Bigler.Ru - Армейские истории, Армейских анекдотов и приколов нет
Rambler's Top100
 

Свободная тема

Ветеран
КАК ПОЙМАТЬ ПОРОСЁНКА.

Мишка сидел у окна и, не вынимая сигареты изо рта, стругал картошку. По замыслу Маришки, жены капитана Климова, Мишка должен был картошку чистить, но его руки были издавна заточены под обслуживание бронетехники, и из-под ножа выходили одинаковые правильные кубики. Артурчик, высунув язык, старательно обжигал свежеотловленных хозяином куропаток, нудно отмечая, что "воняет и стреляет, а ляжки похожи на ляжки голой бабы". Игорь Пермяков горько плакал, но геройски шинковал лук. Маришка прибегала, гремела крышками кастрюль, помешивала содержимое, потом скептически поглядывала на лейтенантов, занятых освоением основ гастрономического искусства, помахивала головой и исчезала. Было утро, и свободные от службы руки занимались приготовлением праздничного банкета. Сам хозяин, Андрей Климов, ещё затемно уехал на личном мотороллере в Колодки купить целого поросёнка, сулившего стать гвоздём стола.
Лейтенанты вели вялую беседу о бытовых лишениях службы и нехотя убеждали холостого Мишку не спешить жениться.
- Чувства у меня, - глубоко вздохнув заключил Мишаня, когда раздался требовательный звонок в дверь и хозяин, осветив кухоньку гордой улыбкой, протиснулся с мешком на плече.
-Вот, зверюгу вам притащил, - сказал он и опустил ношу на пол.
Немного помолчали. Мешок слегка подвигался и замер.
-Что это там? - критично разглядывая объект, спросил Артурчик.
-Так поросёнок. Молоденький. Тридцать пиять рублёв отдал, - сказал Климов и решительно присел развязывать горловину.
-Подожди, подожди, Клим, подожди, - забасил Мишаня, почему-то усаживаясь на подоконник и поджимая ноги. Капитан хмыкнул, пренебрежительно усмехнулся и продолжал заниматься мешком.
-И чё, живой?, - спросил Пермяков, отойдя в дальний угол и вытягивая шею.
-Живой, живой!!!!
-И чё, чё с ним делать-то будем?
-Есть, чего! Чего ещё с ним делать. Маришка запечь обещала
-А его ж убивать надо, - кинул догадку с подоконника Мишаня.
-Надо, - сказал железным тоном Климов, но почему-то развязывать перестал и о чём-то задумался.
-Ну.... с нетерпением сказала хозяйка, заглядывая в кухню.
-Что ну?! - Мне это..., я вспомнил, это...я..... Короче, мне на "девятку" сгонять надо. Там у Ромы толстого проблемы какие-то ночью были.
-А с кнуром кто разбираться будет? - спросила Маришка, глядя на мужа холодным взглядом и загораживая выход.
-Ну вот, лейтенанты тут у тебя. Ими и командуй. Ты ж кэпова жена, ёлки-палки!
Прилагая усилия и с недоверием кося на мешок, Климов форсировал выход, выталкивая жену, и хлопнув дверью, испарился.
Маришка подошла к окну, подождала пока муженёк выйдет из подъезда и заявила:
- Капитан, я тут одна с тремя голодными мужиками. Не боишься?
Снизу раздалось что-то неразборчивое про веру, надежду, любовь и желудок, антикварный транспорт хозяина завёлся, удалился и снова стало тихо.
-Боится,- сказала Маришка, оглядев воинство. Он у меня городской. К животноводству неприученный. Ну, а вы чего ждёте?. Мишаня, ты ж деревенский у нас.
-Не-а, я в детстве деревенским был, щас я городской, - с нотками обиды, покраснев, заявил Мишка.
-Ну, блин, доставать его надо. Мыть, а потом колоть, - напирала женщина, с надеждой вглядываясь в лица мужиков.
-Кого? - спросил с подоконника Мишаня.
-Ага, точно, помыть его надо. И спинку потереть. А я ещё лук не порезал - отмазался Пермяков, хлопая покрасневшими глазами.
-А я... Артурчик закрутил головой в поисках занятия, - а я ещё птичек пощипаю, чтоб без пера были.
-Да вы что, мужики, вправду боитесь его? Он же маленький, сосунок ещё.
Маришка что-то для себя решила, подобрав подол присела и стала открывать мешок. Несколько мгновений все молчали и смотрели друг на друга. Три молодых офицера с капитановой женой с одной стороны и испуганный поросёнок с другой.
-А почему не розовый? - тихо прохрипел от окна Мишаня, сосредоточенно выстраивая из картофельных кубиков модель-копию пирамиды Хеопса.
-Потому что купать его надо. Он прямо из лужи своей, вонючей - со знанием дела отозвался из своего угла Пермяков.
Артурчик решил проявить инициативу, отложил покрытую гарью куропатку и шагнул к поросёнку с протянутой вперёд рукой, нежно причмокивая губами. Свинюшка, непривычная к такому способу общения, двинулась как-то боком, вплотную придвинувшись к Маришке. Этого было достаточно, и капитанова жена, завизжав, запрыгнула на стул. Испуганное животное метеором расчертило кухню, перевернуло ведро с мусором, сбило остальные стулья и вылетело в пространство квартиры. Маришка завизжала опять и поспешила пояснить, -"Там всё убрано". Схватив швабру, бросилась в погоню. Некоторое время растерявшиеся лейтенанты слушали, как в квартире что-то грохает, визжит и падает. С удивлением они обнаружили, что Маришка умеет не только петь , но и виртуозно материться и, в принципе, есть чему поучиться у прекрасной половины. Потом лейтенанты стали думать и логично решили, что если не открыть входную дверь, то банкет будет проводить негде. Сказано-сделано. Поросёнок с победным кличем пронёсся через порог и, набрав первую космическую скорость, ушёл в недра коридора. Переглянувшись, наши друзья догадались, что поросёнка нужно ловить, потому что он стоит "тридцать пиять рублёв", причём, общих рублёв. Вооружившись тазиками, тряпками, метёлками и прочим подручным инструментом, теряя тапочки и с азартом выкрикивая: "ату его" двинулись в атаку по всем правилам военного искусства. Позади, придерживая бигуди одной рукой и мешающую юбку другой, маленькими шажками семенила Маришка, олицетворяя собой гегемон сражения. Двери в коридор со скрипом открывались, полуодетые заспанные люди пытались понять, что к чему. Некоторые хмыкали и уходили досыпать. Некоторые неудачно шутили. Другие издалека давали советы, предусмотрительно прикрывая дверь, когда участники с шумом и гамом пролетали рядом. Друг семъи Климовых, отчаянный рыбак Самохвалов, схватил метровый подсак, надел болотные сапоги и, передвигаясь вдоль стенки громадными приставными шагами, махал приспособлением, повторяя "От Сени Самохвалова ещё никто не уходил". Левый тапочек Пермякова не ушёл, дверная ручка квартиры Лещенко тоже не ушла, плакат со списком проживающих слегка пострадал, и только поросёнок продолжал с визгом носиться взад-вперёд и ловиться не собирался. Любопытствующие обитатели холостяцкого крыла, заслышав шум, пришли поинтересоваться, всё ли в порядке, приоткрыли дверь из перехода, и поросёнок, завидев лазейку, устремился туда. Подобно игроку в регби, четвероногое забегало в жилые блоки, резко меняло направление, громко повизгивало и выглядело не на шутку встревоженным. Потом животное попало в тупик, где единственная дверь вела в общую душевую. На том и порешили. Дверь плотно прикрыли. Народ ещё немного порадовал дельными советами и начал расходиться. А наши друзья остались около двери сторожить, настороженно вслушиваясь в звуки изнутри.

