Цезарь хренов (про связистов)

Капитан Брюгге был не в себя от возмущения. Капитан Брюгге был начальником заставы. Капитан Брюгге был на заставе одним офицером. Единственным. Сложилось так, что зампал в отпуск ушел, а замбоя (как это у нас всегда было) в наличии не было (хотя по штату, он вроде должен быть). Вот и волочил капитан Брюгге службу со старшиной и двадцатью семью бойцами. Перестройка, блин... На хрена нам штатных сорок пять бойцов, пять собаков, и замбоев каких-то?.. Перебьемся. Граница у нас нормальная. По левому флангу 14 км и по правому 21. Сходим, съездим. Сохраним.

Вне себя Брюгге был по одной простой причине. Он долго и нудно распаковывал очередную радиограмму, которую наш политический отдел добросовестно скопировал из газеты «Правда». Сами понимаете, что связь - дело тонкое, поэтому особо важные донесения (например, как про решения 19-й партконференции Союза Советских Социалистических Республик, которые 250 миллионов советского люда читали еще три дня назад) обязательно закрытым текстом передаются на заставы. А это достаточно большого объема текстовки были.
Соответственно и ответы должны были быть в виде «...Принял решение... расширить... растопырить... принять социалистические обязательства... обязуемся...»

***
Вытерев пот со своей старческой лысины (ему было лет 40, ибо он пролетчиком считался из-за своей совершенно не русской фамилии, да и вообще непонятно как какой-то Карл Рихардович попал в славные ПВ ВЧК-КГБ СССР) капитан заорал:
- Иванов! Дежурный! Ко мне!
- Товарищ капитан! Сержант Иванов по вашему приказанию прибыл! - сержант Иванов был само подобострастие, ибо знал крутой нрав НЗ, которого звали за глаза немцем, хотя в кадрах он числился русским. Впрочем, кадровики тоже ошибались, наверное. Брюгге это вроде где-то в Голландии, или еще где...
- Три секунды, и Петров у меня.
- Есть!

***
Петров был истинным русаком. Да и вообще это самая распространенная фамилия у русских, не считая Кузнецовых. Куда там всяким Брюгге. При этом Петров был единственным связистом из штата заставы умеющем работать на ключе (не комплект штата опять). А радиограммы, как все понимают, передаются только средствами радиосвязи.
Была еще маленькая особенность у Петрова. Он любил покушать и почитать художественную литературу.
***
- Петров, я тут ответ заделал в отряд по поводу этой... эээ... партконференции... Давай, отправляй в отряд. - НЗ с отвращением кинул бланк связисту.
Бланк из себя представлял почти четыре листа, из которых можно было понять, что растопырим, расширим, не пить, не курить и вообще весь личный состав заставы обязуется произвести мировую Революцию.
- Товарищ капитан, я кушать хочу. Обед.
- Я что-то невнятно сказал?
- Дык... Товарищ капитан! Уже полтора года один... Дайте хоть покушать!
- Марш! Обжора, мля...
- Есть!
О, были люди в наше время...

***
Связисты вообще интересные люди. Подразделяются они на три категории.
Первая категория - попавшие в связь по недоразумению. Эта категория не пользуется уважением у коллег, да и относится она к своим обязанностям спустя рукава.
Вторая категория - двинутые. Этим всегда надо что-то припаять, разобрать (при этом обязательно собрать обратно), принять, передать.
Самая ужасная категория связистов - третья. Это сверхпродвинутые. Это изобретатели. (Да, кстати к этой категории относятся господа Белл и Морзе. Ну, какому нормальному идиоту придет в голову, что угольный порошок можно превратить в микрофон, а второму, такому же нормальному изобретателю птичье чириканье превратить во вполне осмысленный язык?).
Петров был из третьей категории. Он был изобретателем.

***
Петров перебил и Белла и Морзе.

***
- Карлушка, слухай, а у тебя штатных радистов на заставе сколько? Один ведь только?
- Один, а что?
- Да мы тут в отряде думаем, что кто-то с вашего направления работает на нашей частоте имитацией. Понимаешь... Иной раз почерк* один, а другой раз гонит какую-то хрень, хотя разборчиво дает, почти без ошибок. Контроль радиосети в полном опупении...
- Ну, я не знаю. Я в вашей радиосвязи ни хрена не понимаю.
- Ок.
- Чего ок?
- Ск, говорю, до связи.
- Тьфу... пошел ты... - НЗ бросил трубку по которой он так дивно разговаривал с начальником связи отряда.

