиры боевых частей, ко мне в
кабинет.
Надо ли говорить, что сбежавших доставали отовсюду. Из постели поздно
вечером, из засад на автобусной остановке, лично я с механиком на его машине
рано поутру гонял "на задержание" в аэропорт, перехватывать старшину
спецтрюмных. Упустили шестерых: четверых, с вечера укативших с семьями в
Питер на своих автомобилях, и двух холостяков-старлеев, исчезнувших
бесследно (позже выяснилось, что от щенячьего ощущения свободы их занесло в
мурманскую гостиницу "Арктика", где они и пропьянствовали трое суток, не
выползая из номера). Всех их, конечно, вернули в лоно родного экипажа
попозже и с некоторыми моральными издержками, но в море мы ушли в срок.
Ну а теперь, допустим, другая ситуация - все обошлось. И отпуск, как
положено, дали, и отпустили и не догоняли, не обманули, даже попыток не
делали.
Вот тут-то и начинается романтика военного отпуска. Ты свободен - а билетов
нет! Никуда! Хорошо, если не в сезон едешь, тут проблем нет. А весна и лето?
Весь Север табором снимается с мест и выезжает через один-единственный
аэропорт "Мурмаши" и один-единственный железнодорожный вокзал. Весь Север -
в две дырки. И не очень-то большие, я вам скажу. Тогда и начинается...
Номерок на руке. "Кто последний на допосадку?" - "Я" - "Я за вами" -
"Пишите, сто тридцать шестой на Москву". Все, ты готов. Твое место на
привокзальной скамейке, всерьез и надолго. Особенно, если ты с семьей. Без
семьи офицер флота уедет куда надо и в назначенный срок. Другое дело, на
чем? Да хоть на хромой кобыле! Только отсель подальше! Хоть на время.
Как раз после той автономки, куда мы были засланы Родиной вместо других,
нас, горемычных, наконец, отпустили отдыхать. Правда, отпуск попридержали, и
вместо октября получился конец ноября. Нормальное явление. Слава тебе
Господи, не под ёлочку! Передали корабль, получили финансы, и, в конце
концов, были милостиво отпущены на все четыре стороны. Сразу сходил на
почту. Дал телеграмму жене: выезжаю завтра, билетов нет, ждите в лучшем
случае через двое суток. С друзьями решили вечерком отпраздновать
долгожданное освобождение от воинских обязанностей. Шильцом побаловались
знатно. В дугу. Вследствие чего утром я проспал все что можно, а главное,
автобус на Мурманск. Встал. Умылся. Подхватил заранее собранный чемодан и
попер на КПП поселка ловить попутку. На перекладных добрался до
Полярнинского пункта. И там наглухо встал. Водители упорно не желали
подбирать одинокого путника. А ноябрь - совсем не летний месяц. Через час
мои ноги начали постепенно отмирать, впрочем, как и все остальные части
тела. Появилась мысль плюнуть и вернуться домой, а завтра спокойно сесть на
автобус и продолжить движение в сторону отпуска.
На обочине тормознул военный "уазик". Постепенно превращаясь в генерала
Карбышева, я даже не обратил внимание на это событие. Мало ли за чем
остановился. Не за мной же. Дверца распахнулась. С переднего сиденья
выскочил флотский капитан-авиатор и с криком "Пашок!!! Чертяка!!!" бросился
на меня с объятиями. Увернуться я не успел. Помяв мое тело минут пять,
капитан широко улыбаясь пробасил:
- Пашок! Не признал, что ли?
Такое жаркое проявление чувств меня согрело. Голова начала соображать. Я
пригляделся. Ха! Старый знакомый. Капитан Витя. Мы вместе отдыхали год назад
в санатории, в соседних номерах. Я после автономки, он после неудачного
катапультирования. Спелись враз. Сколько спиртного уничтожили! Не берусь
описать.
- Витька! А ты как здесь оказался? Ты же, вроде, под Петрозаводском служишь.
- Отлетал. Теперь наземный служака. Тружусь на диспетчерской ниве. В
Сафоново. А ты-то что на дороге, как нищий бродяга, кукарекаешь?
- В отпуск я, Витек, еду. В отпуск. В Севастополь. А сейчас в аэропорт.
Виктор развел руки.
- Залазь! Сделаем крюк, подкину.
Меня долго уговаривать не пришлось. Витек перебрался ко мне на заднее
сиденье и дал отмашку матросу: "Трогай!". "Козел" взревел и понесся. Витя,
полуразвалившись на сиденье, закурил, оглядел меня и с сочувствием сказал:
- Плохо выглядишь, подводник. Лицо изнуренное, как у престарелого
туберкулезника.
Я засмеялся.
- Куда уж изнуренней. Вчера до трех ночи отпуск обмывали.
Витек оживился. Вытащил с переднего сиденья портфель. Извлек фляжку и два
металлических стопарика с эмблемами ВВС.
- Ну, тогда сам бог велел, за встречу! Да и тебе лекарство перед дальней
дорогой не помешает. Подровняешься!
"Козла" трясло как шейкер для сбивания коктейлей, и алкоголь рассосался в
крови в рекордно короткие сроки. Я размяк после вчерашнего, и Витя за
компанию.
- Пашок! А когда у тебя самолет? Во сколько твой чартерный рейс к берегам
Черного моря?
- Да я не знаю. У меня и билетов-то нет. Так, подсяду на московский рейс, а
из первопрестольной - в Крым.
- Нууу... Неделю просидишь...
Мой авиационный друг задумался. Пошарил в своем саквояже. Достал папку.
Долго перебирал и разглядывал бумажки. Почесал затылок, посмотрел на часы и
постучал по спине водителя.
- Смирнов. Ты в отпуск после новогодних праздников идешь?
- Так точно, тащ капитан!
- Ставлю боевую задачу: московское время 11.45. Время прибытия на наш
аэродром 12.30. Успеешь - Новый год встретишь с мамой, папой и школьными
подругами. Время пошло!
Судя по резкому увеличению скорости, своих подчиненных Витек не обманывал.
"Уазик" мчался на пределе возможностей и на грани фола. Витек повернулся и
помахал указательным пальцем у меня пред носом.
- И не спрашивай! Сюрприз! Сегодня до нолей будешь в теплой постели у
законной супружницы в городе славы русских моряков! Поклонись от меня
адмиралу Нахимову.
И больше ни на какие мои вопросы не отвечал. А я и не упорствовал. Сказал
так сказал. Да и шило свое пагубное действие оказало.
До конца этого немыслимого "козлиного" полета фляжку мы приговорили. До
капельки. На аэродром мы ворвались на двенадцать минут раньше срока. Лихо
развернулись у подъезда длинного одноэтажного здания. Вышли. Прошли внутрь.
В большом помещении сновали летчики, стоял бильярдный стол, работал
телевизор. Витек усадил меня на диван и сказал, что придет минут через
двадцать. Летуны оказались ребята хоть куда. Накормили, напоили чаем.
Сделали десяток бутербродов "на дорожку". Самое интересное, что никто не
спрашивал, кто я такой, но все знали, что я сейчас улетаю. Хотя этого точно
не знал и я сам. Появился Витек.
- Собирайся! Пошли.
Я подхватил багаж и мы вышли на улицу. Там стоял все тот же "летучий козел".
Выехали на взлетную полосу. Вдалеке замаячил гигантский серый силуэт
самолета. Подъехали. Остановились. Если бы люди были самолетами, то Витек уж
точно относился бы к тяжелым бомбардировщикам. Он молча извлек из шинели
знакомую флягу, к моему удивлению, снова полную. Наверно, заправился на
лету. Разлил.
- На посошок! Вылетаете через десять минут. Рейс на Качу. Знаешь такое
место?
Я знал. Военный аэродром в пригороде Севастополя.
- Вздрогнули!
Мы опрокинули стопки.
- Катапультируемся!
Выбрались из машины. У самолета стояло пара летчиков, упакованных в летные
куртки, кожаные штаны и унты. Подошли.
- Васильич, вот мой пассажир. Прошу любить и жаловать, брат по оружию.
Подводник Паша.
Васильич протянул руку, поздоровался.
- Давай по аппарели в салон. Там увидишь, где присесть. Места навалом.
И засмеялся. Я не обратил внимания. Мы попрощались с Витьком, обменялись
адресами, и я поднялся в самолет.
В авиации я разбираюсь на уровне среднестатистического обывателя. Не моя
епархия. Но то, что этот монстр - турбовинтовой грузовик военно-транспортной
авиации, я понял без объяснений. Пустая длинная труба. Нет даже откидных
сидений. Крепления под них есть. Самих сидений нет. В конце дверца. Рядом
два деревянных школьных стола и явно выкраденные из кинотеатра сиденья,
скрепленные по три штуки. И на них разношерстная компания. Танковый
полковник в папахе, четыре женщины средних лет, обложенные чемоданами и
кошелками, и трое в гражданском, явно не имеющие отношения к военному
ведомству. Поздоровался. Сел на свободное кресло. Аппарель со скрипом
поднялась. Дверца открылась, вышел летчик.
- Сейчас взлетаем. Пристегиваться не надо. Ха-ха-ха! Можно курить. Окурки в
ведро. Удобств, извините, нет. По малой нужде прошу в хвост, к аппарели. По