- Я слыхал, свинью нужно подмышку бить. Из подмышки у них до сердца ближе всего, - сказал Мишаня.
- Точно, я тоже слыхал, - поддержал Артурчик. Хорошо, что в душ загнали. Легче будет кровь смывать.
- Кровь? - как-то странно переспросил Пермяков и погрустнел.
- Кровь, - подтвердил Артурчик, прикладывая ухо к двери.
- Пойду детку посмотрю. Разбудили мы её шумом нашим, наверное, - сказала Маришка и, поправляя бигуди, пошла домой. Перед тем, как зарулить за угол, остановилась, глянула на троицу и напомнила: - Вы уж не забывайте, заколоть его надо.
Лейтенанты, заслышав это, ушли в себя и не нашли сразу, что сказать полупъяному прикомандированному офицеру из ПВО, который, обернувшись в полотенце, наощупь отыскивал дорогу в душ.
-Э-э-э, - сказала чья-то глотка, но было поздно. Изнутри донёсся стук падающего человеческого тела, поросячий визг и офицерская версия нецензурщины. Потом действо внутри продолжилось, дверь временами прогибалась под ударами, донёсся звон развитого стекла и, кажется, поросёнок тоже начал высокопарно материться. В этот момент появился капитан Климов, вернувшийся с точки. С надеждой спросил:
-Ну что? Всё? Забили?
Ответом ему была распахнутая дверь, целеустремлённый галоп поросёнка и голый ПВОшник с весёленьким полотенцем в руках, пытающийся дать животному пинка под зад. Парочка повиляла по блокам и выскочила в переход. Зверь бросился по лестнице вниз, а голый офицер остановился в нерешительности, решая, продолжать ли преследование. Потом он буркнул собравшимся на вторую серию, - "Предупреждать надо", и вернулся в душ. Всё смотрели ему вслед, на его супер-волосатую...спину. Все, кроме капитана Климова. Он смотрел вслед поросёнку и говорил - "Тридцать пиять рублёв". Потом сорвался и побежал. Трое лейтенантов, прийдя в себя, тоже побежали. Поросёнка нагнали, когда он перевернув по дороге чью-то тёщу, боднул дверь на улицу и почуял свободу. Пятеро немного покрутились вокруг ДОСа, кто-то из болельщиков скинул плащ-палатку и крикнул - "накрывайте". То один, то другой, подобно Ринату Дасаеву, прыгали на несчастное животное с плащом, но оно всячески выходило победителем. Самым настырным оказался капитан, единственный из преследователй, одетый по сезону. ДОС повально пооткрывав окна, как летом, довольно гудел переполненным футбольным стадионом, когда парочка удалилась по направлению к котельной. Большая металлическая дверь туда была открыта, у входа лежала большая куча только сгруженного угля и чумазый истопник, стоя в проёме с грустью в глазах рассматривал её. Кабанчик забежал вовнутрь, и капитан Климов, издав гортанный звук, чуть не убил солдатика, хлопнув тяжеленной дверью перед его носом.
-Выпустите меня, выпустите меня отсюда, - барабанил в дверь воин, на что запыхавшийся офицер отвечал, - Держись, это ненадолго.
Потом внутри всё стихло. Видимо, там пришли к консенсусу.
Из малюсенького окошка выскользнула фигура, которая долго кашляла, отплёвывалась угольной пылью, говорила что-то о близком дембеле, и что очень хочется остаться здоровым и невредимым.
Выставив пост у котельной в лице истопника, капитан Климов завёл мотороллер и поехал в часть. Немного поторговавшись и заключив архи-невыгодную сделку, привёз пацана-колхозника из вверенной ему роты. Скоро всё было кончено. ДОС разразился апплодисментами, переходящими в овации, когда боец появился на свет с мешком на плече.

И был банкет. Кажется, никто из охотников аппетитно сделанного поросёнка не попробовал. Климов точно не притронулся. А через пару-тройку ночей привиделось ему, что дают ему сдачу в военторге с полтинника. Три червонца и пятёрка. Только вместо ленинского профиля там мордаха поросёнка изображена. И смотрит с укором. А живых поросят они больше никогда не покупали.
Оценка: 1.7789 Историю рассказал(а) тов. Тафарель : 28-04-2004 15:23:09
Обсудить (18)
, 26-02-2009 12:39:16, wad
> > Интересно, как они собирались в условиях городской квар...
Версия для печати

