Были «паркетного» крейсера N68 или «задержание»

Лейтенант с "паркетного" крейсера Александр Руднев за полгода службы полностью осилил казавшуюся по началу неподъемной ношу помощника дежурного по комендатуре. Дежурные, которыми обычно заступали прожженые старшие корабельные офицеры, оценили способность лейтенанта разрулить большинство возникающих в комендатуре проблем, и теперь мудро закрывали глаза на строжайшим образом запрещенные помощнику ночные отлучки на пару часов домой. Если везло, то Руднева даже подбрасывали до Авиагородка, где он с женой снимал комнатушку, и обратно на дежурной машине, а если не везло, то выручал последний, проезжающий мимо в 1.10 автобус.
Вот и сейчас Саша умиротворенно вдыхал свежий ночной зимний воздух, стоя на автобусной остановке и перебирая в уме предстоящие комендатурские дела. Автобус уже подъезжал к остановке, когда внимание лейтенант привлек какой-то шум за спиной. Руднев оглянулся. Из-за угла дома выскочила странная пара. Впереди легко несся огромными скачками здоровенный мужик в телогрейке, а за ним, явно отставая, с трудом бухал сапогами стреноженный форменной шинелью сержант милиции. Милиционер перехватил взгляд лейтенанта и отчаянно замахал на бегу рукой. "Лейтенант! Задержи!" - хрипло выкрикнул он. К этому времени за спиной Руднева скрипнул тормозами, остановившись, автобус, и зашипели открывающиеся двери. Но офицер даже не оглянулся. Его взгляд был прикован к рукам приближающегося первым бугая, кисти которого были испещрены многочисленными татуировками явно тюремного, если верить виденным по телевизору отечественным детективам, происхождения.
Лейтенанту мгновенно стало жарко, несмотря на заполярный мороз. Опасный рецидивист, вор, грабитель, а возможно и убийца, несся прямо на него, уходя от погони и заслуженного возмездия. Рудневу вдруг мучительно захотелось променять свои второй шахматный и первый юношеский разряд по бегу на самый завалящий пояс дзюдо или карате. Одновременно с этими мыслями Саша зачем-то поправил очки и, сам неожиданно для себя, сделал пробегающему мимо громиле в телогрейке ловкую подножку.
- Ох! - громоздкая туша взмыла в воздух, с треском обрушилась на лед и замерла без движения.
- Ох@еть! - а это уже обрел дар речи милиционер, мгновением позже гигантским прыжком перескочивший через распластанное в снегу тело прямо в салон автобуса и теперь с неподдельным изумлением разглядывающий застывшего столбом на остановке лейтенанта через закрывающиеся двери.
Амбал на снегу зашевелился, начиная приходить в себя. Но к тому времени, как он поднялся на ноги, Александр, благословляя свой первый юношеский разряд по бегу, был уже далеко.

