Столб пятый.


Жил-был прапорщик. Старшина заставы. Хороший, кстати, старшина - везде порядок и чистота, баня у него была одна из лучших, а личный состав наел на лицах такие будки, что заезжие тыловики смотрели со скрытой завистью. Даже ежедневный шестикилометровый кросс и бог-знает-скольки-километровый вояж по участку, не могли убрать мощного загривка. Кормили как на убой... Но уважали старшину не за хавчик с баней и не за его должность со званием. Он действительно, был нормальным, достойным мужиком, без выкидонов и заскоков.
Как и у всякого разумного обитателя нашей планеты, было у старшины любимое увлечение, которому он посвящал все свое свободное время - ему выпиливали из толстенной фанеры силуэт чувака в угрожающей стойке, раскрашивали зеленкой в камуфляж и рисовали болевые точки. Прапор руками-ногами изводил фанеру на кисточки, после чего, процесс резьбы по фанере и нецелевое использование зеленки повторялись заново. Умел он это, что и говорить. Периодически, рядовое народонаселение выходило на неравный бой с этим терминатором, тем более что за победу он каждый раз обещал первое место в чемпионате, с призовым фондом в несколько банок сгущенки.
Как-то, будучи в командировке, и я в составе сборной из еще пары-тройки любителей сладкой жизни, тоже решил выйти на ристалище. И даже совсем уж было нарисовал ему дуплет по почкам, как мой организм, не спросясь хозяина, неведомым образом развернулся и на бреющем устремился к поленнице у бани, где и прилег отдохнуть да подумать о вреде сладкого. После чего решил больше не связываться с добычей сгущенки подобным образом. Остальные участники шоу, приземлившись кто где, отряхнулись и привычно направились раскрашивать зеленкой уже самих себя.
И все было бы хорошо и относительно спокойно, но приехал как-то на заставу Большой Чин из округа - посмотреть на житье-бытье бравых пограничников, сам-то он по службе тыла проходил и поэтому всякие бытовые аспекты службы его очень интересовали. Тщательная проверка обнаружила только один недостаток - старшина оказался холостым. Не то чтобы прапорщик был против - он раз в год ездил в родную деревню, где-то в средней полосе, с идеей обзавестись супругой, и даже на примете у него кто-то был, но видно за полтора месяца никак не успевал. Как он сам объяснял, все время уходило на разборки с местными аленделонами - ну никак не могли выяснить, кто из них на стенку выше писает. Вот он и возвращался на заставу очень довольным и отдохнувшим, но по-прежнему очень холостым...

- Вы понимаете, товарищ капитан, что когда у старшины вторая подписка закончится, то он сразу уволится? Где вы еще такого старшину найдете? Из ваших оболтусов толстомордых? - возмущался Чин.
- А что делать? - пожимал плечами начальник - да он вроде и не собирался увольняться...
- Вроде-вроде! 3,14зда большая в огороде! - передразнивал Чин начальника - Его надо срочно женить!!!
- Это как??? - всерьез удивлялся начальник и оглядывался в поисках невесты.

А ведь придумал Чин, на то он и был Большой. Решили одеть старшину поцивильней и отправить жениться в ближайший ресторан - пусть найдет кого-нибудь да познакомится, глядишь и выйдет чего-нибудь. Начальник, зная старшину, отнесся к идее с большим сомнением, но тактично промолчал. Холостой прапорщик и вовсе виду не показывал - кто же не хочет лишний раз культурно коньячку от пуза покушать, особенно если до отпуска еще полгода?
И отправили, нарядив по тогдашней моде - джинсовый костюм, кроссовки и обаятельная улыбка на предвкушающей физиономии. Даже на заставской УАЗке отправили...
Ближайший ресторан нашелся в том же населенном пункте, что и родная комендатура. Ну, ресторан - не ресторан, а заведение на сотню посадочных мест. И на два десятка полёжечных после поседелок. И даже на сцене там, местная Эдит Пиаф что-то томно гнусавила. Очень романтичное было гнездышко. Наверно и невесты там клевали без всякой подкормки и наживки.
Бравый старшина, для начала процесса сватовства, убрал во внутрь холостого тела графинчик коньячку, закусил и прислушался к организму. Организм довольно икнул и разрешил начать рекогносцировку местности, на предмет поиска представителя женского пола, с точно заданными ТТД: 90-60-90, рост 180, по возможности блондинка до 20-ти, IQ не менее 160-ти, а вес не более 65-ти. Семейное положение значения не имеет.
В пределах досягаемости такого объекта не нашлось. Зато обнаружился еще один графинчик эликсира жизни, который был немедленно отправлен вдогонку за первым собратом. Жизнь начинала налаживаться, а это позволило несколько расширить строгие рамки ТТД. Но все равно, ничего похожего на заданный объект, зоркий глаз старшины не обнаружил. Пришлось накатить еще и призадуматься...

Большой Чин, проживая в Питере, совсем забыл о реалиях жизни периферии.
Вся беда заведений, удаленных от общепринятых центров культуры больше чем на тысячу верст, в том, что женского народонаселения в них намного меньше, чем мужского. А нормальное мужское, щедро разбавлено чужеродными вкраплениями, типа торговцев всяческой хурмой с мандаринами и цветами, да одичавшими выходцами с «химии» - т.е. очень сложным в общении народом.

Горькие мысли стратега привели к тому, что старшина усугубил еще графинчик и пошел жениться. Хоть на ком-нибудь. Даже без ТТД вообще. Ну, если не жениться, то хотя бы потанцевать. Это, понятно, понравилось не всем. Что в свою очередь не понравилось старшине. Обмен мнениями к консенсусу не привел, и пришлось предложить проверенный аргумент с призом в виде сгущенки. Любителей сладенького оказалось несколько больше, чем предполагал прапорщик, и диспут слегка затянулся.
Когда все оппоненты кончились, а невеста так и не нашлась, пришлось утешаться еще одним стакашеком с нектаром. Но тут на разбитой сцене появились новые действующие лица - менты, ранее стоявшие на входе в шалман...

Помните, как у Володи Маркова:
«У дверей заведения - алкашей демонстрация,
Их в кабак не пускает такая ж пьянь, только с рацией...»

Им тогда токо-токо выдали веские аргументы, под названием ПР-73, которые они просто горели опробовать в деле. Весело помахивая аргументами, менты построились «свиньей» и пошли в атаку. Слегка помутневший глаз старшины, среди атакующих невесты тоже не нашел, а их манеры были признаны просто возмутительными! Пришлось провести политико-воспитательную работу и с ними... А чтобы клан павших блюстителей порядка не вышел на тропу войны, и не стал подтягивать подкрепления, находчивый жених показал, наиболее уцелевшему из них, свою ксиву и попросил больше его не беспокоить. После чего принялся дальше грустно потреблять коньяк. Организм старшины, потеряв всякую надежду на женитьбу, грустно напивался вместе с ним...
Ближе к полуночи, дежурному по комендатуре позвонили очухавшиеся менты, и попросили забрать незадачливого жениха - невесты нет, а закрывать ресторацию надо.
Высланная тревожная группа, обнаружила жениха в прекрасном расположении духа и в полном нежелании заканчивать такой чудный вечер. К чести прапорщика, родной зеленый цвет фуражек произвел на него самое благоприятное впечатление - ну на кой ляд нужны все бабы, если есть братаны??? - Товарищи пограничники!!! Накатим???