большой придется потерпеть. Да, еще рекомендую потеплее одеться, в салоне
холодновато. Есть мнение, что он даже негерметичен. Вот и все. Приятного
полета. Лететь долго.
Летчик вышел, плотно закрыв за собой дверь. Фраза о теплой одежде показалась
мне неуместной. Куда еще теплей, на Севере, да в конце ноября. А меня еще и
шило очень неплохо согревало. В общем, на это предостережение авиатора я
сначала внимания не обратил.
Взревели винты. Громко до безобразия. Самолет завибрировал и тронулся с
места. Как разгонялись и взлетали, я особо не запомнил. Сон сморил. Только
голову на плечо положил, сразу провалился.
Проснулся я внезапно. От всепоглощающего холода. От мороза сводило все. От
кончиков пальцев до мочевого пузыря. Попытался поднять голову. С первого
раза не вышло. Ухо примерзло к воротнику куртки. Чуть кожу не сорвал.
Отогрел ухо рукой, отлепил от воротника. Взглянул на часы. 14.10. Спал час с
лишним. Осмотрелся. Сидевший ближе всех полковник напоминал мертвеца. Белый,
усы и брови в инее, взгляд отрешенный и потерянный. Остальные не лучше. Да и
сам я, наверно, был еще тот. Народ молчал. Лишь из ноздрей и ртов вырывался
пар. Ну просто ледяные вулканы. Зубы начали выстукивать фокстрот, и к моему
стыду, сдержаться у меня не получалось. Ко всему прочему смертельно хотелось
в туалет, а попросить отвернуться, когда я удалюсь к аппарели, я стеснялся.
Наверно, пока я спал, через это прошли все, так как полковник, угадав ход
моих мыслей прохрипел:
- Иди в хвост. Отсюда не видно.
Я понесся вприпрыжку. С чувством глубокого удовлетворения осуществил слив
вод. Отдышался и побрел назад. Опустился в свое кресло. Взглянул на
танкиста. Мочки ушей того были просто цвета мелованной бумаги. Отмерзли,
сообразил я!
- Товарищ полковник! Уши! Разотрите уши!
Полковник осторожно потрогал мочки. Шепотом ругнулся и, скривясь, стал
массажировать их пальцами. Я эту боль знаю. Довелось испробовать. Мне как-то
пришлось минут пятнадцать купаться в полной форме одежды в Баренцевом море в
феврале месяце. Так та вода под ноль градусов кипятком казалась! А этот
самолет не просто холодильником был. Хуже. Просто рефрижератор какой-то. Не
зря летун предупреждал.
Полковник, наконец, оттер уши, превратив их в два огненно-красных лопуха.
Внимательно посмотрел на меня. Наклонился.
- Разрешите представиться! Полковник Шаталов. Григорий Семенович. Командир
танкового полка. Следую из командировки к месту службы.
- Капитан-лейтенант Белов. Павел. Отпуск.
Обменялись рукопожатиями.
- Павел, вы не разделите со мной небольшую порцию коньяка? Зябко, черт
возьми!
Для наших плебейских времен танкист воспитан был исключительно. Как не
помочь такому человеку! Естественно, согласился. Из дипломата, лежащего на
коленях, полковник достал бутылку коньяка. Да не просто бутылку! Настоящий
армянский "Ахтамар" семилетней выдержки.
- Три бутылки начальнику везу. Жалко, но здоровье важнее.
Лимон и фужеры у полковника тоже нашлись. Налили. Осушили. Крякнули. По
жилам начало разливаться тепло древней армянской земли. Григорий Семенович
очень выразительно покачал головой. Я сразу согласился. Выпили еще. После
третьей мы как-то одновременно почувствовали на себе взгляды остальных. Если
женщины мерзли с безразлично-отсутствующим видом, то на лицах гражданских
специалистов отражалась гамма чувств. Аристократичный полковник взял
инициативу на себя.
- Не желаете?
Мужчины желали. И очень! Бутылка благородного напитка обнажила дно в
считанный миг. Мужчины если и не повеселели, то на заиндевевшие трупы уже не
походили. Но что такое одна бутылка, пусть даже такая, для пяти здоровых
промерзших насквозь мужиков? Тьфу! Беды и невзгоды сближают. В этом летающем
саркофаге для мороженого мяса присутствующие показались мне такими близкими
и родными, что я, плюнув на все планы, влез и достал шильницу. Со мной их
было три. Литровая и две поллитровых. Сработанных на заказ северодвинскими
мастерами, с личной монограммой на боку. Принимая в учет количество
участников, я достал литровую.
- Кхе! - хмыкнул полковник и поинтересовался:
- Спирт?
- Шило. Чистейшее. Доктор по дружбе насыпал.
Полковник руководство процессом взял на себя.
- Молодые люди, такой напиток одним лимончиком не зажуешь. Поскребите-ка по
сусекам, - и первый полез в дипломат.
Гражданские призыв восприняли правильно. На столе появились яйца вкрутую,
вобла, колбаса, мои подарочные бутерброды, пластмассовые стаканчики.
Разбавить шило было нечем, пришлось глотать чистый. Холод притупил
восприятие чистого алкоголя, и спирт пошел просто изумительно, словно
родниковая вода. Познакомились. Ребята оказались инженерами с
севастопольского судоремонтного завода имени Ордженикидзе. Возвращались из
командировки, поиздержались, их флотское командование и подсадило на наш
авиалайнер. Разлили по следующей. Но выпить не успели.
- Мужчины! Кто вас воспитывал? С вами дамы, а вы словно слепые!
Про женщин мы начисто позабыли. Оказывается, они уже давно наблюдали за
нашими манипуляциями. А холод одинаково действует как на мужской, так и на
женский организм. И дамам захотелось тоже. Галантный танкист сразу же
засуетился, пытался достать очередной коньяк. Как так! Женщины и спирт. Дамы
вежливо отклонили предложение. Мол, потом, когда этот напиток кончится.
Торопиться некуда. И не морщась, врезали по сто граммов! И повеселели. И
заговорили. И пошло-поехало. Сами они жены летчиков. Их половины уже полгода
на Каче ковырялись по своим летным делам. Вот девчонки и собрались мужей
проведать. Взяли билеты на поезд, а тут на тебе, в этот же день самолет
прямо на место. Оперативно сдали билеты, комполка их - на борт и в путь.
- Мальчики! Да ведь у нас запасов на двое суток пути!
И резво так начали выкладывать снедь на стол. А у них... Женщины, одним
словом. Куры жареные, куры вареные, пирожки, салатики в баночках, ну всего
не перечислишь. Да и винца пару-тройку бутылочек нашли. И инженеры откуда-то
водку извлекли. И начался пир в воздухе.
Где-то около шестнадцати часов выглянул один из авиаторов.
- Как, не замерзли? Взглянул и обалдел. Все расстегнуты, стол ломиться, дым
сигаретный, шум, смех. Полковник одной даме руку целует. Инженер другую на
танец пригласить пытается. Холода как и не было! Ну, мы летчика сразу за
стол усадить попытались. Еле отбрехался. Попросил самолет не поджигать и
удалился обратно в рубку. Они потом оттуда по очереди выглядывали,
проверяли. Спиртное на таком морозе сильно в голову не стреляло. Грело
здорово, а почти не пьянило. Весело. Как мы посидели! Такой общности
незнакомых доселе людей до этого мне видеть не приходилось. И девочки наши с
хохотом бегали в хвост, а мы дружно отворачивались. И полковник пикантные
анекдоты рассказывал, и карточные фокусы, чего только не было. Верьте - не
верьте, съели и выпили все! И танковый коньяк, и весь мой спирт, и
гражданские запасы, а в конце и женское вино сгодилось. Вылизали.
По-моему, часам к девяти пошли на посадку. Авиаторы предупредили. Сели
мягко. Аппарель опустили. А там... Восемнадцать градусов тепла. После
Заполярного неба-то. Как же нас повело! Сдерживаемый морозом алкоголь
овладел организмом в кратчайшие сроки. Мы и сто метров от самолета отойти не
успели, как были в дым. Поголовно. Подъехала машина с мужьями наших спутниц.
Мужья в шоке. Девчонки лыко не вяжут. Машут чемоданами как редикюлями, песни
поют. Погрузили благоверных и увезли. За танкистом пришел "Уазик". Полковник
широким жестом пригласил всех оставшихся в машину и приказал водителю
развозить его друзей по домам, а его только потом. Инженеров выгрузили на
Северной стороне, долго прощались и обнимались. А я всю дорогу вокруг бухты
учил полковника песне "Северный флот не подведет!". Правда, с переменным
успехом. Танкист временно забыл человеческую речь и только подвывал. Судя по
глазам водителя, он своего командира таким никогда не видел. Меня доставили
прямо к подъезду. Будь его воля, полковник ввез бы меня и на второй этаж, но
ему удалось доказать, что машина в дверь не пройдет. Он согласился,
расцеловал меня и предложил идти к нему заместителем. Я обещал подумать. С
тем и расстались.
Домой я ввалился в половину двенадцатого вечера. Пьяный в лохмотья...
Отпуск. Доехал. Теперь до следующего...

