Э-э-х! Корапь у стенки, увольнительная в кармане, впереди полдня, бутылка водки и местные красотки. Жизнь широко улыбалась матросикам-годкам после длительного похода к чёрту на рога....
Карпенко и Шлык уже поели, уже попили, уже забили стрелку с двумя парикмахершами и, собственно, уже двинули на эту стрелку энергичными галсами. Солнце устало скатилось под горизонт, уступив место фонарям. Карпенко и Шлык медленно, но уверенно продвигались в сторону местного к/т
«40 лет ВЛКСМ», когда Шлык почувствовал желание облегчиться. Он подошёл к кромке аллеи, вынул оборудование из клёша, и размеренно покачиваясь, начал пИсать. Карпенко вежливо отошёл на пару метров и стал отпускать тонкие флотские замечания. Суть да дело, Шлык приступил к чехлению прибора, легонько оступился и, поскользнувшись на сухой листве, уехал на жопе под откос, навстречу судьбе. Карпенко никуда не ездил, но судьбу (свою) тоже встретил. Патруль неслышно материализовался из темноты и приступил к обнюхиванию Карпенки на предмет алкоголя и наличия увольнительной. Слово за слово, обнаружились противоречия в понимании темы у матросика и у командира патруля. Обступив Карпенку со всех сторон, патрульные (тоже матросики-срочники) нехотя начали его подталкивать в сторону, обратную к к/т «40 лет ВЛКСМ». Карпенко оказал было сопротивление, но упал ниц. Патруль злобно совещался, когда откуда-то снизу появился матерящийся Шлык, весь в сухой листве и паутине. Патруль на секунду опешил, но усилием воли спросил: «Ты кто?» - «Я - капитан Грант, а это - мой ребёнок», - буркнул Шлык, сгрёб Карпенку, сел на задницу и вместе с ним отправился «скоростным лифтом» по проторенной дорожке вниз.

Записки дежурного по оформлению.
ОКПП 'Одесса'. Второй отдел.

Записка N1.
Этот пароход был из Новой Зеландии. Груз - масло сливочное. Понятно, что весь отдел жрал масло в неограниченных количествах, сложность заключалась только в том, что ящики с маслом хранились в трюме при температуре минус 18С, если не ниже. Докеры таскали их из трюмов на поддонах предварительно заштабелевав. Штабеля этих ящиков с маслом накапливались на причале, а потом водружались погрузчиком на платформу, которая следовала на портовый холодильник. Вот в этом самом промежутке, между бортом и платформой, и осуществлялись набеги. Ножовкой на штык-ноже от ящика отпиливался угол масляно-ледяной глыбы, ныкался, а потом, на самом ОКПП, уже оттаявшее маслице, размазывалось по хлебу, бросалось в каши и т.п. Ночная картошка жарилась только на нем. Масло, свежее душистое масло высшего сорта. Праздник этот продолжался около двух недель. Но вот пароход разгружен, пришла пора его 'толкать' от родного причала. Ну, правильно, что ему 'врагу' тут делать. Помощником был я, а старшим Гена Солодков. Зашли на борт всей комиссией: мы, таможня, инфлотовец и лоцман. Что лоцман так рано приперся, я не знаю, но решили, что до конца комиссии пусть с нами сидит, не фиг по пароходу шляться. Ну, мы паспортный контроль с Геной проводим, штампы ставим, а у таможни с инфлотом шум какой-то. Закончили с экипажем, сидим, а у кэпа с нашими коллегами по комиссии просто чуть ли не дракой попахивает. Спрашиваем: 'Что случилось?' Отвечают: 'По коносаменту и по факту 356 ящиков масла не хватает' Я аж вспотел. Ну, нифига себе! Потом ор, шум и крик нашего таможенника: 'Да не могли погранцы за две недели столько сожрать!' И инфлотовец это переводит. Мы с Геной аж подпрыгнули на диване, ну я-то понятно от чего, а Гена от возмущения. Гена поворачивается к инфлотовцу и спрашивает: 'Это он, гад такой, наших пацанов обвиняет?' Тот ему: 'Угу!' Гена встает, принимает официальную позу и заявляет от лица официальных пограничных властей протест капитану, тот офигивает, потому что это серьезный ЧеПок, а инфлотовец уже протокольчик положенный пишет. Протокол подписывается, вручается кэпу и комиссия гордо сваливает с парохода. Граница закрыта. Только два человека, присутствовавшие при всей этой процедуре, были в ступоре. Я, ошарашенный цифрой недостачи и невозможностью сопоставить ее со сроком разгрузки судна. Мы же сами охраняли тот груз, приемка осуществлялась на причале и сколько с борта разгрузили, столько и было всего, а 'углы' мы пилили с принятых портом ящиков. Ни фига себе, 356 ящиков пропало! Вторым был 'вражеский' кэп, который не мог поверить своим глазам при сравнении акта и коносамента и офигевший окончательно при протесте. Ему не позавидуешь, с грузоотправителем будет разборка по коносаменту, а с судовладельцем по протесту.
В отделе я поведал ребятам о недостаче и наше мнение с мнением таможни сошлись полностью: 'Не могли мы столько сожрать, ну ящика три от силы!'
Спустя две недели я в разговоре с тем же инфлотовцем спросил его о судьбе недостачи. 'А! Масло! Да, фигня все, его просто недогрузили, а он прощелкал, грузоотправитель подтвердил. Спи! Сегодня полночи по рейду шастать будем, отход на приходе.' - сказал он.