На утро, проспавшийся старшина, выдул полведра воды, навалял звездюлей фанерному чуваку, пропесочил дежурного за хреново вымытые полы, да и остался служить дальше... Во всяком случае на следующие три года.
В кабак его больше не пускали... А жаль - менты с мандаринщиками там совсем оборзели...

ГАЙКА

Жила-была в славном городе Харькове учебка ПВО СВ(это не спальный вагон, а Сухопутные Войска!) Выпускала в период по полторы тыщи операторов РЛС всевозможных станций обнаружения, начиная с П-15 и выше... Подчинялась непосредственно Москве, отлично снабжалась всеми видами удовольствия, и была отличным "трамплином" для всевозможных карьеристов... Красота! Рядом - станция метро, а считается - служишь в войсках...
Но всему хорошему, как говорят, приходит конец... Союз развалился, учебку стали разгонять - это куча грустных историй о том, как одни набивают себе карманы, а другие за это расплачиваются... Увольнять "по сокращению части" - это ж сколько много денег придется всем заплатить... Надо экономить государственные средства! "Ничьим" офицерам-прапорщикам просто сказали - ищите себе место службы, где хотите. А где его найдешь? Кругом у всех такие же сокращения. Но народ до последнего не верил, что можно вот так взять и выкинуть тебя за забор... В общем, настал момент, когда кадровик собрал в кучку последних "могикан" - человек двадцать - и сказал: - Кто до двадцатого числа не принесет отношение с другой части о переводе - личное дело отправляю на увольнение. Все. С первого числа - части не существует...
Народ впал в ужас и панику. Ходили самые невероятные слухи, детально рассматривались самые невероятные варианты. Засылались ходоки в разные более или менее профильные части. Но тут прошел слух, что в Большой Военной Академии собираются открывать кафедру ПВО СВ, и будущий начальник - полковник-профессор будет набирать себе ШТАТ. Разведка доложила, что все это - правда. Собеседование в понедельник в 10-00! Народ воспрянул духом, кинулся мыться-бриться-стираться-гладиться, чтобы понравиться полковнику... Ему и нужно-то было от силы человека три... Но шанс надо использовать!
За час до мероприятия все двадцать человек толпились перед кабинетом. Уже было известно - спрашивает по технике... Большинство приуныло. Серьезных знаний техники у того же командира курсантского взвода никто никогда не требовал. Занятия по большинству предметов проводили сержанты, они же вели (руками курсантов) всю документацию. А взводный за десять минут все проверил - и целый день свободен... Пара майоров отдельно спорила - запустит всех, или по категориям...
Без пяти десять в коридоре раздался зловещий стук каблуков... Все замолчали на полуслове... Из-за угла вышел высокий, стройный, абсолютно седой полковник с блестящими умными глазами... Профессор! (я впервые в жизни близко увидел профессора) Остановился, оглядел нашу ораву, улыбнулся: - Ну, заходите...
Окно в довольно тесном кабинете по случаю весны было открыто, всюду - на полках, на столе, на стульях были разложены кипы бумаг, книг, папок и папочек.
Профессор быстро сел за свой стол, оглядел еще раз нашу притихшую компанию, столпившуюся при входе.
- Так, товарищи, мне на кафедру действительно нужны специалисты. Хорошие. Не специалисты мне не нужны...
С кого начнем? Вот вы, товарищ майор, какую технику вы знаете?
- Товарищ полковник! Я изучал...
- Подождите-подождите... Я спросил, какую технику вы ЗНАЕТЕ?
- Ну, знаю... эээ... Пэ восемнадцатую!
- Хорошо. П-18... Какой максимальный анодый ток первого смесителя?
- Э-э-э-э
- До свидания... Следующий! Кто? Вы, товарищ капитан? Что знаете?
- Э-э-э Пэ девятнадцатую...
- Прекрасно! Порядок сопряжения с ПРВ - 14.
Капитан молча поворачивается и уходит, обливаясь потом. Наша компания быстро сокращается. Дальше второго вопроса никто не прошел. Я за знания своей старушки совершенно спокоен - недавно сдавал на "мастера" московскому полковнику... Полковник долго жал руку и удивлялся... Никогда, говорит, не думал, что у вас тут есть люди, которые ТАК знают технику... В бригаде сдали двое - я и замкомбриг. Но у него спросили, сколько амплитронов в передатчике, а меня полковник гонял по принципиальным схемам с полчаса...
Скучно... От безделья рассматриваю кабинет - ничего интересного... Оба-на! На столе у Профессора, прижимая стопку бумаг, лежит весьма приличная гайка... Поразмышляем... зачем профессору... на столе... большая гайка? Не просто так же она лежит... анодированная... фасочки все сняты... красавица... Сейчас возьмет и спросит - а на какой ключ гаечка? Надо заранее прикинуть... 55 или 60? Наденем ключик зрительно... Ага, что-то не так... не надевается ключик... Вот оно в чем дело! Ну, профессор, ну, змей...
- Ну, кто там следующий?
- Разрешите, я?
- Ну, давайте, товарищ прапорщик... Что знаете?
- Пэ сороковую.
- Знаете?
- Знаю...
- Хорошо. Какие параметры пилот-сигнала в блоке пэ-восемь являются решающими для работы помехозащиты?
- Амплитуда. Размах амплитуды на выходе потенциалоскопа является задающим для схемы АРУ, которая...
- Стоп. Понятно. Как включить первую рабочую частоту?
- Сорвать пломбу на блоке пэ-десять, под крышкой переключить тумблер... а на пульте четыре-один...
- Понятно...
Полковник на секунду задумался... Пользуюсь моментом:
- Товарищ полковник, а разрешите мне вопрос?
Профессор удивленно посмотрел на такого наглеца, улыбнулся:
- Ну спрашивайте...
- Товарищ полковник, а вот зачем у вас на столе лежит гайка?
- Да вот просто себе лежит, бумаги от ветра прижимает... а чем вам она не нравится?
- Да я бы хотел ключ для нее увидеть...
- Ну, обыкновенный ключ...
- Да нет, обыкновенным ключом семигранную гайку не покрутишь... нет параллельных граней... это, кажется, она на гербе общества изобретателей?
- Заметил!!! Гад, заметил!!! Фамилия? Будешь у меня работать, долго я тебя искал...

Чем это все закончилось? Да ничем... Полковнику дали другую должность, а у нового начальника уже были набраны свои люди... Значит, не судьба.. Да я и не жалею... Жизнь подкинула другие варианты...

