Круг замкнулся
(читать после "Дизель и Дискотека", хотя необязательно)
- Сань, тебя Гадик Васильевич искал. Злой как ... полный 3,14здец! Забежал на 5-ть сек, побухтел муйню всякую, впрочем, как обычно, ничего нового. Затем психанул чего-то, стеллаж с суповыми бачками завалил на пол, сейчас вот перемываем. Ногами топает, слюной брызжет во все стороны, орет, как баба сварливая: «Где старший, где старший?!» Ну, мы сказали что, мол, ты к дежурному по столовой пошел за «Посудомоем», а бесноватый полкан, знай себе, визжит: «Старшего ко мне в кабинет! Немедленно!»
Старшим в наряде по курсантской «дискотеке» (посудомойке) - был я, курсант Симонов. В настоящее время, в нашем училище безраздельно царствует наглый «дизель» - дизентерия то есть, и мы - пятеро «ди-джеев» бессменно торчим здесь уже почти три недели, без права на отдых или замену.
Пока я ходил к дежурному прапорщику за очередным пополнением израсходованного порошка «Посудомой», курсантскую столовую посетил САМ - великий и ужасный заместитель «старика» (генерала - начальника училища) по тылу полковник Адик Васильевич Волченко (в миру, крещенный курсантами в Гадика Васильевича Сволченко). Такая незатейливая модернизация ФИО, произошла из-за его патологического желания нагадить всем поголовно без исключения курсантам, стоящим в наряде по столовой, независимо от их место нахождения - варочный цех, овощной цех, мясной цех, хоз.работы, посудомойка, официанты.
Все, буквально все и каждый из курсантской братии с трепетом и ужасом, граничащим с патологическим вожделением, ждали ежеутреннего прибытия в столовую «крутого» на нрав и скорого на расправу полковника.
Полковник Волченко не заканчивал академий, и у него вообще не было высшего образования, но благодаря своей уникально-луженой глотке, в прямом смысле данного слова - лучше его и самое главное - ГРОМЧЕ, никто из офицеров училища не мог отрапортовать строгому и придирчивому генералу о текущем положении дел и отсутствии всевозможных происшествий. Слабаки! Пусть тренируются пока, а горлопан Волченко тем временем делал головокружительную карьеру, повсеместно и постоянно показывая свою незаменимость и готовность выполнить любой приказ точно и в срок. Ну и естественно громогласно отрапортовать об этом, легко и непринужденно заглушая всевозможных «безголосых» конкурентов.
А сколько в эту легендарную глотку помещалось спиртосодержащих смесей?! Мама не горюй! Даже и не пытайтесь меряться, все это плохо закончится. Ибо, в современной медицине есть такое понятие, как «удельное содержание спирта в крови трупа, причем - абсолютно несовместимое с жизнью». В переводе на нормальный русский язык, это означает, что самоуверенный клиент благополучно помер от банального «пережора», что в свою очередь привело к неизбежному и закономерному этиловому отравлению организма, с последующим лавинообразно прогрессирующим распадом печени.
Заявляю с полной ответственностью, что данный медицинский постулат, полковник Волченко успешно опровергал, чуть ли не ежедневно. С треском, помпой и шумом, с безусловным позором для заумных докторишек! Медицина стыдливо краснеет и тихо отползает. Адик Васильевич - уникум, его непревзойденное мастерство достигалось планомерными, упорными тренировками, строгим выполнением распорядка дня, особенно «питейной» его части и все такое...
Выслушав недобрую весть, я бросил мешки с порошком на влажный пол «дискотеки» и, перебирая в голове все свои возможные прегрешения - вольные и невольные, обреченно потопал на многообещающий «разбор полетов» в кабинет к зампотылу. А куда деваться?! Заодно, сейчас и узнаю причину его утреннего раздражения. Вдруг мы действительно в чем-то накосячили?!
Если честно - непонятно, вроде все чисто вымыто, поверхности всех бачков и тарелок задорно скрипят при малейшей попытке провести по ним пальцем?! Повторюсь, в училище свирепствовала эпидемия коварной дизентерии, и мы старательно и на совесть отмывали всю посуду как проклятые, до идеально-благородного свечения металла.