Флот

НАВСЕГДА

Сегодня именины моего корабля.
Он носил имя «Азия»; мы его называли «Чарли» -«Чарли Чарли Браво 493». Это был мой дом долгие семь лет: родной, обжитый, любимый. Любимый многими за красоту, мореходность, жизнепригодность и нелюбимый другими, лишенными всего этого на своих стареющих кораблях. Но что они могли сделать обожаемому детищу вице - адмирала Хурса, который, приезжая во Владивосток, неизменно останавливался на его борту. В эти дни корабль вскидывал на грот-стеньге красный брейд-вымпел и пел от счастья короткими и длинными пятитрелями:
- Папа пришел! Папа сошел!
А суровый Иван Кузьмич виду не показывал, бросая «Азию» в нескончаемые походы, делая ее самым ходящим кораблем того времени в ВМФ. Он доказывал нужность и пригодность этого проекта. Хурс не ошибся, хотя и был «Чарли» рожден не в лучший, по флотским меркам, день - 13 февраля 1981 года, но оказался фартовым: не потеряв ни одного из членов экипажа, прошел сотню тысяч миль через Атлантику, Индийский и Тихий океаны, однажды едва не совершив кругосветку, когда, обогнув Африку, был направлен в огонь Фолклендского конфликта, но не успел - огонь и Аргентину загасили.
Сегодня они сядут за один стол: Коляныч, Андрюша, Вовчик, Кнюча, дядя Миша, Воробей, Прокопыч, друзья с других кораблей, когда-либо ходившие с нами в походы. И будет у них весело. Так приятно весело, когда душа поет не от выпитого, а от радости видеть родные лица братьев. Они однажды взгрустнут, выпивая третий тост, который, конечно же, первым поднимет наш командир. Но это будет светлая грусть - грусть не по погибшим, а грусть по ушедшему от нас кораблю.
А я позвоню Викентьичу. Он будет ждать.
- Валер, за девочку!
- За нее, родную!
И подниму рюмку со сложенного, еще пахнущего кораблем, последнего флага ВМФ СССР, спущенного на «Азии», и выпью. Возьму флаг и поднесу к лицу...
И услышу: ментоловый запах холодной воды бухты Провидения, ванильной отдушки морозных скал острова Шемия, сандалового одора шикарного Оаху, корицы безмолвного зноя Экватора, амбры селедочных банок Калифорнийского залива и мазутно-нефтяного «шипра» бухты Золотой Рог. Все это собрано в нем и пахнет домом.
В который раз отгоню от себя глупое желание постирать Флаг и попросить жену погладить его. Он посерел, но он чист. Ему нечего стыдиться. Каждая отметина на нем - память. Он как карта тех походов.
Вот маленькая клякса в центре его полотнища - точка в центре океана: 29 севера на 140 востока. Скала Софу Ган в цепи архипелага Нампо - хищный каменный клык, поджидающий ночные корабли. Здесь когда-то пряталась американская подводная лодка «Бэтфиш», охотясь за авианосцами Императорского Флота Японии, чтобы всадить веером торпеды в борт отклоняющегося от препятствия «сентоки». А теперь «сорен сентоки» мчался в сторону Софу, чтобы перехватить американский авианосец «Мидуэй», считающий Японию и все японское, включая море, своей законной вотчиной.
- Вы не должны допустить прорыв авианосной группы через Корейский пролив в сторону Приморья! - кричали приказы из Владивостока, Улан-Уде и Москвы.
И «Чарли» старался, выполняя их: он рвал воду винтами, делал сеппуку океану своим форштевнем в безумной гонке на время, чтобы успеть разглядеть на горизонте приземистый остроносый силуэт «Мидуэя» и вцепиться в него всеми сенсорами. Устав в изматывающем четырехмесячном походе, он мчался в ночь, веря своему измотанному экипажу, клюющему носом на затемненном мостике, у экранов РЛС, у штурманских прокладчиков. Он гнал самым полным вперед, тщетно пытаясь обойти японский эсминец слежения «Юбецу», легко делающий 19 узлов по правому борту «Чарли», для которого это был почти предел.
Мы подвели тебя тогда, корабль, но ты исправил нашу ошибку. Мы сделали тебе больно, но ты терпел. Прости, что вахтенный штурман пропустил один лист при переходе с карты на карту, продолжая быть уверенным, что впереди - чистый океан; что вахтенный офицер плохо заточил свой карандаш, от чего скала Софу на планшете превратилась в «корабль на ходу, медленно смещающийся влево»; что никто не знал японского языка, когда «Юбецу», заложив 15-градусный поворот вправо, что - то «проханасил» на международном канале связи.
Ты все исправил, мистически заставив старшего помощника почувствовать опасность, и, упав на правый борт в немыслимом коордонате, прошел всего в одной миле от нашей смерти. Ты спас нас всех... Даже японец, восхищенный такой маневренностью «Чарли», вежливо закрыл глаза на нарушение территориальных вод своей страны, списав все на навигационную ошибку.
И призом стала ажурная мачта «Мидуэя», показавшаяся на горизонте после долгих дней этой гонки. Но воды Восточно - Китайского моря не принесли тебе долгожданного отдыха: ты опять мчался по шестибальному морю, удерживая авианосец на визуальном контакте, ты тяжело прыгал на коротких губительных волнах, давая нам возможность считать самолетовылеты американца, снимать его излучения и, главное, не позволять остаться ему незамеченным для полков дальней авиации, готовых сжечь авианосец по первому приказу.
А потом был страшный треск...
Трещина, похожая на сердечный шрам уставшего от жизненной гонки человека, прошла через твою надстройку - совсем рядом с тем местом, где сидели на боевом посту мои матросы и я. Было больно, я знаю, было очень больно. Эту трещину потом долго заваривали в заводе, но шрам остался на всю твою короткую, но яркую жизнь. Но ты продолжил бег: раненный, почти ослепший из-за того, что «Мидуэй» выключил всю электронику, посадил неспособные летать в такую погоду самолеты и ушел ходом, который «Чарли» дать уже не мог. Выжимая критические 12 узлов, ты все же плелся по следу авианосца и нашел большой корабль с ярко освещенной полетной палубой и высокой центральной надстройкой. Но радость сменилась очередным ударом в сердце: чтобы сбросить со спины «навязчивого русского», американцы подставили тебе танкер, закамуфлированный под «Мидуэй».
Не грусти - это было единственное поражение в твоих многочисленных кампаниях. Это был трагический поход, отразившийся на твоей карьере и вошедший в Военно-Морской учебник, чтобы не дать американскому флоту повторить подобное.
Ты забыл походы «один против всех» на учения Тим Спирит, Римпак, Асвекс, Коуп Норт, плавание в ордерах «Миссури», «Энтерпрайза», «Нимитца», «Карла Винсона», «Беллью Вуда», «Таравы», «Триполи» и десятков других боевых кораблей Тихоокеанского флота США? Вспомни, как уважительно относились к тебе канадские «Рестигуш», «Терра Нова» и «Фанди», австралийские «Дарвин» и «Хобарт», как построилась для приветствия команда джентльменов английского фрегата «Эктив», с которым ты разминулся у Фолклендов, но случайно встретился в Тихом океане.
Мы виделись с тобой в последний раз в жарком июле 1992 года. Ты был как всегда красив и ухожен, хотя на борту сохранилась всего треть экипажа. Внутри тебя была непривычная тишина и полумрак. Я зашел на ходовой мостик, дал обесточенному телеграфу «Самый полный вперед» и не стал возвращать его на «Стоп машинам» - я знал, что открытого океана ты уже не увидишь, но не хотел тебе этого говорить. Подошел к бинокуляру и навел его в сторону того балкона, на который когда-то, прыгая от радости, выскочила моя жена, заметив с четырнадцатого этажа серый силуэт «Чарли», втягивающийся в бухту Золотой Рог. Я знал, что и этого больше не будет. Все позади...
И тогда я решил сделать то, что собирался сделать давно: залез на фок-мачту под самый топ, сел на площадку, обнял железо и стал говорить с тобой, мой «Чарли». Те слова - только тебе.
А потом была встреча в моей каюте номер 15. Друзья понимающе посмотрели на мои красные глаза и налили мутной флотской жидкости, от которой я все не мог опьянеть.
Вечером мы расстались. Навсегда.