***
... Двигаясь в направлении узла связи Брюгге своим тонки слухом уловил не менее тонкие посылки которые прорывались от дверей УС:
- ... Та-та-та, Та-ти-ти, Ти-та-ти-та, Та-та-ти-ти, Ти-та-та, Ти, Та-Та, Ти-ти-ти, Ти-та-ти-та...**

Чего он там порет... Вроде ведь в столовой должен быть, жрать хотел... Или точно кто-то вместо него на сто сорок третьей*** работает?

Войдя на узел связи НЗ впал в ступор.
За столом сидел Петров и подозрительно дёргался. Перед ним на столешнице стоял бланк радиограммы. Рядом лежала художественная книжка. Рядом с книжонкой стояла армейская миска с ячневой кашей и мясом. Правой рукой ефрейтор набивал рот кашей с кабанятиной, а левой перелистывал страницы на книге. Правая нога подпрыгивала и издавала ритм какого-то второго венгерского танца Брамса...

- Я не понял, товарищ ефрейтор, а что ты делаешь-то? Я ведь тебе дал команду радио передать в отряд?
- Дык, это... я передаю. Минутку товарищ капитан, я сейчас.
Петров несколько раз дрыгнул ногой и счастливо сообщил капитану Брюгге: «я им ас дал».
- Какой на хрен ас?? Ты что засранец?!
- Понимаете, товарищ капитан, «ас» это у радистов такой термин есть, ну... типа «сейчас», «подождите», там еще всякие есть, ну... «щап», например, перехожу в дежурный прием...
Из динамика длинным разливом полилась морзянка от главной станции.
- Еще всякие там «щсс» есть, якобы говорите не так быстро, а то я не успеваю вас принимать...
Петров еще несколько раз дрыгнул правой ногой и отправил в рот очередную ложку каши. И только тут НЗ увидел, что голая нога Петрова примотана к телеграфному ключу обычной синей изолентой.
- Товарищ капитан, вы не волнуйтесь. Я ведь Алма-Атинскую учебку заканчивал. Нас там даже носом на датчике учили работать. А я, вот... ногой придумал работать... Почерк, правда... не тот, но все будет ОК!

В полуобморочном состоянии НЗ выполз с узла связи.
- Ну, Цезарь... И руками, и ногами... И читать и писать... Хм... А что такое ОК ??? - только и смог он сказать.

--------------------------------
* Почерк - ну... почерк это как у любого человека свой. А тем более у радиста. Иной раз слушают наши радисты работу с ключа (или даже с датчика) и сразу определяют своего другана на ТОМ конце.

** Эта белиберда уже для чистых радистов. Пусть тренируются :)

*** Р-143 коротковолновая радиостанция работающая как в телефонном, так и в телеграфном режимах.
ОК - ну, тогда мало кто знал, что ок это о`кей, все понял, дескать. СК - конец связи.

СЕВЕРНЫЕ ЗАПИСКИ - 2

ЛОСЬ. ПРОСТО ЛОСЬ.

Пурга мела до обеда, и это было, конечно, замечательно. Потому что после обеда ветер стих, и мороз стал стремительно крепчать. Я лично убедился в этом поздним вечером, любуясь между делом полярным сиянием. Но это было вечером. Поздним. А до того температура холода нам была совершенно неинтересна - мы проводили культурное мероприятие.

Участковый Пашка, вернувшийся аж из самой столицы нашей Родины Москвы, с курсов повышения ментовской квалификации, приволок с собой невиданную доселе в наших антицивилизованных краях диковину - полное собрание сочинений Beatles на аудиокассетах. «В студийной записи с фирменных дисков». Разумеется, в такой чрезвычайной ситуации были приняты не менее чрезвычайные меры. Я вообще сторонник адекватного реагирования на жизнь, а на Севере это просто условие выживания - не говоря уже о получении удовольствий. Там ведь тогда все было в дефиците, кроме морозов зимой и мошкары летом. А уж культура и прочая, прости господи, эстетика - в особенности. Поэтому, если хочешь оттянуться на полную катушку - сперва на эту самую катушку потрудись. Вот мы и трудились. Всей общагой.

