Национальные кадры
(читать перед "Стихоплет")
В бытность Советской армии всегда существовал и активно насаждался известный лозунг, рожденный в недрах Главного политического управления Министерства обороны - Народ и армия едины! А так как народ в СССР был многонациональный, то и армия тоже была многонациональная. В соответствии с Конституцией, все граждане Советского Союза наделялись равными правами и возможностями, особенно по защите своей единой и неделимой Родины. Красиво, впечатляюще и справедливо, не так ли?!
Вот только условия поступления в военные училища для представителей различных национальностей и народностей были очень даже различные.
Для обеспечения наличия в монолитных рядах защитников родины ребят из всей многоликой и многогранной прослойки советского общества, руководству нашего училища (и не только нашего), выполняя строгие указания ГЛАВПУРа, приходилось сдерживать и основательно прореживать многочисленную толпу желающих стать красными офицерами из таких республик, как - Украина, Белоруссия и Россия. И при этом открывать «зеленую улицу» и поддерживать наиболее благоприятные «хлебосольные» условия для представителей Средней Азии, Кавказа, Молдавии, Крайнего Севера и прочих уважаемых братских республик нашей великой и необъятной страны, принимать выходцев из малых народов, по «целевому» направлению - фактически, без экзаменов и вне конкурса.
Для примера, положа руку на сердце, могу откровенно сказать, что на 30 человек нашего учебного классного отделения приходилось 20 национальностей и народностей. Славян было менее 10 человек. Зато, в нашем дружном отделении числились - таджик Мишка (Мумин), казах Эрик, армянин Эдвард, азербайджанец Федя (Фахраддин), башкиры Тамерлан и Радул, молдаванин Олесь, татарин Раис, киргиз Адиль, грузин Костя (Котэ), чеченец Золман. В нашем 45-м отделении даже более года отлично служил и учился замечательный и умненький курсант - еврей Ицек, но его подвело здоровье, и парень был комиссован в начале 2-го курса обучения. Расставаясь с нами, он искренне плакал огромными слезами и его вечно грустные карие глаза в тот день были наполнены особенно пронзительной тоской. Но, позвольте, продолжу.
А так же еще, были в наличии - осетин Илья, латыш Марис, немцы (наши «русские» немцы, братья - Курт и Карл), тувинец Булат, уйгур Коля (возможно - Кола, кличка - «Пэпси»), белорус Вася, пятеро русских и еще много достойных и хороших ребят из Хохляндии. И еже с нами в роте учились единичные экземпляры парней из таких редких, малых и почти неизвестных народностей, о которых мы, вообще, никогда, нигде и ничего не слышали. Такая вот получилась незатейливая солянка. Коктейль. Ассорти. Сложный бутерброд. Слоеный пирог.
И что характерно, у ребят из Средней Азии и с Кавказа, которые абсолютно не владели общепринятым государственным языком, были фантастически замечательные аттестаты за среднюю школу. В основном - сплошные пятерки, хоть в МГУ принимай медалистов-отличников. Когда эти гении немного освоились, и приблизительно где-то, через год учебы, начали с большим трудом, но все же понимать речь окружающих их сограждан, любопытствующая курсантская братия стала активно пытать их следующими вопросами.
- Фахраддин! Ты не против, если тебя Федей будем звать, а то язык можно сломать, пока выговоришь?! Фахраддин! Вот имечко, нарочно что ли так назвали?! Объясни мне - тупому русскому, как ты - Федор, имея за школу пятерку по математике, до сих пор 2+3 на пальцах считаешь, и каждый раз у тебя разные ответы получаются?! Ты же вундеркинд дипломированный! Отличник, медалист золотой, просвещенный и просветленный гигант научной мысли. Твой аттестат нужно в красивую рамочку на стенку казармы вешать и экскурсии водить. Такая красота идеальная!