Ребята молча проводили меня «понимающими» взглядами - дело швах, к бабке не ходи, а что поделать?! Подошел к знакомому кабинету на первом этаже (который обычно все курсанты и прапорщики настороженно обходили «десятой» дорогой), постучал и, не дождавшись ответа, открыл обшарпанную дверь и «смело» вошел.
За хаотично захламленным столом сидел багровый от праведного гнева хмурый полковник с угрожающе надутыми щеками и страшно выпученными глазами. В полной боеготовности, так сказать. В ожидании неминуемого процесса, в предвкушении акта неизбежной любви, причем, в самой грязной и извращенной форме, не иначе...
- Товарищ полковник, старший по посудомойке 1-го батальона, курсан...
- Трое суток ареста!
- За что, това...
- Пять суток!
- Товарищ полко...
- Семь!!! Семь суток ареста, твою мать...
Я как-то сразу догадался, что в данной ситуации продуктивного и паритетного диалога явно не получится и поэтому вполне удовлетворенный начисленным сроком заключения, поспешил своевременно и церемонно откланяться, пока длительность моего пребывания в уютной камере училищного «санатория» не превысила все разумные пределы.
И не дай Бог, чтобы местом моего «заслуженного» отдыха стала гарнизонная гауптвахта (оттуда, как правило, раньше 30-ти суток еще никто не возвращался - то заботливый комендант добавит, то душевный нач.гуаптвахты подкинет, оно и понятно - искренне жаль с курсантами расставаться, привыкают к ним, как к родным, вот и оттягивают всячески момент «долгожданного» освобождения, чтобы в тоске неразделенной и безответной любви не мучаться). Мде..., приехали.
Попрощавшись с заметно погрустневшими парнями из дружной и сплоченной команды «ди-джеев», я с чувством полной апатии и законченной безысходности побрел в роту, дабы в строгом соответствии с требованием Общевоинских Уставов, немедленно доложить своему непосредственному командиру об объявленном аресте и с его «монаршего» благословления, занять место в «уютной» камере училищной гауптвахты. Хоть высплюсь, наконец, «нет худа без добра», что ни говори. Гармония - в одном месте убавится, в другом - прибавится. Ладно, посидим, подумаем о смысле жизни.
Выяснив у дневального по роте, лениво подпирающего тумбочку, что наш командир 4-й роты находится на архи-супер-мега-гипер-важном совещании в политотделе училища, я пошел «сдаваться» лейтенанту Зайчику, который, важно восседая в канцелярии роты, традиционно трещал по телефону с очередной дамой сердца. При этом офицер по-ковбойски игриво закинул скрещенные ноги в щегольских штиблетах чешской фабрики «Цебо» прямо на лакированную поверхность своего стола.
Внимательно выслушав мое «чистосердечное» признание во всех «смертных грехах» и тяжких преступлениях, включая непосредственное участие в убийстве Джона Кеннеди, Григория Распутина и организацию последних 27-ми покушений на Фиделя Кастро, лейтенант тяжело вздохнул и, положив телефонную трубку на рычаг, начал оформлять «Записку об аресте».
Учитывая мое искреннее раскаяние и страстное обещание «больше так не делать» (еще неплохо было бы узнать, что именно), Зайчик выразил готовность «скостить» срок моего «справедливого» заключения на пару суток, справедливо полагая, что если полковник Волченко все же решит проконтролировать мое нахождение на гауптвахте, то подтвердив сам факт присутствия моего тела в камере, дежурный начкар скромно упустит длительность начисленного срока, что весьма и весьма вероятно... А после процедуры «монаршего» контроля со стороны мстительного полковника, лейтенант Зайчик незамедлительно выкупит меня с «губы» за 3-литровую банку дефицитного клея ПВА или за полное ведро не менее дефицитного мебельного лака. Спасибо тебе добрый человек, ценю, люблю и уважаю! Расцеловал бы в уста сахарные, да строгая субординация не позволяет - дисциплина, иерархия, ну и ориентация естественно.