Кассетный магнитофон, принадлежавший Игорю, был подвергнут тщательному техническому обслуживанию, включавшему в себя даже протирку головки и лентопротяжного механизма чистым (!) медицинским (!!) спиртом (!!!), который от сердца оторвала Пашкина пассия Наташка, трудившаяся операционной медсестрой в районной больнице. Правда, оторвала она от сердца аж 300 граммов, а на протирку потребовалось... А остальное таки ушло в единственно верном направлении - в Пашку, Игоря и в меня. Ну, и в Наташку маленько.

И не абы как ушло, а под правильную нельму. Ибо, как я понял на Северах, заедать спирт консервами или какой другой кулинарной сволочью - это ж чистое кощунство и черная неблагодарность по отношению к Природе, обеспечившей нам такую великолепную закусь, как сырые нельма, осетр, стерлядь, муксун или щекур. С солью и перцем. И всё. Пресловутое «макалово» - томатная паста с чесноком - на мой взгляд, является все-таки оппортунизмом, ересью и поздним искажением канонического варианта. Я в этом смысле догматик, талмудист и начетчик. Спирт, нельма, соль, перец - вот вам, собственно, и венец творения, а вовсе не рюмка коньяку с ломтиком лимона, как утверждают некоторые безыдейные классики. Эх, сейчас я уже слишком избалован интернациональной алкогольной промышленностью, чтобы пить чистый спирт... Да и годы не те. Но под СВЕЖЕсырых или СВЕЖЕмороженых вышеперечисленных рыбов иногда все же трясу стариной. И получаю удовольствие.

В процессе подготовки к культурному мероприятию в комнате Игоря был наведен относительный порядок - помыты пол и посуда, а так же вынесены пустые бутылки. Ведь ожидались дамы. В смысле, не только Наташка, которая была и до сих пор остается «своим парнем», но и настоящие вполне замужние дамы со второго, семейного этажа нашей геофизической общаги. Обещала быть и комендант общежития Оксана Прокоповна - длинноногая натуральная блондинка, не лишенная, впрочем, не только обаяния, но и свойственного гарным украинским дивчинам живого практического ума. Светское общество, в общем. Раут, блин. Нам наконец-то представился шанс не просто оправдаться в глазах семейных и комендантши за наши, в целом, безобидные, но временами весьма шумные выходки. Мы планировали «умыть» их по полной программе!

В рамках подготовки мероприятия лично мне было поручено и мною было выполнено ответственное, но относительно простое задание - под честное-распрочестное слово добыть на нашей телестудии выносные колонки, поскольку встроенный динамик Игорева магнитофона хрипел, как, прости меня, господи, старый простуженный сифилитик. Особенно ярко это проявлялось при воспроизведении вокальных, блядь, композиций обкурившегося павиана Кая Метова (ох, попадись он мне!). А ведь на том же магнитофоне Танечка Буланова пела:

Вот моя жизнь
Цветная карта мира
Вся жизнь лежит
Передо мной
Что не сбылось -
Нанесено пунктиром,
Все, что сбылось -
Сплошной чертой...

Вот на этой кассете магнитофон почему-то работал нормально. А уж когда Танечка брала верхние ноты:

Мир на карте этой
Весь покрылся льдом,
Я сама себя нашла с трудом...

Ну, тут вообще... Нам с Игорем почему-то казалось, что эта песня - про нас. Слушая ее, мы дружно всхлипывали, и наши руки сами собой тянулись... Правые - к стаканам, левые - к закуске. Молодые мы были. А так же добрые, романтичные и сентиментальные. Несмотря на наносной щенячий цинизм, невзирая на всю непроглядную мерзость окружавших нас проклятых 90-х...

А Татьяне Булановой, доведись встретиться, я за эту песню крепко поцеловал бы руку и сказал бы огромное спасибо. И издевайтесь надо мной, сколько влезет, и кидайте в меня тапками, кому охота. А потом ходите босиком. Далеко ходите.

