Мимоходом: Велоэргометрия

Уж не знаю, как ныне дело обстоит, а вот в ветхозаветные советские времена, государство своих военных ценило и лелеяло, даже когда они и сами этого не особо хотели. Хотя, на мой взгляд, правильно делало. Человек, как правило, существо безответственное, о своем здоровье думать начинает только когда подопрет или совсем невмоготу, не раньше, вот государство и брало на себя эту заботу, не обращая внимания, на «хочу - не хочу» со стороны его же защитников. И даже штрафовало за невыполнение этого самого «медицинского» долга. Вот так, в те самые времена, после каждой боевой службы, весь экипаж, как один отправлялся на профотдых, минимум 20 суток, а, как правило, 24 суток, как с куста. И самое главное отказаться было никак нельзя, разве только в особых случаях, и только с очень серьезными, документально подтвержденными причинами. А попытаешься увильнуть, и по приезду тебе, как миленькому вычтут из зарплаты за тот самый санаторий, который ты проигнорировал. Конечно, можно было взять путевку не в санаторий, а на какую-нибудь турбазу, где через пару-тройку дней неумеренных возлияний, договориться с начальником турбазы, чтобы он поставил тебе в командировочном все как положено, и отпустил домой, или еще как-нибудь исхитриться, но по большому счету большинство ехало всегда. Санатории у флота были шикарные, по тем временам. Медобслуживание великолепное. Да и везти можно было всю семью. Сам бесплатно, а семья за 50% стоимости. Красота, да и только. А там и зубы бесплатно и качественно подлечат. И проверят всего от пяток, до желудка. И на диету посадят, чтобы лишние автономочные килограммы сбросить. Да мало ли...
В тот год наш экипаж, а точнее львиную долю офицеров и мичманов, отправили в военно-морской санаторий под Москву. В Солнечногорск. Санаторий этот до последнего времени, предназначался для высшего офицерского состава ВМФ, и простых военных туда не пускали. Мы стали вторым экипажем подводной лодки в истории санатория, приехавшим туда массовым заездом, с женами и детьми. Персонал, который запугали перед этим элитарностью и привередливостью приезжающих подводников, отнесся очень и очень ответственно к возложенной на них миссии оздоровления подуставших от глубин моряков, и встретили нас по полной программе, начав с общей медицинской диагностики наших истощенных организмов...
Кроме всевозможных осмотров, обмеров, взвешиваний и кардиограмм, незаметно затесалась еще одна очень интересная процедура, которую я лично до этого, видел только по телевизору, и никогда ей не подвергался. Называлась, он велоэргометрия, и по существу была совсем не сложная, а даже интересная. Тебя обклеивали датчиками, и усаживали на тренажер велосипеда. Потом ты естественно начинал с энтузиазмом крутить педали, а доктор, посредством обыкновенного тормоза постепенно увеличивал нагрузку. Говорят, что это позволяло проверить не только общее физическое состояние подводника, но и оценить, как функционирует его сердечно-сосудистая система, после трехмесячного малоподвижного пребывания под водой. Назначения на все обследования нам раздавали индивидуально, на разное время, чтобы не создавать столпотворения у кабинетов, и я попал одновременно только со своим командиром дивизиона, капитаном 3 ранга Гришиным Святославом Петровичем. Надо сказать, что Петрович мужчиной был заметным, можно даже сказать мужчиной русско-былинным. Светловолосый, высокий и крупный, но совсем не толстый красавец-мужчина, немногословный, с хорошим чувством юмора, и по большому счету добрый, как все природные здоровяки, Петрович мог и отпустить оплеуху по затылку, если было за что, но мог и извиниться перед последним лейтенантом, если был не прав. Петрович был моим первым комдивом, и всех остальных, с которыми меня сводила служба, я мог только сравнивать с Петровичем, и увы почти всегда в не лучшую сторону.
Первым это обследование проходил я, и надо сказать, что вышел после него на полусогнутых, со страшной резью во всех мышцах, начиная от брюшного пресса, и заканчивая икрами ног, и вдобавок взмокший как после кросса. Петрович, который курил только от случая к случаю, всю автономку, минимум по два часа тягавший самодельную штангу в трюме 4-го отсека и после этого залпом выпивавший банку сгущенки, снисходительно осмотрел мое трясущееся от пережитого тело и констатировал:
- Слабак ты Борисыч! Покатался 10 минут, и уже как сопля...