Записка N2

Оформляли приходом танкер 'Ункас'. Ладненький, аккуратный немец. Любо-дорого посмотреть, весь экипаж немцы-фргэшники. Все на месте, дисциплина железная. Кэп - настоящий морской волк, пожилой, но крепкий мужик, подчеркнуто вежлив, да к тому же неплохо говорящий по-русски. В процессе комиссии, вежливо нашептывает, что-то таможеннику, тот улыбается и говорит: 'Ну, это вон к ним, к погранцам!' Кэп подходит к нам, протягивает свой паспорт, проверяем, все в норме: 'Биттэ!'
Он говорит: 'Господа офицеры! Извините, я после войны был в России в плену и еще тогда очень заинтересовался вашим языком. Вы не поможете выяснить значение нескольких слов?' Мы: 'Да, пожалуйста!' Он достает шикарный альбом, объясняя, что во время войны был подводником, но в Кёнигсберге в госпитале его пленили, и он сидел в лагере, потом открывает альбом, а там одни матюги и их вариации. Мы в ступор, а инфлотовец с таможней ржут: 'Ладно, мужики! Не жмитесь, помогите лингвисту!' Подставили, говнюки! Но, делать нечего, уж больно кэп приятный, пару фраз я ему добавил и в расшифровке значений помог.

Записка N3

К нам на нефтегавань впервые пришел китаец. Здоровый танкер, не менее здоровый экипаж. Поднялись на борт, оформляем приходом. Проверили паспорта, закончили работы. Таможня, инфлот, санитарный врач, карантинка и ветеринарка еще возятся. Ну вот вроде и они заканчивают. Берем в оборот инфлотовца, ну и чисто протокольно задаем вопрос: 'Товарищ капитан, вы готовы сделать заявление об отсутствии на борту запрещенных к ввозу в СССР предметов?' Таможенник, который до этого сидел с личными декларациями, навострил уши. Капитан: 'Что является запрещенным к ввозу? Я впервые в советском порту'. Мой старшОй: 'Оружие, наркотики, антисоветская литература, контрабанда'. 'Оружие и наркотики есть!' - спокойно отвечает кэп. Мы с таможней ох:ли.
- Что-о?
- Девять автоматов Калашникова, семь пистолетов ТТ, сигнальные пистолеты - два, патроны к ним.
- А наркотики? - интересуемся мы, придерживая руками отвалившиеся челюсти.
- Вот список. И подает два листа.
- Предъявите, пожалуйста, комиссии.
- Идемте.
Нас провожают в помещение, которое представляет собой серьезную 'оружейку' с сигнализацией и прочими делами, потом отводят к врачу, который открывает свой сейф и показывает препараты, которые являются наркосодержащими. Нам приходится все это сверять, считать и опечатывать двумя печатями, таможни и своей.
Объяснение всему этому мы получили немного позже. Оказывается, у них все экипажи вооружают, на случай пиратства. Во как!

БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-18 или «обидка»

Есть телевизор - подайте трибуну!
Так проору - разнесется на мили.
Он - не окно, я в окно и не плюну.
Мне будто дверь в целый мир прорубили.

С приходом демократии и гласности красочно описанное Высоцким окно в мир значительно расширилось. Но если для домохозяек главным достижением гласности стало появление на телеэкране мегасерийных мелодрам, то личный состав срочной службы «паркетного крейсера» пальму первенства безоговорочно вручил мультикам Диснея. Каждое воскресенье мишки Гамми стремительно врывались с голубого экрана в матросские кубрики. Воинская дисциплина терпела в неравной борьбе с мультяшными героями полное поражение, поскольку на время просмотра очередной серии откладывались любые самые срочные дела и работы. Немудрено, что в скором времени командир дивизиона живучести узнал, что матросы начали за глаза называть его герцогом Икторном, чему, кстати, был сильно удивлен, поскольку сам никаких параллелей с этим персонажем проследить не мог. Ну а матросов с чьей-то легкой руки стали опять же за глаза называть гоблинами. Впрочем, в запале подобное обращение вскоре начало звучать и чуть ли не перед строем.
Очередное экспресс-совещание офицеров «паркетного» крейсера закончилось краткой речью замполита:
- Я еще вот о чем хотел сказать. Слышал, как офицеры матросов оскорбляют, гоблинами обзывают. Есть, конечно, у нас настоящие гоблины. Но не все же такие тупые. Вы уж ребят не обижайте.
- Короче, - подытожил командир, - ГОБЛИНОВ ГОБЛИНАМИ НЕ НАЗЫВАТЬ! ОБИЖАЮТСЯ.