Впрочем, лирическое отступление, кажется, затянулось, и, выражаясь в стиле «Тысячи и одной ночи», уши вашего внимания, повешенные на гвоздь моего красноречия, уже несколько подвяли. И даже попахивают. А посему вернемся к культурному мероприятию, проводившемуся в геофизической общаге в заполярном поселке Т.

Ну, что сказать... Beatles - это Beatles, а Татьяна Буланова - это Татьяна Буланова. И не будем больше о музыке, ладно? Я в ней все равно ничего не понимаю. Тем более что вечеринка прошла успешно, ибо водка - это, разумеется, водка. А так же коньяк, вино, шампанское... Ну, и закусь, соответственно. Никто из господ геофизиков не пожалел своих деликатесных рыбно-оленинных запасов, да и скудных зимних денег никто не зажал. А посему окрестные торговые точки подверглись опустошительному набегу, а дамы получили возможность блеснуть кулинарными талантами. Кто - личными, а кто - мамиными...

Оксана Прокоповна, например, принесла на общий стол добрый шмат натуральнейшего копченого сала. А вторая после Тани Булановой мечта Игоря, пышногрудая семитская вдовушка Лилечка со второго этажа, таки приготовила из баночной селедки пряного посола замечательнейший форшмак. Я, кстати, всегда удивлялся, почему Игорь, будучи бульдозеристом по профессии, евреем по пятой графе, законченным антисемитом по жизни и раздолбаем по призванию, по самые уши втрескался в ничем, кроме сисек, непримечательную Лилечку, которая, к тому же, была на три года его старше. Впрочем, форшмак... Я бы, наверное, тоже повелся, будь Лилечкины прелести хотя бы на полтора размера поменьше.

В общем, вечер завершился к удовольствию многих. Семейные постепенно свалили на свой второй этаж, Лилечка осталась у Игоря «помыть посуду», еще несколько парочек разбрелись по комнатам в поисках нехитрых, но вечных удовольствий. А мы с Пашкой и Наташкой решили... Ну, кино про Ивана Васильевича, меняющего профессию, все видели? Вот-вот. Продолжение банкета, и никак иначе.

Спиртного, впрочем, уже не осталось - в ходе культурного мероприятия в толпу «битломанов» были брошены не только магазинные напитки, но и все стратегические резервы в виде Наташкиного самогона. А близлежащий ларек, как и все окрестные торговые точки, давно закрылся. Дело в том, что глава района, «лицо коренной национальности», незадолго до описываемого момента вдруг шибко озаботился здоровьем населения. И распорядился, блядь такая, запретить продажу спиртного во всем райцентре опосля 22.00.

И ведь вот что, сука, характерно - на соседний поселок Г., где жили исключительно геологи, это распоряжение не распространялось. Ха-ха-ха! Еще бы! Геологи на Тюменском Севере - ребята суровые по самое не могу, начиная с Фармана Курбановича Салманова, земля ему пухом, который, как гласят вполне достоверные легенды, аж до середины 70-х никуда, кроме заседаний бюро обкома партии, не ходил без ТТ за поясом. Ну, привычка такая у человека была...

И когда такие парни, приносящие, между прочим, громадную пользу Родине, концентрируются в одном отдельно взятом населенном пункте, они любой власти продиктуют свои условия. А власть будет угодливо кивать, скаля поредевшие зубы и почесывая драную жопу...

Что касается райцентра Т., из серьезных людей там были только геофизики, составлявшие весьма и весьма уважаемое, но все-таки меньшинство. Такое же, как и рыбозаводской пролетариат, и аэропортовские жители.

С рыбозаводскими геофизики поддерживали тесные и взаимовыгодные отношения. Не со всеми, конечно, а только с элитой - с мотористами невеликого заводского флота и с ребятами из мастерских: токарями, фрезеровщиками, сварщиками, слесарями. Тот же Игорь не раз заказывал у них за бутылку какие-то запчасти для своего верного бульдозера. Да и я, когда работал в районной газете, тоже при поломке линотипа или печатной машины бежал в рыбозаводские мастерские. С той же самой валютой.

С аэропортовскими мы тоже жили в дружбе, ибо летать приходилось часто. Мне, журналисту, без авиации пришлось бы писать одни только «инвертю» с районным начальством, а о реальной жизни оленеводов, геологов, геофизиков, рыбаков я бы знал лишь по казенным бумажкам. Пашка-мент, хоть и участковый, тоже вынужден был частенько сопровождать оперов и следователей, если в отдаленных поселках что-нибудь случалось. А уж господа геофизики без авиации - и не господа вовсе, а так, погулять вышли...

