Вера в Господа - помощница в службе ратной

Курсанты ограничены в перемещениях забором и распорядком дня. Это всё вроде как во имя поддержания порядка и воинской дисциплины. Как-то так исторически сложилось, что в то время, когда у молодых мужчин дети в яйцах пищат особенно громко, писк этот командованием всех степеней и рангов нарочито игнорируется. Нет, всё же очень справедливо то, что военные на пенсию раньше уходят!
Жизнь неоднократно доказывала, что забор с распорядком - не особые помощники: ведь не будь забора, то и самоволок бы, как таковых, не было, а не будь идиотских (зачастую) ограничений времени увольнения - не было бы опозданий из них. Однако найти золотую середину тут, возможно, невозможно. Да и искать, как мне кажется, никто никогда не собирался.
Но вернёмся из блуда мысленного на землю грешную, где по законам биологии и психологии тело и душа курсанта требуют своего с завидным постоянством. Я об алкоголе и прекрасном поле.
Середина четвёртого курса, зима. Увольнение в будние дни до двадцати двух тридцати. Отбой тоже в двадцать два тридцать. У дежурного по курсу Олега Титова (Тита) нервы были расщекочены до немогу. Из увольнения не вернулись два его приятеля-земляка - Филин и Фура. Что само по себе не лезло в рамки даже самого больного воображения - две флегмы ходячие, девственники-переростки. Тит не вслух, но молился всем богам и духам о том, чтобы они скорее объявились. По причине землячества и всего такого он доложил дежурному по училищу, что прибыли все. И теперь для него наступили минуты, кажущиеся неделями.
Что делается в подразделении по команде «отбой»? Это зависит от срока службы. На четвёртом курсе редко кто сразу спит. Кто в телевизоре ещё, кто «докачивается» или чай пьёт, кто личный марафет наводит, некоторые (было и такое) гранит науки догрызают.
Анархия.
В самом лучшем смысле этого слова. Основанная, во-первых, на некотором возвышении себя над устоявшимися догмами устава, дающем почувствовать себя «годками», а во-вторых - на войсковом товариществе. Да-да, товариществе! Потому что никто никого подводить не будет, и в случае малейшего шухера каждый многоментально (именно так, так умеем только мы) отобьётся и изобразит мирное посапывание так, что сам Станиславский сказал бы: «Верю!»
Стук в дверь.
- Дежурный по курсу, на выход!
Дикий скрип кроватей, длящийся несколько секунд, кажущихся дежурному невообразимо долгими.
Тит с верой в лучшее, но готовностью к худшему подходит к двери, смотрит в окошечко, облегчённо выдыхает, открывает. Полегчало.
Два «Фэ» в изрядном подпитии наперегонки с вытаращенными глазами ввалились в казарму.
- Тит! Там! Дежурный по училищу за нами бежит!
- Бегом в люлю!
Было слышно, как хлопнула дверь с улицы двумя этажами ниже.
Секунды.
Дверь закрывается, товарищам оказывается помощь в раздевании, а дневальный на тумбочке снова, как будто в окошечко казарменной двери в эту секунду не дежурный по училищу смотрит, а всё тот же Константин Сергеевич, изображает из себя примернейшего из примерных. После стука в дверь даже руку к уху приложил, команду отдавая:
- Дежурный по курсу, на выход!
Тит, растягивая каждый жест, давая лишние мгновенья сокурсникам для залегания под одеяла, подбегает к двери, всматривается в окошечко, щурится, открывает дверь.
- Това...- Тит был прерван сходу.
- Где?!
- Простите, что «где»? - изобразил полную невинность Тит.
- Не делайте из меня идиота! Я спрашиваю: ГДЕ!?
- Кто!?
- У вас бардак, товарищ сержант, а вы мне тут зубы заговариваете! Я сам лично видел! Всё! Вот этими вот глазами! - подполковник зачем то тычет себе «козой» в глаза.
- Я старшина первой статьи, товарищ подполковник, - Тит позволил себе перебить подполковника, одновременно и его чуть задеть и ещё чуть оттянуть, на всякий случай, момент посещения дежурным кубриков. Он уже полностью взял себя в руки, ему даже стало немного весело.