ДЕМОНСТРАЦИОННЫЕ ПОЛЕТЫ

- До свидания, товарищ старший лейтенант!
Щелкнул электрический замок калитки, и дневальный по объекту, забухав сапогами, поскакал к домику дежурной смены - досматривать через окно программу «Утренняя почта».
Я поставил дипломат на землю и полез за сигаретами. Утро началось хорошо! Суббота была нелетной, в плановой таблице стояли только тренировочные полеты пилотажников. Демонстрационной группе радиолокационное обеспечение не требовалось: они крутились над аэродромом, и руководитель полетов управлял ими визуально, с КДП. Зная, что сегодня работы не будет, заступающий начальник смены особенно не придирался, мы быстренько проверили станции и оружие, а рапорт о сдаче дежурства я всегда писал сразу после заступления.
Впереди был свободный день, и я решил съездить в Москву. Я огляделся, высматривая попутную машину. Бесполезно. Стоянки под охраной, на аэродроме пусто, обед на ЗКП повезут еще не скоро, а к «глухонемым», у которых, как известно, «что ни выходной, то проходной», проситься бесполезно. Они попутчиков не берут никогда. Наверное, не разрешают им.
Значит, надо идти пешком до автобуса. Ну что ж, погода хорошая, а полтора километра - не расстояние. Идти нужно было через поле, принадлежавшее колхозу «Подмосковный», нашим шефам или подшефным - я всегда путал. Колхоз был из разряда «40 лет без урожая», на окружающих аэродром полях произрастало что-то такое хилое, с желтыми цветочками. Колхозный агроном эти растения гордо называл «кормовыми культурами», а, по-моему - обычные сорняки. По его словам выходило, что рекордных урожаев никак не удается добиться из-за пагубного воздействия на нежные растения электромагнитных волн от наших станций. Кто бы спорил. Правда, на лопухи и лебеду СВЧ почему-то не действует. Если бы на ВДНХ проводили выставку сорняков, наши смело могли бы рассчитывать на золото.
По утоптанной тропинке я прошел через поле и выбрался в переулок. Деревня уже проснулась, вдоль обочин стояли машины с московскими номерами, из-за заборов слышались голоса и смех. Павильончик автобусной остановки был расписан в несколько слоев: нижний слой веселенькими ромашками, а верхний - разнообразными надписями и поясняющими их картинками. Писали фломастерами, аэрозольными баллончиками и, по-моему, даже лаком для ногтей.
Напротив остановки, на лавочке у забора сидела женщина и читала книжку, а рядом с ней играла маленькая девочка, на вид - лет четырех. Девочка была нарядно, по-городскому одета и игрушки у нее были яркие, веселые: зеленая лопатка, разноцветные пластмассовые кубики, большая кукла в коляске, что-то еще. У калитки была свалена большая куча речного песка и девочка, наверное, была вне себя от счастья: впервые в жизни она видела столько чистого, желтого песка, который был в ее безраздельной собственности. Она увлеченно копалась в этом песке, не замечая ничего вокруг.
Вдруг по дороге мелькнула тень. Вдоль шоссе на предельно малой высоте знаменитым «кубинским ромбом» шла четверка МиГ-29. Машины летели в сомкнутом строю, настолько синхронно выполняя все эволюции, что казалось, будто они связаны прозрачными тросами. Тогда еще самолеты пилотажной группы не были ярко раскрашены, но и обычный камуфляж на солнце смотрелся очень красиво. Блестело остекление кабин, оптика самолетов. Машины стремительно и беззвучно приближались. Слегка покачиваясь, звено заложило вираж, заходя на дембазу, прошло над деревней и, врубив форсаж, закончило программу фигурой «брызги шампанского».
Я, проводив взглядом, пилотажников, привычно сглотнул, чтобы восстановить слух, посмотрел на девочку и... у меня перехватило дыхание.
Прошло уже более двадцати лет, но я до сих пор в мельчайших подробностях помню, как ребенок, бросив свои игрушки, упал ничком в песок, закрывая голову руками тем характерным, инстинктивным жестом, который я видел только в кадрах старой кинохроники про Великую Отечественную и Вьетнам...

Прежде всего, спасибо всем за благосклонные отзывы. Особенно корифеям. Приятно, черт возьми. Этакая графоманская приятность на душе...
Предлагаю продолжение истории про учебку самых совсекретных воинов в г. Свидница, ПНР, 1988-89 гг.

САМЫЙ ПЕРВЫЙ ДЕФОЛТ.

Призвали меня после сессии 2-го курса в 1988 г., а отпустили назад тоже после сессии, но уже Верховного Совета СССР в 1989 г. Ну из недослуживших я, студент!
Так вот, кто помнит - время тогда не поспевало за событиями, события за героями, а зарплата и за теми и за другими. В общем, «чтоб ты жил в эпоху перемен», как говорят китайцы. Мы уходили в армию под звуки XIX Партийной конференции (в прямом смысле, на сборном пункте транслировали), служили с комсомольскими значками на груди - а когда вернулись, я не нашел в альма-матери комитет ВЛКСМ! Он испарился, вместо него было Совместное Предприятие!
Это отчасти в ответ на то, что, мол, чего парень убивался про стертые записи старых рокеров. Мол, пошел - и записал. Э, нет. Это в 1990-м уже было пошел и записал. А в 1988 - за это еще могли из комсомола турнуть. Да и где их найти? Вот и убивался человек про самое дорогое, безнадежно потерянное.
Хотя... Хм, самое дорогое! Он еще не знал, что такое самое дорогое.