Оценка: 1.7789 Историю рассказал(а) тов. Navalbro : 11-02-2004 13:54:33
Обсудить (155)
, 14-03-2008 21:57:22, Marcel
[QUOTE=Попсикл;166634]> to Navalbro > > to Попсикл > > >...
Версия для печати

Щит Родины

ШАНС

(Очередной годовщине Победы)

От оно как бывает - стоит себе на бетоне где-нибудь в райцентре, а то и просто в деревеньке, танк. Обычно - Т-34. "Здесь, в боях за Родину...". Бывает - пушка дивизионной артиллерии, бывает - газон-полуторка, бывает даже самолет - но это реже, за ним смотреть надо, да и не простоял бы оригинальный Ил-2 до сих пор: у него деревянный хвост от самых ушей к бронекоробке фюзеляжа болтами прихвачен, провис бы и переломился... и на этом выиграли войну... уму непостижимо. Постижимо одно - выиграли. Люди. Это правда. И теперь торчат то там, то сям танки, пушки, самолеты, напоминая людям - здесь когда-то было не до голубей и мороженного.
А в морских городах на таких же вот бетонных подставках иной раз ставят катера. Крейсер на такую подставку просто не поместится, да и не блеснули они в ту войну ничем, крейсера-то наши. Так что обычно - катерки. Стоят, смотрят печально выбитыми стеклами рубок. Крохотные, утлые и до ужаса простые. И я понимаю, что они говорят людям - отсюда когда-то уходили мы в море, да вот только возвращались сюда не все. И люди думают - надо же, какое жестокое оно, это море, да еще когда война... что-то в воюющем море есть от Судьбы: в однозначности приговоров и укрытости от большинства самих событий...
Стоят себе катера. Шевелит ветерок лоскуты облезшей краски, и их шелест напоминает неслышный шепот, беззвучное шевеление губ глубоких стариков. Все его содержание - там, в прошлом.
В нашем прошлом.
Два с небольшим десятка катеров типа МО-2 в то время охраняли советские границы на внутренних морях. На них во многом и легли когтистые лапы этой войны, с первого дня прорезав на картах Балтики и Черного моря длинные полосы минных банок, выставленных Люфтваффе и Кригсмарине.
Сказать, что катера эти были совершенными боевыми машинами - сильно погрешить против истины. По нынешним меркам на них и в море-то ходить опасно: 50 тонн всего, бензиновые двигатели, неказистые стальные корпуса, почти все - "глухари": без гидроакустики... Две полуавтоматические пушки 21-К годились только для салютов: переделанные из знаменитой противотанковой "сорокапятки", они были совершенно бесполезны в море: по морским целям недостаточно мощны, по воздушным - недостаточно скорострельны. Глубинных бомб было 8 штук, но 130 кг тротила в каждой из них создавали больше проблем себе, чем неприятелю: не было почти его, подводного неприятеля, ни на Балтике, ни на Черном море, зато детонация этих глубинок от близких разрывов бомб и снарядов означала верную смерть для 21 члена экипажа... И оставалось на все про все - два ДШК да умелое маневрирование... и конечно, оставались люди.
Не хочу сказать, что все они были смелыми и умелыми. Нет, конечно. Но чуть живые ветераны 2-го Балтийского отряда пограничных судов НКВД, который был с началом войны передан в состав КБФ, часто рассказывали: до полного закрытия немцами горла Финского залива минами "мошки" часто конвоировали транспорта с беженцами и войсками из Прибалтики.
- Не случалось, - спрашивал меня маленький и ужасно старый капитан 2 ранга, даже сидя сгибавшийся под тяжестью орденов и прожитой жизни, часто прерываясь отдышаться, - наблюдать, как бомба попадает в палубу парохода, на которой и яблоку-то было негде упасть - кровавые бинты вперемежку с белыми бантиками? Сначала все быстро-быстро летит в разные стороны: такие полосы, почему-то серо-черные всегда...а потом они замедляются, и распадаются на отдельные куски.. тел, и куски эти становятся сначала цветными, по лохмотьям одежды, а потом красными - прямо на лету - а следом все тонет в клубах черного дыма. А потом - вой, человеческий вой...
- ... этот "юнкерс" запомнил так, что и сейчас по миллиметру нарисую. А ведь там молодой мальчишка сидел - на Балтике до конца 1941 только учебные части воевали - да и мне было двадцать два, но я подумал: дай мне кто силы догнать его своими моторами. Так бы и оторвался от воды... Улети он тогда - ну что бы я мог сделать? Но он вернулся - в такой двухмоторный "юнкерс" четыре бомбы влазило. Он вернулся добить пароход. Но сначала ему пришлось пройти над "мошкой" - мы и хотели все, чтобы он нами занялся, нам было все равно. Но ему нужен был транспорт. Только на палубе - тыщи полторы человек, не меньше. С учетом кусков после первого захода...
- ... пулеметы лаяли несколько секунд - за три атаки они расстреляли весь свой боекомплект, но вызвали-таки ответ - от самолета отделилась черная точка... упала метрах в двадцати от борта. Что за бомбы - она сразу взорвалась. Меня на палубу бросило - хорошо каска на голове была, и тут столб воды рухнул на рубку - все, думаю, конец. Лежу, а спина дрожь моторов чувствует. Неужели жив? Поднялся, на бак смотрю - на носовой пушке наводчик-заряжающий скрючился, пальцами в лицо вцепился, а между пальцев красное все. Нет лица.
- ... зашел еще раз. С кормы все смело, и всех. Самолет улыбался своей стеклянной мордой - улыбался по-настоящему. За нами шипел, выл и рыдал в голос транспорт - люди. Я ничего не мог поделать, окостенел весь, не двигался, как вышел и смотрю со стороны. Последний заход - бомба, и все, хана. Сколько я приму с воды? Если там будет, кого принимать...
- ...и тут рявкнула носовая. Там в фугасе взрывчатки-то всего грамм 300, но ему хватило. В крыло между мотором и фюзеляжем. Так, улыбаясь, он и врезался в воду между катером и пароходом.
- ... все кончилось. И стало тихо. Я думаю - чего так тихо, поворачиваюсь - на баке никого нет. Одна пушка в зенит смотрит, и все...
- ... и хоронить было нечего... только залитый кровью казенник.
Нет уже этого капитана 2-го ранга. И катера его нет, и транспорта, который он тогда конвоировал, да и свидетели, если есть, уже вряд ли что отчетливо помнят. Да это и неважно. В море много всякого бывает, просто обычно это мало кому доступно. Но тем, кто чего-то очень сильно хочет, море дает шанс, может быть, не дает, а меняет на что-то - иной раз на жизнь. Но такой шанс есть. Отчетливый и негаданный, как слепое попадание снаряда, которого не может быть.
Оценка: 1.7778 Историю рассказал(а) тов. maxez : 04-05-2004 13:38:52
Обсудить (21)
, 10-07-2007 14:42:54, Валерий РЫБИНЦЕВ
Всем салют! Прошу помощи - какие торпедные аппараты ставилис...
Версия для печати