Автор Павел Ефремов. Размещено с разрешения автора
Оценка: 1.90 Историю рассказал(а) тов. тащторанга : 14-09-2007 11:20:42


Флот

Бывало и хуже!

"Гребите, греки! Есть еще в Элладе
Огонь и меч и песня и любовь..."
(Гомер)

Автономка. Пятьдесят восьмые сутки похода. Двенадцатые сутки подо льдом.
Глубина 110 метров. Наверху плотный лед, снизу километровая глубина. Тревог
на всплытие под перископ и на сеансы связи нет уже почти две недели. На
борту старшим в походе заместитель командира дивизии. Конфликтует с
командиром постоянно. Ищем полынью или тонкий лед, чтобы всплыть и
определиться с местом. На корабле привычная рутина. Вахты, осмотры, занятия,
приборки.
12.30. Начало учебной тревоги для повседневных осмотров кабельных трасс с
дальнейшим плавным переходом в общекорабельную войну. Снова будем условно
топить, поджигать и взрывать отсеки. Однообразие процедуры и неграмотность
сценариев надоели до зубной боли. Перед каждой "войной" механик шепотом
доводит по "Каштану" очередной план на пульт. Не дай бог, наши действия
пойдут вразрез с теми которые уже представил в своей голове старший на
борту. Тревога для всех, и на пульте яблоку негде упасть. Оба комдива,
управленцы, я и Белошейкин побортно, электрик на "Каме". Изредка забегает
киповец Скамейкин. Вообще, обстановка рабочая. Ежедневность этих зачетных,
контрольных, тренировочных, подготовительных учений окончательно притупила
их восприятие. Серьезно это мероприятие уже при всем желании не
воспринимается. Отсидеть, откукарекать по связи набор дежурных фраз: "
...выполнены первичные мероприятия...", " ...условно сброшена аварийная
защита...", "... условно начата проливка активной зоны...". И все. Ну а
сейчас - сидим на пульте и ждем начала.
14.00. Началось. Старпом усталым голосом, пытаясь изобразить крайнее
возбуждение, то ли кричит, то ли шепчет в " Каштан":
- Учебно-аварийная тревога! Взрыв аккумуляторной батареи во 2 отсеке!
Заверещала аварийная сигнализация. Комдив раз Петрович докладывает в ЦП о
готовности, смотрит на часы и изрекает:
- Мужчины, эта лабуда на час, не меньше. Давайте чайку сообразим.
Все соглашаются. Что будет дальше, знаем назубок. Пожар в нашем отсеке, вода
в восьмом, под занавес - разрыв первого контура левого борта на
неотключаемом участке. Все равно старший скажет, что все делалось
неправильно, и завтра начнем сначала. Он с командиром на ножах. Ну работа у
начальников такая - вечно быть недовольными! Что с них, бедняг, возьмешь? Ну
не могут они по внутреннему своему устройству признать, что мы знаем, что
делать! Не могут!
Поставили чайник. Из сейфов извлекли баранки, сухарики, варенье. Завязалась
неторопливая беседа. Анекдоты, женщины, отпуск. По ходу дела начался
условный пожар и в нашем отсеке. Не отвлекаясь от чаепития, достали свои
ИДАшки, распустили шланги ШДА. Вдруг ненароком заглянет посредник, а мы
готовы. Обстановка создана. Считая людей, заглянул командир отсека.
Накарябал на бумажке наше количество, вздохнул:
- Как оно все надоело!
И ушел считать остальной отсек.
14.25. Как всегда, одна война плавно перетекает в следующую. Центральный
пост начал усиленно "топить" восьмой отсек, про недопотушенный "пожар" в
третьем сразу забыли. Поглядывая на часы, продолжаем дискуссию за чаем.
14.33. Из-за приборов, разделяющих пульт ГЭУ и киповскую, вырывается
огромный черный клуб дыма. Оттуда слышится вопль Скамейкина:
- Мужики!!! Пожар в киповне!!!
Секундный ступор. Петрович сметает рукой чашки и объедки со стола на палубу.
Комдив два каплей Кулик докладывает в центральный. От дыма хочется кашлять.
После недолгого замешательства трансляция центрального поста оживает:
- Аварийная тревога! Фактически! Пожар в третьем отсеке, горит выгородка
КИП! Личному составу третьего отсека включиться в ИСЗ!
Торопливо натягиваем маски ШДА. Дым хоть и пыхнул всего один раз, но от него
противный и едкий привкус во рту и слезятся глаза. Внезапно, ни с того ни с
сего со своим противным охающим по всему кораблю звуком падает аварийная
защита реактора правого борта. Моментом. Без предупредительной сигнализации.
Белошейкин в шоке. Установка работала как часы. Никаких предпосылок. Пару
секунд спустя с тем же эффектом валится защита левого борта. Теперь в шоке и
я. Свет на секунду гаснет и перемигивает. Все, теперь сидим на
аккумуляторной батарее. Оба АТГ останавливаются. Ход потерян. Стрелки
тахометров медленно откатываются к нулю. Аварийная сигнализация на
мнемосхемах взбесилась, зажигая один за другим попутные сигналы. Все ревет и
мигает. Маски скидываем к чертовой матери. Начинается уже настоящая работа.
Отключаем звуковую. Становится тише. Пытаемся снять аварийные сигналы, чтобы
остановить ход поглотителей вниз. Не выходит. Сигналы не снимаются. Из
центрального что-то заверещали. Петрович кричит:
- Паша, ответь им хоть что-нибудь, чтоб отвязались!
Я подключаю центральный и, прижавшись губами к "Каштану", пытаюсь доложить о
происходящем. Оттуда слышны шум и крики. Центральный голосом механика
требует только ход, остальное потом. Сообщаю комдиву. Петрович огрызается.
- Сам знаю! Лаперузы...
Поворачивается к комдиву два.
- Андрюха. Подхватывай линию вала гребными. Разобщать муфту не будем.
Времени нет. Смотри, как по оборотам можно станет, подхватывай.
А центральный пост продолжает пилить с докладами о тушении и прочем. Я
пытаюсь отбрехаться, ибо обстановки за приборами мы и сами не знаем.
Петрович, раздирая горло, вопит в киповскую:
- Скамья!! Еб... твою! Что случилось?! Все вниз летит!
В киповне шум. Туда уже вломилась аварийная партия, вооруженная всем, чем
можно для тушения пожара. Слышна ругань Скамейкина.
- Пошли отсюда на... Всё, потушен пожар! Докладывай: возгорание блока в
приборе... Потушил, потушил... Сам еб... Да свалите отсюда!!! Установка
накрылась!!! Только под ногами путаетесь!
На пульт влетает Скамейкин, потрясая почерневшим блоком.
- Вот он, сука! Все из-за него.
Петрович уже осознал никчемность наших попыток остановить процесс съезда
стержней. Поворачивается:
- Скамья, где зиповский блок? Ставьте быстрее. Смотри, что творится.
Скамейкин морщится:
- Петрович, он где-то в ящиках, в девятом отсеке. Надо искать. Минут
пятнадцать точно.
У Петровича аж скулы сводит. Но делать нечего.
- Давай, Скамья, дуй туда. Руки в ноги. Ищи. Я в центральный скажу, чтобы
пропустили через отсеки. А то ракетчики уже в штаны наделали, переборку не
откроют. Очень жизнь любят.
Скамейкин исчезает за дверью. Становится заметно, что пополз дифферент на
нос. Ожил "Каштан".
- Пульт! Комдив раз! Вы что, окаменели там? В чем дело? Доклад!
Все произошло в считанные секунды. Про центральный снова забыли. Петрович
берет переговорник.
- Центральный, сработала аварийная защита обоих бортов. Причины выясняем,
по-видимому, из-за сгоревшего блока. Не сможем ввести установку в действие,
пока блок не будет заменен. Прошу пропустить Скамейкина в корму за ЗИПом.
Возгорание потушено...
"Каштан" щелкает, и раздается голос ЗКД.
- Тишин, все понятно, устраняйте. Почему электрики не переходят под гребные
электродвигатели? Потерян ход! Взгляните на глубиномер!
Все повернули головы. Глубиномер показывал 150 метров. Тахометры ГТЗА были
практически на нуле. Мы тихонько планировали вниз. Мало помалу рос и
дифферент. Центральный продолжал:
- Кулик! Какие проблемы?
В суматохе про электрические дела мы подзабыли. Своего хватало. Кулик поднял
виноватые глаза от своей "Камы".
- Товарищ каперанг, не снимается блокировка ГЭД.
Его стало даже жалко. Комдивом Кулик стал на заводе, в лейтенантском звании.
Помогло отсутствие других кандидатов и бурная деятельность Кулика на поприще
партполитработы. И хотя парень он был сообразительный и неглупый, но в море
после завода ходил редко. А никакая теория не сравнима с практикой.
- Работайте! Обо всем докладывайте в центральный. Дацюк в корме, свяжитесь с
ним.
Замкомдива отключился. Его голос был мраморно спокоен. Дальнейшее было не в
начальственной воле. И, слава богу, он это понимал. Любой командир - дока во
всем, но знать механическую часть корабля для большинства из них - ниже
собственного достоинства. У понимающих это хватает ума не лезть руководить,
у других - не хватает. Наш ЗКД, на счастье, принадлежал к первым.
На пульт врывается флагманский механик Дацюк. Он посредничал в восьмом
отсеке и после аварийной тревоги и сброса АЗ остался там. Теперь прилетел к
нам.
- Кулик! Почему не отключаешь блокировку с пульта? Обалдел?
- Не отключается, Александр Иванович. Я тумблером щелкаю, а лампа не гаснет.
Не понимаю.
- Старшину команды в корму, техника туда же. Скоро поздно будет. Я с ними.
Держи связь.
Стрелка глубиномера медленно, но верно двигалась вверх. 170, 180, 190... Мы
сидим совершенно беспомощные. Сигналы без блока не снимались, и поглотители
катились вниз. Оба реактора все глубже и глубже погружались в "йодную яму".
Скамейкин вместе с инженером все еще копались в корме, выискивая замену
сгоревшему агрегату. Блокировка гребных не отключалась. Центральный пост
постоянно поддувал нос, выравнивая дифферент, но корабль все продолжал и
продолжал идти вниз. 200, 210, 220... Ситуация становилась все занятнее.
Вариант первый. На такой глубине продувать цистерны главного балласта и
аварийно всплывать - решение сомнительное. Неэффективно. А если и вынесет
наверх, то сомнет об лед и рубку, и надстройку, может заклинить люки
ракетных шахт и торпедных аппаратов. А это ремонт уже минимум на полгода. Да
и после такого вылета наверх, во льды, возвращение на базу своим ходом - под
вопросом. Что за этим следует - сами понимаете. Нужен ход. Вариант второй.
Не дадим ход. Что ж, тогда можно детские годы вспомнить. Лучшие моменты
жизни и все такое. Стопочку выпить, если успеешь. Но это, конечно, в крайнем
случае. Стрелка глубиномера продолжает движение. 230, 240, 250... Петрович
вернулся из кормы, куда успел сгонять помочь в поисках.
- Дело полный финиш. Турбинеры весь ЗИП переставили, Скамья не может нужный
ящик разыскать.
Посмотрел на глубиномер. Присвистнул.
- Ну, быки колхозные! Еще немного, и можно давать команду "Курить в отсеках!
". Ладно, где чайник-то?
Лодка уже пролетела черту глубоководного погружения для нашего типа
кораблей. Не грех и чайку попить. Напоследок. Спешить больше некуда.
С грохотом распахивается дверь пульта. Влетает пыхтящий и булькающий Дацюк.
- Андрей! Ты сразу блокировку откуда снимал? С пульта?
Кулик кивает.
- Флотоводец засраный... Комдивка картонный... Бл... !!! Пускай гребные!!!
Кулик дергается.
- Блокировка...
- Какая на... блокировка! Пускай!!
Кулик командует в корму. Потом пускает гребные с пульта "Кама". Они
работают. Глубина 279 метров. Стрелка глубиномера вздрагивает и
останавливается. Дацюк докладывает в центральный о даче хода. Буквально
сразу же прибегает радостный Скамейкин. Блок найден. Три минуты на замену -
и мы снимаем аварийные сигналы. Сразу, не дожидаясь разрешения центрального
поста, взводим АЗ и начинаем тянуть решетки вверх. Все правила соблюдения
ядерной безопасности свернуты в трубочку и засунуты в ... Вот теперь надо
спешить, галопом!
15.10. Понемногу начали всплывать. Кулик с Дацюком убыли в центральный
объясняться. Петрович сидит с нами, подгоняя меня и Белошейкина.
- Давай-давай, без остановок. А то и так уже реакторы отравили, хрен знает,
сколько выползать будем.
На пульт возвращаются Дацюк и Кулик. Флагманский просит внимания:
- Ребята, это же просто конфуз. Я в центральном задницу этого юноши прикрыл,
но вам знать надо.
Дацюк начинает рассказывать. Господи! Сели в лужу на детской вещи. При
снятии блокировки с пульта сигнализация не гаснет. А гаснет лишь при снятии
с местного поста. Кулик ключом дернул - лампа горит. Так она и должна
гореть! А от нервозности обстановки эта чепуха из его головы вылетела
начисто. Горит - значит, не отключена. Ну и давай искать неисправность.
Благо, Дацюк, хоть и не бывший электрик, но эту ерундовину припомнил. Вот
так: искали щуку, нашли пескаря.
Из "йодной ямы" мы добросовестно вылезли. Правда, только через час перевели
нагрузку на турбогенераторы и перешли в обычный режим. Битый час угорали со
смеху, вспоминая лицо Кулика в момент прозрения. В вахтенных журналах эта
история никаких следов не оставила. Текучка. Не было этого. Да и не могло
быть, когда на борту начальник. Вечером на докладе ЗКД разметал в лохмотья
командиров всех боевых частей, и на следующий день "потешные войны" пошли
своим чередом. А что, страха-то нет! Хотя и оставалась самая малость...
Бывало и хуже!

Автор Павел Ефремов Размещено с разрешения автора
Оценка: 1.89 23-09-2007

АВТОПИЛОТ

Шоферские истории.


