ПОЛИТИКА

Шел первый год перестройки, точнее, ее первое лето.
Лейтенант Санька окончил военное училище с Золотой медалью. Для него, юного максималиста с детства бредившего военной службой, это была первая в жизни крупная победа. Да еще какая.
Наполненный светлыми мечтами о блестящей карьере и генеральских лампасах, в парадной с иголочки форме он прибыл в указанный срок в штаб прославленной мотострелковой орденов Ленина и Октябрьской революции Дважды Краснознаменной дивизии особого назначения внутренних войск имени Дзержинского.
Надо сказать, что среди офицеров Внутренних войск служить в этой дивизии считалось большой честью, и система комплектования ее как офицерами, так и солдатами всячески подчеркивала элитарность этой службы. Служили там сплошь отличники, коммунисты, комсомольские активисты, трезвенники, морально устойчивые субъекты и активные строители коммунизма.
Комдив беседовал с группой лейтенантов-выпускников (а их прибыло в тот день человек десять) недолго. Всем процессом распределения молодняка по частям дивизии руководил начальник отделения кадров в звании подполковника - типичный паркетный чиновник с огромным, на вид чугунным задом, тщательно прилизанными волосами на голове и мягким баритоном. Увидев Санькину Золотую медаль и красный диплом, он вежливо попросил его погулять в течение часа в небольшом парке у штаба дивизии и зайти за предписанием в полк последним из всей группы.
Оказывается, в дивизии существовало негласное правило: выпускников-медалистов командирами взводов не назначать, а ставить их на одну ступень выше. Как всякий осторожный аппаратчик, кадровик сам этот несколько нестандартный вопрос решать не стал, а начал ходить по заместителям комдива и согласовывать их мнения - кем назначить Саньку. В конце концов, он вызвал лейтенанта в кабинет и объявил, что за особые заслуги в период учебы в училище Санька будет назначен не командиром взвода, а заместителем командира роты по политической части пятого полка дивизии. Вручил заполненное и подписанное предписание и пожелал удачи.
Чувства у Саньки возникли несколько смешанные.
Во-первых, училище он окончил командное, во вторых к замполитам, политрукам, комиссарам, пропагандистам, агитаторам и прочим партублюдкам он относился с некоторым презрением, свойственным всякому порядочному офицеру. Подобное отношение у выпускников командных училищ формируется еще в процессе учебы автоматически.
Вместе с тем, это назначение давало ему реальное преимущество в службе. Пока его однокашники отгорбатят на должностях командиров взводов по паре лет, он уже созреет для должности ротного - в войсках МВД существовала интересная установка - ротным можно было стать, только пройдя должность замполита роты. Ни один из заместителей командира роты на эту должность, как правило, не котировался (ни зампотех, ни заместитель по общим вопросам, ни существовавший в конвойных частях так называемый заместитель по надзору) - партия наш рулевой, да. Проще говоря, все перспективные руководящие кадры нужно было повязать партийно-политической веревочкой, хотя для многих она впоследствии становилась удавкой.
Пятый полк находился на территории огромного военного городка дивизии, на его северо-западной окраине на расстоянии полутора километров от дивизионного штаба. Дежурный по полку привел Саньку к начальнику строевой части, тот заявил, что командира полка на месте нет - уехал на полигон, но раз он назначен на должность в конкретный батальон и конкретную роту, то никого ждать не надо - надо идти к комбату, а с командиром полка можно пообщаться и попозже.
Молодой женоподобный разговорчивый прапорщик из строевой части показал Саньке прямо со штабного крыльца четырехэтажную казарму теперь уже его батальона, объяснил, что кабинет комбата находится на втором этаже. Кроме того, сказал ему, что комбат в отпуске, начальник штаба, который по всем военным канонам должен исполнять его обязанности, уехал поступать в академию, а обязанности комбата исполняет замполит батальона майор З. по кличке Дед.
Деда Санька отыскал не в штабе батальона, а в полковом парке. В полку шел парково-хозяйственный день, солдаты занимались обслуживанием техники, а командиры подразделений должны были этим процессом руководить. Дед в одиночестве сидел в огромной курилке мест на шестьдесят, оборудованной при входе в парк, и курил «Беломор». Учитывая то, что вокруг сновала масса бойцов и командиров, и появление лейтенанта не привлекало особого внимания Деда, Санька с расстояния примерно в десять шагов решил его рассмотреть.
Это был широкоплечий коренастый старик. Да, именно старик. Ведь Санька знал, что майорам положено служить до сорока пяти лет, некоторые переслуживали, но не более пяти лет, а Деду на вид было лет семьдесят. Седина, огромные мешки под глазами, глубокие морщины, медленные движения, редкие затяжки «Беломором», бесцветные глаза, смотревшие в землю. Создавалось впечатление, что это дремлющий на завалинке глубокий пенсионер.
Набрав в легкие побольше воздуха, расправив плечи и мундир, Санька образцово-показательным строевым шагом двинулся к Деду. Грохот шитых хромовых сапог привлек внимание всех военных, находившихся в радиусе пятидесяти метров. Щелчок каблука при приставлении ноги. Громкий и задорно-звонкий доклад на одном дыхании:
- Товарищ майор, лейтенант такой-то, представляюсь по случаю назначения на должность заместителя командира третьей роты по политической части!
Дед продолжал смотреть в землю и о чем-то думать. Он даже не взглянул на лейтенанта, он даже не поменял своей дремотной позы. Санька стоял в трех шагах от него с приложенной к козырьку фуражки правой рукой. Пауза затягивалась и не имела тенденции к прекращению. Юный карьерист не знал, что делать дальше, потому что в уставе не написано, что старшего начальника можно толкнуть в плечо или громко свистнуть ему в ухо.
Прошло около трех минут показавшихся Саньке вечностью. Дед медленно приподнял голову, стряхнул пепел с потухшей беломорины и, не говоря ни слова, махнул рукой на скамейку рядом с собой. Санька не понял. В тот момент этот дремлющий старичок находился на недосягаемом для него уровне, и помышлять, что так просто можно сидеть на лавочке с целым майором, вчерашний курсант просто не мог.
- Ну, ты шо, сынок? - Санька различил хорошо уловимый украинский или южнорусский говор. Голос был старческий хрипло-скрипучий.
Санька от замешательства не придумал ничего лучшего, как выпалить вновь свой бодрый рапорт.
- Сынок, х.…ли ты орешь? Садись. - Санька, услышав некоторые элементы раздражения в голосе Деда, как подкошенный плюхнулся на лавку в метре от майора.
Дед даже не повернул голову в сторону лейтенанта. Он только взял из лежавшей подле него на лавке пачки папиросу и начал прикуривать.
- Кем там тебе назначили? - спросил Дед, глубоко затягиваясь.
Санька попытался вскочить, действуя по курсантской привычке - разговаривать со старшим по стойке «смирно».
- Сядь, б..дь, не мельтеши. Ты, сынок, какой-то нервный.
- Назначен заместителем командира третьей роты по политчасти, товарищ майор.
- Закуривай.
- Не курю, товарищ майор.
- Почему?
Санька был несколько обескуражен этим вопросом - до этого все, кто узнавал об этом, были этому искренне рады, а заядлые курильщики откровенно завидовали.
- Я кандидат в мастера спорта по офицерскому многоборью и вообще курить вредно.
- Мудак ты, сынок, а не мастер спорта. Чему вас тока у ваших училищах учат? А как же ты будешь работать с людьми? Ты же ж замполит.
Санька потупился, не зная, что ответить. Тем более, что эпитет «мудак» говорил о явно отрицательном отношении старшего начальника к его появлению.
- Иде ишо как не у курилке, у непринужденной обстановке, угостив солдатика папироской, можно выведать все его проблемы, узнать настроение, ась? - Дед встрепенулся - вопрос профессионализма, престижа, опыта - затронуло за живое.
Санька не знал. Он вообще был далек от методики индивидуально-воспитательной работы в курилке. Он больше был склонен к индивидуально-воспитательной работе на стрельбище, на перекладине, на марш-броске. « Неужели курсантов военно-политических училищ специально учат курить? Не может быть» - думал он. Встреча со своим будущим наставником и коллегой начинала вызывать в нем панику. Но это было только начало.
- Училище-то какое кончал, Ленинградское политическое? - в ту пору это было единственное военно-политическое училище внутренних войск, готовившее замполитов, культпросветработников, партийных и комсомольских функционеров. В процессе службы они никогда не назначались на командные должности. А вот выпускник командного училища, чтобы пройти ценз нахождения в должности замполита роты и доказать преданность делу партии а затем уже стать ротным, должен был два-три года оттрубить взводным.
- Никак нет, командное, товарищ майор.
- А хто ж тебе, бестолкового, замполитом поставил? Тут же ж думать надо?
- Командир дивизии, как окончившего училище с Золотой медалью.
- Шибко грамотный, что ли? Ну, раз тебе сделали замполитом, то объясни мне, старому дураку, шо такое политика.
Не замечая никакого подвоха, Санька без всякого напряжения после секундной паузы выдал цитату классика:
- Политика есть концентрированное выражение и т.д. и т.п. и проч.- благо памятью он обладал отменной, а экзамен по научному коммунизму сдавал не далее как месяц назад. В правильности ленинского определения политики он не сомневался ни на секунду, ни на грамм, ни на миллиметр. Обучение в военных училищах МВД в ту пору строилось на очень серьезной марксистско-ленинской платформе, и все эти болтологические предметы были едва ли не самыми главными в программе.
- Эх, ну точно, опять прислали дурака. А Дед учи, Дед воспитывай, делай на старости лет из этих оболтусов политработников - Саньке показалось странным, что майор в своих причитаниях упоминает свое же прозвище - знает о нем, и возможно, относится к нему терпимо, а может быть, и втайне гордится - прозвище-то солидное - не какой-нибудь «старый пердун». А Дед продолжал:
- Как политический работник может не знать, шо такое политика? Позор!- в сердцах он швырнул недокуренную папиросу на асфальтный пол курилки.
- Товарищ майор, я дал полное определение из учебника по научному коммунизму. Хотите, я сейчас схожу в полковую библиотеку и принесу вам первоисточник?
- Ты ишо и грубишь, сопляк? Слушай, шо такое политика, и запоминай. Вот ты когда-нибудь хер у комара видел?
- Никак нет, товарищ майор.
- А вот политика ишо тоньше.