Свободная тема

ЧУДО В ГЕРМЕТИКЕ
Чудо, чудо!
Яви нам чудо!
(«Праздник святого Йоргена»)

Хмурым, наполненным пессимизмом утром понедельника 198* года, ровно в 8.45 утра мне было явлено чудо.
Грохнула дверь, и в чертежный зал нашего КБ ворвался Главный конструктор. Главный обладал чудовищной административной энергией. С утра до вечера он, подобно громадной петарде, метался по территории завода, рассыпая вокруг себя матерные искры и мобилизуя личный состав на преодоление и свершение. В конце квартала шеф приобретал свойства волны-частицы, и его практически одновременно можно было увидеть в выпускающем цеху, у заказчиков и технологов. Единственной формой существования этой административной материи было движение: все служебные вопросы решались на бегу, дверь своего кабинета он никогда не закрывал и, общаясь с подчиненными, имел привычку нетерпеливо постукивать по столу увесистым кулаком с татуировкой в виде якоря. В молодости наш Главный служил во флоте, откуда вынес чрезвычайно образный язык и умение без видимых последствий употреблять несовместимые с жизнью количества спиртного.
- Вот, - не здороваясь, сообщил Главный, - принимай нового конструктора. Между прочим - отличник! Прошу, как говорится, любить, жаловать, и вообще... а я в - цех!
- Анатолий Гри... - вякнул я, но шеф уже трансгрессировал.
«Новый конструктор» молча разглядывал меня, хлопая серыми глазищами. У «нового конструктора» была отличная фигура, густые пепельные волосы и кукольное личико. Вообще, было в ней что-то от изящной, дорогой, но хрупкой елочной игрушки, которую осторожно берешь в руки, боясь нажать чуть посильнее и сломать. О том, чтобы «любить и вообще» не могло быть и речи, я почему-то было уверен, что при, так сказать, чувственном контакте, она с тихим, печальным звоном разобьется. Бывают такие девушки. Звали ее Викой, но всем было ясно, что на самом деле к нам пришло «Чудо».
До появления нового сотрудника боевой состав нашего КБ выглядел следующим образом.
Имелся ведущий конструктор по изделию, которого я за два года работы так и не запомнил в лицо, потому что он постоянно пребывал в загранкомандировках в каких-то черно-желтых странах. Население этих стран, едва спрыгнув с дикорастущих пальм и вкратце освоив ходьбу на двух конечностях, на следующем этапе развития ощутило потребность в тяжелых РЛС управления войсками, которыми, собственно, наша контора и снабжала половину земного шара.
Имелся также бывший ведущий конструктор по изделию, Марк Яковлевич, разжалованный за нехарактерную для еврея тягу к употреблению. Марк Яковлевич дорабатывал последний год перед пенсией, поэтому толку от него не было никакого. Целыми днями он просиживал в своем углу, отгороженный от жизни, света и воздуха шкафами и кульманами. Там он чем-то шуршал и скреб, как огромная, пожилая и осторожная крыса, временами распространяя по залу ядовитые спиртовые эманации.
Дамы морщились и с лязгом открывали окна в алюминиевых, кривых от рождения и опасно вибрирующих рамах.
Основную ударную силу нашего КБ составляли как раз дамы. Напротив меня за соседними столами прилежно трудились «двое из ларца» - маленькие, седенькие, в одинаковых белых халатиках, Екатерина Васильевна и Валентина Васильевна - специалисты по проводам и кабелям. На завод они пришли, похоже, одновременно с Советской Властью, поэтому все отраслевые справочники знали наизусть и нередко демонстрировали цирковые номера, расписывая по памяти контакты какого-нибудь сумасшедшего разъема. Кроме коммутационных изделий они интересовались способами скоростного выращивания овощей на дачных 6 сотках и кулинарными рецептами, которые вырезались из журнала «Крестьянка» и вклеивались в особую тетрадь.
Была еще Галя, сорокалетняя девушка на выданье. Ее взаимоотношения с текущими женихами были настолько сложными и запутанными, что по понедельникам вся женская часть КБ с наслаждением разбиралась в хитросплетениях очередной серии. Если дела у Гали шли хорошо, и она, завладев стратегической инициативой, предвидела скорую капитуляцию противника, Галя целыми днями порхала между кульманами и чирикала, как увесистая канарейка. В том же нередком случае, когда очередной жених не оправдывал Галиных надежд, она впадала в черную депрессуху, рыдала и хлестала корвалол из горлышка. Галя занималась проектированием ящиков для запчастей и выкройками для чехлов.
Были, конечно, в КБ еще техники, чертежники, но главная беготня по цехам, грызня с военпредами, технологами и разработчиками тяжким крестом лежала на моих плечах. Еще один конструктор был совершенно необходим, и... мы его получили.
До окончания рабочего дня Чудо бродило по кабинетам, собирая подписи на различных бумажках, и я о нем, то есть о ней, напрочь забыл, но на следующее утро Чудо объявилось на рабочем месте, сгибаясь под тяжестью здоровенной спортивной сумки.
- Что это? - удивился я, забирая у нее сумку.
- Конспекты! - гордо ответило Чудо, - у меня хорошие конспекты! Вот, физика, матан, экономика отрасли... Ведь они же мне обязательно пригодятся, правда?
- Правда, - горько вздохнул я, - идите получать готовальню.