Здоровенный азербайджанец Федя-Фахраддин скромно улыбался, и стыдливо отмахиваясь огромной ручищей. Для ремарки - Федя мог легко обхватить 3-х литровую банку полную воды, причем ладонью одной руки и, оторвав ее от стола, держать в воздухе, сколько угодно длительное время. Размер ножки, у этой казарменной Золушки, тоже был впечатляющий - 48-50. Сапоги, для него, шились исключительно на заказ. Складские прапорщики только беспомощно разводили руками - армия такой гигантской обувью не располагала. Как все неимоверно сильные люди, Федор, был законченным добряком и неторопливым увальнем. Он даже говорил очень медленно, неспешно и обстоятельно подбирая каждое слово.
- Эээ! Да это, не я отличник! Папа мой отличник! Папа к директор школа ходил. Говорил долго. Домой ходил, барашек резал, опять к директор ходил. Говорил много. Делал много. Для один сын, мой папа ничего не жалко! Я - это один сын! Астальной дети, только пять мой систер. Я - гордость! Фамилий! Род! Мужчина! Все в дом для меня не жалко. Папа в школу много ходил. Один барашек - один пятерка! Много барашек, папа резал.
- Охренеть, надо же?! Ты слышал Лелик?! Пока мы десять лет в школе мозгами скрипели, штаны о парты протирали, всякие там таблицы - от банального умножения до Брадиса слюнявили, Федору раз и золотую медаль на блюдечке! Бери дорогой, не стесняйся, заработал, однако! Слышь Федя, а позволь полюбопытствовать, друг любезный! А какого рожна, ты в армию поперся. Ты же гений, тебе самое место в институте науку двигать, атомы расщеплять, бензин мочой разбавлять или на директора магазина учиться - усушка, утруска, испарения, лом, бой, пересортица.
- Не! Институт не хачу, скучно, дольго! Надо диссертаций покупать, защищать диссертаций надо. Много банкет в рестаран делать, долго. А на директор магазин не получилось. Мой семья очень бедный. Нет возможность директор магазин быть. Нет в дом столько денег. Мой папа немного бедный. Начальником хачу стать. Бальшим, важным. Черный «Вольга» хачу. Все уважать Фахраддин будут, папа мой уважать будут. Скажут: «Какой Фахраддин стал?! Черный «Вольга» за ним привозить!» Папа мой серьезный ходить, важный! Хорошо! Всем хорошо!
- Ты хочешь сказать, что в форме, ты - начальник?!
- Да, кто форма и погону носит - бальшой начальник! В наш милиций мест не быль, очередь туда бальшой, ждать очень дольго. Пожарник мест не быль. Папа барашек резал, военком ходил. Военком вино пил, барашек кушал и говорил: «Разнарядка в военный училищ есть. Форма будет, погон будет, Фахраддин начальник будет» Папа головой кивал, военком руку жал. Друзья!
- Федя, а в ВВС то зачем? Тут летать надо, самолет вжи-вжи, ремонтировать нада, мало-мало. А?! В экипаж попадешь, летать нада, с парашют прыгать нада?! Страшно! А?!
- А Фахраддин не будет летать, высота сильна боюсь. Училище закончу, домой поеду. Папа с военком вино пил, я помощник военком буду. Начальник! Может «Вольга» дадут. Красивый «Вольга», черный. Домой в отпуск ездил, по городу в форме с папой ходил, все видел Фахраддина в форме. Папа важный ходил, все его уважают. Папа что-то говорил, все его слюшал! Хорошо!
- Федя, а скажи нам честно! Ты на экзаменах в училище был? Ты вообще писал чего-нибудь, корень квадратного многочлена искал?
- Нет, не был. Мне бумажка военком дал, что экзамен, я в Бакы сдал. На один пятерка сдал. Папа барашек резал, военком барашек кушал.
Ну, что тут скажешь?! У каждого свой путь в армию и в авиацию. Многие пацаны, не набравшие баллы на вступительных экзаменах, домой в слезах поехали. А сколько толковых мечтателей о небе, конкурс не прошли?! Просто мест не хватило!
Нету больше местов и все тут. Кончились места, причем, большая половина, еще до самих вступительных экзаменов и кончилась!