Пролог

А знаете ли вы милая девушка, что такое гидроусилитель? Ну не надо хлопать глазками и морщить лобик. Ничего вам это слово не скажет. Если что-то осталось от школьного курса физики, то вы вспомните, что гидро - это что-то водяное. Быть может даже на память придет такое мудреное слово как гидроэлектростанция. А слово усилитель вызовет в памяти дискотеку ... Нет? Я ошибся? А!... По вашему это какая то часть пресловутой гидроэлектростанции... Опять нет!.. Стоп! Гидра - это гидра. Это уже биология ... Ладно. Не будем пытаться вспомнить то, чего не знаем. Вот, тот джип... Да-да, ваш. Такой большой и красивый. Вы никогда не задумывались, почему вы крутите руль одним пальчиком и машина послушно двигается именно в том направлении, куда вам заблагорассудилось повернуть.? Почему?... Вот именно потому, что есть гидроусилитель. Который помогает вашим нежным ручкам повернуть большие и тяжелые колеса.
А теперь слушайте интересную и правдивую историю про этот механизм.


1996 год. Краснодарский край.

- Бля! Опять в сторону пошел! Еле успел руль перехватить! Когда ты ремкомплект закажешь наконец!? - Толян прикурил, раздраженно затянулся и выпустил дым в приоткрытую форточку.
- Ты как будто первый раз за рулем. Пора привыкнуть уже. И вообще курить вредно! - я выбрался из койки и устроился рядом . - Работает? Работает! Люфта нет? Нет! Так чего ж тебе надо, хороняка? Не выпускай руль. И всего делов!

Раздражение Толяна было объяснимо. Гидроусилитель - это такой механизм, посредством которого большие и тяжелые колеса грузовика легко поворачиваются от незначительного усилия приложенного к рулю. Короче - вращать руль можно одним пальцем. А вот если «гидрач» не работает, то вращать руль придется обеими руками. При этом прилагая значительные усилия. На старом ЗИЛе, именуемым в просторечии «Захаром», гидроусилитель отсутствовал как опция. Каким образом водилы умудрялись ездить - непонятно. Но думается накачанные были - ого-го! И то - покрути-ка руля без «гидрача»!..
Что же до нашего случая, то гидроусилитель работал. И работал отлично - руль действительно можно было крутить одним пальцем. Но! Выпускать его из рук было опасно. В зависимости от того, в какую сторону последний раз он был повернут, механизм стремился продолжить движение до конца. То есть - повернул вправо - перехвати руль. А то послушный «гидрач» исполнительно повернет до упора. То же самое и в другую сторону. Такая особенность объяснялась довольно просто. В перепускном клапане гироусилителя прохудились сальники, и масло свободно гуляло из одной камеры в другую. На управление это не влияло, хотя, конечно, не зная об особенностях данного агрегата, можно было и в аварию влететь. Ну, во всех исправных машинах после поворота руль отпускаешь - и он стремится поставить колеса прямо. В нашем же случае, отпустив руль, можно было наблюдать, как он неотвратимо стремится занять крайнее положение. Придержал руль - масло пошло в левую камеру, и руль поехал влево.
Короче - крепче за баранку держись шофер! И все будет в порядке.
Ездить нам это не мешало. В конце концов, пока работа есть, на ремонт вставать - терять рейсы. А «гидрач» - ну работает и работает. Хоть и не совсем так, как надо. А будет время - встанем и починим. Тем более, что ремкомплект в то время нужно было заказывать из Финляндии. Тогда и на отечественные машины что-то найти было не так и просто, что уж про «Вольво» говорить!



- Тааак!... - необъятных размеров гаишник довольно улыбаясь, неторопливо подошел к машине - Права, техпаспорт, документы на груз!..
- Толян, выскочив из кабины, протянул ему пачку накладных, техпаспорт и лицензию.
Гаец, мазнув взглядом по строчкам накладной, довольно улыбнулся - Ну, пошли на пост, будем разбираться
- А что разбираться то? - Толян уставился на гаишника - Накладные в порядке, техосмотр пройден, лицензия до конца года...
Гаец пристально посмотрел на Толяна
- Номера нечитаемые, правый габарит не работает, топливный бак нестандартный... - продолжать? Или сам понял, что я тебя могу на штрафстоянку запереть? - скучающим и пустым взглядом он измерил Толяна с головы до ног.
- Так грязища какая! Тут номер через минуту опять весь засран будет! А габарит еще утром работал, видать перегорел. Щас поменяю - и всего делов!
- А меня ебет? - гаец посмотрел на Толяна, как пресытившийся удав на кролика.. То ли съесть... То ли погодить...- Есть правила, их надо соблюдать! Сейчас тебе дырку в талоне сделаю, чтобы в следующий раз не забывал... Или у тебя есть другие предложения? Тогда пошли на пост!
Толян понял, что пытаться взывать к человеческой природе данного индивидуума занятие напрочь бесперспективное. Сплюнул. И двинулся вслед за «оператором машинного доения» к будке поста.

Сколько за этот рейс было отдано рэкетирам в погонах - лучше не вспоминать! Достаточно того, что в последствии, южнее Московской области мы больше не ездили. Сравнение гаишников Северо-Запада и юга России было явно не в пользу последних. Иначе говоря, первые жили по понятиям. Вторые по беспределу.

Из стеклянной будки поста вышел Толян, за ним, довольно улыбаясь, вывалился давешний гаец, вслед за ним, хлопнув дверью, вышел еще один.
Короче, благодари, что дешево отделался! Номера помой и лампочку на габарите замени!
Да готово уже все! - Толян указал на протертый номер и габаритный фонарь (пока он торговался на посту, я успел устранить замечания)
-То-то же! И радуйся, что я сегодня дежурю. А вот если б вчера шел - тут тебе и писец! Вчерашняя смена тебя бы вообще без штанов оставила! Значит, отвезешь сержанта до станицы! Только поэтому я тебя отпустил без дырки в талоне! Помни мою доброту! - он сдвинул шапку на затылок и довольно ухмыльнулся.
- Вовек не забуду! - сквозь зубы проворчал Толян и, забравшись в кабину, хлопнул дверцей. Гаец забрался с другой стороны. Я перелез на спальник, попутчик, распространяя вокруг себя ароматы чеснока и водки, уселся на пассажирском сидении. От своего коллеги, оставшегося на посту, он отличался разве что габаритами и возрастом. Было ему лет двадцать - двадцать два. Судя по всему - только недавно отслужил. Не знаю - то ли в армии уже был таким, то ли служба в ГАИ на него повлияла таким образом. Но было видно - через год-два станет похлеще напарника. От водки его потянуло на разговоры. Я сделал вид, что сплю, и бедному Толяну приходилось еще и поддерживать беседу. Слушая хвастливые россказни «звезды автострады», половина из которых была бородатыми армейскими байками, знакомыми нам еще со времен службы, кои он беззастенчиво примерял на себя, а вторая половина не менее героическими россказнями о тяжелых буднях инспекторов ГАИ, где он лично задерживал бандитов и стрелял по колесам а-ля Глеб Жеглов...

Через час показались пятиэтажки пригорода. Толян сбавил скорость. Клевавший носом гаец проснулся.
- Вон там, за кольцом останови у магазина - бросил он Толяну.
Толян, повернув на кольцо, отпустил руль и потянулся за сигаретой, второй рукой вынимая спички. Руль медленно вращался, тяжелая машина без помощи рук Толяна заходила в поворот. У гайца приоткрылся рот, и выпучились глаза
- А ... Это... Что оно? Само что ли?.. - обалдело, он наблюдал за вращением руля и четко заходящему на поворот по своей полосе грузовику.
Толян вытащил из пачки сигарету, прикурил и выкинул спичку в форточку.
- Так это автопилот. - подал я голос со спальника - Ты, что, не знал что ли? Это же не «камаз» пердячий! Это «Вольво F12»! На них автопилоты стоят штатные. Маршрут забиваешь, и он сам ведет. Только светофоры фильтруй и обстановку отслеживай!
Гаец продолжал смотреть то на руль, то на дорогу. Толян пальцем, как бы невзначай, в нужный момент задел руль. Тот послушно завертелся в обратную сторону, машина так же ровно вышла с кольца.
Гаец раскрыв рот, переваривал информацию.
- Я вообще-то не люблю автопилот. Расслабляет. - Толян вдохновенно импровизировал, незаметно придерживая пальцем руль - Но иногда полезен, вот как сейчас, например. Или ночью когда идешь и трасса пустая, тоже помогает. Можно отвлечься. Чайку вскипятить, попить спокойно... Автоматика . Хотя не для наших дорог. Это там, на Западе можно все плечо на нем идти. А у нас расслабляться нельзя, сам знаешь!

Толян включил поворот и притормозил у магазина. - Ну все. Приехали. Этот магазин?
Гаец сидел, не двигаясь, и смотрел на руль. Потом видимо в голове его включились чисто специфические шестеренки, и он заинтересованно вопросил - А где он расположен, этот автопилот?
- Да он отдельным блоком запломбированным стоит - включился я в разговор. Блок под приборной панелью. А маршрут задаешь на штатном радиоприемнике. Там есть режим такой. Кнопка выбора диапазона совместно с кнопкой номер два. Ну, где фиксированная настройка. На табло вылезает список дорог. Выбираешь номер. Жмешь крайнюю правую кнопку сверху. Вылезает список населенных пунктов на данной трассе. Выбираешь начальный и конечный, жмешь кнопку - и все. Маршрут задан. Потом вышел на трассу. Включил круиз контроль и автопилот автоматом подключается.
Гаец заинтересованно уставился на приемник - А на него сертификат есть? Его, наверное, каждый год надо, как и техосмотр проверять раз такое дело?
- Есть, конечно! - я вытащил из бардачка квитанцию из «Вольво-центра» в городе Куопио в Финляндии, где покупал месяц назад фильтры и ремни, - Все сертифицировано, все по уму. Месяц назад очередная проверка была.
Гаец важно уставился в бумагу, ведя пальцем по строчкам. Толян еле сдерживался, чтобы не заржать, я из последних сил старался сохранять серьезное выражение лица.
- Все нормально! - он протянул мне бумагу. Езжайте!
Хлопнула дверца, в кабине сразу стало легче дышать. Толян, включив поворот, отъехал от тротуара и, не выдержав, в голос захохотал. Я, с довольным уханьем, подпрыгивал на спальнике и по-Тарзаньи колотил себя по груди.
- Бля! Толян! Ну это стоило того, чтобы час нюхать чеснок с перегаром и слушать это беззастенчивое вранье! Как он повелся! Супер!..
- Писец! - Толян довольно хохотал - И как ты его развел! Уважаю!...
- Да меня уже достало бородатые байки слушать! Вот и решил приколоться. Спонтанно совершенно. Как-то само по себе родилось...
Толян вырулил на трассу и прибавил газу - Ну, ничего, осталось полтораста километров всего. Разгрузимся - и домой! Может еще и попутный груз какой прихватим!..