Тут надо пояснить, что у нас было принято чертить тушью. Обычно чертили на ватмане, но в экстренных случаях приходилось чертить прямо на кальке, с которой сразу же делали синьки для цехов. Тушью чертить Чудо не умело.
В течение своего первого рабочего дня Чудо совершило три славных подвига: порезалась при заточке карандаша; заправляя баллончик, облилась тушью, и, в довершение ко всему, прищемила палец рейсшиной кульмана.
Так и пошло. Опаздывать на работу у нас не полагалось, так как время прихода фиксировалось автоматически, поэтому вываливающийся из раздутых «Икарусов» народ проходную брал штурмом. Непривычное к простым и суровым нравам советского пролетариата, Чудо прибывало на рабочее место слегка придушенным и ободранным, поэтому первый рабочий час уходил на макияж, утренний чай и восстановление макияжа после чая. После этого на кульмане закреплялся лист ватмана (с калькой я решил пока повременить), и Чудо приступало к нанесению штампа, бесконечно сверяясь со справочником. К обеду дело доходило до осевых линий. Пространственное воображение у нее отсутствовало совершенно. Даже простенькие, в сущности, чертежи радиотехнических устройств, представляющие собой бесконечные варианты ящиков, ящичков и сундучков вызывали у нее «зависание». К концу рабочего дня ватман оказывался протертым до дыр, а ластик - до кости. Чертежом и не пахло. Постепенно на Чудо махнули рукой и поручали ей только работу, которую было невозможно испортить.
Однажды утром Чудо подошло ко мне и сообщило, что у него закончился герметик. Дело в том, что у нас в КБ стояли хорошие рейссовские кульмана с пластмассовыми досками, в которые кнопки, естественно, не втыкались, поэтому чертежи крепили за уголки маленькими шариками герметика, которым в цехах промазывали швы кабин. Такое вот ноу-хау.
- Ну и что? - удивился я, - сходи в сборочный цех, да возьми на всех, кстати, извещение технологам отнесешь.
Чудо покивало, деловито уложило извещение в папочку-клип и убыло.
Приближался самый главный элемент распорядка рабочего дня, обед, как вдруг в КБ мгновенно стих привычный гул разговоров и шелест бумаги. В тишине кто-то приглушенно ойкнул. Я выглянул из-за кульмана.
В дверях стояла технолог из сборочного цеха, могучая, широкоплечая тетка, интимная мечта тихого художника-соцреалиста. За руку она держала наше Чудо. Зареванное и растрепанное Чудо было заляпано размазанными зелеными кляксами и настолько густо пахло спиртобензиновой смесью, что Марк Яковлевич в своем углу заволновался и громко засопел, принюхиваясь.
- Ваш ребенок? - густым басом спросила технолог, - забирайте!
- Господи, Вика, что случилось? - спросила Галя, усаживая Чудо на стул.
- Я отдала технологам извещение, - всхлипывая, начало рассказывать Чудо, - и пошла искать герметик. Его там много было, целый бак. Я зачерпнула рукой и прили-и-и-пла!!!
Глупое Чудо, вместо того, чтобы набрать остатков полузасохшего герметика, цапнула свежеразведенный, и попалась. Чем больше она пыталась отскрести герметик от правой руки левой, тем больше зеленых, вонючих нитей к ней прилипало. Постепенно вокруг бака собрались рабочие, и начали подавать советы, от которых тихое, интеллигентное Чудо чуть не упало в обморок.
- А один сказал, - хныкало Чудо, что, пока я не отлипла, может, они... может, меня.... а-а-а!!!
Чудо вообразило, что ее и вправду собираются изнасиловать, и задумалась, что лучше - закричать или упасть в обморок. Падать в обморок на грязный пол не хотелось, а что полагается в таких случаях кричать, она не знала. Спасла ее тетка-технолог. Одним привычным заклятьем она разогнала мужиков по рабочим местам, с хлюпаньем отодрала Чадо от бака и потащила оттирать герметик ветошью, пропитанной спиртобензиновой смесью.
Столкновение с производством произвело на Чудо настолько сильное впечатление, что до конца недели Вика была на больничном, а с понедельника перешла на работу в комитет Комсомола.
Так мы остались без Чуда...
Оценка: 1.7772 Историю рассказал(а) тов. Кадет Биглер : 25-07-2004 16:30:55
Обсудить (93)
21-05-2016 20:45:55, BigMaximum
Я жене прочитал сегодня этот рассказ. Хохотала до колик. :)...
Версия для печати

Щит Родины

Сработка.

Маленький ликбез для непосвященных. Что такое сработка? Это когда срабатывает Сигнальная Система. А что такое Сигнальная Система? Это безумные километры колючей проволоки, намотанные вокруг необъятных просторов нашей Родины. И когда две нитки этой колючки замыкают между собой, или реже - рвутся, то и происходит эта самая сработка. И тогда к месту замыкания-разрыва устремляется команда любопытных человеков в зеленых фуражках, называемая тревожной группой или просто - тревожкой, с целью посмотреть какой гад противный замыкает-рвет казенную колючку. А чтобы остальным пограничникам не было обидно за неудовлетворенное любопытство, их всех выгоняют на перехват возможного нарушителя границы, где у них есть все шансы, с этим нарушителем познакомится поближе. Эта группа называется - заслон. Вот, собственно и все. Довольно просто. Но, вот как эта самая реакция на сработку выглядит со стороны, это целиком и полностью зависит от смотрящего...

Взгляд на сработку киностудии им. Довженко.