Граф

1981 год. Туркестанский Краснознаменный. Мары. Центр ПВО. Обучается бригада кубинцев. То ли «Куб», то ли «Квадрат» (вообще-то, кажется, это один и тот же зенитный комплекс). Честно, не помню. А главное тем самым желаю подчеркнуть свое сугубо гуманитарное восприятие жизни и снять безусловно справедливые будущие упреки в том, что техническая сторона прописана не детально, а по сему недостоверно. Если этого мало, то привожу цитату - «это больше чем правда, так оно и было на самом деле».
Подразделений и специальностей в бригаде ПВО хватает - РЛСы и прочие станции, необходимые, чтобы привет от «дружественных» ВС был доставлен противнику точно по адресу. Есть железка, значит, есть и люди, которую эту железку обслуживают, а чтобы они обслужили ее «тип-топ», надо этих людей научить. Этим благородным делом и занимался офицерско-преподавательский состав учебного центра. Одно из подразделений бригады набиралось ума у майора СА по кличке Граф. Происхождение клички не имеет ничего общего с фамилией или благородной кровью, все циничнее и проще. Как всякий офицер Граф знал ходившую в то время среди военных присказку - «Есть на свете три дыры - Фрунзе, Кушка и Мары». Будучи офицером советским, знал он и другую - «Дальше Кушки не сошлют, меньше взвода не дадут». На этом и базировалась его, да и не только его, философская доктрина. А посему - пожалуйте выпить, господа офицеры. Время, место, количество и прочая-прочая есть категории переменные, а желание выпить - константа, это понимало даже командование. С переменными категориями боролось оно нещадно, пытаясь разнообразными драконовскими мерами заставить офицеров удовлетворять его (желание, а не начальство) за пределами центра, или, хотя бы, во внерабочее время. Замполит не гнушался проверкой столов, шкафов и прочих «шхер» в учебных кабинетах на предмет обнаружения алкогольной продукции прямо в присутствии «подозреваемых», наличие стойкого амбре у которых само по себе не могло служить свидетельством «преступления», так как в ход пускались стандартные отмазки насчет «вчерашнего», «бутылки пива в буфете», выпитой в обед, вплоть до заявления, что это «природный запах, и, сколько себя помню, всегда так и пах, поэтому идите нах». В принципе, замполитовские наскоки мало кого волновали (смотри выше про Кушку и взвод), но и лишние проблемы никому не были нужны. Граф вышел из этой ситуации достойно. Алкоголь не прятал, держал его открыто в графине, стоявшем на его преподавательском столе. Употреблял тоже открыто, прямо в ходе лекций и прочих занятий. Делал это буднично и делово, иногда в присутствии замполита и других проверяющих, ограничиваясь для достоверности мелким глотком, мол, горло смочить. Для особо дотошливых поясняю - в графине был «Чемен», местный белый портвейн, напоминавший по цвету слабо заваренный чай или круто заваренную верблюжью колючку (напиток в Туркмении весьма распространенный, и жажду утоляет и дезинфицирует). Где-то полгода он так забавлялся, но в итоге был раскрыт и удостоен прозвища Графин, сократившегося со временем до звучного Граф, и порции звездюлей, которая никак на него не повлияла, да и не могла повлиять. Конечно, за полгода, что я провел в Марах в качестве переводчика, я видел Графа трезвым. Но было это раза два-три, пьяным «в хлам» видел я его те же два-три раза.
Преподом он был толковым, дело свое знал и мог натаскать кого угодно, хоть обезьяну, было бы у этой обезьяны желание. Тут-то и скрывалась заковырка. Обучавшийся у Графа расчет одной из станций, обслуживающей комплекс, возглавлял лейтенант-кубинец, проучившийся четыре года у нас и, отдадим ему должное, разбиравшийся в теме не хуже Графа. А вот бойцы были из той породы, которую почему-то все привыкли обозначать словом «деревня», несправедливо обижая в массе своей смекалистых и шустрых деревенских парней. Дети острова Свободы никак не могли освоить процедуру ввода данных, сводившуюся к тому, что на аппаратуре станции выставлялись при помощи ручек и тумблеров необходимые значения, вносились какие-то поправки, осуществлялись привязки и, как апофеоз, загорался зеленый индикатор, сигнализирующий о том, что теперь уж дяде Сэму, если он сунется в воздушное пространство Кубы, наступит полный кердык. Кердык наступать не хотел, станция переливалась желтыми, красными и прочими огоньками, зеленый не загорался. Через некоторое время лейтенант-кубинец, устыдившись, видимо, тупости своих земляков, предложил Графу не париться, а полечить расшатанные нервы исконно русским способом, клятвенно пообещав, что за оставшееся время сам выдрючит своих бойцов так, что им мало не покажется, благо в запасе было еще пару месяцев. С тех пор лекции сводились к непринужденному общению между Графом и лейтенантом, свободно говорившим на русском, на самые разнообразные темы под общим лозунгом: «А, вот помню, у нас был случай...». Бойцы строчили письма домой или, тупо уставившись в тетрадь, пытались разобраться с какими-то задачами, которые давал им лейтенант, а переводчик (то есть я) почитывал детективы, изредка встревая с комментариями в беседу офицеров двух дружественных армий. Идиллия была полной, но как всякой идиллии продлиться долго ей не было суждено. Беда пришла от самого Фиделя Кастро, который ввиду нависшей над островом американской угрозы слезно попросил сократить срок обучения бригады, о чем и было объявлено однажды утром на разводе на занятия. Лейтенанта как подменили, лицо его посерело, а глаза подернулись мутной дымкой, в которой отражались стремительно приближающиеся пиздюли. Он понимал, что за оставшиеся до приема зачетов несколько дней его бойцы умнее не станут, а в довершение всего в экзаменационную комиссию помимо наших включили и командование кубинской бригады. Поэтому предложение Графа спрыснуть скорый отъезд на родину было отвергнуто решительно и недвусмысленно. - Не бзди, лейтенант, - заявил Граф, - прорвемся! Заявил так решительно и уверено, что рука лейтенанта сама потянулась к стакану с «Чеменом».
Однако в день сдачи зачета, когда члены комиссии расселись за выстроенными в ряд столами, а Граф пристроился рядом с аппаратурой, лейтенант явно запаниковал. Да и мне, честно говоря, взгрустнулось. Председатель комиссии, полковник, сходу предложил, не использовать исходные значения, содержащиеся в билетах, а предоставить право постановки задачи кубинским представителям экзаменационной комиссии. Предложение было принято. У полкаша, что называется, с собой было, и он протянул пачку листов с заданиями своему кубинскому коллеге. Тот радостно выхватил один из листов и огласил его содержание бойцам. Те защелкали тумблерами, завертели ручками, попутно выдавливая из себя объяснения своим действиям. Под ласковым взглядом Графа я переводил русскоговорящей части комиссии ту ахинею, которую они несли, внося необходимые поправки в меру своего разумения. Было видно, что последовательность действий лейтенант сумел таки вбить в голову своих подчиненных, но смысл, как и результат этих действий, оставался для них тайною за семью печатями. Любой дополнительный вопрос вызывал полный и окончательный ступор. Щелкнул последний тумблер и, о чудо, загорелся зеленый индикатор. Единственным человеком, на которого это не произвело никакого впечатления, был Граф. Для остальных это был явно неожиданный исход сумбурных манипуляций. Председатель комиссии крякнул и сам зачитал новую вводную. Как результат - зеленый. Следующая вводная - зеленый. - Так, а взаимозаменяемость внутри расчета. Поменяться местами - зеленый! С каждым разом бойцы все уверенней щелкали тумблерами, вертели ручки и рассуждали о поправках и корректировках значений. Перед комиссией явно вставала дилемма - с одной стороны, было видно, что расчет это сборище идиотов, абсолютно не понимающих, что они сами делают, с другой стороны, отсутствие понимания не влияло на конечный итог, о чем недвусмысленно сигнализировал зеленый индикатор. Пошептавшись со своими соседями, председатель комиссии черкнул что-то карандашом на листе с очередным заданием и протянул его кубинскому полковнику. Тот активно закивал головой и начал зачитывать его расчету. Ребятам было пох, они все равно ничего не понимали, а лейтенанту, воспрянувшему было духом, взгрустнулось прямо на глазах. Последовали те же щелчки тумблерами, такие же бессмысленные рассуждения о том, зачем ими щелкают, и... загорелся красный. Бойцы не были готовы к такому повороту событий. Но, увидев, что лейтенант аж засветился от счастья, сумели сделать вид, что ничего страшного, собственно говоря, и не произошло. Комиссия сдалась, попытка «взять на понт» с треском провалилась. На последнем построении бригады, когда оглашались результаты, лейтенанту объявили благодарность, чуть ли не от самого Фиделя, а также был отмечен весомый вклад преподавательского состава в дело подготовки молодых кадров для ВС Кубы. Но еще до этого построения, после ухода комиссии, ваш покорный слуга задал Графу напрашивающийся вопрос о методах такой подготовки.
- Да, хули, методы? Видишь вот эту байду? - Граф кивнул в сторону какого-то блока размером с хороший чемодан, стоявшего на маленьких вкручивающихся ножках и соединенного с основной аппаратурой кучей проводов. - Я давно заметил, если ногою ближний правый угол приподнять, зеленый загорается, если ближе к левому краю - красный. Главное, чтобы бойцы хоть что-нибудь лопотали и тумблерами щелкали, а все эти вводные мы на одном месте вертели.
- Ну, а если совсем «козлы» попадутся, так что и слова из них не выжмешь. Как тогда зачет комиссии сдавать?
Граф подошел вплотную к блоку, просунул носок армейского ботинка в щель между полом и блоком прямо по центру и слегка его приподнял. Индикаторы мигнули, стрелки задергались, и все аппаратура отключилась.
- Какая, нах, комиссия? Какой, нах, зачет? Накрылась станция. Всем зачет «автоматом».