Эпилог:

Месяц спустя:

- Вышний Волочок. Давай встанем на полчасика. А то уже столбы дорогу перебегают - я сбросил газ и подрулил к стоянке, где уже стояло несколько фур.
- И то дело! - Толян, кряхтя, выбрался со спальника - Посидим, с народом поговорим. Узнаем что где почем и как...

- Ну, так вот! - здоровенный лысый дальнобой продолжил прерванный нашим появлением рассказ, - Я ему говорю - ты что, парень? С какого дуба рухнул?! Это не самолет, это грузовик! А тот с меня на полном серьезе требует сертификат на автопилот! Не, ну то ли обкуренный то ли обдолбанный то ли дурак! А скорее всего и то и другое и третье в одном флаконе! Каких только мудаков в ГАИ не набирают!

-

Проехаться в Мурманск


Всегда хотелось отдать должное прозорливости высоких флотских чинов. Сколько ни встречал командиров атомоходов, «серых» личностей среди них никогда не попадалось! Точнее, если «серость» и встречалась, то уж это была выдающаяся «серость»! Ежели золото - так червонное, серебро - так без примесей, а дерьмо -так самое вонючее. Планка не опускалась! На мое счастье, командиров из «вонючей», категории, мне в своих начальниках иметь не посчастливилось, «золотом» тоже не наградили, а вот вполне крепкое, хотя и неоднозначное «серебро»... Что это на самом деле, хотя бы в мелочи, я сейчас и попытаюсь рассказать...
Всем жившим на Кольском полуострове хорошо известно, что уехать летом на Большую землю, проблема, большущая проблема. Так вот, середина мая, на сопках еще лежит снег, под ногами хлюпают лужи, в небе с каждым днем, все более победно поднимается солнце, примериваясь к круглосуточному полярному дню, а у железнодорожных и авиа касс с утра до ночи наблюдается аншлаг и столпотворение. После полярной ночи, всем почему-то хочется тепла, солнца, теплого моря, фруктов и прочих благ и удовольствий, недоступных для родных северных широт. Народ потянулся на юга. Как доставались билеты, рассказ отдельный, об это тоже стоит, наверное, написать, но это совсем другая история...
Билеты для своего семейства, я доставал без лишней суеты, спокойно и без нервотрепки. Просто-напросто, в соседнем, гражданском поселке Вьюжном, жили у моей жены родственники, а точнее родная сестра моей супружницы. А муж ее был совсем не последним человеком на СРЗ «Нерпа», который и являлся, градообразующим для самого Вьюжного. А посему, свояк мой, имел прямой и начальственный выход на заводские кассы, что для снабженца было само - собой разумеющимся и со всеми вытекающими из этого блатными возможностями. Хотя истины ради, надо сказать, что просить я у него никогда не любил, да и не просил практически. Просто свояк, человеком был неплохим и добродушным, но занудливым до невозможности, при этом, постоянно подчеркивая свою значимость, любил говорить о трудностях и преградах, которые возникают при таком серьезном и трудоемком процессе, как заказ билетов, хотя для него это и был пустяк незначительный... Ну, нравилось ему, когда его раболепно просили... Но мне этого делать, слава богу, не приходилось... Моя жена и сын всегда ездили в одно время со своей сестрой и ее семьей, поэтому, когда наступала пора выезжать на юг, теща из Севастополя, пользуясь своим авторитетом, вправляла мозги своей старшей дочери, та накачивала мужа, а уж тот, с явной неохотой, но обреченно, брал моему семейству билеты, без демонстрации предварительного раболепного спектакля с моей стороны. А отсюда следует, что с билетами для жены и сына, у меня все было пучком.
Той весной, все было как обычно. С одним различием. Сестра жены уехала на юг гораздо раньше, и мне мою семью предстояло отправлять с одиночку, благо о билетах для моих, свояк позаботился, и мне предстояло только доставить жену с малолетним сыном в Мурманск, посадить в вагон, помахать на прощанье и отправиться обратно в родную базу. О такси я позаботился заранее, договорившись с бывшим сослуживцем, зарабатывавшем теперь на жизнь частным извозом, а вот кое с чем промахнулся. Дело в том, что я заранее не озаботился просмотреть расписание дежурств по кораблю, и как оказалось только за день до отъезда жены, узнал, что как раз в вечер перед отъездом семьи, заступаю дежурить по родному ракетному крейсеру. Подмену искать оказалось уже поздно, но я договорился с одним и своих управленцев Сашей Нахимовым, что он подменит меня с утра, чтобы я в десять утра загрузил семью в машину и убыл в столицу Заполярья. Оставалось только самое малое - договориться со старпомом о подмене. Как правило, такие подмены не очень приветствовались, и если дежурного по кораблю и меняли, то только либо в силу каких-то серьезных обстоятельств, либо просто снимали с вахты за какие-то нарушения.
Старпом, милейший интеллигент капитан 2 ранга Рудин Александр Юрьевич на мою просьбу отреагировал как всегда неопределенно и туманно - витиевато.
- Борисыч... Ну как же так? Надо было заранее предупредить, что семья уезжает...помощник бы тебя на другое число поставил...рапорт бы написал...а ты вот сейчас, ставишь меня перед фактом...и что мне прикажете делать, уважаемый? Менять алгоритм повседневной жизни корабля, это понимаешь ли не простая задача... и я думаю...
Что думал старпом, я прекрасно знал. Был он человеком очень спокойным, мирным, незлобливым, ну, каким угодно, только абсолютно не соответствующим должности старшего помощника. Ну, вы видели когда-нибудь старпома на подводной лодке, который наряду со всеми возможными зачетами на управление АПЛ, попутно самостоятельно выучил японский язык, да и еще пару других прицепом. При этом, зная абсолютно все касаемо теоретической части управления корабля, в практической давал такого маху, что до сих пор самостоятельно вахту в центральном посту в морях нес нечасто, под присмотром, гораздо больше отсиживая старшим на борту, при стоянке корабля в базе. Да ко всему прочему, миролюбивый характер, данный ему от природы, никак не позволял ему рычать на подчиненных, и максимум, чего он мог из себя выдавить, так это только бодрые команды на построении экипажа. Все это понимали прекрасно, пользовались, как могли, и даже прозвище у старпома было соответственное - Мякиш. А старпомом он стал в результате, традиционной кадровой неразберихи, и недостатка правильных кандидатур в нужное время, в нужном месте. И как следствие всего панически боялся любых начальников, а в особенности нашего нового командира, капитана 2 ранга Светлакова Александр Ивановича. Правда страх свой, Мякиш научился умело прятать за умным словоблудием, и невозможностью получения от него конкретных ответов, на конкретные вопросы.
- Юрьич... Я так понимаю, нужно добро командира? Может мне самому к нему подойти?
Светлякова я знавал с лейтенантских времен. Самая первая моя автономка, куда меня засунули практически с гипсом на ногах, проходила с экипажем Тимоненко, где Светляков в то время старпомствовал. Потом он и сам предлагал остаться их в экипаже навсегда, но я вежливо отказался уходить на БД с БДРа. Несмотря на это хорошие отношения между нами остались, и когда Светляков пришел к нам командиром, я был наверное одним из немногих, с кем он разговаривал, как со старым знакомым. Мякиш об этом знал, и, судя по всему, в глубине души наделся, что я напрошусь договориться с командиром сам, избавив его тем самым от необходимости принимать самостоятельное решение.
- Ну...Борисыч... смотри...иди, конечно, но командиру скажи, что с моего разрешения...сам понимаешь...вахта есть вахта...боевая готовность вещь крайне необходимая...а дежурство по кораблю...сам понимаешь...
Так я и вышел из каюты старпома, сопровождаемый неторопливыми разглагольствованиями Мякиша о важности дежурно-вахтенной службы корабля в процессе его нахождения в базе.
Первое мое знакомство с нынешним командиром Светлаковым произошло в Палдиски, где наши экипажи одновременно находились на переподготовке. Мы приехали на пару дней позже их, и в самый первый день своего пребывания в учебном центре, были просто поражены силой оглушающее-визгливых команд старпома соседнего экипажа. Периодически они просто переходили в ультразвук. Позже, в автономке, я познакомился и с другими достоинствами своего будущего командира. Светляков был огненно рыж, что само по себе наводило на мысль о скрытых хулиганских наклонностях, визглив, криклив, матерился в меру, но довольно витиевато. При всем этом был почти всегда в веселом расположении, часто, хотя иногда и невпопад шутил, одновременно с этим, при необходимости, легко загоняя подчиненного в такое глубокое дупло, что того становилось искренне жаль, независимо от степени его вины. Был командир выходцем с БДшек, которые считались оплотом нашей краснознаменной дивизии, и кузницей командирских кадров для всех остальных пришлых кораблей и экипажей. Вообщем был Светляков личность неординарной, абсолютно неоднозначной, но лично мне почему-то симпатичной и внушающей доверие. Потому-то я и отправился к командиру совершенно спокойно, без тени страха и сомнений, будучи совершенно уверенным, в положительном итоге аудиенции.
После утреннего сношения командиров боевых частей в центральном посту, командир пребывал в своей каюте, в великолепнейшем настроении. Сидя за столом, он увлеченно листал какую-то книгу, с аппетитом уплетая бутерброды.
- Разрешите товарищ командир?
- А, Белов...заходи...Интересная кинжечка...увлекает...
Я зашел. Встал у стола.
- Садись. Бутерброд будешь?
Сел. Взял бутерброд. Откусил.
- Какие проблемы, Павел Борисович?
- Я сегодня по кораблю заступаю. А завтра у меня семья на юг уезжает. Разрешите с утра Нахимовым подмениться, чтобы своих на поезд проводить?