И после этого, расправив богатырские плечи, шагнул в кабинет. Далее, у нас обоих был запланирован визит к зубному врачу, и я остался ждать Петровича в кресле рядом с кабинетом, постепенно восстанавливая дыхание и успокаивая подергивающиеся от пережитого напряжения руки. Прошло минут пятнадцать, я уже практически вошел в норму, но мой бравый комдив никак не выходил. Я уже начал беспокоиться, что мы опоздаем к зубному, когда дверь тихонько приоткрылась, и оттуда практически выполз Петрович. Он был словно выжатая тряпка, и тихонько матерился себе под нос. В кресло он практически рухнул, и, переводя дыхание, поведал, что испытал.
В кабинете, Петровича, как и меня, заставили раздеться до трусов, и облепили датчиками. За приборы уселся старенький доктор, с университетской бородкой, и, поправив очки на носу, предложил начать крутить педали. Петрович, ни капли не сомневающийся в своем здоровье, снисходительно улыбнулся и подналег на педали. На удивление, они пошли крайне неохотно, и даже с довольно большими усилиями. Петрович поднажал, и колеса сначала медленно, а потом все быстрее начали раскручиваться. Доктор, в это время, щелкал приборами, что-то записывал, и, наконец, выждав пару контрольных минут, начал уже внимательно изучать показания.
- Что-то вы милейший, сачкуете! Показания, извините, словно у девицы-курсистки... Ну-ка, поднажмите...а я вам нагрузочки добавлю....
Сравнение с курсисткой, Петровичу не понравилось, но он воспитанно смолчал, а только приналег на руль, и еще сильнее закрутил педали. Они шли еще труднее. Петрович уже не улыбался, а налегал и налегал на этот псевдовелосипед, который казалось, с каждым поворотом шел все туже и туже.
- Товарищ офицер, извините, не знаю вашего звания, ну нельзя же быть таким лежебокой! У вас показатели на уровне пятиклассника... Напрягитесь же...- и доктор снова что-то подкрутил на приборе.
Петрович побагровел, и напрягся в очередной раз. Светлые мысли о своем физическом совершенстве уже давно покинули его голову. Хотелось только закончить эту пытку так, что хотя бы не краснеть после. Комдив не считал минуты, ему уже казалось, что он крутит эти чертовы педали, не меньше часа. Уже начало сбиваться дыхание, а по спине предательски поползли струйки пота, стекая между лопаток. Но Петрович не сдавался, и, сцепив зубы, продолжал вертеть и вертеть их, не снижая взятого темпа, а то и стараясь, насколько возможно убыстриться. А доктор все бурчал и бурчал что-то, с недовольным видом щелкая рычажками, и рассуждая о здоровье всего военно-морского флота в целом. И вот подошел момент, когда комдив внезапно осознал, что еще немного, и он просто остановится, по причине полной физической измотанности. Он уже собирался, скомкав гордость, попросить у старикашки-доктора пощады, как вдруг тот, сам неожиданно, и как-то виновато сказал:
- Стоп...остановитесь, пожалуйста....
Петрович затормозил велоэргометрометр с такой скоростью, как только тормозят профессиональные гонщики на трассе «Формула-1». Мгновенно ноги налились свинцовой усталостью, заныла спина, да и вообще все мышцы, какие возможно. Комдив вдруг неожиданно понял, что если сейчас доктор снова даст команду на старт, он просто физически не сможет ее выполнить. Но такой команды не последовало. Доктор, то, снимая, то, снова надевая очки, подслеповато щурясь, разглядывал показания приборов, что-то бормоча себе под нос, и вдруг, как-то искоса посмотрев на Петровича, и сразу опустив глаза, негромко и извиняющее выдавил из себя:
- Знаете милейший, я тут как-то по старчески, уж не знаю, как правильно сказать...Обосрался я милейший...уж, будьте милостивы, простите старика....
Петрович, уже не так бурно вздымавший грудь, и успевший привести дыхание в более или менее спокойную фазу, в недоумении спросил:
- А что такое-то?
Доктор снова снял очки, протер их, водрузил на место.
- Видите ли...ну... как бы... ну вижу я, что не соответствует ваша фактура результатам... И оказалось...простите уж старика, вы просто все это время на тормозе педали проворачивали...
Петрович онемел. Доктор, воспользовавшись шоковым состоянием комдива, что-то быстренько черкнул в его истории болезни, и еще раз взглянув на ее обложку, уже менее виновато, и с подчеркнутой бодростью протянул Петровичу его историю болезни:
- А вы что расселись-то Святослав Петрович!? Слезайте, слезайте...вот берите...физические нагрузки, вам не нужны. Все у вас в порядке! Отдыхайте, психологический отдых вам тоже не помешает, вижу нервишки-то пошаливают...