Правильный лозунг придумали в ГЛАВПУРе - Народ и армия едины! Какой народ, такая и армия! Хотя, если честно, с нашим Федей проблем в принципе то и не было. Он работал как вол, служил замечательно - в нарядах не спал, грязи не чурался, туалеты драил, марш-броски бегал, тяжеленный пулемет таскал без устали. Даже учиться пытался по мере сил и возможностей, но после училища поехал к себе на родину, служить в военкомате большим начальником. И таких, как Федя, у нас в отделении было 2/3.
Вопросов нет, ребята из национальных кадров в основной массе своей были замечательные. За годы нашего обучения в училище, не было ни одного конфликта на межнациональной почве. Даже когда начались трения в городах Сумгаит и Степанакерт между армянами и азербайджанцами, Федя и Эдвард оставались самыми закадычными друзьями и ездили в отпуск вместе. Настоящая мужская дружба оказалась гораздо прочнее и выше политике и межнациональной розни.
Чеченец Золман представлял собой образец честности и порядочности. Справедливость и чувство ответственности были у него в крови, прописаны на генетическом уровне. Он всегда, добровольно, вызывался на самые трудные и неприятные участки службы и работы. Как будто хотел доказать самому себе, что и это неприятное задание, ему по силам. На марш-бросках, Золман всегда тащил ослабевших товарищей. Однажды, он пересек финишную линию с восемью автоматами, помогая менее выносливым сослуживцам дотянуть после 10 км. марша. Ну, как не уважать такого парня, даже если его и приняли в военное училище, «за красивые глаза»?!
Службу тащили все на равных, независимо от национальности и религии. Туалеты мыли, очки драили без гнилых базаров, что это немужская работа. Жили по принципу: «Нагадил, убери за собой сам. Слуг здесь нет!»
В наряд на свинарник ходили и православные, и католики и мусульмане. В нашей дружной военной семье различий не было. Все ребята как бы растворились друг в друге и стали составной частью единого организма.
А вот учеба давалась всем по-разному. Многие ребята, по-русски более-менее научились разговаривать только к третьему курсу обучения. Но им кое-что прощалось. Хотя, чего кривить душой, прощалось почти все - полное отсутствие знаний по точным наукам, ибо установка ГЛАВПУРа была строга и сурова - национальных кадров, за неуспеваемость, не отчислять.
В военном училище существует развитая система анализа успеваемости личного состава. Каждый календарный месяц, на 20-е число, проводится строгий подсчет неудовлетворительных оценок у каждого курсанта в отдельности по всем предметам и за классное отделение, в целом. Данная информация стекается в Учебный отдел училища, где сидят яйцеголовые офицеры-аналитики, которые составляют занудные сводки и дают многочисленные научно-обоснованные рекомендации для корректировки учебного процесса. А так же, рекомендации командованию, обратить внимание на то или иное подразделение, где произошла просадка успеваемости, с целью провести воспитательную работу и мобилизовать всех для ликвидации позорной угрозы отчисления курсанта из училища.
Воспитательная работа обычно сводилась к массовому лишению всех, причем поголовно всех, увольнений в город. Мол, сидите, ребятки и учите, грызите гранит науки и подтягивайте отстающих. А в город, к девочкам, пойдут отличники и хорошисты. Селекция, однако! Дебилам, к девочкам нельзя. Не стоит генофонд нации портить! Да и стимул для поднятия успеваемости, тоже, согласитесь, очень прогрессивно действующий. Зигмунд Фрейд был прав, безусловно.
По большому счету, личная успеваемость отдельно взятого курсанта, особо никого не интересовала, ибо, в армии всегда культивировалась коллективная ответственность за себя и за своих товарищей. И все отцы-командиры всегда боролись, и будут бороться за то, чтобы именно его подразделение носило звание - «Отличное». Тогда, глядишь, в академию отпустят или внеочередную открытку на покупку дефицитного автомобиля подкинут. Короче, служите и вас заметят! А может, даже и наградят?! Посмертно! А так хочется, чтобы при жизни.