Продолжая сетовать на «фирменную» вспыльчивость и постоянные приступы необоснованной сварливости у зампотыла, лейтенант вызвал старшину роты Игоря Мерзлова и приказал ему обеспечить меня всеми видами довольствия, полагающимися каждому кандидату на отсидку - внеочередная помывка в бане и смена чистого белья (единственный плюс из этой ситуации).
Игорь понимающе и деликатно помалкивал, глядя, как заполняется пакет обязательных документов на «врага народа» - на меня то есть. Он уже взял в каптерке комплект чистого белья по мою душу и терпеливо ждал завершения бюрократических процедур. Лейтенант Зайчик еще раз посмотрел на мои руки, изъеденные почти до кровоточащих язв от постоянного пребывания в горячей воде с агрессивным порошком, лизолом и хлоркой, и тихо промолвил.
- Ты это... веди себя там смирно, через пару дней, когда страсти улягутся, мы тебя вызволим, заберем с «губы» по-тихому, обещаю. Волченко - известный арестовывальщик, еще в мое время щедро выписывал сроки налево направо, только успевай ворота на «киче» открывать-закрывать, пачками в темницу отправлял. Сатрап! Ну, ничего, он сейчас перебесится и забудет, а там самое главное - на глаза ему недельки две-три не попадайся и все будет нормально. Точно говорю. За что, кстати, столько начислили?! У него обычно стандартная такса - трое суток! Оправдываться начал или, не дай Бог, спорить да?!
- Угу! А за что конкретно и сам не знаю...
- Понятно, знакомая песня. Ладно, не бери в голову, иди в баню, помойся неспеша. Старшина, дай ему возможность в буфет зайти, пусть компоту попьет и шпандориков пожует. Деньги на шпандорики есть?!
- Есть.
- Ну, тогда, в добрый путь...
- Ага, в добрый...?!
Не успели мы со старшиной покинуть расположение роты как, обгоняя собственную тень, в казарму влетел крайне возбужденный капитан Нахрен и сразу набросился на дневального курсанта.
- Ааааа...! Что за хрень?! Как стоишь?! Почему ремень висит на яйцах...
Но, заметив старшину роты и меня, убогого, да еще с мочалкой и полотенцем в руках и в неположенное время, когда все курсанты должны были быть на учебных занятиях или в нарядах, ротный переключил свое внимание на нас. И как будто он даже обрадовался?!
- Ага! Симонов! Вот ты то мне и нужен, твою.... дивизию!
Справедливо полагая, что злобный зампотыл уже знатно отодрал командира нашей роты за его нерадивого подчиненного - за меня, то есть, я, приняв максимально обтекаемую форму, сразу принялся убедительно и жалобно оправдываться.
- А что Симонов?! Я не виноват, что у него настроения нет, порет всех без разбору, то есть - подряд, с утра пораньше, никакой сортировки, всю столовую перетрахал, ни одного живого тела не осталось. А я чисто случайно под раздачу попал и «ни причем» вовсе. Может у него голова с утра болит от ...ммм... усталости, вот и бросается на всех, как собака бешенная, или перед женой облажался, так зачем на нас срываться...?!
Нахрен совершенно не слушая мой бред, обратился к старшине роты Мерзлову.
- Игорь! Выдай этому мундеркинду парадную форму! Только быстренько, время не ждет, и так уже опаздываем! Давай-давай, шевелись!
Пипец, приехали! Парадная форма?! С какого перепугу?! Ох, ты ёбт... Это может означать только одно - сейчас меня потащат на педсовет училища и после краткого слушанья «персонального дела», образцово-показательно отчислят к «чертовой бабушке». Вот ведь мстительная скотина наш зампотыл, а?! Ну, Гадик Сволченко! Ну, бигус четырежды протухший?! Вот за что меня на педсовет?! Чего я такого «этакого» сделал, что нельзя свои законные 7-мь суток спокойненько по-тихому отсидеть, искупить, так сказать, отслужить, отработать. Бля, ну ты подумай, так бездарно вылетать из училища, за «не за что» фактически?! А на хрена тогда надо было столько мучиться - мерзнуть зимой, питаться «не пойми чем», не спать нормально?! С «Агдамом» так все замечательно получилось, никто не запалился, а из-за какой-то сраной «дискотеки», вылетаю со свистом как пробка из бутылки шампанского?! Обалдеть! Нет справедливости в жизни! Нет, и даже не предвидится. Мда... ну вот и все. Вот оно как оказывается, по-будничному. Оступился разок и на, тебе - свободен, как стая напильников на бреющем полете. Кстати, а где именно оступился?! Где конкретно?! Нет, я попрошу разъяснить... А, ну да! На педсовете же объявят чего-нибудь, обвинительное слово и так далее...