От усталости, Петрович даже ответить ничего не смог. Он только молча сполз со своего пыточного агрегата, и, постанывая сквозь зубы, оделся и выполз в коридор, где его ждал я. Больше в этот день комдив не пошел ни к каким врачам. Он удалился в свой номер, и до вечера, периодически отмачивался в душе, сидя под струями на табуретке. С его слов, он только тогда понял, что значит, походка как у краба, и что такое чихнуть так, чтобы все мышцы ныли. И если у меня после езды «без тормозов», ноги болели пару дней, то Петрович целую неделю садился на стул, придерживаясь руками, чтобы не рухнуть на него.
Потом, когда я уже не первый раз отбывал послепоходовый отдых в санатории, я, памятуя Петровича, каждый раз наотрез отказывался кататься на этом велосипеде, отговариваясь тем, что не из космоса вернулся, да и психологический отдых, для подводника гораздо важнее...

Тут кто-то рассказывал историю о том, как он охранял тюрьму с палестинцами в Мегидо, так вот, я охранял подобное же заведение, но в Секторе Газы. Я тогда был студент, и меня посреди сессии загребли в этот милуим (сборы резервистов).
Тюрьма представляла из себя не очень большую площадь, обнесенную колючей проволокой и с вышками по углам, внутри которой стояли стандартные 20-местные армейские палатки. Находилось там человек 200 террористов и всяких злоумышленников из ООП, Хамаса и Джихада, они обычно не тусовались вместе из-за расхождений в идеологии, то есть, одни полагали, что мочить нас надо прямо сейчас, а другие-что сейчас рановато, надо пока выклянчить побольше, ну а потом уж замочить, конечно.Там же были у них и душевые, и "клуб", там же и дрючили они друг друга в задницы, по слухам... В мои обязанности входило сопровождать их на суд, обыскивать, пересчитывать, и т д, и так как я с ними непосредственно контактировал, то был "вооружен" только баллончиком со слезоточиввым газом, а солдат с автоматом всегда находился на некотором расстоянии. Надо сказать, что палестинцы зачастую работают на стройке, причем с минимальным применениением машин, поэтому любой вполне мог бы открутить мне голову просто руками...
Как-то довелось мне дежурить ночью, и я пошел в обход по коридору между двумя рядами колючей проволоки. Был у меня тогда любимый нож, такой кинжал из вороненой стали немецкого производства, сантиметров 20 длиной, идеально приспособленный для метания, чем я собственно и занимался во дворе, когда хотел отвлечься от учебы. Научился всаживать его во все что угодно, метров с пяти. Ну и от скуки, идя по коридору, кидал я этот нож в деревянные фонарные столбы... Нож послушно втыкался, пока при очередном броске, отрикшетив от круглого столба, пролетел сквозь ячейку в заборе вовнутрь и с тихим звоном упал в проходе между кроватями, как раз в палатке Хамаса. Я окаменел. Как ни странно, никто не проснулся. Нож лежал на виду, ярко освещенный светом фонаря. Я лихорадочно соображал. Бежать докладывать-пока поднимут людей, пока всех перебудят, нож исчезнет, и его в жизни не найдут, а я, само собой, сажусь эдак на месяцок-другой. Похерить все как есть- когда-нибудь кого-нибудь этим ножом ткнут, будет расследование, нож у меня видели, значит, сажусь на подольше... Маленький пушной зверек песец весело помахал мне лапками. Бля, я бы еще пулемет туда уронил... Делать нечего, надо доставать. Я побежал и разбудил дрыхнувшего автоматчика и подвел его к забору. "Слушай, я сейчас должен туда зайти на минутку,-прошептал я ему,-если со мной что-нибудь случится, вали всех без разбору". Солдат кивнул, он так и не проснулся и даже не спросил, какого хрена мне надо в три часа ночи в полной террористов палатке. Я открыл засов на двери и нацыпочках вошел внутрь. Тихо пересек площадку для перекличек и вошел в палатку. 20 террористов спали вокруг беспокойным сном, похрапывая и ворочаясь, с кроватей свисали мускулистые ручищи. Мелькнула бредовая мысль, что они все давно проснулись, но специально притворяются спящими, чтобы заманить меня вовнутрь и растерзать всей палаткой... Я схватил нож и не удержался, чтобы не помахать солдату за оградой, от чего до того наконец-то дошло, что происходит, и челюсть упала до земли... С ножом в руках я пулей вылетел за ворота и запер дверь, после чего побежал в срочном порядке менять портки...
Никто ничего не узнал.

У меня в этой тюрьме еще было несколько презабавных историй, расскажу, если эта понравилась...