Сказка

На кухонном столе яркий солнечный блик. Кофе опять убежал на плиту, но немножко осталось и мне. Отпуск. В полглаза читаю новости и думаю, что делать с четырьмя неделями отборных полновесных отпускных суток. Нет ничего приятнее первого дня отпуска, в который есть свобода выбора.
И тут мой глаз цепляется за заголовок на РБК, и все... нет больше свободы выбора, улетучилась. А может, и не было ее никогда... Дорожный набор в рюкзак и на вокзал. Билет в общий вагон за 453 рубля и один час до поезда. Состав пока не подали и я, чтобы скоротать время, болтаюсь по залу ожидания и только сейчас первый раз задумываюсь: что это я подхватился-то? мне, действительно, оно надо? Объявление по громкоговорителю прерывает мои раздумья, и я чешу на вторую платформу к поезду, гружусь в вагон, пахнущий «Российскими железными дорогами», предъявляя проездной докУмент «хозяину» вагона - смуглому хитровану. В какой-то момент мне показалось, что он знает, зачем и куда я еду.
Стоянка поезда на моем полустанке две минуты. Выметаюсь из вагона на низкую платформу. Не заходя в вокзал, ухожу прочь от железной дороги. Топаю по грунтовке. Вечер, прохладно, туман. Причем, туман из тех, за которым люди с хорошим воображением видят разные диковинные миры. Солнце садится, и я прибавляю шаг, чтобы добраться засветло. В траве рядом поднимаются и недовольно гудят встревоженные комары. Засветло я все равно не успеваю, и последние полкилометра иду в темноте по забытой за много лет дороге, но ноги, к моему удивлению, помнят, как будто бы ноги знают сколько шагов здесь до каждого поворота, но никогда не говорили об этом голове. И вот я дохожу до знакомого, посеревшего от времени забора, нащупываю щеколду и захожу во двор. Возле окна на секунды останавливаюсь, понимая, что сейчас тишина разобьется на тысячи звуков, завертится калейдоскоп звуков, и такой тишины, как сейчас, я, городской житель, не застану еще долго. Барабаню пальцами по стеклу ближнего к калитке окна, негромко зову: «Горы-ыныч!» и перехожу к тому окну, что напротив крыльца, снова стучу. Но соседские собаки уже подняли переполох, за ними по цепочке подхватили собаки вниз по улице. И уже где-то далеко залаяли - еле слышно. А я все стучу в окно. Но вот зажегся свет, знакомая морда всматривается в темноту, конечно же, не видит меня, кричит через стекло:
- Кто? Кто это?
- Да я же! Не узнаешь? Открывай, Змеище!
Щелкают запоры, я вхожу в круг света и попадаю в ураган эмоций:
-Не может быть! Сколько ж лет? А я ж не ждал! Как же я рад!
Друг детства метнулся на кухню, зажег огонь под чайником, побежал обратно к холодильнику:
- У меня борщ есть. Только сегодня варил, как знал. Будешь?
- Да кто ж ночью борщ ест?
-Ну... колбаса есть, масло... А вот! На кухне пряники еще - вчера в сельпо завезли. Вкусные.
- Да не суетись ты. Давай сядем, чайку выпьем. Да я на тебя посмотрю, а то не успеваю следить, как ты шустр.
Мы сели за стол, покрытый клеенкой с подсолнухами, порезанной кое-где ножом, как это водится со всеми клеенками на столах, заварили чай, налили себе по большой чашке, развернули кулек с пряниками, и я спросил:
- Новости-то читал?
- Читал, - только и ответил Змей.
Я, кстати, уж и не помню когда и почему его стали звать Змеем Горынычем, но на всей улице его по-другому и не зовут. Вообще-то, он тоже городской, но на все лето неизменно приезжает в эти края. Как ему это удается, я не знаю.
- Я уже думал тут... Сегодня поздно, а завтра надо утром на болота идти. Только там в избушке живой воды раздобудем.

Разбудило меня шкварчанье и грюканье посуды - это Змей возился на кухне:
- Ага, вот и ты! Садись завтракать, да пойдем, а то солнце высоко уже.
Мы наскоро позавтракали и вышли за калитку. Дом Горыныча крайний. Сразу за домом начинается лес.