А Володя Нахрен тем временем продолжал раздавать молниеносные указания налево и направо.
- Дневальный! Где дежурный по роте?! Почему я его сейчас не наблюдаю перед своими командирскими очами, причем, стоящего в позиции «бегущего египтянина на низком старте» - согнувшись раком и с задранным халатом, то есть. Звони дежурному по училищу, будем вскрывать «оружейку», пусть с сигнализации снимет. Где книга выдачи оружия, мать вашу....?!
Так, не понял?! А зачем нам оружие?! Неужели меня сейчас...?! Да не может быть! Да не дай Бог! За что?! Что я такого сделал, чтобы вот так - без суда и следствия...?! Не, я не согласен! Мааа-маааааа.... Я уже согласен на отчисление! Я хочу в войска, рядовым! Отведите меня на педсовет, немедленно. Разрешите мне сдаться властям. Да здравствует советский суд - самый гуманный суд в мире! Ура, товарищи! ...а может в бега податься, пока еще «оружейку» не вскрыли?! А что, если повезет, в товарных вагонах можно до Владивостока доехать, а там к бичам пристать... Бля, вот что за жизнь, когда тебя вот так..., как скот на бойне?! А самое главное - за что?! За что?!
- Симонов! Курсант Симонов! Симонов, я к тебе обращаюсь! Я что - тихо говорю, да?! Чего стоишь, мычишь и пузыри пускаешь?! Иди, автомат свой из пирамиды забери и один магазин в придачу.
Ну вот, совсем охренели сволочи, еще из моего же автомата... ничего святого не осталось. Стоп, не понял, повторите еще раз, пожалуйста, только медленно...
- Значится так, сейчас переодеваешься в темпе вальса и дуешь в штаб! Там в фойе фотографируют «яйцеголовых» отличников у развернутого знамени училища - типа благодарственное письмо на малую Родину от командования училища и все такое. Ты же у нас «круглый» отличник, а Симонов?! Несмотря, что рас3,14здяй редкостный. Чего стоишь, как не родной?! Ты какой-то неправильный сегодня, наверное, думаешь слишком много. Запомни, все беды от лишних раздумий. Вредно много думать, мозги сохнут. Ты же будущий офицер, тебе думать не полагается, команду получил - выполнил или передал дальше. Все, других вариантов нет. Аллё, Симонов, не заболел ли часом?! Не стой столбом, двигайся-двигайся. Перед тобой такие перспективы открываются, закачаешься!
Тьфу ты, а мне уже в дурную башку, черти чего поналезло. Фу, слава яйцам! Не на расстрел значит, а я уж чуть не обоссался. Прав капитан Нахрен, не хрен в голову всякую мутотень брать, лучше в рот. Так жить проще и гораздо сытнее.
- Товарищ капитан, тут это..., все не совсем просто. Даже, наверное, все совсем не просто, закавыка одна имеется. Не знаю даже, как и сказать...
- Ты для начала выплюнь член изо рта и давай, вещай по быстренькому, а то фотограф ждать не будет, а политотдел училища мне потом матку на изнанку вывернет, что сорвал архиважное политическое мероприятие - работу с подрастающим поколением и все такое. А с политикой шутить нельзя, себе дороже, потом всю жизнь не отмоешься. Короче, получив письмо с фотографией, твою геройскую «морду лица» ведь однозначно в родной школе на какой-нибудь стенд повесят. Чтобы всякие «тебе подобные» олигофрены и дибилы, проходя мимо с единственной целью покурить на переменке или пару стекол высадить, заметив знакомое рыло с «ружом в руках и в красивой хформе», радостно пускали сопли и, брызгая слюной в поросячьем восторге, брали с тебя всесторонний и повсеместный пример, а потом в едином порыве, пачками ломились в наше многострадальное училище. Что-то так, если ничего не путаю! Преемственность поколений, во! Новый курс нашей мудрой партии, понимать надо! Ты еще здесь?!