ЕВРОПА

(Рождественская, совсем не сказочная история)

А началось всё с телефонного звонка... Приятель мой, Красимир, музыкант, такой же эмигрант ,как и я, только родом из Болгарии , предложил в очередной раз съездить с ним поиграть в ресторане на Новый год... Памятуя о том, что год назад мы с ним и его коллегой уже занимались подобной музыкальной халтурой ,и надо признать, довольно успешно , я согласился ( три автобуса руссо туристо, кроме коих и народу-то практически не было в отеле, всю ночь наперебой заказывали популярные шедевры типа «Владимирского централа» ,и соответственно ,башляли не слабо. ). В этом году мы надеялись заработать никак не меньше, причем, пригласили нас на неделю, и цифры, витавшие в наших головах были если не астрономические, то весьма солидные. К тому, что оговаривалось контрактом, прибавлялась гипотетическая сумма , которую мы расчитывали накосить на ностальгирующих соотечественниках ... Поэтому я сразу дал добро, и вытащив пылившуюся в углу гитару , несколько дней посвятил воспоминаниям и разучиванию всего того, что на мой взгляд могло пригодиться на предстоящей гастроли. За день до отъезда другой приятель, профи от музыки , за литр «Столичной» дал на неделю собственный «Fender»... Для тех ,кто понимает :...Перефразируя известный анекдот - примерно то же, что для чекиста пострелять из маузера Дзержинского...

К концу декабря ударили морозы... День зимой короткий, посему, отобедав ,мы отчалили в направлении места наших гастролей уже в сгущающихся сумерках. Ехать предстояло примерно километров триста на север.
Красимир, вырулив на трассу, прибавил газу, я ,покопавшись в куче компакт-дисков, выудил какой-то сборник инструментальных композиций и воткнул диск в проигрыватель. Наполнив мягким звуком уютный салон, зазвучала «Европа»... Не «Европа-плюс», как наверняка подумало бы большинство молодежи, воспитанной на музыкальной жвачке формата MTV...Отнюдь!.. Знаменитая композиция Карлоса Сантаны, соло которой во времена моей молодости знал каждый, хоть немного умевший держать в руках гитару ...
Красимир заулыбался:
- Мы когда-то играли эту вещь!.. Давно, еще когда жил в Софии!..
- Мы тоже ее играли...Еще в школьные времена... - согласно кивнул я.
- Может сделаем?.. Гармония несложная, если соло вспомнишь -может получиться неплохо... Приедем - надо посидеть попробовать...- заключил Красимир...
Я откинулся в кресле, прикрыв глаза... Говорить не хотелось...И летящая под колеса дорога и звучащая “Европа” уже однажды были в моей жизни именно в таком виде... Только “Европа” звучала из старенького кассетника, закрепленного на передней панели командирского “уазика”...

Комбат любил эту мелодию. И когда дорога была достаточно длинной, чтобы позволить себе немного отдохнуть и расслабиться, всегда просил меня поставить именно эту кассету. Казалось - в те минуты с лица его спадала маска служивого человека и он становился самим собой. О чем он думал,закрыв глаза,и мягко улыбаясь чему-то своему, наверняка доброму и хорошему - не знаю... Наверное тогда я до конца осознал , что офицеры наши вне службы - точно такие же люди,со своими радостями и бедами и, в сущности - такие же солдаты, как и мы, только вот до дембеля им пахать, как медным котелкам. И остаться человеком при всем этом достаточно непросто...Видимо, это понимал не только я один, потому комбат у личного состава пользовался непререкаемым авторитетом и уважением, несмотря на то, что суров порой бывал весьма, и мне ,как земляку, поблажек не делал, скорее даже наоборот. Но ,тем не менее, и покурить с личным составом не считал зазорным,и за жизнь поговорить... Попал он к нам после того, как провел четыре года в Афгане зампотехом батальона... Правда, об этом он распространяться не любил, как впрочем и о других аспектах своей биографии. Боевые награды на его парадке говорили сами за себя...
В силу некой приближенности (все таки водитель ) я знал о комбате несколько больше, нежели остальные, что ,впрочем ,уважения его в моих глазах ничуть не убавило. Я видел с какой радостью бежит к машине ,встречая папу ,пятилетняя Светка, как комбат подбрасывает ее,счастливо хохочущую ,в вечернее небо, какой любовью светятся глаза его жены Нины, и как нежно он смотрит на них обеих. Наверное, это и есть счастье, ибо ,по большому счету, что еще надо в жизни -то?..
Нина была моложе мужа лет на десять, и ей едва перевалило за тридцать, но выглядела она на двадцать от силы. Есть женщины которым это удается безо всяких ухищрений...Как - загадка... Красивая очень она была и косметикой почти не пользовалась в силу этого... И взгляды, которыми провожали ее стройную фигурку практически все без исключения мужчины, способны были прожечь сквозную дыру в броне любого танка... Однако же ,извечным женским слабостям, таким, как поклонники, ухаживания и флирты, она подвержена не была, чем отличалась от большинства офицерских и прапорских жен...При неизменно доброжелательном отношении ко всем без исключения , Нина умела одарить особо настойчивого и не понимающего слов таким взглядом, что куда там Кашпировскому, Чумаку и иже с ними!..
Помню, как в последний вечер пребывания в части (ночью нас должны были отвезти на аэродром ) комбат , посидев в курилке с дембелями, пожав руку каждому, и порекомендовав не напиваться ( что ,кстати,было выполнено неукоснительно - выпили, конечно, на прощанье, но на ногах все держались твердо ), кивнул мне ,подзывая, и направился к фырчащему мотором уазику,где место за рулем уже занимал новый водитель.
- Поехали, поужинаешь у нас...
У комбата я бывал и до этого, и сиживать с ним за одним столом приходилось, только вот насчет выпить ,естественно, не случалось, но сегодня он сам наполнил рюмки из пузатого графинчика:
- Много не будем, но грамм по сто, я думаю, не повредят...Ковалев в десять поедет в часть, я ему позвонил, чтобы ко мне заехал тебя забрать. Он вас ,кстати и на аэродром повезет ...
Из кухни вышла Нина с блюдом источавшего восхитительный аромат жареного мяса, за ней, преисполненная важности от сознания собственной значимости появилась помогавшая маме Светка, которой было доверено нести тарелку с хлебом. Комбат, наполнив рюмку Нины и вручив дочке стакан лимонада,повернулся ко мне:
- Ну, дембель!.. За тебя!..За то, чтобы на гражданке у тебя всё сложилось!..
............
-
...Спустя час за окном послышался знакомый шум мотора. Комбат встал, взглянув на часы:
- Время прощаться...
В прихожей он крепко пожал мне руку ,пожелав удачи, выскочившая Светка тоже протянула ладошку, которую я осторожно потряс. Нина, тепло улыбнувшись, взглянула мне в глаза:
- Не забывай нас... Может когда-нибудь увидимся еще, кто знает...