А что самое дорогое у солдата? Гусары, молчать! Я имею в виду из имущества? Конечно, правильная дембельская форма со всеми возможными и невозможными значками. И если форму сделать можно собственно- или духо-ручно, то значки... Их бережно и заботливо коллекционируют. Их обменивают. Их покупают. Их порой воруют, вернее, пользуются тем, как их про... теряют другие. Ими с будущим дембелем расплачиваются за товары/работы/услуги. А человек, имеющий доступ к их источнику, становится просто Рокфеллером. Потому что он может себе купить все, поменяв имеющиеся у него излишки значков на всеобщий эквивалент, в нашем случае польские злотые, или «панские» на диалекте СГВ. Все по Марксу, «Капитал», первый том.
Но была еще одна категория предметов в те далекие уже годы, которая ценилась даже дороже значков. Что значки - кто их не видел? Даже «Гвардия», даже «Первый класс», даже (не дай бог!) 100 прыжков с парашютом. На заре капитализма служивый люд уже начинал понимать, что не значки являются лучшим вложением капитала, а то, чего простой народ никогда еще не видел и за что он (народ) будет платить ну просто сверхприбыли.
Маленькое отступление. Кто пережил - тот помнит. В СССР секса не было. По крайней мере до 1989 года. А в маленькой, но гордой Польше - был уже в 1988-м! И свидетельством тому являлись шикарные плакаты формата А0 (газета «Правда» в развороте) С ГОЛЫМИ БАБАМИ!!! Привезти это домой да продать соседским мужикам - вот главная цель, которую себе поставили бойцы, собиравшиеся на дембель весной 1989-го. Тем более, что из агентурных сведений, присланных предыдущим дембельским эшелоном, эффект от операции трудно себе вообразить, и тем более посчитать.
Однако, приобретение товара для будущего «импорта» не было таким уж легким делом. Советский солдат за рубежом в увольнения не ходит, по магазинам не шляется, а за самоволки разбирается не со старшиной, а с особистом. Поэтому вожделенные бабы покупались при посредничестве немногочисленных доверенных гражданских, т.н. «служащих СА». И где-то ближе к приказу у будущих дембелей скопились изрядные запасы этой наглядной агитации и пропаганды онанизма.
Особо усердствовали два лица урюко-таджикской национальности, один по имени Федя, а другой Толик. Настоящих имен не знал никто, даже ротный писарь, поскольку выучить тридцатибуквенную похвалу Аллаху не могли и сами фигуранты. Так вот, Федя с Толиком, с особым цинизмом обобрав духов из учебного взвода после очередной получки, осознали, что на покупку очередной партии товара не хватает. И сильно. А гонец с воли уже пришел, и того гляди унесет изображения обратно в ночь, где реализует их по спекулятивной цене другим страждущим.
И тогда, как когда-то Рокфеллер на Лондонской бирже, наши герои принимают решение: ПРОДАТЬ ЗНАЧКИ. По демпинговым ценам. Черпакам!!!!
Транзакция совершена, плакатные девки переходят в собственность к новым хозяевам, значки заботливо прячутся обалдевшими от счастья черпаками...
Как уже говорилось, время тогда бежало быстро, а события еще быстрее. И если осенью 1988-го за «Рембо», показанного соседу дома на видаке еще могли даже посадить, то весной 1989-го этого же «Рембу» уже показывали в открытую в легальных видеосалонах.
В один солнечный день некто из наших вернулся из отпуска. И подобно вестнику Апокалипсиса принес известие, за которое предки Толика и Феди снесли бы ему бошку ятаганом.
«Мужики! - чуть не плача, говорил он. - Этого (палец на плакат с сиськами)... там (палец на восток) - УЖЕ НАВАЛОМ!!!!»
А вы говорите, дефолт...

(С) 2003 г.