- Вот! У вас на флоте и со званиями бардак и со всем остальным чёрт ногу! Ну так где, сержант?!
- Я старшина...
- Да какая мне раз-ни-ца! Покажи! Мне! Их! Обоих двух! Дру-зей сво-их! Тёп-лень-ких!
- Товарищ под-пол...
- Да я сам видел! Понимаешь? Сам! На моих глазах! (снова тычет сам себе «козу») Двое пьяных! Через забор! И бегом! К вам сюда! Где они?!
- Я не понимаю, товарищ подполковник, у меня все спят давно. Какие пьяные?
- А я вот сейчас объясню вам! Всё-ё объясню! Пойдёмте-ка! Пойдёмте, посмотрим!
- А может не на наш этаж, товарищ... - Тит попытался «поддержать» беседу.
- Да какой там не на ваш! Я сам! Понимаешь, сам! - и снова «коза» самому себе.
Тут полполковничий взгляд остановился одновременно с ногами. Он увидел пробивающийся свет из сушилки. Уже два года как у нас авария была, после которой в аварийной казарме никто не решался ничего ковырять-налаживать, и свет в сушилке горел круглосуточно-круглогодично. Только лампочки меняли. Подполковник ухмыльнулся, посмотрел на Тита, в это мгновенье выражением лица он очень смахивал на охотника из мультика о том, как заяц морковь съел: сейчас-сейчас! Сей-ча-ас! Сделав два шага на цыпочках, дежурный рывком открыл дверь.
Картина маслом.
Порядок идеальный. Точнее, пустота. Ничего, кроме аккуратного ряда сушащихся ботинок нет.
И посреди этого порядка стоит курсантское тело и книжку читает. Тело белое с конопатинами, волосы с рыжа, взгляд агнца, на груди обыкновенный крестик на капроновой ниточке. При этом и труселя казённые и тапочки прикроватные с номерком. Только что нимба над головой нет, но такой в принципе не может быть пьяным. По определению.
На всякий случай тело всё-таки подвергается обнюхиванию, но результат очевиден.
- Почему не спите? Что читаете? - и, не дожидаясь ответа, берёт из рук курсанта книгу.
Заложив палец на открытом месте, смотрит на обложку. Однотонная светло-зелёная. Чуть повыше середины два слова: НОВЫЙ ЗАВЕТ.
Подполковник замер манекеном.
А Тита понесло:
- Ну вот. Вы же видите, товарищ полковник! - он изобразил «козу» себе и нарочито спокойно продолжил - ну о какой пьянке тут может идти речь?
Прошло, наверное, не менее полуминуты, покуда дежурный «оттаял».
Молча вернул библию владельцу, при этом три перста были сложены как для осенения крёстным знамением, повернулся и бормоча пошёл к выходу:
- Хм... может, правда не тот этаж... хм...

Змеиный супчик и театр абсурда

Одна знакомая кино-дива как-то затащила меня на некую тусовку по поводу закрытого кинопросмотра.
На мой взгляд, просмотр этот совершенно правильно сделали закрытым, дабы не смущать неокрепшие умы, ибо показывали очередную экранизацию С. Беккета «В ожидании Годо».
Данное произведение - классический образчик театра абсурда (типа «Черного квадрата» в супрематизме). И (да простят меня эстеты и фанаты Беккета и Малевича) ввиду бредовости сюжета и диалогов (это ИМХО), смотреть данную пьесу можно в любом языковом исполнении, перевод тут не нужен, все равно ничего не понять.
Публика была весьма похожа на публику на выставке Малевича, то есть - те же утомленно-умные лица истинных знатоков и ценителей искусств. Единственным отличием было содержание восклицаний, то есть вместо «Ах, Малевич, ах, Квадрат!», говорили «Ах, Беккет, ах Годо!».