Такими они мне и запомнились: Нина, прильнувшая к плечу мужа ,машущая ручонкой Светка и комбат, действительно - батя, в чем мы напоследок лишний раз убедились уже приехав на аэродром. Узнав одному ему ведомыми путями время отправления борта (аэродром Барановский был военный ), он отправил нас туда за пару часов до вылета, тогда как остальная дембельская братия торчала в холодных палатках в ожидании отправки кто с утра,а кто и со вчерашнего дня...

Мои воспоминания были прерваны замелькавшими по сторонам фонарями ,новогодними гирляндами и прочей праздничной мишурой. Мы въехали в город. Красимир уверенно подрулил к ярко освещенному подъезду отеля, еще через пару часов мы, выгрузив и подключив аппаратуру, подошли на ресепшн за ключами от наших номеров. Тут нашим планам заработать был нанесен сокрушительный удар... Девушка за стойкой с вежливой улыбкой, в ответ на наш вопрос, сообщила нам, что русских туристов в этом году нет, группы, которые находятся в отеле, из Греции и Франции... Мы переглянулись, я вполголоса выругался на языке родных осин, Митко, наш клавишник, сокрушенно покачал головой, и, судя по всему ,продублировал мое высказывание по болгарски... Дождаться от лягушатников и пиндосов каких-то заказов было абсолютно нереально, мои коллеги знали это по собственному опыту. Сразу вспомнились слова Макаревича: “ ...А им - хоть “Бони-М”, хоть краковяк... Сидят и не башляют ни хрена!..”
Ничего не оставалось, как покориться судьбе, и мы в течение последующих пяти дней исправно услаждали слух постояльцев отеля и немногочисленных аборигенов. Упомянутую “Европу” вспомнили без особых затруднений, правда ,исполнять ее не торопились... Было что играть и помимо этого...

Время близилось к вечеру , сотоварищи мои отсыпались в своих номерах, я же решил прогуляться в местную лавку купить очень мной уважаемого “Гордонса”... Надо сказать,что в Финляндии спиртное продается только в специализированных магазинах ( как тут не вспомнить с умилением родные магазинчики, работающие круглые сутки без выходных и имеющие достаточно приемлемый ассортимент ) , и стОит более чем прилично. За поллитровую фляжку любимого пойла пришлось выложить двадцать пять евро . Поскольку завтра наши гастроли заканчивались, я решил это дело отметить, независимо от того, составят коллеги компанию, или нет...К тому же еще и Рождество...
Выйдя из магазина, глубоко вдохнул свежий морозный воздух и в восхищении замер... Что ни говори, природа здесь потрясающе красива!.. Заснеженные деревья ,очень грамотно подсвеченные, высились вокруг, пушистые сугробы переливались мириадами алмазных искр... Рождественская сказка наяву!.. Описать трудно - это надо видеть!..
Невольно вспомнилось, что не более, чем в сотне километров восточнее, когда-то валил лес Саня Скутин... И меньше всего хотелось бы оказаться на его месте...Одно дело - любоваться этой красотой, грея в кармане фляжку джина и знать, что через пятнадцать минут неторопливой прогулки блаженно растянешься на горячих досках сауны, и совсем другое - по пояс в снегу заниматься лесоповалом... Бр-р-р-р!!!... От одних мыслей мурашки по коже!..
Не спеша подойдя к отелю, я с удовольствием услышал родную речь. Из стоящего у входа микроавтобуса выгружались соотечественники, судя по всему, приехавшие покататься на лыжах. Горнолыжный комплекс “Ruka” находится всего в двадцати минутах езды, и любителей всегда хватает. Странно лишь, что они поселились здесь, а не в отеле комплекса, но хрен знает ,может там мест нет, может здесь дешевле... Забивать голову этим я не стал, равнодушно скользнув взглядом по лицам и пропустив вперед симпатичную молодую женщину с мальчиком лет пяти, прошел к лифту. Надеждами себя уже не тешил, ибо приехавшие явно не являлись новыми русскими, готовыми оставить в кабаке много зеленых американских или разноцветных европейских рублей...
Последний наш вечер ознаменовался еще и тем, что отель опустел. Греки и французы уехали еще днем, и в ресторане были лишь мы, да официантки. Однако поскольку ,хоть зал и пуст, а контракт есть контракт, то никакой речи о том, чтобы сегодня не играть, и быть не могло. Красимир, философски пожав плечами ,уселся за барабаны ,Митко занял свое место за синтезатором... Единственным плюсом в создавшейся ситуации было то, что мы могли позволить себе играть вещи, которые вряд ли пришлись бы по вкусу ресторанной публике. Вспомнили множество забытого ,времен общей молодости , немного поимпровизировали на джазовые темы ,в перерывах прихлебывая, кто ”Gordon’s ”,кто пиво ... Спустившиеся в ресторан соотечественники ,числом пятеро, расположились за столиком невдалеке от нас, танцевать ,судя по всему не стремились, но слушали , порой аплодировали особо понравившимся мелодиям. Не особо надеясь на результат, я, тем не менее, всё же исполнил пару русских песен... От столика отделился парень лет тридцати и подошел к нам, прервавшимся на очередной перекур :
- Добрый вечер! Скажите пожалуйста, сколько стоит заказать песню? - вежливо обратился он ко мне
- А что бы Вы хотели услышать? - задал я встречный вопрос. - у нас ведь из русского в основном звучит ресторанный репертуар... Такса - десять евро за песню...
- Супруге музыка Крутого нравится, - улыбнулся он, положив на стол розовую десятку, - что -нибудь из него можно сыграть?..
- «Пальма-де-Майорка» устроит? ,- поинтересовался я.
Он ,согласно кивнув ,направился к своему столику, мы - к инструментам... В его партнерше я узнал женщину, входившую в отель вместе со мной. В серебристом платье, обливавшем великолепную фигуру, она выглядела просто потрясающе, и я ощутил нешуточную гордость за соотечественниц, как, впрочем ,и всегда...На фоне ее, симпатичные ,по местным меркам, официантки и работницы отеля выглядели, мягко говоря, дурнушками... Если не сказать больше...
Песня закончилась, от столика зазвучали аплодисменты. Митко, прижав руку к сердцу, поклонился в зал. Незаметно подошедшая официантка показала мне на часы . Пара не торопилась покидать танцпол, видимо, ожидая следующей мелодии .В ответ на вопросительный взгляд, я улыбнулся им :
- Уважаемые гости! К сожалению, наш вечер подходит к концу. Я позволю себе на прощанье предложить вам одну хоть и старую, но очень красивую мелодию... Надеюсь ,она вам понравится...
- Играем «Европу»,- отключив микрофон, повернулся я к коллегам и, прикрыв глаза , тронул струны...
Трудно объяснить мои тогдашние ощущения...Казалось - весь просто растворился в музыке... И сыгранность наша, и качество инструмента ,чувствующего даже не пальцы а мысли, и ретроспекции ,навеянные «Европой» - всё это захлестнуло меня одной огромной волной. Не скажу, конечно ,что я играл ,как Сантана, но это был тот случай, когда происходит полное единение с инструментом и окружающая действительность перестает существовать... Митко эффектно обыграл коду(концовку), Красимир, сделав финальный брэк, повернувшись ко мне, поднял большой палец:
- Класс!.. Ты сегодня в ударе. Там зрители даже плачут..., - с улыбкой кивнул он в направлении столика...
Я вгляделся в полумрак зала. Что-то там за столиком действительно происходило. Женщина, сидевшая вполоборота к нам ,виновато улыбаясь ,промакивала глаза, девушка, судя по всему, ее успокаивала...
Отключив аппаратуру и свет, мы направились в бар. Митко с Красимиром, взяв по бокалу пива, уселись в углу у телевизора, вещавшего что -то ,по видимому, им небезынтересное, я устроившись за стойкой, отхлебнул джина. Подошел парень, заказывавший музыку:
- Спасибо за прекрасный вечер. Мы просим Вас присоединиться к нашему обществу ,если не возражаете... Меня зовут Алексей - дружелюбно улыбнулся он мне.
Я, в свою очередь, пожав ему руку, представился тоже...Алексей ,пока бармен смешивал коктейли, в двух словах объяснил, что приехали они с друзьями ,женой , сыном и тещей из Москвы покататься на лыжах и съездить к Санта-Клаусу... Этакий семейный вояж...
Пообщаться с соотечественниками всегда интересно, потому я охотно подхватил свой бокал и направился вместе с Алексеем к столику, стоящему в глубине бара.
- Дамы скоро подойдут, они пошли в номер сынишку проверить. Хотя, чего его проверять, спит без задних ног!.. - подняв бокал, поведал Алексей.
Еще через десять минут нашей беседы выяснилось, что мой визави - медик, работает в НИИ с каким -то очень сложным названием (я даже не пытался его запомнить)... Вообще он оказался интересным собеседником, настроение было прекрасным, Рождество ,завтра - домой, плюс еще напоследок - приятное общение в последний вечер...
- Вот и они!.. - в освещенном проеме входа появились два стройных женских силуэта. Алексей ,привстав, помахал рукой ,- Сейчас я вас познакомлю...
Дамы сменили платья на джинсы, что привлекательности в них только прибавило, и понять кто из них мама ,а кто дочь, было невозможно, во всяком случае, пока они не подошли ближе... Алексей нас представил друг другу, женщины расположились за столиком...