В нашем легендарном многонациональном отделении, обильно насыщенном школьными медалистами и круглыми отличниками, выращенных на репетиторстве овец и баранов, результат в 220 двоек на 30 курсантов, на 20-е число календарного месяца был достаточно частым и рядовым явлением. Учитывая, что из 30 человек нашего доблестного отделения, далеко не все курсанты получили аттестаты в обмен на отару овец, то 10 человек училось очень даже прилично - на 4 и 5. Следовательно, остальные 2/3 отделения, были круглыми, стабильными и беспросветными двоечниками абсолютно по всем предметам.
На традиционных построениях в конце учебного месяца, в районе 21-22-го числа, командир роты Володя Нахрен, мрачно прогуливаясь вдоль строя ученичков, с результатами нашей успеваемости в руках, раздраженно бормотал следующее.
- 41-е классное отделение! 6-ть двоек на 20-е число! Позор! Вы, тянете нашу отличную роту назад, прямо в яму. Из-за таких неучей и бездельников, как вы, у нас отобрали переходящий красный вымпел и передали его нашим заклятым друзьям снизу - в незабвенную 5-ю роту. У вас же в отделении ни одного нац.кадра, откуда двойки?! А?! Стыдно! Обидно, аж до слез!
Володя с нескрываемым презрением посмотрел на съежившихся под его тяжелым взглядом ребят.
- Все, писец! В эти выходные дни парадную форму можете не гладить. Даже, и не подходите к каптерке! В увольнения, никто из 41-го отделения, не идет! В отделении одни славяне и 6-ть двоек! Опять на самоподготовке в домино рубились?! Поймаю, подвешу за яйца! Лейтенант Зайчик! А Вам, любезный командир этого долбанного взвода, я бы посоветовал, ежедневно и лично контролировать самостоятельную подготовку вверенного личного состава! Распустились!
Нахрен рубанул по воздуху рукой, сказал, как отрезал. Личный состав 41-го отделения тоскливо опустил плечи и повесил носы. Лейтенант Зайчик съежился до размера кролика. Нахрен был суров и страшен. По косвенным признакам, можно было предположить, что Володю уже «поимел», в приватной беседе комбат Пиночет, причем - в самой извращенной форме.
- Так, далее, 42-е и 43-е классные отделения - молодцы! Ни одной двойки! Чувствуется работа сержантов и комсомольского актива. Работа и результат на лицо! Всем увольнения! И в субботу и в воскресенье! Все 100% личного состава, на волю в пампасы. Девчонки уже изнылись, истосковались, через КПП не пройдешь, стоят пачками, тоскуют. Сержант Гвинтовка, списки увольняемых, мне на стол, на подпись! Так держать парни!
Курсанты из 42-го и 43-го отделений, вдохнули полную грудь воздуха и шутливо приняли высокомерный вид. Ротный, тем временем, продвигался дальше вдоль строя курсантов.
- 44-е отделение! Одна двойка! У Чижевского, за сопромат! Охренеть! И это отделение - гордость нашего батальона и всего училища?! «Отличное отделение»?! Так вот голубчики, хуль вам, а не увольнения! Будете сидеть, день и ночь, в ленинской комнате. И все вместе будете заталкивать или вбивать, в эту тупую башку, этого сраного Чижевского, весь этот долбаный сопромат!!! Всем понятно?! Кто не согласен, может передать личное персональное спасибо гениальному мундеркинду Чижевскому! Или написать жалобу в ООН, Пе-рэ-су Де-ку-эй-ле-ру. Вопросы?! Вопросов нет.
Командир роты остановился напротив курсанта Чижевского и, скрутив листок с оценками, постучал им по голове бестолкового украинского парня. Чижик, покраснел и виновато засопел, сопромат был далеко за пределами его понимания и представления об окружающем мире. Нахрен еще раз постучал по голове Чижевского, старательно прислушиваясь, к отголоску эха.
- И никто, никогда в увольнения не пойдет! И не мечтайте. Кто сказал, про срочные и важные переговоры по телефону?! Все вопросы к Чижевскому. Хоть «темную» ему устройте, хоть сами за него летучку по сопромату перепишите, мне все равно! Но до следующего 20-го числа, в 44-м «отличном отделении» увольнений в город НЕТ! Вот вам Чижевский - крепкий и дубоватый парень! Учите его или казните, мне все равно! Мне важен результат на 20-е число! Вернете звание «отличного», тогда поговорим. Все, как сказал великий Ленин - учиться, учиться и учиться! Кто не согласен с классиком марксизма-ленинизма?! Никто?! Я так и знал!