Тем не менее, большинство населения поселка Т. составляли безропотные «бюджетники», пенсионеры и работники ставшего в 90-е нерентабельным оленеводческого совхоза. Всем им глава района был и папкой, и мамкой одновременно - и кормил, и ебал. И все одним и тем же местом.

Поэтому «народ» безмолвствовал, а запрет на ночную продажу спиртного в райцентре Т. соблюдался свято. Единственным исключением из правил был магазин с романтичным названием «Фея», который, вот странно-то, принадлежал дочери жены главы от первого брака. Этот эмбрион свободного предпринимательства и светоч всепобеждающего рынка, торговавший, надо отдать должное, исключительно качественным спиртным (правда, по столь же исключительным ценам), находился в самом центре поселка, прямо напротив памятника Ленину и наискосок от районной администрации. И как не рассуждай о коррупции, как не возмущайся этой язвой нашего поселкового общества, а если хочешь выпить ночью, иди в «Фею». И не жужжи. Ну, или жужжи. Но все равно иди в «Фею».

Вот я и пошел. Пошел, потому что вместе с Пашкой и Наташкой захотел выпить. И не просто так пошел, а согласно жребию. Мне досталась короткая спичка. Тянули я и Пашка, а Наташка была арбитром, потому что правильные северные женщины за водкой не ходят. И за шампанским не ходят. Они вообще ни за чем не ходят, а полулежат в кресле, и вопросительно глядят.

В общем, я пошел. Конечно, я бы и мог, и должен был бы зайти к себе в комнату, и приодеться соответствующим образом по случаю такого дальнего похода - мне предстояло прошагать туда-обратно около двух километров. А на дворе была ночь. Полярная. Но я не зашел. И не приоделся. Я побёг в «Фею» в одном спортивном костюме, Пашкином ментовском полушубке и шапке без знаков различия, да в валенках на босу ногу. Ну да, я знаю, что дурак. Но это я сейчас знаю. А тогда я просто торопился, потому что Наташка поставила кипятиться воду под пельмени из щуки с налимьей печенкой.

Дорога до «Феи» показалась короткой, но, прибывши туда, я был немедленно обломан, как Икар, воткнувшийся мордой в землю. Он, Икар-то, наверное, хотел стать отцом авиации. А его папа Дедал - дедушкой ее же. Не вышло. Пришлось ждать Жуковского. Но это все их личные проблемы. А у меня возникли свои, куда более важные. Дело в том, что денег у меня опять не было. И у Пашки - не было. И у Наташки - тоже. Ведь и мне, журналисту, и Пашке - менту, и Наташке - медсестре зарплату платили через пень-колоду. Проклятые 90-е! Соответственно, мне было крайне необходимо где-то раздобыть две-три поллитры в долг. А та продавщица «Феи», на которую я в этом смысле не без оснований рассчитывал, в описываемую ночь не вышла на работу. Ну, простудилась девушка, с кем не бывает...Вместо нее вышла другая продавщица - Семеновна, рассчитывать на которую было невозможно ни при каких обстоятельствах. Потому что - крокодилица. Причем пожилая, морщинистая и злобная.

Ну, и где мне было взять денег? Заслуживающая решения задача, ага?

Да никакая это не задача. И даже не задачка. Это просто лишние полкилометра беготни до райотдела милиции и обратно. Пашкин друг-опер был в ту ночь на дежурстве и должен был послужить финансовым резервом. Ну, и послужил, ясен пень.

Обратно от милиции до «Феи» я бежал, претендуя на рекорды, по двум очень веским причинам. Во-первых, менты взбодрили меня стопкой - другой - третьей изъятого у преступников «французского» коньяку системы «Napoleon», изготовленного где-то в Польше или Турции. А во-вторых, мороз крепчал, кажется, с каждой минутой.

Крокодилица, завидев наличные, моментально сменила гнев на милость, и выдала мне весь необходимый ассортимент. И сдачу. Которая, кажется, позволяла...

- Слышьте, Семеновна, а ну-ка ее на фиг, эту сдачу. Плесните-ка мне. С закуской.