И тут я заметил в толпе вальяжного джентльмена в зеленом смокинге с блестками, но не смокинг привлек мое внимание, а знакомая форма ушей, нечто ностальгически знакомое. Проследив за моим взглядом, моя спутница горячо зашептала мне на ухо, что это сам мэтр Мишель де Эстре - знаменитый кинокритик в сфере элитного кино, и меня как громом поразило: ведь это был никто иной, как капрал Легиона Мишель Эстрагон. Личность уникальнейшая. Эдакая помесь Швейка, Тартарена и Рембо, причем его мать была дочерью русского прапорщика из Русского экспедиционного корпуса, и он помимо французского, английского и немецкого прекрасно разговаривал на русском. Мы с ним пару дней общались в прошлой жизни в одной жаркой стране, и он показал себя прекрасным рассказчиком, безудержным фантазером и отличным пулеметчиком. Я подошел к нему сзади и негромко спросил: «Капрал, а у тебя не найдется ящика китайских патронов пятидесятого калибра?»
Мишель как всегда был весел и громогласен, и когда мы прекратили дружеские похлопывания по плечам друг-друга (одним таким хлопком можно было отправить в нокаут пару гуманитариев), он проорал на весь зал, что Годо опять опаздывает и будет минут через сорок, не раньше, так что пошли-ка пока в буфет. Мне бросилось в глаза, что часть публики, заслышав эти слова, утвердилась в мысли, что Годо, видимо, и есть автор пьесы, и вот-вот должен быть.
Буфет был разделен на три части: платный бар, бесплатный легкий стоячий фуршет (где все подмели, как вы понимаете, уже в первые пять минут) и бесплатный сидячий фуршет для почетных гостей, которых было немного и главным из которых, как выяснилось, был Мишель. Мы с Мишелем сели за стол и стали предаваться воспоминаниям о былых боях Холодной войны, а так как Мишель был ни много, ни мало кем-то официальным по культурным связям, то кругом нас сгрудилась куча штатских, которые мешали двум ветеранам не только общаться, но даже выпивать и закусывать, а это было недопустимо. Как я уже говорил, Мишель был прекрасным рассказчиком, причем его фантазия не знала предела. Тут как раз на стол перед нами поставили блюдо с ветчинными ролами, и я попросил Мишеля напомнить рецепт готовки некоего блюда с помощью пулемета «Максим». И капрал с радостью ударился в воспоминания, не забывая добавлять в них цветастую канву фантазии, а рецепт этот выглядел так...
Был, и до сих пор еще кое-где есть на вооружении, пулемет с водяным охлаждением ствола по имени «Максим». То есть ствол его заключен в резервуар с водой, на котором сверху есть специальная крышечка для долива воды. И когда пулемет стреляет, ствол, соответственно, нагревается, и вода его охлаждает, но, согласно законам физики, нагреваясь при этом сама. Ну, думаю, термин «закипевший пулемет» слышали или читали все.
Так что, по рецептуре Мишеля, берется пулемет с кожухом, заполненным водой, туда через лючок запускается змея (соль и специи по вкусу), крышечка закрывается и пулеметчик ведет огонь до готовности блюда. В Африке Мишель, рассказывая эту методу готовки, упоминал, что змея была предварительно подвергнута эвтаназии, освежеванию и набивалась ароматическими травами и рисом, но сейчас, в виду раздраженности на мешающую нам отдыхать публику, Мишель заявил, что несчастное животное засовывается в пулемет живьем. Мишель умудрялся давать одновременно и русскую и французскую версию, и вел свой рассказ настолько громогласно, что к концу оного наш стол, да и соседние заметно опустели. Слабая оказалась элитная публика, да и что возьмешь со штатских, не видевших толком ни змей, ни пулеметов. Так что мы смогли и пообщаться, и усугубить настоящего Камю.
А потом привезли фильм, и хотя Мишель сказал, что он хоть и критик, но считает большинство таких произведений полным Мёрде, мы пошли его смотреть, он - по положению, а я - для поддержки. Но разочек мы не сдержались... Несмотря на то, что Эстрагон был весь из себя деятель искусства, и я тоже вроде был более-менее интеллигентный человек, но тем не менее, после прозвучавшей с экрана фразы:
- Эстрагон и Владимир хотят повеситься, но у них нет крепкой веревки. Завтра они принесут веревку, и если Годо снова не придет, то повесятся обязательно, - мы бессовестно заржали. Так что, и театр абсурда может дать толику хорошего настроения. Особенно, если есть друзья и Камю (который не Альбер).