Звучит Трубный Глас сирены, означающий нарушение Государственной Границы. Ранее, в предыдущем фильме, эти звуки означали неожиданный налет Люфтваффе на Крещатик. Из-за угла появляется колонна пограничников, бегущая в ногу и построенная по росту. Все в новенькой форме, на штанах - свеженаглаженные стрелки об которые можно запросто порезаться, вокруг свежевымытых шей - свежеподшитые подворотнички ослепительно-белого цвета, крючки застегнуты, в сапоги можно глядеться как в зеркало. На мощной груди каждого - куча красивых значков, медалек и прочей бижутерии, имеющих к погранвойскам такое же отношение, как золотое кольцо в носу - к Почетной Медали Конгресса. У всех на суровых лицах сосредоточенная озабоченность безопасностью страны. Впереди - старый, мудрый прапорщик, переловивший на своем веку столько нарушителей, что ими можно было заново наполнить всю Колыму.
В предыдущем дубле все бежали в пилотках, но сторож Грицько, ранее живший на кордоне и за это взятый консультантом, точно помнил, что пограничники бегают исключительно в зеленых фуражках.
Колонна подбегает к длинной стойке с автоматами. Длина стойки такова, что конец ее скрывается за горизонтом. Прапорщик на бегу хватает первый «калаш», все остальные, не останавливаясь ни на секунду, - последующие. Магазины, понятно, уже пристегнуты.
Торжественное построение на плацу, где группа офицеров, в новеньких кителях и галстуках, сосредоточенно склонилась над картой. Сурово-торжественная речь - и все бодро садятся в кузов свежевымытого грузовика.
Тем временем, тревожная группа преследует опасного нарушителя. Тот, понятно, отстреливается, кидается гранатами и выкрикивает антисоветские лозунги с сильным американским акцентом. Старший группы, молодой и очень отважный замполит, придерживая левой рукой фуражку, а правой поминутно поправляя галстук, бежит хитрым галсом, уклоняясь от вражеских пуль. В перерывах между противопульными зигзагами, он подбадривает подчиненных - сплошь отличников боевой и политической подготовки.
- Товарищ лейтенант, разрешите приступить к задержанию нарушителя Государственной Границы - спрашивает здоровенная, чепрачная овчарка, хищно внюхиваясь во вражеские следы.
- Товарищ Джульбарс! Вам приказываю задержать нарушителя Государственной Границы! - достав «макара» и передернув затвор, торжественно командует замполит.
Отважный Джульбарс разогнавшись до скорости голодного гепарда и перекусив на лету парочку пуль, устремляется к подлой вражине. Замполит, поминутно передергивая затвор, устремляется следом с той же скоростью.
Вот и повержен враг! Со снизившегося вертолета выпрыгивает группа поддержки, в полсотни человек, с командиром отряда во главе, и всеми штабными в качестве свиты. С подъехавшего грузовика строем вываливается все остальное население заставы. Массовка по численности становится сравнима с «Войной и Миром».
Все смотрят на связанного нарушителя, который извивается, как змей на сковородке и пытается перегрызть себе вены. Или хотя бы раскусить ампулу с цианидом в воротнике... Или проглотить важный пакет... Или застрелиться из хитрой папиросы... Но все тщетно - мудрый прапорщик пресекает все попытки на корню.
А в самом конце, пока командование рассматривает отбитые у врага карты с расположением секретных фикальных коллекторов, все остальные запев про не-плачь-девчонку, с развернутыми знаменами, стройными рядами уходят за горизонт.

Учебная Сработка

Образцово-показательная застава образцово-показательного отряда. Ночь. Образцово-показательный «отбой». Все спят на правом боку в уставной позе, засунув ладошки под щечку. Полная тишина. На банкетках перед кроватями идеально сложен чистейший камуфляж. Глядя на построение тапочек у кроватей, Почетный Караул у Мавзолея дедушки Ленина, заливается краской стыда за свои расхлябанность и раздолбайство. Все замерли в ожидании неожиданной сработки в 4-20 утра.
На плацу - группа проверяющих. Одни с секундомерами, другие с лампасами, но сыто-коньячный выхлоп и строго-хищный взгляд у всех. Наступает 4-20. Главный вальяжно кивает огромной фуражкой, и начальник заставы строевым шагом подходит к микрофону.
- Застава!!! В ружьё!!! - говорит он голосом Левитана и нажимает гашетку на секундомере.
Заученно не мешая друг другу, все вскакивают и почти синхронно начинают одеваться, попутно побивая все рекорды. Дежурный в идеально отглаженном камуфляже с красивой повязкой на рукаве, и с ярко начищенными знаками, гостеприимно распахивает дверцы оружейки. Через пару минут все на плацу. Вооружение-снаряжение полностью, все необычайно бодры и задорны - зевают только собаки. Тревожка без суеты прыгает в новенький УАЗик и быстро уносится. Весь остальной физиологический раствор спокойно заливается в «шестьдесят шестой» и тоже покидает расположение. Проверка, полюбовавшись солидностью погрузки, торжественно рассаживается в свои лимузины и не торопясь, следует к месту задержания особо опасного нарушителя.
- Слышь, старшой, ты глянь - опять Ваську Тюлькина в нарушители определили - шепчет овчарка своему вожатому - Снова поди нажрался, да замполита на фуй послал. Или к жене начфина опять клеился, кусяра озабоченная.
- Молчи, давай! Сейчас твой выход будет. И смотри у меня - не как в прошлый раз, не за пятку его хватай, а толкай лапами в спину как учили - сердито шепчет вожатый - Вот и генералы подъехали. Внимание... Ф-А-А-С!!!!!!!
Весело виляя хвостом, барбос подбегает к нарушителю:
- Вась, здорово! Ну, как оно, ваше драгоценное? Головушка не бо-бо?
- Ты, это... Быстрей давай... - тяжело дышит с жестокого перепоя прапорщик Васька - Сил уже нет, по сопкам бегать...
- Ну, а чего ты тогда скачешь? Падай давай - я тебя уже поймал.
Нарушитель падает в мох, а над ним, нацепив на морду уставной оскал,
грозно стоит овчарка. Подбежавшая тревожка, не менее грозно лязгает затворами незаряженных автоматов, и берет нарушителя на прицел.
- Тарищ Ген-рал! Учебный наруш-тель условно зад-р-жан! - делает вид, что очень запыхался старший тревожки. Вся остальная группа устало вытирает пот и счастливо улыбается. Вывалившая язык собака, тяжело привалившись к ногам вожатого, словно подтверждает всю сложность задержания опасного нарушителя...
Благодарности, знаки, внеочередные отпуска и прочее образцово-показательное счастье было не за горами...