Семеновна-то, холера этакая, втихаря от хозяйки «Феи» вертела свой мини-бизнес - торговала в розлив. Так что я, вернув ей сдачу, получил взамен полстакана водки, четвертушку хлеба и тонкий ломтик сала. На обратную дорожку.

Дожевывая закусь, я вышел из магазина, и встал, как вкопанный.

От края до края неба светились, переливаясь и вспыхивая, широкие разноцветные вертикальные полосы, размытые в пространстве и, кажется, даже во времени. Это было настолько огромное, не охватываемое, кажется, человеческим разумом то ли зрелище, то ли явленье, что мне даже почудилось, что вокруг меня играет какая-то очень серьезная и в то же время волшебная музыка. Сейчас мне думается, это был орган. Хотя тогда я органа еще и не слыхивал.

Стоял бы и смотрел... смотрел... смотрел... И слушал... слушал... слушал...

И замерз бы нафиг, романтик хренов. Можно подумать, никогда полярного сияния не видел. А насчет «волшебной музыки» - уши вымой, придурок.

Взбодрив себя такими мыслями, я отправился в обратный путь, который, однако, оказался тяжел. Во-первых, я уже ощутимо опьянел, а это, как известно, весьма способствует перемещению во времени, но очень мешает передвижению в пространстве. Во-вторых, мороз зверел, и мне, да простят меня дамы, не раз и не два приходилось на ходу зубами стаскивать с руки перчатку и засовывать ее, руку, то есть, себе в штаны, чтобы отогреть самое дорогое, ибо оно - самое дорогое! - начинало уже издавать тихий, но мелодичный звон. А в-третьих, судя по времени, Наташкины пельмени уже остывали...

Вот и клуб. Еще три дома - и я увижу свет в окне Наташкиной комнаты, где они с Пашкой меня, без сомнения, ждут. С пельменями. Которые, между прочим, сочинил я! А рецепт простой: фарш делается из щуки, но вместо сала туда добавляется печень налима. Ну, лук-чеснок-перец - это, ясен пень, по вкусу. Слава КПСС, налима в реке Т. хватало, как и щуки. Ненцы так и говорили: рыбы, мол, нет, одна щука. А налима вообще никто не ловил, нафиг он никому был не нужен. А если в одной и той же воде сварить три-четыре партии пельменей, то бульончик получается, я вам доложу... Еще сырого репчатого лучку туда мелко-мелко покрошить - это ж песня...

Размечтавшись на бегу о пельменЯх небесных, я вдруг взмыл в воздух, но тут же приземлился в сугроб. Еще в полете я инстинктивно поднял как можно выше левую руку, в которой был пакет с водкой, а правую, которую в данный момент было не жалко, согнул в локте под тупым углом, и выставил перед собой. Перекатившись на спину, я маленько погордился собой: сколько лет прошло, а падать не разучился. Хорошо иметь батю - КМСа по тяжелой атлетике и самбиста. Тяжелоатлетическая отцова наука в данном случае не пригодилась, а вот самбистская - выручила.

Рекламная вставка: «Дети, учитесь падать. Потому что все равно придется. Так лучше - умеючи».

Выбираясь из сугроба, я пришел к выводу, что упал не просто так, а потому что споткнулся. Оставалось выяснить, обо что.

Долго выяснять не пришлось. «Обо что» лежало прямо передо мной, и было очень большого размера. Как я, невзирая на состояние алкогольного опьянения, умудрился проглядеть такое препятствие - даже удивительно. Действительно, размечтался.

Поперек протоптанной в снегу тропинки передо мной лицом вниз лежал человек. Большой. Очень большой. Как три меня. Ну ладно, два с половиной. Судя по тому, как он лежал, было три варианта.

Первый вариант - труп.

Я пощупал пульс. Он был, пульс-то. Стало быть, труп - вычеркиваем.

Второй вариант - сердечный приступ, потеря сознания. Но в поселке Т. сердечники, знаете ли, по улицам не лежали. Они в больнице лежали, там, где им, собственно, и положено лежать. Вычеркиваем, значит.

Третий вариант (прямо школьная контрольная, блин) - наш брат, выпивший. Вот это похоже на правду. Очень похоже. Ну-ка, мил человек, голову-то поверни... Блин, не чувствую выхлопа-то. А и правильно, где ж мне почувствовать-то, если сам такой...