- Заботливый ты, Белов. А что, жена сама на автобусе не доедет?
Я хмыкнул.
- Товарищ командир, у всех жены разные. Мою надо провожать, других может быть и нет. Так разрешите?
Светляков посмотрел на меня и кивнул.
- Разрешаю. Ты Белов мертвого уговоришь. Завтра можешь на корабль не возвращаться. Но чтобы послезавтра на подъеме флага был в строю, как огурчик! Знаю я вас... только семья на Большую землю, как вы все шило из закромов доставать, и пьянствовать до усрачки! А? Я что...неверно говорю?
Говорил командир верно. Я уже и так на завтрашний вечер пригласил своих друзей комдива три Голубанова и командира группы ОКС Никитоса к себе, отметить отъезд семьи, как бы на посошок.
- Так точно товарищ командир! Послезавтра в 07.45 быть в строю, боеспособным и побритым.
-Ну, тогда свободен. Старпома не забудь предупредить...
И командир снова уткнулся в книгу.
Вечером я заступил дежурить. Как положено по полной отработал личный состав вахты, почаевничал со старпомом у себя в каюте, пожевал перед сном на камбузе, и со спокойной совестью лег спать. Утром, вкусив всем, что послал береговой камбуз, выгнал вахту на построение, и сам не спеша, поднялся в рубку. На улице было чудесное северное летнее утро. Голубое небо. Солнце. И естественно крики вездесущих бакланов. На пирсе медленно собирался народ. В 07.40. наверх поднялся старпом, которому я своими напоминаниями о построении не позволил снова размякнуть на шконке в каюте, что случалось с ним постоянно. Толпа на пирсе приняла некое подобие строя, и старпом запрашивать командиров боевых частей, об отсутствующих. Все шло как обычно, без всяких непредвиденных накладок. Я даже успел перекинуться парой слов с Нахимовым, которому уже подготовил в вахтенном журнале запись о приеме вахты.
И тут на корне пирса раздался ни с чем не сравнимый, и легко узнаваемый визг.
-Что за срачь!!! Где дежурный по кораблю!!!?
Командира ни с кем нельзя было спутать. Он что то неразборчиво визжал на пирсе, махая руками в мою сторону, и не будь сейчас время подъема флага, я бы конечно рванул бы к нему, чтобы узнать, что же спровоцировало такую ярость с его стороны. Потом командир вроде успокоился, и бодро зашагал к строю.
- Равняйсь... Смирно! Товарищ командир, экипаж для подъема флага построен. Старший помощник командира капитан 2 ранга Рудин...
Командир с раскрасневшимся лицом, после нескольких минут непрерывного крика, снова сорвался на крик:
-Здравствуйте товарищи подводники!!!
- Здравия желаем тащ командир!!!
Командир обвел строй глазами, и коротко бросил:
- Вольно...
И сразу же, без всякого перехода, вопросов и требований, завелся с полуоборота.
- Старпом!!! Что за ерунда?! Пирс засран!!! Везде срачь, хуже чем в трюме 5-Бис...А посмотри на верхнего вахтенного старпом... посмотри!!! Это же аллис гетунг, а не военнослужащий!!! Это заполярный партизан!!! Это даже не пародия на военнослужащего!!! Это... Кто дежурный по кораблю?
Этот вопрос застал меня врасплох. Как то не вязался мой вчерашний визит к командиру, с таким вопросом. Старпом, тоже придав лицу, выражение крайней степени идиотизма вкупе с недоумением, неуверенно ответил:
- Да, капитан-лейтенант Белов...
-И где он?!- еще более испугал меня командир. Не заметить на мостике меня, да еще за пару минут до подъема флага было практически невозможно.
- Да вон...флаг готовится поднимать...- совсем уже озадаченно ответил старпом.
В это время, слава богу, часы начали подходить к 08.00. и согласно ритуала, я дал команду:
- На флаг и гюйс смирно!!!
Строй мигом утихомирился, а командир со старпомом молча заняли свои места. Секундная стрелка коснулась восьми.
- Товарищ командир, время вышло! Флаг и гюйс поднять!!!
Вахтенные добросовестно подтянули фалы, и флаги заняли свое место.
- Товарищ командир, прошу разрешения вольно?
Но вместо обычного разрешения дать команду «Вольно», я услышал совсем другое...
- А вот хрен Вам, товарищ капитан-лейтенант, а не вольно!!! Смирно, я сказал!!!
Строй, было уже загалдевший, резко притих.
- Старпом...это что здесь происходит? Куда смотрит дежурный по кораблю? Пирс, в самом непотребном виде, не дай бог, командующий мимо проедет, так мне задницу до спину разорвут!!! Верхний, в обносках, вахтенные грязные и порванные! Дежурный по кораблю команды отдать не умеет...что-то там сам для себя шепчет...Это пародия на военно-морской флот, а не подъем флага!!!
Старпом только хлопал глазами. Светляков, умерив напряжения голосовых связок, уже как-то спокойно, с интонациями твердо принятого решения произнес:
- Так, дежурного по кораблю снять, после роспуска строя ко мне в каюту. Его заменить, ну хотя бы...
Командир порыскал по строю глазами и остановился свой взгляд на Нахимове.
- Заменить Нахимовым! Белову завтра заступить повторно! Всё!!! Вольно!!! Развели тут годковщину механическую...- и сразу пошел по трапу на корабль.
Сказать, что я был морально растоптан, значит не сказать ничего. За всю службу, меня так образом, причем явно надуманно, с дежурства по кораблю никогда не снимали, даже в самые махровые лейтенантские года. Настроение упало ниже шпигата сразу и бесповоротно. Пока экипаж спускался вниз, я успел перекурить, выслушать сочувственные слова по поводу того, что сегодня командир, как с цепи сорванный, и получить втык от механика, который тоже явно был в недоумении, но на всякий случай попытался меня поиметь, так...ради служебного долга. Оказавшись в центральном посту, я был немедленно отправлен старпомом, в каюту командира. Мякиш был в замешательстве от разгрома, учиненного командиром, оттого много суетился, и вообще был больше похож на студента-первокурсника на пересдаче заваленного экзамена, чем на старшего помощника подводного крейсера. Узрев меня, он замахал своими длиннющими руками, зашикал и практически вытолкал меня из центрального поста.
Спустившись во 2-й отсек, я на миг тормознул у двери командира, а потом обреченно постучал и вошел.
-Разрешите товарищ командир? Капитан-лейтенант Белов по вашему....
-Садись!- перебил меня командир, сидевший на диване и пододвинул стул.
- Значит так, давай быстро сдавайся Нахимову, и дуй провожать своих. Слушай, Марина попросила что-то из парфюмерии ей прикупить, потом забежишь в центральный универмаг на пяти углах, вот список...
Я, опустившись на стул, хлопал глазами, и никак не мог сообразить, что к чему. Десять минут назад Светляков, с пеной у рта, жестко и в самых махровых традициях тупейшего флотского самодурства, изнасиловал меня перед строем экипажа, и вдруг абсолютно дружелюбный тон, как будто мне все предшествовавшее приснилось или померещилось.
- Товарищ командир, а за что меня...
Командир поднял на меня глаза. Потом как-то лукаво улыбнулся.
- Паша... Командир иногда должен быть изжогой,... чтобы все знали, что нет у нас годков-офицеров и любимчиков. Ну, что случилось? Сняли с вахты? Впервой, что - ли?
Я пожал плечами.
- Да не впервой, вообщем-то... Но вы меня так выстегали...при всех...
-Ну и что? Тебе очень обидно? Тогда извини пожалуйста... Считай, что это профилактическое мероприятие нового командира. Да и вахтенный у тебя и правда...бедуин какой-то. Зато все теперь знают, что для меня неприкасаемых нет, и не будет, и старые знакомства роли не играют. Да, и надо иногда вашу механическую братию к ногтю ставить...раздолбаи пультовские...
Я все же никак не мог прийти в себя.
- Ну, да товарищ командир, вы шутканули, а завтра мне снова по кораблю заступать...
Светляков ухмыльнулся и покачал головой.
- Вряд ли. Завтра ввод установки в действие, а послезавтра уходим в море на недельку. Правда об этом пока не знает, даже старпом. Это как бы штабная неожиданная вводная... Поэтому ты завтра уж не опаздывай с утра, а то, как наотмечаешь отъезд семейства...а кому заводится? И потом собирай вас по посёлку тепленьких... Ну, так вот список...
И снова увлеченно принялся объяснять, что крайне необходимо его супруге, и где это найти.
Семью я проводил без приключений. Посадил в вагон. Помахал на прощанье, и отправился выполнять поручение жены Светлякова. Руководство к действию, она написала по военному четко, коротко и понятно, так что, я успел приобрести все заказанное меньше чем за час. Вечером я с сотоварищами, естественно надрался, по причине открытия «периода летнего кобелирования», с помощью незабвенного спирта «Ройяль» и под жареные ножки Буша, а утром, помятый, но не побежденный стоял в строю экипажа. Как и предсказывал командир, после построения начался «неожиданный» ввод ГЭУ в действие, и все последующие за этим флотские радости.
Ничего подобного, в моей дальнейшей службе с командиром не было. Всякое случалось, но если и вызывали меня на ковер, то только по делу, и когда было за что. А обиды на командира за эту явную несправедливость, мастерски сыгранную им на глазах у всех, у меня почему-то не было. По большому счету, он просто устроил театрализованное представление со своим и моим участием, где в этот раз мне досталась не самая лучшая роль. Наверное, это трудно сопоставимо с высокими представлениями об офицерской чести, внутреннем благородстве, и прочими классическими составляющими образа идеального представителя офицерского корпуса, но мне трудно объективно судить об этом. Я никогда не был командиром. И на мне никогда не было такой ответственности. Кто знает, какую маску одел бы каждый из нас, получив такую ношу на свои плечи? А ведь все- же лучше носить маску лукавого и непредсказуемого самодура, чем стать самодуром по существу ...