По лесу шли недолго, вышли на поляну, на которой стояла натурально избушка на курьих ножках. Постучали в окно. Изнутри с подоконника спрыгнул черный пушистый кот. Дверь приоткрылась, и мы подались к ней:
- Здравствуйте...
- Здоровейте, когда не шутите. - ответила хозяйка.
- Нам бы поговорить надо. Можно войти?
Ответа не было. Дверь захлопнулась. Кот снова вспрыгнул на подоконник и смотрел на нас внимательными желтыми глазами. Мы осторожно постучали еще. Потом потоптались около избушки, покурили. Неожиданно дверь открылась, и хозяйка, не обращая на нас никакого внимания, пошла в лес энергичной старушечьей походкой, держа в руке пустой пакет с рекламой какого-то московского супермаркета. Мы еще потоптались на месте. Вроде бы, все ясно и надо возвращаться восвояси, но уходить ни с чем... Кот продолжал внимательно смотреть на нас через стекло. Минут через десять хозяйка вернулась с полным пакетом опят, поднялась на крыльцо и, уже держась за дверную ручку изнутри:
- Ну что стоите? Заходите.
Приглашать два раза не пришлось. Пока хозяйка не передумала, в два прыжка мы оказались внутри избушки.
- Тут в новостях писали... - начал я, торопясь, с порога.
- Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Что-то вы разговорчивы больно. Вот тебе миска - грибы чисть, сюда складывай, а ты (обращаясь к Горынычу) давай в подпол за картошкой.
- Два глупых городских тюфяка с картошкой и грибами под соусом? - спросил Горыныч, и по глазам его было видно, что он допускает и такое развитие событий.
- Ты поменьше болтай - был исчерпывающий ответ.
Через час мы уже сидели за чисто выскобленным дубовым столом. Хозяйка сняла с плиты сковороду, сгоняла Горыныча еще раз в подпол за бутылью и даже выдала нам мисочку зеленых лесных яблок. Мы-то, конечно не знали, но только яблоками этими закусывать не надо было, потому как - из этих яблок и готовила хозяйка живую воду. И только она и умела на всем этом свете. Эх, кабы знать все заранее...
- Ну сказывайте, зачем пришли, только коротко - предложила хозяйка после того, как мы налили, выпили, закусили яблочком.
- А есть у Вас, бабушка, живая вода? Для дела надо, честное слово.
- Тамбовская волчица тебе бабушка, а живой водой ты только что закусил.
- ?
- Ну, яблоки в миске видишь? Так вот они и есть. Не все, конечно. Одно из десятка. Так ты его только что и сожрал. Я их, когда надобность есть, выбираю, да и готовлю воду живую. Только последние сто лет ни у кого надобности такой не было, так я и не готовлю - она ж не хранится.
- А может, еще в этой миске есть? Как его узнать-то? - я торопливо высыпал яблоки из миски и начал их осматривать.
- Нету здесь больше. И нигде нету. Такие яблочки только одна яблоня дает, да и то, в этом году неурожай.
- А может, все-таки пойти к яблоне, посмотреть. Может, упало? В траве поискать?
- Да не трещи ты, как сорока. Если я говорю, что нет, значит, и нет. Если ты помолчишь, так я вам совет дам: там за избушкой в леваде две рыжие кобылы пасутся с моими вороными. Берите в сарае седла, уздечки, седлайте и езжайте.
- Так куда ехать-то?
- Вот же сорока! Не трещи, говорю! Лошади дорогу к своей конюшне знают. Седлай, пока я не передумала.
Мы побросали ложки, побежали в леваду. Заседлали, поехали. Хорошо ехать по лесу верхом. Долго ли ехали, коротко ли... Постепенно лес сменился полями, солнце пошло на закат, набежали тучи, начался ливень. Лошади от ветра с дождем морды отворачивают, но пошли бодрее. Значит, близко уже. И, действительно, кобыла, что шла подо мной, раздула ноздри, вбирая знакомые запахи и тоненько заржала. Ей ответили где-то совсем рядом, и за поворотом дороги мы увидели свежевыкрашенный забор и аккуратный домик за ним. Из калитки навстречу нам вышел тот самый хитрован, что был проводником в вагоне, когда я ехал к Горынычу. Он взял лошадей под уздцы:
- Ну что, пришли домой, милые? Промокли? Сейчас-сейчас. - погладил рыжие носы, полез в карман за сахаром.