Пока я, мягко говоря, тупил и откровенно подтормаживал, переваривая довольно-таки радостную информацию о предстоящей вселенской славе и гарантированных заоблачных перспективах, старшина Мерзлов, мрачно процедил сквозь зубы.
- Его, полковник Волченко арестовал, на пять...
- На семь суток, уже и записка об аресте выписана, - поправил я любезного старшину.
Нахрен болезненно скривился и почернел лицом, по хаотично бегающим желвакам на его идеально выбритых щеках, мы поняли, что сейчас наш Володенька решает в своей буйной головушке весьма непростую задачку. Наконец, он скрипнул зубами и выдал следующее.
- Бля, в училище эпидемия, все поголовно обосрались, «обсерватория» переполнена и каждый живой боец на счету, а этот старый мудила еще умудряется аресты раздавать! Идиота кусок, причем бОльшая половина! А где я смену в посудомойку найду?! Так! Сейчас быстро получаешь парадную форму и автомат! Мы с тобой вместе идем в штаб! Скоренько и скрытно идем, шустрыми перебежками, а местами - ползком. Я договариваюсь, и тебя фотографируют без очереди. Затем, старшина ведет тебя в баню, ну и «в добрый путь на долгие года».
Тьфу-тьфу, на семь суток, естественно. Где дерево, чтобы постучать?! Дневальный, голову подставь, что ли?! Симонов, ты не ссы, я тебя раньше вызволю. Не хрен, тебе на нарах массу давить (спать) и харю на шпандориках отъедать, здесь дел «невпроворот». Зампотыл Волченко - знатный душегуб, но склеротик законченный, точнее некуда. Столько пить?! Через пару дней о тебе забудет, тогда и вызволим. А вообще-то, полковник Волченко - рядовой член КПСС, а фотографирование у развернутого знамени - решение политотдела училища. Следовательно, коммунист Волченко, как самый обычный член первичной парторганизации, причем пассивный и давно сморщенный член, обязан неукоснительно и беспрекословно принять к исполнению это эпохальное решение, независимо от своего желания или нежелания. Грамотно?! Партийная дисциплина - это вам не хухры-мухры, лучше «неполное служебное соответствие за упущения по службе», чем строгач по партийной линии, правильно говорю?!
Мы со старшиной и дневальным курсантом недоуменно пожали плечами, но синхронно и «подобострастно» поддакнули командиру.
- Угу, точнее некуда.
Я быстренько переоделся в «парадку», схватил автомат и «рексом» припустил вслед за ротным. Прибежали в штаб, а там не протолкнуться. Вот никогда бы не догадался, что в нашей «бурсе» столько отличников?! Батюшки святы?! Да, тут каждый второй - это комсомольский рабочий, только нашего незабвенного Конфоркина и не хватало. Так он бедняжка в это время на «очке» в «обсерватории» заседает. Ладно, потом сфоткается, когда гадить под себя перестанет. Ну, с комсомольскими вожаками все понятно. Эта публика, завсегда всем пример, несмотря на низкую успеваемость и личные достижения в спорте, вернее - их отсутствие. Одно радовало, что фотографии у знамени были сугубо индивидуальные, и мне не пришлось бы позориться в групповом снимке с этим «уважаемым» авангардом прогрессивной молодежи. На фиг, на фиг...
Нахрен, используя все свое дипломатическое красноречие, основанное на беспросветной наглости и хамстве, пер как танк - напролом. Он легко и непринужденно подвинул огромную очередь из страждущих запечатлеть свой одухотворенный лик на фоне орденоносного знамени военного училища, да еще и с персональным «калашиком» в руках, а также - с «дежурным» мужественным взглядом «а-ля-гроза НАТО».
Пользуясь моментом, я быстренько встал возле знамени, идеально распрямил спину, по-богатырски расправил плечи, в глубине глаз «включил» огонек угрожающего фанатизма, сделал глубокий вдох и как только из допотопной фотовспышки с порошком магния вылетела «птичка», в фойе штаба зашел полковник Волченко собственной персоной. Именно так и никак иначе, ... что за невезуха?!