ДИЧЬ!
Служба за границей всегда сложнее обычной службы хотя бы потому, что за тобой постоянно следят. Шаг вправо, шаг влево - и вот уже есть повод для международного скандала.
Несмотря на все воспитательные меры, предпринимаемые командованием, разнообразные инструкции, уставы и наставления, неожиданности все-таки иногда случаются, да еще такие, что хоть стой, хоть падай...
В последний день учений мой отец, тогда еще лейтенант, услышал жуткие крики. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять - товарищ генерал-лейтенант чем-то крайне недоволен.
Попадаться ему на глаза, когда он в таком состоянии, равносильно самоубийству - в лучшем случае такая встреча может закончиться растянутым сфинктером и звенящей пустотой в голове от ударных децибелов. Но узнать, что же именно случилось, было очень любопытно, да еще и полезно на будущее, и мой отец, умело маскируясь в складках местности, отправился на звук.
В радиусе 50-100 метров от генеральской палатки было пустынно, даже трава пригибалась к земле, что уж там говорить про разнообразную живность и прочий рядовой личный состав, которые просто пережидали грозу, забившись по норам, котельным, кухням, и прикидывались ветошью.
Рядом с палаткой стоял, понурив голову, старший лейтенант в танковом шлеме, и ковырял землю ножкой, всем своим видом говоря: - А я чо? Я же ничо!
Перед старлеем старательно сотрясал воздух генерал:
- Туда, куда Макар телят не гонял! На север! Спиной тереться о земную ось! Нет, сошлю в бункеры какие-нибудь! На подводную лодку, иллюминаторы протирать! Гальюны продувать силой легких! Танкист, мать твою!
Отец с интересом прислушивался к монологу и запоминал речевые обороты. Так... на будущее.
***
А произошло вот что:
У министра иностранных дел Чехословакии случился какой-то праздник. То ли юбилей какой, то ли знаменательный государственный день, это, по сути, не важно. Важно то, что он собрал в своей загородной резиденции глав посольств и консульств всяких разных европейских государств и устроил фуршет со всеми вытекающими последствиями.
Наверное, научившись у русских, после фуршета он организовал общий выезд на природу, чтобы не только весело, но еще и с пользой для здоровья провести день. В программу вечера входила так же и охота. Но не будут же солидные люди, обремененные возрастом, одышкой, алкоголем и пивными пузиками бегать в болотных сапогах по лесу с ружьями наперевес в поисках дичи? Разумеется, нет!
Все было продумано, включая и этот момент. При помощи чешских военных на ближайшем полигоне были установлены шатры, в шатрах носились взмыленные официанты с выпивкой и закуской, а на самом полигоне, лицом к лесу, были вырыты очень удобные такие, комфортабельные окопчики для охотников, для стрельбы из положения лежа и с колена. Там же уже были разложены хорошие охотничьи винтовки, и пока гости разогревались и набирались азарта перед охотой, егеря с собаками гнали в направлении этого полигона небольшое стадо оленей, голов этак на тридцать, сорок...
Старший лейтенант Макаренко, командир танковой роты, вместе со своей ротой возвращался со сданных на «отлично» стрельб в расположение части. Разбитая лесная дорога для танка не проблема, и Макаренко, высунувшись по пояс из люка, сам себе напоминал пирата, стоящего на мостике корабля - идущий по лесу танк плавно раскачивался, а взревывания двигателя у командира ассоциировались со штормом и рычанием соленого ветра. Иллюзия дополнялась еще и периодическими шлепками веток по морде, ну совсем как будто соленая морская вода, бросаемая ветром в лицо морскому волку!
Старший лейтенант был крайне доволен проведенным днем и своими бойцами, за отличную стрельбу ему теперь светила благодарность и может быть даже внеочередной отпуск! Самое время помечтать о поездке домой...
Но чу! Что это? Что за звуки?!
Макаренко резко вскинул руку, и каркнул в шлемофон:
- Колонна, стой!
Из леса слышался топот копыт. Макаренко повел носом. Среди деревьев мелькнула рогатая голова, потом еще одна и еще. ДИЧЬ! Старший лейтенант вдруг со всей отчетливостью и ясностью понял, чего именно не хватает ему в данный момент для счастья! И вовсе даже не отпуска, нет... Древние инстинкты проснулись у него при виде бегущей добычи. Макаренко затрепетал ноздрями, уже ощущая запахи жарящейся на вертеле оленины...
Оленье стадо, перепрыгивая через придорожные кусты, пронеслось прямо перед головным танком, аппетитно помахивая своими вырезками, шейками и филейными частями.
«Без гарнира! Как древние! На костре пожарить без соли и перца, и сожрать, отрывая куски зубами, захлебываясь слюной от жадности. Главное, глаза придерживать», подумал Макаренко, и проводил голодным взглядом последнего оленя, скрывающегося в лесу.
- Колонна! Делай как я! - алчным голосом приказал Макаренко и постучал ладонью по башке механику-водителю, - Разворачивайся налево.
Танк, качнувшись и снеся стволом орудия березку, развернулся поперек дороги, вслед оленям. Все остальные поступили так же.
- Широкой цепью, обходя стадо с флангов, вперед! - срывающимся голосом крикнул командир, одновременно сдергивая с башенного пулемета чехол...
Десять боевых машин, рыкнув двигателями, выпустили черные дизельные облака и рванули в лес. За стадом. Позади них оставались десять свеженьких просек. Лай собак и крики егерей старший лейтенант Макаренко уже не услышал, ему было не до того...
***
Посольские работники крупнейших держав Европы, таких как Германия, Франция, Италия, Испания, Великобритания, хорошо подогретые алкоголем, довольные и распаренные, устраивали свои бренные тела в окопчиках, на одеялах маскировочного зеленого цвета. Возле каждого стрелка стоял помощник, готовый подержать оружие, протереть пот на лысине, или оптику от перегара, да и просто готовый проконсультировать, в какую же сторону стрелять.
Сначала по рациям егеря передали, что стадо выйдет на поле с минуты на минуту, потом эфир заполнили какие-то непонятные крики, но было уже поздно - кусты на краю поля, в двухстах метрах от позиций, раздвинулись и перед охотниками появились олени. Началась кое-какая нетерпеливая стрельба, а потом случился кошмар, Армагеддон и тихий ужас.
Лес зарычал, заревел, затрясся и упал, обрушивая деревья, на поляну буквально вылетели десять танков, они шли полукольцом, зажимая оленей с флангов, а руководил всем этим какой-то безумный русский, с пеной у рта перекрикивающий двигатели машин - он совсем забыл про шлемофон.
- ОГОНЬ!!! - закричал Макаренко, и нажал на спусковой крючок пулемета... Само собой ни шатры ни окопы впереди он не видел. Его взор застилала ДИЧЬ!
Первыми поняли всю сложность даже не более трезвые помощники охотников, успевшие уже попрыгать в окопы к своим подопечным и закрыть головы руками, а посол ФРГ в Чехословакии... Он знал, что такое русская танковая атака. Еще с войны он очень хорошо запомнил, как это выглядит и чем может закончиться, потому, едва услышав знакомый до дрожи в коленках рев двигателей советской бронетехники, он, не смотря на приличный возраст и вес, прижимая пузо к земле, пятясь будто рак, за считанные минуты преодолел по-пластунски расстояние от окопов до леса, там спрятался в овраг и замер. Искали его потом пару часов точно, но нашли спокойным, хотя и бледным, сразу видно - воевал человек.
Министр иностранных дел просто и банально шлепнулся в обморок и закатился в какую-то канавку, потому основное веселье пропустил. Посол Великобритании, с присущим всем англичанам хладнокровием завернулся в зеленое одеяло, на котором лежал, и притворился мумией, сливаясь с ландшафтом.
Пухлый посол Италии безостановочно ругался на всех доступных ему языках не только время этого экшена но еще и пару дней после этого.
Испанец просто обнимал винтовку и молился...
А танковая рота, расстреляв всех оленей, наконец, остановилась. Из машин повылазили мусульмане водители, и принялись забрасывать туши на броню. Во время всей этой операции, робко выглядывающие из окопов охотники гадали, что же это было, но голоса не подавали. И верно, зачем палиться? Вон у них, мусульман этих еще ножи есть...
***
- КАК?! Как ты, бля, до этого додумался, охотник??! Это же международный скандал! - вопил генерал, Макаренко же благоразумно молчал, глядя себе под ноги. - Я... я даже не знаю. Ты можешь себе представить заголовки завтрашних газет? Большим, жирным шрифтом там будет написано «РУССКИЕ НАЧИНАЮТ НОВУЮ ВОЙНУ СО ВСЕЙ ЕВРОПОЙ», да? «МАССОВЫЕ РАССТРЕЛЫ ПОСОЛЬСКИХ РАБОТНИКОВ», точно? «ОТЧЕГО ЗАИКАЕТСЯ ПОСОЛ ФРГ В ЧЕХОСЛОВАКИИ»!?
- Сам тебя убью! Лично! Задушу портянками! Еще, слава богу, без жертв обошлось!! Сказочное везение!
Пока генерал разорялся, на горизонте объявился связист. У него явно было какое-то безотлагательное дело, но он боялся подойти. Даже шел на полусогнутых, чтобы в случае опасности сдрыстнуть в сторону.
- Т-т-тов... т-товарищ генерал! - пискнул, наконец, связист.
- ЧТООО! - обернулся генерал.
- В-в-вас к телефону... Это срочно...
Покачавшись с носка на пятку, генерал все-таки сдулся, изменил цвет лица с багрового на простой красный и отправился в штабную палатку. Буквально через минуту он вышел из нее, и вид имел при этом какой-то умиротворенный и крайне задумчивый.
- Слушай, Макаренко, а где дичь?
- Что?
- Дичь, спрашиваю, где?
- Так это... на кухню отнесли. Сейчас разделывают туши.
- Бери грузовик. Бери эту самую дичь, и езжай по этому вот адресу. Дичь там отдашь, и будем считать, что дело закрыто. Я тебя, конечно, накажу. Но скандала международного масштаба не будет.
Старший лейтенант, которого только что драли звуковой волной, округлил глаза:
- А почему, товарищ генерал?
- Сейчас звонили из министерства иностранных дел. Послы в том же составе, что и вчера, продолжают праздник на даче министра... Нервы успокаивают. Говорят, что хотелось бы попробовать жестоко убиенной тобой оленины. Еще говорят, что такого аттракциона нигде не видели, а так же просили молчать об инциденте... Особенно послы ФРГ и Великобритании.
***
Сдавая оленину, Макаренко каждую тушу провожал со слезами на глазах... Но ведь охота удалась? Не так ли?
drblack