Я застыл, в полном обалдении... Происходящее было уже за пределами реальности ,и тем не менее, это был не сон...Напротив меня сидела Нина!... Нина Горелова... Жена нашего комбата... Изменившаяся, но не потерявшая своей красоты и привлекательности за прошедшие двадцать лет... Я плохо слушал Алексея и Светлану, механически улыбаясь и поддерживая беседу, и всё не мог поверить, что это не сон и не пьяный глюк, вызванный недавними воспоминаниями...
-...Вы прекрасно играли!.. - донесся как бы издалека голос Светланы ( Господи!.. Это в какую красавицу выросла Светка!.. Девчушка, с торчащими косичками, важно протягивавшая мне ручонку, прощаясь в тот вечер у комбата...) - Особенно последняя ... Папе она очень нравилась...- вздохнула Светлана...
Нина пригубила вина :
- Мы с мужем когда-то познакомились под эту мелодию... Он умер два года назад... - произнесла она ...
- Понимаю и сочувствую, Нина...Михайловна... - проговорил я...- Его звали Сергей Николаевич?.. Подполковник Горелов?..
Нина расширившимися глазами посмотрела на меня:
- Да... Вы знали его?.. - она внимательно вглядывалась в мое лицо -Я не могу Вас припомнить, извините...
- Двадцать лет назад... В Уссурийске... В восемьдесят третьем я был у него водителем...
Светлана и Алексей, затаив дыхание, слушали наш диалог... Глаза Нины повлажнели:
- Боже мой!... Я ни за что бы Вас не узнала!.. Теперь вспомнила... Вы ведь из Петрозаводска, правда?.. Леша!.. - она повернулась к Алексею - Закажи вина, пожалуйста!...
....................
Мы проговорили с Ниной до закрытия бара, затем переместились в холл отеля, где за маленьким столиком с горящей свечкой просидели почти до утра .И ей и мне было, о чем вспомнить и рассказать друг другу... Светлана с мужем, немного посидев, тактично покинули нас еще в баре...Видимо ,действительно, случаются чудеса на Рождество, ибо ничем иным объяснить эту встречу было нельзя...
- Ребята уважали Сережу, многие потом писали, по-моему, и от тебя была пара открыток к праздникам... Он , я думаю, был бы очень рад тебя увидеть сейчас...
Я вытащил из кармана фляжку с остатками джина:
- Давай помянем... Жаль, конечно, что так и не удалось нам с ним встретиться... - открутив колпачок с фляжки, и наполнив его , протянул Нине. Мы молча выпили, Нина понюхала колпачок:
- Елкой пахнет... Рождеством... Ты когда уезжаешь?..
- Скоро... В девять отъезжаем...
Нина взглянула на часы:
- Не спал совсем, осталось четыре часа... Заболтала я тебя...
- По дороге посплю, ерунда...
- Всё равно, пора расходиться...Днем к Санта -Клаусу поедем, надо хоть немного вздремнуть... - Нина гибко распрямилась, встав с кресла...
У двери номера она повернулась ко мне:
- Спасибо тебе!.. За вечер, за всё...Позвони, когда будешь в Москве...Обязательно позвони!.. - Нина, улыбнувшись, коснулась поцелуем моей щеки... Дверь , мягко щелкнув, закрылась, оставив лишь легкий, почти неуловимый запах ее духов...

Утро выдалось морозным и ветреным. Наспех закидав аппаратуру в машину, мы уже собрались отъезжать от отеля, как мой взгляд упал на диск с «Европой» :
- Красимир, можно я возьму себе этот диск?.. Если тебе он нужен - куплю такой-же, когда приедем...
- Конечно, возьми, если нравится!... Ноу проблем! - улыбнулся он...
- Тогда подожди немного, я быстро...
Девушка, скучавшая за стойкой отеля, улыбнулась мне:
- Вы что-нибудь забыли?.. Дать ключ от номера?..
- Нет, всё в порядке!.. Передайте пожалуйста этот диск госпоже Гореловой из номера 305. Она еще в отеле?..
- Да, Вы можете позвонить ей -она протянула мне трубку...
- Не надо звонить, просто передайте...
- А от кого передать?..
- Она поймет...

Плюхнувшись рядом с Красимиром, я выдохнул: - Всё!..Поехали!...
- Кому подарил?.. Той женщине, да?.. - подмигнул он мне...
- Да... Мы когда-то были знакомы... Очень давно, и далеко отсюда...
- Как по русски говорится?.. Свет маленький, так?..
- Немного не так... Мир тесен...
- Мир тесен...- задумчиво повторил Красимир и, помолчав, добавил - Действительно - тесен...

Страх.