Мы спешились. Тут и нас удостоили вниманием:
- Заходите в дом, там открыто. Я сейчас. - И он подмигнул мне, как старому знакомому.
«Неужели и правда знает все про нас?» - подумал я, но от этого не стало спокойнее. Наоборот, этому человеку не хотелось доверять - маленькие, бегающие, все время смеющиеся карие глазки, вертлявая походка, как будто руки и ноги у него на шарнирах.
- Ну, рассказывайте, - предложил мужичонка, заходя в дом.
- Мы... Нас бабушка сюда снарядила... то есть не бабушка... - начал, путаясь, Горыныч.
- Лошадей дала, сказала: «Езжайте». А куда ехать не сказала. Сказала только, что лошади домой дорогу найдут, - подхватил я.
- Правильно сказала. Лошади мои дорогу домой всегда находят. Только какая «бабушка», зачем вас снарядила, я так и не понял.
- Так та бабушка, у которой Ваши лошади паслись.
- Мало ли, где мои лошади паслись. Вобщем, сказывайте, зачем пришли. Ко мне просто так не ходят. Это я точно знаю.
Мы переглянулись. Нет. Ничего он про нас не знает. Так зачем же мы пришли? Придется с самого начала рассказывать:
- Понимаете, на РБК написали...
- Какое РБК-табака? Ты по-русски говори. Я тарабарщины не понимаю.
- Яблочко наливное по блюдечку с голубой каемочкой катали и увидели - так понятно? - не выдержал Змей.
- Так понятно. - отвечает мужичонка спокойным тоном, и не поймешь, серьезно он это или издевается.
- И увидели друга своего в беде. Живая вода нужна. Мы в избушку на курьих ножках пошли, но там у хозяйки живой воды нет.
- И она вам сказала, что вы яблочком закусили, вот и нет больше воды и взять неоткуда?
- Да...
- Здорово она вас наладила. Ха-ха-ха! - и он засмеялся, запрокинув голову. - Не любит бабка людей иначе, как под сметанным соусом. А сегодня у нее, видать, сметаны не было. Ха-ха-ха! - он весело смеялся собственной шутке. - Ну, дальше рассказывайте. - сказал он отсмеявшись.
- А дальше рассказывать нечего... - неуверенно протянул я, еще переваривая услышанное.
- Ну, что ж. Тогда до свидания. У меня по хозяйству работы много. Мне с вами лясы точить недосуг.
- Постойте, - Горыныч поспешил за быстро развернувшимся и почти уже вышедшим на улицу мужичонкой. Оба они вышли во двор, где все еще шел дождь.
- Живой воды у меня нет, - слышалось со двора. - Живая вода только у бабки. Я что могу? Разве что...
Следующих слов я не расслышал, потому что на улице сверкнула молния, и громыхнуло где-то совсем рядом. Я поспешил во двор за товарищем и во дворе увидел сначала мужичка, победоносно смотрящего на меня, мол, «можем же, когда хотим!», а затем настоящего дракона.
- Ты что это? Ты зачем это? Горыныча? - в отчаянии я не мог связать слов.
- Ух ты! - сказал выходящий из-за угла Горыныч.
- Ф-фу. Отлегло. Только зачем нам дракон? - спросил я.
- Не хотите дракона, не надо, - как бы, даже, обиделся, мужик. Он хлопнул в ладоши. Одновременно сверкнула молния, прогремел гром, но дракон остался на месте.
- Горыныч! - обратился я, оборачиваясь к товарищу, но на том месте, где только что стоял Горыныч, уже никого не было. А дракон повернул голову и внимательно посмотрел на меня, - медленно до меня стало доходить, что этот дракон и есть мой товарищ, а тот второй, который исчез по хлопку - дракон, мираж, чертовщина. Почему же мы в детстве прозвали его Змеем Горынычем? - никак не мог вспомнить я. А спрашивать теперь не приходилось. С самого начала не ожидая ничего хорошего от обладателя бегающих глазок и не желая теперь усугубить и без того невеселую ситуацию, я осторожно посмотрел на мужика.
- Драконья кровь, - сказал мужик. - Драконья кровь и драконье сердце - это то, что заменит тебе живую воду. Он от тебя не ожидает, тебе легко будет добыть. Только торопись. Ха-ха-ха! - мужичонка снова заливисто засмеялся, запрокинув голову, и пошел в темноту двора.