Вечно раздраженный взгляд его слегка прищуренных глаз скользнул по толпе курсантов, набившейся в фойе здания, и сразу же переключился на знамя училища, которое любой военнослужащий обязан поприветствовать молодцеватым вскидыванием руки к козырьку фуражки или к правому виску (зимний вариант, когда на персональную тыковку нахлобучена шапка, папаха или еще чего). Приветствуя знамя училища, глаза сурового зампотыла незамедлительно пересеклись с моими откровенно бегающими и панически-затравленными глазенками. Пипец, приехали! Подводить командира роты, ой как не хотелось, а куда деваться?! В окно бы прыгнул, но на нем были решетки.
Если бы у меня в автомате были патроны то, не мудрствуя лукаво, я бы однозначно застрелился. Или, если бы вместо глаз у полковника Волченко была бы двустволка 12-го калибра, то мой хладный труп мгновенно впечатался бы в стену штаба под задорно-противный вой картечи, дуплетом. Не иначе...
Полковника аж перекосило! В приступе нескрываемого бешенства и неконтролируемой злобы, он выпучил глаза и начал страшно багроветь, местами покрываясь белыми пятнами. Я сжался до минимальных размеров и, хаотично пометавшись по замкнутому пространству фойе, попытался спрятаться за древком флага. В принципе, получилось весьма неплохо, только фуражка, да автомат АК-74 предательски выступали с двух сторон «черенка» знамени, обозначая присутствие моей трясущейся тушки.
Стоит отдать должное, Володя Нахрен не бросил меня один на один с разъяренным монстром а, прогнувшись в спине до уровня колен грозного полковника и сексуально оттопыривая свой зад, залепетал что-то ласково-нежное, при этом заискивающе заглядывая в налитые кровью глаза бесноватого зампотыла. В ответ было слышно только нечленораздельное и громогласное рычание раненного в яйца льва, причем, раненого именно в оба яйца, а не в одно. Это, согласитесь, существенная разница. В штабе стоял ужасный рев, переходящий в дикие завывания?! Просто закачаешься! Реактивный самолет «на взлетном» режиме стыдливо отдыхает.
Толпа курсантов в панике ломанулась на выход из штаба, снеся допотопный деревянный фотоаппарат на кособокой треноге вместе с укутанным в черное покрывало фотографом. Дежурный офицер по училищу благоразумно заныкался в «аквариуме» за стеклом «дежурки» и трепетно прижавшись к сейфу с оружием, пытался успешно мимикрировать в зеленый цвет, давая приличную фору самому искушенному хамелеону.
Тем временем, полковник Волченко надвигался на меня как обезумевший слон на микроскопического таракана. А перед ним в живописном брачном танце влюбленного павлина, распушив хвост, «гоголем» выплясывал капитан Нахрен. Живописная картина, ничего не скажешь.
А полковник разбушевался не на шутку.
- Я тут что?! Пустое место?! Это издевательство над полковником?! Данный разгильдяй, уже битый час, как должен образцово-показательно мести двор гауптвахты! А он, бляха-муха, фотографируется у воинской святыни?! Кто посмел?! Что за хрень, я вас спрашиваю?! Кто разрешил?! На «гарнизонку» (гарнизонная гауптвахта - тихий ужас, поверьте на слово) его! Немедля, бля! Сегодня же, сейчас же! Десять суток! Десять!!!
- Товарищ полковник, это единогласное решение, вынесенное на заседании политического отдела, во главе с замполитом училища полковником Боргударовым. Курсант Симонов - круглый отличник и за его кандидатуру ходатайствовали все преподаватели по профильным дисциплинам с обязательным утверждением на заседании учебного совета училища. Очень достойный курсант, исполнительный..., кандидат в члены КПСС! Комбат Серов, ему лично рекомендацию написал...
- Боргударов, говоришь?! Серов?! Политотдел?! Образцовый «яйцеголовый»?! А чего он в столовой торчит... в посудомойке...?! На глаза мне попадается, да еще и с наглой рожей... И самое главное - вякать что-то пытается?! Совсем распустился...