Давным-давно, в далёких ныне 70-х годах прошлого века, в мифическом полулегендарном государстве СССР, я жил в Крыму, а учился в школе N12 города Керчи. Наш класс образовывал пионерский отряд им. Героя Советского Союза ... э-э-э... совсем одолел, склероз проклятый... Кажется, Логунов была его фамилия, но не уверен, в и-нете не нашёл данные на такого ГСС. Но пусть он так и будет в рассказе под этим именем. Этот герой-лётчик проживал там же в Керчи, мы приглашали его на торжественные пионерские сборы, повязывали ему красный пионерский галстук, а он нам прочувствованно рассказывал о героических военных свершениях.
А через много лет, уже после армии, я работал в той же Керчи водителем железно-рудного комбината. А Логунов, как оказалось, будучи уже пенсионером, работал в том же гараже автомехаником. И вот, как-то вечером, после смены, сидели мы с ним в компании в гараже, выпивали, натурально. Поддав с устатку, он часто вспоминал войну. Хорошо понимаю его. Именно там, на войне, остались его самые насыщенные и наполненные дни.
И вот как-то, где-то уже по кило домашнего вина мы в себя влили, и послали самого молодого ещё у бабки банку трёхлитровую прикупить, кто-то из водил спросил его:
- А скажи честно, бывало страшно на войне?
Механик ответил не сразу, хмыкнул с видом: «Ну ты и спросишь!», размял беломорину, прикурил неспешно и начал свой рассказ. Уж сколько лет прошло, а всё мне душу бередит его история.

Зима 1942 года, Ленинградский фронт.