Больше его я не видел. Я еще пошарился по двору, натыкаясь в темноте то на то, то на это, понял, что никого тут уже больше нет, кроме нас с Горынычем. Нет уже ни дома, ни забора, ни конюшни.
Конечно же, я не собирался заменять живую воду кровью и сердцем Горыныча, но Настю надо как-то выручать. Да и Горыныча теперь тоже...
Кажется, я не говорил, чего я подорвался-то, прочитав новости? В новостях было написано, что в Новгороде девушка вот уже тридцать дней в летаргическом сне, все такое и фотография Насти - нашей с Горынычем компаньонки по детским играм, которая, как и мы с ним, приезжала на лето к бабушке. Когда мы повзрослели, мы с Настей перестали ездить к бабушкам, но по почте иногда переписывались и по Скайпу иногда перезванивались. Вот и вчера, увидев заметку на РБК, я бросился звонить, не дозвонился и помчался на вокзал. В давнем младшем детстве Настя в шутку показывала нам спящую красавицу, - наряжалась в марлю (типа, старинное длинное платье), ложилась на лавку, изящно опуская одну руку до пола, а от нас требовала изображать застывшую свиту. Она закрывала глаза, но через длинные ресницы высматривала, достаточно ли неподвижно мы изображаем застывших придворных. В том возрасте никто из нас еще и не помышлял изобразить принца, и потому Настина игра продолжалась, не превращаясь в фарс, на который она была бы обречена, в случае появления среди нас «принца», желающего пробудить красавицу.
Вот почему я помчался на вокзал, нисколько не сомневаясь в том, что эта беда, действительно с нашей Настей, да и фотография была в заметке. Почему я помчался к Горынычу, а не в Новгород, я не знаю. Почему Горыныч был уверен, что нужна живая вода, я тоже не знаю. И, наконец, как теперь быть? Этого я тоже не знаю. Я забился под какие-то доски от дождя и, чтобы хоть как-то успокоиться и заснуть, прикидывал нагрузку на крыло, на роскошное бутафорское крыло дракона, учитывая его гладкую упитанную тушку. Прикинув нагрузку, я понял, что никуда мы не полетим, а потопаем пешком. Бред. Впрочем, утро вечера мудренее.
Проснулся я от того, что Горыныч тормошил меня за плечо. Вокруг было чистое поле, не было никакого дракона, а был Горыныч, мой друг Горыныч. Он улыбался и показывал мне склянку с живой водой. Я протер глаза и увидел, наконец, что никакая это не склянка, а два билета на поезд. А Горыныч улыбался и говорил:
- Представляешь, оказывается тут совсем рядом станция. И поезд ходит только один - до Новгорода. Надо же такому быть. Как будто кто-то подталкивает нас ехать в Новгород.
- Поехали. Действительно, посмотрим, чем на месте можно помочь.
В Новгороде мы нашли WiFi и я еще раз позвонил Насте. На этот раз повезло: ответил ее брат. Он рассказал нам, что Настя в горбольнице, назвал палату, и мы помчались.
На воротах Новгородской больницы никакой охраны не было и мы, никого не встретив, дошли почти до палаты. В дверях палаты мы столкнулись с выходящим оттуда человеком в белом халате:
- Все нормально, - сказал он, поправляя очки, подмигнул мне и пошел прочь по коридору вертлявой походкой, как будто руки и ноги у него были на шарнирах.
Коридор мыла старушенция энергичными размашистыми движениями. В конце коридора на подоконнике сидел черный пушистый кот и смотрел перед собой большими внимательными желтыми глазами.
В палате на кровати сидела Настя, конечно же, бледная, но увидев нас, она заулыбалась. Минуты, и мы втроем спешили уйти из этого «храма асклепия». Скорее на улицу, на свежий воздух. Поймали такси на вокзал. И первым же поездом уехали в нашу деревню. Ловили рыбу, устраивали посиделки у костра, на которых как в детстве рассказывали смешные и страшные наивные истории. Говорили и о серьезных вещах. Но и в этот раз, как, впрочем, и раньше, не говорили о том, что такое дружба. А зачем?
...
На кухонном столе яркий солнечный блик. Кофе опять убежал на плиту. Отпуск закончился.
Кстати, я вспомнил, почему Горыныча стали звать Горынычем: его Игорь «по паспорту зовут», вот как-то так и трансформировалось.