- Больше не попадется! Я ему рот заклею, портянку засуну! Я его на свинарник сошлю, буду в наряды по КПП ставить, ей-ей... Политотдел, Боргударов, Серов, преподаватели, все как один...
- А ладно, хрен с ним и с политотделом долбанным, вместе с Боргударовым и Серовым вашим. Слышь ты?! Отличничек! Выходи из-за древка, все равно уши твои видно, торчат два локатора... Короче, хуль с тобой, амнистия. Но в следующий раз, УУУУууууухххх....!!!
Выпустив пар, грузно переваливаясь с ноги на ногу, полковник Волченко потопал в свой кабинет в штабе училища.
Володя Нахрен вытер обильно вспотевший лоб и жалобно улыбнувшись, прошептал.
- Уф, проскочили! Вот принесла нелегкая, пьянь непотребную...
Посмотрев в мою сторону, ротный подмигнул и с показной грозностью прошипел.
- Ты ничего не слышал, в нарядах сгною!
Обиженно закатив глаза «под образа», я посчитал за благо скромно промолчать, прикинулся ветошью и решил не отсвечивать. Честно говоря, не ожидал, что Володя Нахрен с таким упорством будет спасать мою никчемную шкурку, отбивая атаки всемогущего зампотыла. Благодарствую, Володенька, век не забуду.
Сдав оружие и парадную форму, я вернулся в столовую к обалдевшим от недоумения парням, опять исполнять обязанности старшего «посудомойки». Ребята, которые хорошо знали патологическую мстительность ретивого Гадика Васильевича Сволченко, никак не ожидали увидеть меня так скоро.
Более того, они уже досконально разрабатывали дерзкие планы, по бесперебойному обеспечению «страдальца в тюремных застенках» усиленным питанием и свежими коржиками из буфета. Блин, я чуть не прослезился от такой трогательной заботы. Все-таки неплохо всех нас спрессовала армия в единый организм, в котором составные части трепетно и заботливо относятся к братьям по крови.
Старательно отмывая посуду на бесконечном конвейере, в монотонно-однообразных действиях задрюканного робота, я многократно прокручивал в своей головушке события этого дня, не переставая удивляться - насколько переменчива капризная судьба. То, я - старший в посудомойке, то - арестант, то - в «парадке» и с оружием с помпезным видом фоткаюсь в пример подрастающему поколению, то - опять арестант, но с еще большим сроком (почти рецидивист), то - неожиданная амнистия, и я опять в кругу своих ребят тупо тру грязную посуду изъеденными до крови руками, которые методично и неумолимо «умирают» под воздействием агрессивного порошка и хлорки, круг замкнулся. Что ни говори, а эволюция развития и все события в нашей жизни движутся по спирали и неизменно возвращаются на круги своя.
А на губе сейчас прогулка на свежем воздухе и никакой тебе ненавистной хлорки, тарелок и бачков. Мде... Вот и не знаешь, где лучше?! Где найдешь, где потеряешь?!
В училище все еще свирепствовал «дизель» (дизентерия) и менять меня в наряде было откровенно некем, а оставлять замотанных «вусмерть» ребят в меньшинстве, было бы неправильно. Несправедливо и негуманно. Наверное, все же, этими соображения и руководствовался капитан Нахрен, отчаянно борясь за мою свободу, кто знает?!
Пока, я «рулил» в посудомойке, то всячески старался не попадаться на глаза полковнику Волченко, которого постоянно драли всевозможные комиссии из «санэпидемстанции» за непрекращающуюся эпидемию «слабости живота» в периметре училища. И поэтому, взбешенный полковник срывался в бессильной злобе «на всех и на вся». Досталось очень многим. «Губа» была безнадежно переполнена, а очередь из «потенциальных сидельцев» растянулась на многие месяцы вперед.
Если вдруг, так случалось, что я непроизвольно натыкался на грозного и вечно раздраженного зампотыла, то мгновенно скукоживался до размера тараканчика и пытался незамедлительно испариться из его поля зрения или тщательно заныкаться в какую-нибудь щелочку, а он сурово хмурил брови и всячески делал вид, что не заметил моего присутствия. Не узнал типа... |