ТРАМВАЙЧИК НА БЕЛООСТРОВСКОЙ

Как вы думаете, за сколько секунд 100 человек может выйти из трамвая? Нет, ваш ответ неправильный. Трамвай очищается за 3 секунды. Не верите? Можете убедиться сами. Для этого нужно приехать в Питер на улицу Белоостровскую. Там находится общежитие, где живут курсанты-старшекурсники бывшей Академии, а теперь Военного Инженерного Космического Университета имени Можайского.

У старшекурсников режим свободнее, не такой, как у младших курсов в казарме. На утреннюю зарядку голыми по пояс их не гоняют. Зато вместо этого с Белоостровской до улицы Красных Курсантов, где находится Можайка, они должны каждое утро топать пешком. Ну типа тренировка такая. Уходит на это минут 40. В принципе, прогуляться - оно, конечно, неплохо. Но не всегда.

Зиму с 1984 на 1985 год не забуду никогда. Утром с замиранием сердца включали радио - сколько там? Минус 43 (41, 44 - по-разному было). А в Питере за сорок - это вам не в Новосибирске, где можно ходить без шапки. Как подует с Финского, мозговая кость в пять секунд насквозь до затылка промерзает. Ну и покажите мне того больного, который будет по всем этим питерским мостам в такую погоду идти пешком. Нет таких. И все курсанты поутру на трамвайчик грузились дружно.

А чтобы такого безобразия не было и беспорядок никто не нарушал, по этим трамвайчикам патрули ходили. Вот заходит такой офицерик с двумя патрульными в трамвай, набитый курсантами так, что из дверей-окон торчат, а те, соответственно, начинают из этих окон-дверей выпрыгивать. Трамвай за 3 секунды очищается полностью, причем из него заодно и мирных граждан выносят, которые, конечно, сопротивляются, выходить не хотят, а хотят ехать дальше.

Ну одного из ста, кто медленнее всех бегает, патруль, конечно же, за задницу хватал. А бывало, и никого не хватал - бегать Можайка научила быстро. Так что все на соседний трамвайчик дружно грузились и благополучно дальше ехали. Как там с этим сейчас, не знаю. Может, так же. А гражданских, конечно, жалко.