Реалии нашей жизни.

Спальное помещение. Глубокая ночь. Синий фонарь над входом скупо освещает три десятка тел, спящих в самых разнообразных позах. Сонное бормотание и нервное дрыгание конечностями во сне. С тяжелым дыханием может сравниться только тяжелый дух казармы. Начавшийся было храп, прекращает неведомо откуда прилетевший тапок, попавший храпящему бойцу по окончанию пищеварительного тракта. Тихонько входит сменившийся наряд, устало опускается на банкетку и, немного посидев, начинает не торопясь раздеваться - улыбнуться предстоящим трем часам сна сил уже нет...
- Пи... Пи... Пи... - самый противный звук на свете - это звук сработавшей системы. Наверно так и звучит сигнал к началу Апокалипсиса.
- Мля-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-ять!!!!!!! - все мгновенно проснулись, но продолжают лежать в тех же позах, усиленно молясь всем богам, чтобы это очередной наряд забыл предупредить дежурного, что проходит через калитку, тем самым и рождая этот самый противный звук. Ведь в прошлом году так уже было... Авось пронесет...
- Застава, в ружье! - обреченно выдыхает дежурный - Четвертый левый!
Все подрываются, и с помощью какой-то матери, умудряются с почти закрытыми глазами, за пару секунд одеться. Организм действует на автопилоте, выполняя в тысячный раз ненавистное упражнение. Концентрация мысленных матюгов в данном кусочке ноосферы превосходит все мыслимые пределы. Такое чувство, что маты-перематы можно потрогать руками. Но без этого никак нельзя. Без подобного допинга мозги никак не проснутся, а уставшее тело криво намотает портянки и натянет чужие сапоги.
Вот в такие минуты злость нужна. Злость и агрессия ко всему остальному миру. Тогда появятся силы и тогда все будет нормально... А еще доброта нужна. Доброта и забота к своим друганам, бухающим сапогами рядом. И если в душе все это закипело, то тогда на этих двух полюсах, на этих двух потенциалах, и появляется напряжение, дающее тот самый ток, что приводит в движение всю машину погранзаставы.
А время бежит... Быстрее надо, быстрее...
Черт, портянки не просохли... А, кстати, где я сегодня? А, мля, точно - в заслоне, Лехин черед в тревожку лететь... Станция без аккумуляторов - а как они могут за два часа зарядиться? Ладно, еще один - в мешок, на всякий случай... А вот и хрен тебе на рыло, хитрожопость майская - ты фонарь хватай... И подсумок мокрый... АКС, железяка любимая, как же ты мне надоел... И чего б тебе не весить чуть-чуть поменьше... Алё, народ! Какая редиска мою трубку прихватила?
Быстрее надо, быстрее...
Ага! Тревожка уже стартанула - дай им Бог побыстрей разобраться что там замкнуло... А комтех уже вторые сутки на ногах - хрен он там всё быстро просечет... Блин, антенну забыл... Да тут я уже, лейтенант, тут... Командуй давай - материться потом будешь...
Быстрее надо, быстрее...
Гремят сапоги по трапику к кузов «Шишаги»... Черт, иней выпал - не подскользнуться бы... Всё, тронулись... До четвертого минут пятнадцать - можно немного помедитировать...
К машине!!! Замполит, ну чего ты так орешь? Всех «яшек» распугаешь... А я вот тут вот, под кустом... Так, станция... Как частота? Как всегда - полный ажур... Три щелчка тангентой... Есть контакт - мы-то всегда на приеме, это вы давайте решайте кто там систему беспокоит... Станцию аккумулятором в куртку, под брюхо - он и так почти разряжен, а на этой холодрыге и вовсе загнется... Бр-р-р... Надо было рукавицы взять, а не трехпалки... От мокрой земли холод плавно, но неуклонно пробирается в организм, а шевелиться нельзя... Черт бы побрал это Заполярье... А в глаза хоть спички вставляй - все равно слипаются... Ну что они там копаются? Скоро час как валяемся...
Все... Отбой... Два пальца в рот - ну вылитый Соловей-Разбойник... Вылазьте, дети подземелий - наши опять победили... Есть, тарищ лейт-н-т... Саня, лови трубу - вызывай транспорт - вон розетка... Какой все-таки уютный кузов в нашем «шестьдесят шестом»... Хорошо, что есть на свете это счастье - путь домой...

Усталые, продрогшие и промокшие мы вваливаемся на заставу. По физиономии дежурного сразу видно, что беготня была опять вхолостую. Уже третья за последние сутки - начинается осень. Сырость, мля... Вот и замыкает...
Все снаряжение - в ящик, все мокрые шмотки-манатки - в сушилку, авось успеют просохнуть. Аккумуляторы - на зарядку, кушайте родные... Кровать. Простая железная кровать - нет зрелища прекраснее на свете... Блин, мужики, завязывай байки травить - нам с Сашкой в наряд через два часа...

Спальное помещение. Синий фонарь над входом скупо освещает три десятка тел, спящих в самых разнообразных позах. Сонное бормотание и нервное дрыгание конечностями во сне. С тяжелым дыханием может сравниться только тяжелый дух казармы...
Оценка: 1.7755 Историю рассказал(а) тов. ПСБ : 12-12-2004 11:52:53
Обсудить (47)
23-11-2005 21:46:48, Кадет Биглер
> to Бродяга > А у меня три Границы, я , думаю тоже попрош...
Версия для печати
Читать лучшие истории: по среднему баллу или под Красным знаменем.
Тоже есть что рассказать? Добавить свою историю
    3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13  
Архив выпусков
Предыдущий месяцОктябрь 2025 
ПН ВТ СР ЧТ ПТ СБ ВС
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
2728293031  
       
Предыдущий выпуск Текущий выпуск 

Категории:
Армия
Флот
Авиация
Учебка
Остальные
Военная мудрость
Вероятный противник
Свободная тема
Щит Родины
Дежурная часть
 
Реклама:
Спецназ.орг - сообщество ветеранов спецназа России!
Интернет-магазин детских товаров «Малипуся»




 
2002 - 2025 © Bigler.ru Перепечатка материалов в СМИ разрешена с ссылкой на источник. Разработка, поддержка VGroup.ru
Кадет Биглер: cadet@bigler.ru   Вебмастер: webmaster@bigler.ru   
матрасы недорого интернет
Интернет-магазин тут рассадные горшки по оптимальным ценам