Пятый тост

(продолжение)
Новый год

Тридцать первого декабря в провинции Афганистана Б. установилась настоящая зимняя для этих краёв погода. С неба ровным, непрерывным потоком падал новогодний дождь. Его капли барабанили по крыше, вселяя надежду, что новогоднюю ночь можно будет встретить по человечески, то есть посидеть за столом, выпить с трудом и за немалые деньги добытой водки, не опасаясь, что неожиданно выдернут на срочный вылет.
Настроение у старлея Л., было под стать дождю: спокойное, ровное благодушное. Даже то обстоятельство, что вместо снега шёл дождь, его совсем не огорчало, даже наоборот. За свою ещё не слишком длинную службу в авиации, старлей уже успел возненавидеть снег всеми фибрами души. Первая ассоциация, которую он называл, не задумываясь, на слово «снег», была лопата, ну и далее - скребок, военные, конструктивно не способные скользить лыжи. А дождь что - прошёл, и нет его.
После недавнего обеда старлей возлежал на кровати и размышлял на философские темы. Думал о том, что если вдруг женится, то первым делом будет учить детей мечтать правильно. Чтобы они не повторяли его ошибок. Вот он мечтал в детстве стать военным лётчиком и стал им, мечтал, читая книжки, повоевать и, пожалуйста, он здесь.
Внезапно в голову пришла одна мысль, от которой стало немного не по себе: А не мечтал ли он, часом, стать героем посмертно?
Старлей принял сидячее положение и начал копаться в воспоминаниях детства. Да нет, не похоже, он всегда в мечтах оставлял себе шанс.
Успокоившись, старлей снова лёг на кровать, достал из-под подушки книгу. Но чтение не шло хотя бы потому, что сюжет этой книги давно уже был выучен наизусть, да и настроение было не совсем подходящим. И незаметно для себя он снова погрузился в воспоминания. Сначала про то, как праздновал в детстве Новый год, затем про детство вообще, потом отрочество, юность, далее, совершив круг, мысли старлея снова вернулись к Новому году. Он вспоминал новогоднюю ёлку, дивный неповторимый запах хвои, про то, как ярко горели в темноте разноцветные лампочки, как они ребятишками звали Деда Мороза и тот шёл к ним, нарочито громко топая. От этого у старлея даже начался приступ ностальгии, так ему захотелось вновь всё это увидеть. Внезапно, в унисон с его мыслями, в коридоре раздались шаги, скрипнула дверь в их комнату.
- Неужели, Дед Мороз? - старлей слишком далеко ушёл в себя.
Увы, к его разочарованию, это оказался диспетчер, прапорщик М.
- Принесла нелёгкая, сейчас будет подарок, - выругался про себя старлей. - И дождь, похоже, утих, не иначе как полетим куда.
И точно, всё оказалось именно так.
- Мужики, - начал диспетчер прямо с порога, - тут разрывчик в облаках образовался, нужно срочный груз на площадку Б. доставить.
- Ага, вот сейчас все свои дела бросим и полетим, - ответил ему капитан А.
Капитан А. был занят очень важным делом, он обстоятельно и сосредоточенно вырезал из старых синоптических карт снежинки, а старлеи Н. и С. развешивали их по стенам комнаты, а также на единственное уцелевшее стекло окна. Другие рамы давно были затянуты брезентом. Кстати, старлей считал занятие капитана А. впадением в детство и, разумеется, не принимал в этом никакого участия, но сам накануне покрасил все лампочки в комнате разными цветами. Скупив для этого, к неудовольствию женщин гарнизона, весь имеющийся в военторге лак для ногтей.
- Ну я чего, сам это выдумал, моё дело приказ передать, - сменил тон прапорщик.
- Ладно, сейчас идём, - капитан А. со вздохом отложил ножницы и бумагу.
- Вы поторопитесь, а то как бы опять погода не поменялась, - уже из дверей сказал диспетчер.
Капитан А. надел куртку, достал из-под кровати автомат, защитный шлем и направился к выходу. Старлей Л. на это никак не реагировал. Он продолжал лежать на кровати, держа в руках бесполезную книжку, всем своим видом показывая, что происходящее его не касается. Как будто надеялся, а вдруг без него обойдутся.
Не обошлись.
- Ты чего лежишь? Пошли! - возмутился капитан А.
Делать нечего, старлей также достал автомат, защитный шлем, смахнул с планшета хлебные крошки и последовал за капитаном.
На улице дождь действительно закончился, посветлело, низкие доселе тучи поднялись и открыли панораму побелевших от снега гор. Вот так, дождь, оказывается, был только здесь, в котловине.
Но красота гор сейчас мало радовала старлея, тёмная полоса неба на горизонте красноречиво говорила, если они не управятся туда и обратно за час, то Новый год будут встречать не в уюте лётной столовой в компании «сэкономленного» авиационного спирта, а в землянке на площадке Б. Не сговариваясь, старлей и капитан А., прибавили шагу.
На стоянке уже дожидался экипаж ми восемь. Хотя на экипаж они походили сейчас меньше всего. Нет-нет, с экипировкой у них всё было в порядке. Но на лицах явно читалось: Что я здесь делаю?
И в целом складывалось впечатление, как будто совершенно незнакомых с лётным делом людей переодели в авиационную форму и заставляют лететь. Обычное и не единожды виденное дело, особенно при сборе по тревоге в четыре утра. Впрочем, старлей особо не обольщался по поводу собственной физиономии, её выражение вряд ли было лучше.
- Давайте, быстренько запускаемся, - с нетерпением, как будто он перед дверью кабинета зубного врача и желает побыстрей покончить с неприятной процедурой, предложил командир восьмёрки капитан К., - А то ещё не площадке погода прихватит и будем там куковать.
Перспектива встретить Новый год невесть где, никому не нравилась, и экипажи быстро заняли места в кабинах, забегали по многочисленным выключателям руки, запуск.
Минут через пять обе машины кружили над аэродромом, набирая высоту. До площадки Б. лёту было минут двадцать, причём львиную долю времени занимал набор безопасной высоты и снижение с неё. Проблема была ещё в том, что нагруженный полным боекомплектом ми двадцать четвёртый не больно-то резво эту высоту набирал. Потому, продолжая пребывать в предновогоднем настроении, помноженном на нежелание терять время, экипажи не стали по обыкновению набирать упомянутую высоту, а легли на курс сразу, как только этой самой высоты стало хватать, чтобы перевалить через хребет.
Это обстоятельство несколько обеспокоило старлея, по данным разведки здесь действовала банда. Но полёт протекал спокойно. Ми восемь величаво плыл над близкими, покрытыми девственно белым снегом горами, с облаков летели редкие снежинки, и старлею на ум пришёл сюжет из новогодней открытки, летящие по небу сани с Дедом Морозом, и тройка лошадей.
- А что, - подумал старлей, - Экипаж - это тройка лошадей, по крайней мере, пьют они как лошади, ми восемь - это сани, а сопровождающий груз - Дед Мороз.
Вот только в эту идиллию поначалу не вписывался его ми двадцать четвёртый, но представив себе мысленно картину летящих по небу саней Деда Мороза, которые прикрывает боевой вертолёт, старлей решил, что это было бы вполне разумно, никакой серый волк не рискнул бы позариться на детские подарки.
- Вот только Снегурочек у нас маловато, - докопался до основной причины своей хандры старлей.
Толчок шасси о землю вернул его к действительности, они прилетели.
Разгрузка на площадке на удивление прошла быстро, хозяевам площадки было неловко за то, что побеспокоили экипажи в этот день, и предложили дорогим гостям пройти к столу, и как говорится, за наступающий. В другое время, «дорогие гости» не преминули бы воспользоваться предложением, но неустойчивость погоды вынудила отказаться от столь любезного предложения. Попутного груза не было, и можно было отправляться в обратный путь.
- Ну что, хлопцы, такое предложение, может, не будем набирать высоту, а проскочим по ущелью, десять минут, и мы дома? - высказал свои соображения капитан М.
Эта идея получила всеобщее одобрение, ведь проскочили они сюда на самых хребтом и значит вдоль ущелья пройдут, не впервой.
И к удивлению хозяев площадки, вертолёты без привычных спиралей, на бреющем ушли в сторону аэродрома.
Полёт на малой высоте - захватывающее зрелище, тем более, по новому маршруту. Долина площадки Б. стремительно уносилась назад, а ущелье впереди вырастало в размерах. Оказалось, оно намного больше, чем выглядело с высоты. Слева от начала ущелья стояла высокая скала треугольной формы. Снег причудливо лежал в расщелинах, придавая ей сходство с заснеженной ёлкой. В воображении старлея она тут же превратилась в новогоднюю.
- Жаль только не светится, - пришло на ум.
И в унисон его мыслям, «ёлка» вспыхнула семью-десятью, ослепительно белыми, словно электросварка огнями. Летящий впереди ми восьмой начал делать разворот с каким-то немыслимым для этого типа вертолёта креном. До старлея дошло, что случилось.
- Твою ма..., - начал было он, но не закончил фразу поскольку со всего маху влетел головой в боковое стекло фонаря кабины. Это капитан А. ввёл вертолёт в не менее энергичный разворот. Если бы на старлее не было защитного шлема, то он бы наверняка расшиб лицо. Это было весьма удивительно, потому что ещё мгновенье назад защитный шлем болтался на окуляре прицела, и вот на тебе, каким-то образом оказался на голове.
Хозяевам площадки Б., пришлось удивиться ещё раз, не прошло и пяти минут, как опять над ними вертолёты. Но вместо посадки обе машины принялись тщательно набирать высоту, и только когда коснулись облаков, взяли курс на базу.
Всё оставшееся время полёта старлей размышлял о том, как нелогично устроен мир. Каких-то жалких, пятьдесят грамм металла может быть достаточно, чтобы оборвать полёт машины весом одиннадцать тонн. При этом он не забывал внимательно следить за местностью внизу вплоть до момента касания колёс вертолёта, полосы.
После посадки между капитаном А. и старлеем Л. произошла небольшая дискуссия, дословно привести которую по понятным причинам нельзя, а литературным языком она выглядела примерно так:
Капитан А.: Товарищ старший лейтенант, я недоволен вашими действиями. Почему вы не открыли ответный огонь по противнику?
Старлей Л.: Товарищ капитан, я не могу согласиться с вашими претензиями, поскольку вы слишком быстро выполнили разворот. И оружие, имеющееся в вашем распоряжении, давало вам возможность более эффективно ответить противнику.
Эта беседа насколько увлекла пилотов ми двадцать четыре, что они не заметили, как к ним подошёл экипаж ми восемь.
- Ну, что? - спросил капитан М., что значило: После событий, имевших место в полёте, есть необходимость снять стресс.
- Да того, - ответил капитан А. в переводе, - Ваше предложение актуально и своевременно, я полностью его поддерживаю.
- Тогда мы сбегаем, - сказал своё слово старлей.
Правак с ми восемь лейтенант В. в разговор не вступал, несмотря на молодость, он давно знал, что лучшее средство от стресса - это водка, и то, что бежать за ней самым молодым, то есть старлею Л. и ему.
В Афганистане за деньги можно достать всё. Были бы деньги. За пятнадцать минут старлей успел смотаться в местный аэропорт, купить у тамошнего начальника пару бутылок водки и вернуться в модуль. Старлей думал, что они обернулись очень быстро, но оказалось, за это время борттехники успели зачехлить вертолёты, а командиры экипажей приготовить закуску и накрыть стол.
- Ну и прекрасно, - подумал старлей, он терпеть не мог ожиданий, за исключением, когда ждали его.
Процесс снятия стресса начался. Водку разливали небольшими дозами, словно это в самом деле было лекарство, на самом деле, просто пытались растянуть имеющийся запас на большее количество тостов. Через час-полтора старлей заметил, что за столом гораздо больше народу, чем принимало участие в полётах, стресс снимали даже те, кто по долгу службы в воздух не поднимается. Но поскольку количество водки на столе не уменьшалось, в то время как число пустых бутылок в углу росло, и давно было больше изначальных двух единиц, то возмущаться он не стал. Неизвестно, чем бы это всё окончилось, в смысле по времени окончания и общем литраже выпитого, если бы в комнату не зашёл подполковник Х.
- А ну, быстро прекращайте! - скомандовал он. - Нам через полчаса за новогодний стол садиться, а вы водку тут жрёте! Быстро себя в порядок приводить.
И все без лишних разговоров разошлись по комнатам. Потом было шумное застолье в лётной столовой, речь президента по телевизору, в которой он и словом не обмолвился за тех, кто встречал Новый год вдали от Родины. Бой курантов, который утонул в звуках ураганной стрельбы из всего, что только может стрелять, и тысячи трассирующих пуль, уносящихся в небо. Непонятный восторг, с которым старлей опустошил магазины собственного автомата.
А ещё была головная боль, с которой проснулся старлей утром первого января.

(продолжение следует)