- Вы не поверите, - начал он, - но в бою лётчик пугается редко. Пока летишь - всё внимание сосредоточено на управлении. Если кто думает, что управлять устаревшим тогда И-16 легче, чем более современным ЯК-1, то он очень глубоко заблуждается. «Ишачок» создавался Поликарповым для манёвренного воздушного боя. А значит - с очень небольшим запасом продольной и поперечной устойчивости. Приходилось «держать самолёт на ручке». То есть очень плотно удерживать ручку управления и педали, в готовности мгновенным точным движением скомпенсировать рыскание по крену, курсу и тангажу. Иначе ровный горизонтальный полёт превращался в беспорядочное кувыркание с разрушением планера. Так что не расслабишься в полёте. Это уж позже допёрли конструкторы, что для лучшей управляемости можно просто увеличить площадь рулей, скомпенсировав нагрузку на них аэродинамически. Легкий в управлении ЯК - лучший тому пример, любили его лётчики.
К тому же, у «ишачка» был открытый фонарь, ледяной зимний ветер нещадно треплет пилота в кабине. Ремешок от шлемофона потоком ветра бьёт по лицу, как не запихиваешь его, не перекручиваешь, всё равно размотает и стегает по щеке и подбородку, аж застрелиться хочется. Красиво сидит форма на лётчиках, девушки восхищённо заглядываются, да мало кто знает, что пневмония, гайморит и радикулит были постоянными спутниками пилотов. Да и на более современных ЯКах старались летать, не закрывая фонарь. Оно, конечно, теряется скорость из-за этого, да только не заклинит его, когда понадобится с парашютом покидать сбитый самолёт.
А уж когда воздушный бой начался - только успевай крутить головой по сторонам, некогда переживать. Да и потом озлобление в бою появляется. Когда видишь падающий горящий немецкий самолёт - испытываешь искреннюю радость - так тебе, суке, и надо. А ещё злость испытываешь, когда видишь падающие наши самолёты, как гибнут твои товарищи. Так что - нет, не боялись мы ни черта, когда дрались в воздухе.
Но вот однажды случилось так, что испугался я так, как никогда в жизни, не забуду, как тряслись тогда коленки и дрожали губы.
Тогда нас, истребителей, защищавших небо блокадного Ленинграда, срочно подняли по тревоге. С поста ВНОС сообщили, что на колонну машин, идущих с Большой Земли в блокадный Ленинград с продовольствием, немцы начали авианалёт. С бреющего полёта двухмоторные Ме-110 расстреливали грузовики очередями авиапушек. А на выходе из атаки хвостовые стрелки ещё добавляли свои пулемётные очереди. Сверху их прикрывали лёгкие 109-е «Мессера», или, как мы их называли - «худые».
И вот приблизились мы к Дороге Жизни, как называли ледовую трассу по Ладожскому озеру. 110-е утюжат колонну полуторок и ЗИСов, по ним отстреливаются девчонки-зенитчицы из счетверённых «Максимов». Да только против самолётов это слабенькое оружие, и калибром, и дальностью огня. Захожу на своём ястребке в хвост последнего 110-го. Он моментально огрызнулся очередью хвостового пулемёта. Видать, у стрелка нервы слабенькие. С такой дистанции не попасть, надо было подождать, пока подойду поближе, и влепить очередь в упор. Правда, и « ястребок» может всадить в упор своими 20-милиметровыми пушками ШВАК, так что тут уж - у кого нервы крепче окажутся. А бороться с такими вот отпугивающими очередями слабонервных стрелков я уже давно научился. Надо зайти повыше и спикировать на цель покруче. Угол обстрела вверх у хвостового пулемёта MG15 ограничен, да и на больших углах возвышения пули сильно сносит воздушным потоком назад, попасть в атакующий «ястребок» нереально. Захожу на этого мародёра, а боковым зрением вижу, как сзади-сбоку пара «худых» на меня заходит. А мне-то побоку: вот собью «стодесятого», а уж там буду крутыми виражами уворачиваться от «худых». Такая у нас была установка тогда по жизни: сбить вражину, а уж потом о себе думать. О своей шкуре мало заботились, только о том, как прикрыть машины с помощью для осаждённого Ленинграда. Эх, нынешние хапуги-начальники с нашего автопарка против тех ребят и гроша ломанного не стоят! Да только вот те замечательные ребята сгинули бесследно, их косточки с обломками машин гниют в Синявинских болотах под Ленинградом. Как говорится: кто работал и трудился, тот давно пиздой накрылся, а кто прятался-скрывался, тот и жив потом остался.
Ну так вот, «Мессера-стодевятые» - шустрые машины, нагнали они меня, и срезали одной очередью. Хорошо ещё, пушки у них только в крыльях стояли, а через винт стреляли только два пулемёта винтовочного калибра. (Судя по описанию - это истребитель модификации Bf-109E. К тому времени на Восточном фронте их практически не осталось, возможно, пилот просто заблуждается. - Автор.)
Так вот, бронеспинка выдержала попадания мелкокалиберных пулемётных пуль, только по спине словно кувалдой прошлись. А уж от плоскостей и оперения вовсе ничего не осталось, одни лохмотья фанерно-полотняные. Одно слово - «рус фанера». А фрицы, сволочи, на цельнодюралевых машинах летают. И рухнул я своим ястребком прямо брюхом на хвостовое оперение «стодесятого», аккурат перед изумлённо выпученным взором его хвостового стрелка. Решил видно, что озверевший русский Иван совершил героический таран, очень такие вещи им на нервы действовали. Не страшились немцы воздушных схваток, и вояки они толковые. Но вот тарана боялись панически.
Как я не убился при столкновении с фрицем - это чудо просто какое-то. Видно есть бог на небе. Ну да жить захочешь, во что хочешь поверишь, кому угодно помолишься: и богу и аллаху и чёрту, и Ленину с его бородатыми подельниками. Но пора и о себе позаботиться, спасаться с парашютом. Непросто выбраться из кабины бешено кувыркающейся подбитой машины. Земная поверхность, такая огромная и незыблемая, вдруг взбесилась, встала на дыбы и норовила всей своей махиной шлёпнуть меня по башке.
Отстегнул я ремни и - кости за борт. Только остатки оперения мимо лица просвистели, могло бы и убить. И тихо так спускаюсь под куполом, прикидываю, куда меня ветер сносит: к нашим, или к немцам. Мы ведь в горячке боя уже не над озером, над сухопутьем дрались. Немцы парой пронеслись мимо меня, но добивать не стали - торопились, видать. А может, не совсем ещё совесть потеряли. А внизу два костра догорают: моего самолёта и немецкого.
Отнесло меня к нашему берегу, а там уже бойцы бегут, орут чего-то. Я аж всплакнул: «Живой! Не убили меня фрицы, уцелел. Так что повоем ещё.» Да только первый же подбежавший боец-ополченец саданул мне прикладом трёхлинейки в живот, больно так. Я вскрикнул, так он кулаком мне добавил. Я ему:
- Что ж ты делаешь, товарищ? Я ж свой, советский! За вас воюю!
А он мне:
- Твои в серых шкурах по лесу бегают. И не товарищ ты мне, сволочь фашистская!
Да ещё мне в морду. Прикончил бы меня ей богу, да только остальные бойцы прибежали, скрутили меня, к своему командиру волокут.
И что интересно - никто не верит, что я красный лётчик. Ни форма моя, ни документы, ничто их не убедило. Среди бойцов Красной Армии ходили упорные слухи, что все фашистские лётчики поголовно летают в нашей форме и с нашими поддельными документами, и даже язык наш выучили, чтобы, оказавшись на нашей территории, спастись от расправы красноармейцев и внедриться в Красную Армию со шпионским заданием. Разубеждать бойцов, что это нереально, было бесполезно. Доставили к ихнему комиссару, бывшему инспектору по режиму завода «Большевик», как потом оказалось. Ну, вы знаете режимщиков. Они и маме родной не поверят, не то, что сбитому лётчику. Посмотрел он мои документы, прищурившись, а потом сказал двум бойцам своим:
- А ну-ка, ребятки, отведите этого погорелого летуна в штаб полка, в Особый отдел. Там разберутся, что это за птица.
- А может шлёпнуть его, и вся недолга? - спросил один из этих назначенных в конвой бойцов. - Чего его, фашиста, жалеть?
- Не надо, - строго одёрнул его комиссар, - даже если он шпион, то может много чего знать, что нашим контрикам интересно. А уж там сумеют ему язык развязать.
И вот повели меня в ночь, в зимнюю стужу. А холодно, чёрт возьми. Это в горячке боя я весь мокрый был, хоть бельё выжимай, а тут остыл, тот же пот замерзать на мне стал. А идти далеко, километров семь, темно, да ещё пурга поднялась. И тут среди бойцов какой-то нехороший разговор начался. Один из них, тот что давеча шлёпнуть меня предложил, опять начал канючить:
- Слушай, - говорит он своему товарищу, - пока мы в штаб доберёмся, пока там сдадим этого фрица, пока обратно - обед давно закончится, и кашу и щи придётся холодными жрать (Горячее им в полевой кухне раз в сутки привозили, по темноте, чтоб не обстреливали.). Ты как хочешь, но вот без горячих щей мне свет белый не мил, на этом холоде. Да кто он такой, этот фашист, чтобы героический защитник Ленинграда из-за него околевал от холода и голода.
- Ясное дело, шлёпнуть гада. - согласился второй. - Доложим потом: убит при попытке к бегству. За фашиста нам ничего не будет.
- Ну, за убитых фашистов пока ещё не наказывают, слава богу, только награждают.
Тут они оба рассмеялись и сняли винтовки с плеча, передёргивая затворы.
Вот тут-то я и испугался, как никогда в жизни. Бухнулся на колени перед ними и взмолился к ним таким проникновенным голосом, как никто в жизни, поди, богу не молился.
- Да вы что, ребятки! Да я ж свой, советский! У меня отец ещё на Путиловском до революции работать начал, ныне Кировском, а сам я на Васильевском жил, в Гавани. Да я ж на каждую первомайскую и ноябрьскую демонстрацию ходил! Да летать ещё в Осовавиахиме начал. Свой я, ребятки, советский насквозь, лётчик, коммунист! Вы ж партбилет сами видели, все взносы уплачены.
- А чо ж ты тогда за жизнь свою скулишь, если советский, да ещё партейный?
- Оттого и страшно, братцы, что не в воздушном бою погибну, как герой, защитник Ленинграда, а как фашистскую собаку пристрелят. Нет хуже доли для лётчика, поверьте. Да как я до свого аэродрома доберусь, я вам по литру спирта каждому потом проставлюсь, клянусь вам.
Много чего ещё им тогда пообещал, даже вспоминать совестно. Вобщем, я и спел им «Катюшу» и «Эх, хорошо в стране советской жить...», и сплясал им. Поверили, вроде, оттаяли. Да и весело им, что ваньку валяю перед ними, всё развлечение во фронтовой жизни.
- Ну ты, прям, массовик-затейник, - сказал один из них.
И они закинули винтовки за плечо. И дальше пошли уже рядом, вроде как не под конвоем я уже, а приятели мы просто. Скоро и до штаба полка дошли. И первого, кого я увидел, был мой комэск.
- Живой! - вскричал он. -А мы-то уж обыскались тебя, обзвонились. Хотели за тобой посылать к ополченцам, да те позвонили, что уж навстречу тебя отправили.
- Вот, товарищи, - сказал комэск моим конвоирам, показывая на меня рукой, -познакомьтесь. Герой-лётчик, таранивший сегодня фашистский самолёт. Спасибо, что привели его к нам.
Я не стал говорить комэску, что вовсе не собирался таранить немца, просто врезался в него, когда меня сбили.
И комэск энергично стал трясти руки бойцам. А потом сказал мне:
- Ну, садись в полуторку, к нашим поедем. Комполка уж на тебя представление к Герою написал.
- Погоди, - говорю. - С бойцами попрощаюсь.
Вышли мы на крыльцо и я тихо попросил их:
- Вот что, ребята. Вы того... Не говорите никому, как я вас умолял не расстреливать меня. А то если наши узнают, то мне только и останется, что самому застрелиться.
- Да вы сами, того, не проболтайтесь. Вы ж слыхали - искали вас уже. Если б мы вас не довели, нас бы самих расстреляли.
- Закурить не желаете? - спросил второй, чтоб перебить нехороший осадок.
Я кивнул, и бойцы быстро скрутили самокрутки себе и мне. Задымили. Да видно от переживаний курево мне впрок не пошло, закашлялся. Дым кислый какой-то, и затхлым отдаёт.
- Не понравилось? - спросил один из них.
- Чего-то, не распробовал... странный какой-то табачок.
Они оба рассмеялись.
- Да нет уж у нас давно табачка. Опавшие листья под снегом собираем, высушиваем на печке, измельчаем и курим.
И так мне вдруг вспомнилось ясно, как мы, лётчики, пижонски дымили «Казбеком» перед техническим составом, что аж плохо мне стало. Конечно, летунам никто из них не завидовал. Мы - смертники, а они ничем на земле не рисковали, разве что денатуратом отравиться. И всё ж таки, некрасиво как-то.
Вот так-то, ребята, - закончил свой рассказ бывший лётчик-истребитель, а ныне механик автоколонны.
- А к ребятам тем ты заехал? - спросил водитель водовозки. - Ты ж обещал проставиться.
- Заехал как-то, погода была нелётная. Да только не было уже их в живых, весь тот батальон народного ополчения погиб.