Ну, так или иначе, а давай-ка, братан, взваливайся-ка ко мне на плечи. Давай-давай-давай... Бля, ну ты тяжелый... Лось, бляха-муха... Ну, пошли потихонечку... Елы зеленые, холодно-то как... Уй, как холодно-то... Руку бы освободить... Какую? А сумку с водкой что, в зубы взять?! Яйца-то уже даже не звенят, сейчас ведь лопнут... Да я вам что, спасатель нажравшихся мудаков? Спокойно, сегодня ты - завтра тебя... Бляяяяяяяяяяя...

Вот и родная общага.

Ну, родной, ну еще немножко...

В дверь общаги - бум-бум-бум... Ногами...

Вваливаюсь в холл, и - вот «удача»! - прямо пред светлы очи Оксаны Прокоповны. Сваливаю к ее длинным и прямым ногам свой тяжкий груз. Мордой кверху.

- Лось, - сказала Оксана.

- Ну да, здоровый, гад, - отвечаю я.

- Нет, ты не понял, - улыбается Оксана Прокоповна. - Это Лось. Ладно, пусть поваляется, здесь не замерзнет. Уж я-то прослежу...

Впрочем, я Оксану не дослушал. Не те еще были времена, чтобы я ее дослушивал. А потом были те времена. Немножко, но были... Впрочем, это совсем другая история, которую я никогда и никому не расскажу.

А пока... Пашка и Наташка встретили меня так, как будто я вышел на секундочку за спичками.

- Тебя за атомной войной посылать! - сказал Пашка, служивший в РВСН.

- Заходи скорей, сейчас пельмени вынимать буду, - улыбнулась Наташка.

Ну, выпили...

...Утром я проснулся, потому что кто-то долго, с достойным лучшего применения упорством тряс меня за плечо. Я, наконец-то, продрал похмельны оченьки...

- Вейсман, бля, какого...

- Ты не волнуйся, ты вот пивка попей...

Первую банку пива я вылакал залпом, не вставая с кровати. Вторую пил уже за столом. А Игорь не пил. Он подпер подбородок рукой и смотрел на меня как-то странно.

До меня начало доходить, что все как-то неправильно и не так.

- Игорь, что случилось-то?

- Да ничего особенного. Просто скоро тебя бить придут.

- Кто? За что?!

- А сам не в курсе? Кто Лося вчера в общагу приволок? Прокоповна с утра по комнатам скачет, всем рассказывает, что ты его от смерти спас...

Тут-то я и узнал, что Лось - это просто фамилия такая. И что этот самый Лось, которого я на себе тащил в тепло, оказывается, целый замначальника геофизиков по общим вопросам. Алкаш-тихушник, стукач, в общем, сволочь редкая. Коллекционная.

Игорь, конечно, пошутил, изверг. Бить меня никто не пришел, да и не собирался. Приходили в тот день многие, но не бить, а так, посмеяться. Общага вынесла свой вердикт, пока я еще спал. Вердикт гласил: «Людей зимой на улице не бросают. Даже Лося». И все мужики мне сказали, что на моем месте поступили бы так же. Не раздумывая. Потому что - закон северный. Нельзя бросать человека замерзать. Просто нельзя, и все.

А этот самый Лось при встречах со мной тщательно отводил глаза. Да и хрен с ним.

...Прошло много лет. У меня была назначена встреча с губернатором одного из крайне-северных автономных округов. Мы были с ним давным-давно знакомы, еще по комсомолу.

Впрочем, вру.

Это я был с ним знаком в комсомольские времена. А вот был ли он знаком со мной - это, конечно, оставалось на его усмотрение.

Оказалось, был.

И он даже публично продемонстрировал наше знакомство, пригласив меня на совещание при себе, посвященное проблеме, о которой я и приехал писать. У нас тут, дескать, пресса присутствует, так это мой старый комсомольский товарищ, прошу любить и жаловать.

Когда я выходил с совещания, мне навстречу бросился какой-то здоровяк, протягивая руку и бормоча что-то типа, ах, как я рад земляка встретить...

Это был Лось. Мелкий чиновник.

Руку я ему пожал.