Доходила очередь и до нашего, легендарного 45-го классного отделения. Нахрен сразу категорически мрачнел, чернел и хмурился как никогда. Он долго смотрел в бумажку с двойками, сопел, прокашливался, набирался сил и выдавливал следующее.
- Ага, наконец-то - 45-е, многострадальное, многоликое и многонациональное! Сборище потенциальных нобелевских лаурятов, непризнанных гениев и заслуженных научных светил! Стадо вундеркиндов и банда законченных дебилов и отъявленных негодяев. Ууууу! Смерти моей хотите, да?! Господи, ну почему же вы такие тупые?! За какую провинность мне всучили такое количество безнадежного и беспросветного быдла?! Ёёёёёёё! Ладно, лирику в сторону, а теперь сухой язык цифр! 182-е двойки!!! Всего-то! Ну, что же ребятки, сразу видно, что в этом месяце, вы все очень хорошо поработали, старательно напрягли остатки своих извилин и славно потрудились. Что отрадно, результат не заставил себя ждать! У вас наметились заметные сдвиги и радикальная динамика в положительную сторону. Учебный отдел и командование училища вами приятно удивлены и, прямо сказать, довольно. Так держать! Всего то, смешно сказать - 182 двойки. Ха-ха! 182, а не обычные гарантированные 200, и не, упаси господи, 220! Начинали то с 220-ти в месяц, да было дело! Вспомнить страшно! А теперь, молодцы! Мо-лод-цы! Старшина, подготовь увольнительные записки для 45-го отделения, ребята в этом месяце достойно потрудились. По труду и награда! Такой замечательный прогресс в успеваемости надо достойно поощрить! А полудурки, из 41-го и 44-го отделения, где все имеют славянскую внешность и внятно чирикают по-русски, пусть берут пример с 45-го «дикого» отделения и перенимают у них передовой опыт. Ну, вот в принципе и все. А, чуть не забыл, по итогам месяца наша рота откатилась на второе место по успеваемости в батальоне и потеряла звание «отличная». Позор! На первом месте - 5-я рота, с разрывом в одну двойку. В одну сраную двойку! И это при том, что у них на круг, на 4-ре нац.кадра меньше, чем у нас в роте. О чем это говорит?! А говорит это, о том, что - у наших абреков и басмачей, потенциал гораздо выше, чем у душманов и саксаулов из 5-й роты. И мы, просто обязаны быть на первом месте в батальоне по успеваемости, но никак не на втором. Второе место никому не нужно! Второй - значит последний! Я считаю, что этот позорный факт целиком и полностью ложиться на плечи нашего «отличного» 44-го отделения, которое не имеет права, вообще получать неудовлетворительные оценки. Никогда! Чижевский, это ты во всем виноват! Мерзавец, дубина, эпюра тупая, бестолочь! Ух, я тебя, доведешь до греха! Сиди и учи, пока сопромат из ушей не потечет! Все, все свободны! Повторяюсь - особая благодарность 45-му классному отделению. Видно, что парни приложили максимально усилий и выходят на новые рубежи и орбиты, молодцы! Ведь могут же, могут, когда захотят! Так держать! Я вами горжусь! Глаза бы мои вас всех не видели. Тьфу! Разойдись!
Вот такие дела! Можно сказать, мне даже повезло служить и учиться в таком оригинальном отделении. Пересказывая и объясняя на самостоятельной подготовке по 10-20 раз один и тот же материал для ребят со слабым знанием русского языка, я научился терпимости в общении с другими людьми, а так же сам, лично, усваивал предметы до уровня наших опытных и искушенных преподавателей. В результате чего, на экзаменах, всегда отвечал без подготовки и только на «отлично». Но речь сейчас не обо мне. Речь пойдет о выдающемся и непревзойденном в своем роде, киргизе по имени Адиль.
(см. «Стихоплет») |