В ОЖИДАНИИ ПРИЛИВА

Борьба за живучесть - вот, что более всего необходимо нашим морякам. И нашим кораблям, кстати, тоже. Ибо то, что ходило по морям тогда, когда твои бабушка и дедушка даже не догадывались, кто у них родится - сын или дочка, живучим быть уже не может. Оно может только бороться. За живучесть. И тебе, славному внуку не менее славных предков, брошенному волею судьбы на насквозь проржавевшее, но все еще героическое корыто, предстоит эту самую борьбу осуществлять. Потому как если не бороться, утонет оно мгновенно. И ты вместе с ним. Прямо у пирса. Так и не поняв за каким, собственно, чертом тебе все это было надо.
Вот именно поэтому курс борьбы за живучесть входит в обязательную подготовку. Спроси на Флоте любого "А ты знаешь, что такое борьба за живучесть?", он тут же хмыкнет и ответит: "Знаю". Знает, собака. Еще бы ему не знать, если только ею, любимой, и живет. Семь дней в неделю, с утра до вечера.
А в глазах его будет этакое превосходство. Светиться. Я-то знаю, а ты? А ты не знаешь. Иначе бы не спрашивал.
За живучесть мы боремся на специальном корабле. Работа у него, у корабля, такая - тонуть ежедневно. А дабы он совсем не утонул, внутри у него сидят люди. Мелкими партиями. Запускают их вовнутрь, дверь задраивают и... подают воду. Давай, родимый, борись. За живучесть.
И родимый борется, захлебываясь. А кому ж охота совсем утонуть?
Мы, пограничники то есть, за живучесть боремся на флотской базе. Нет у нас такого вечнотонущего корабля. Вернее, все наши корабли вечнотонущие, но это не то. Не то это.
А поэтому весь наш героический экипаж, исключая, конечно, вахту, прямо с утра погрузился на катер и отправился на флотскую базу. Бороться за их живучесть. Тренироваться.
Саму тренировку я предлагаю опустить. Тем более, что к рассказу она имеет всего лишь косвенное отношение. Гораздо интереснее то, что произошло после.
А после произошло вот что:
Как вам наверняка известно из школьного курса, в океане существуют приливы. А еще существуют отливы. И если на Черном море эти природные явления составляют всего лишь несколько сантиметров, то в наших условиях очень Тихого океана единицами измерения служат метры. Десятки метров.
И катер наш, в ожидании пассажиров приткнувшийся рядом с вечнотонущим кораблем, даже не подозревал, какую подлянку готовят ему небесные тела. Тем более, что экипаж катера отправился вместе с нами... развлекаться. Хотя... лично я думаю, что даже останься они на борту, все равно ни черта бы не смогли сделать.
Итак: Когда мы, намокшие и веселые, выбрались на свежий воздух, катер нас несказанно удивил. Тем, что вместо того, чтоб мирно покачиваться на ровном киле, весьма и весьма накренился на левый борт. Так накренился, что, имея к тому желание, можно было даже пересчитать заклепки на днище. Отлив, как говорится, подкрался незаметно. И сделал свое черное дело. Никому точно не известно имя воина-строителя, так точно опустившего в воду бетонную плиту, что захваченный врасплох катер полностью на ней и поместился. И лег на борт недвижный, как выбросившийся кит.
- А-а-а! - сказал командир катера, вздымая к небу поросшие рыжими волосами кулаки. - Так, ваш-шу мать! И растак! Куда ж вы смотрели?!
И непонятно было, имеет он в виду галдящих вокруг бакланов или всех известных ему богов. А поскольку ни те ни другие отвечать как-то не собирались, он прямо через борт сиганул на покосившуюся палубу своего катера и так ловко врубил машину на задний ход, что только брызги из-под винтов. Радугой.
- Р-р-р-р! - рычал он, судорожными пальцами дергая штурвал. Честное слово, если бы можно было, он бы самолично уперся ногами в плиту, руками в борт "Ы-ы-ть!". И спихнул бы катер на свободную воду.
К сожалению, это было невозможно. И командир, пропуская сквозь себя отчаянную дрожь кряхтящего корпуса, хрипло материл Тихий и могучий океан, флотскую базу, где с ним приключилась такая оказия и безымянного матроса-строителя, называя его почему-то чуркой.
- Что не сможет один, смогут семьдесят, - гордо сказал командиру катера старший лейтенант Зорин, именуемый среди матросов Зарином и назначенный старшим. - А потому подавай концы.
- И-и-Раз! И-и-Раз! - командовал он, решительно взмахивая рукой, а семьдесят матросов весело дергали новенький канат, другим концом наброшенный на кормовой кнехт катера. - И-и-Раз! И-и-Раз!
Через полчаса стало ясно, что семьдесят моряков никогда в своей жизни не снимут с мели застрявший катер.
На всякий случай подергали еще: "И-и-Раз! И-и-Раз". Чтоб окончательно... убедиться.
Еще через полчаса стало ясно, что снять катер с мели сможет только прилив, который придет с темнотой.
Неизвестно, сколько именно ночных горшков вылило командование на седую голову командира катера сразу, сколько приберегло, дабы вылить попозже, но из радиорубки он выполз мокрый. И долго вытирал пот измятым носовым платком.
- Ну, - поинтересовался Зарин, гордый тем, что беда случилась не с ним. - Что сказали?
Командир катера был всего лишь мичманом. И сказать товарищу старшему лейтенанту то, что хотелось, ему не позволяла субординация. Поэтому он проглотил уже готовые сорваться с языка выражения и сказал:
- За вами второй катер придет.
- А когда? - поинтересовался Зарин. Сегодня планировался выход на границу, и в планы товарища старшего лейтенанта как-то не укладывалось застрять здесь, прямо на пирсе.
- Когда придет, тогда и придет, - ответил мичман и повернулся к Зарину спиной, закончив таким образом разговор.
В дивизии три катера. А три катера - это очень мало. В масштабах дивизии.
Просохший личный состав, напоминающий в своих черных шинелях ворон, уселся прямо на пирсе, болтая над водой ногами. Семьдесят моряков и пара офицеров за компанию предались ничегонеделанью в ожидании спасения.
И спасение не заставило себя долго ждать, что, в условиях развитого социализма выглядит довольно странно, а на самом краю света - тем более.
Второй катер действовал осторожно, а вот оно - напоминание - лежит. Даже плита просохла. Он, как купальщик, пробовал "ногой" воду и тыкался носом в пирс.
- Спасены! - вырвалось у кого-то. - Хватай мешки, перрон отходит!
И-и-эх! - первый, не дожидаясь, когда катер пришвартуется, прыгнул, преодолев полутораметровую полоску грязной воды.
- Куда?! Куда?! - замахал на него командир второго катера. - Куда ты прешься?!
- От-ставить! - скомандовал Зарин. - Прыгать будем только по команде.
Старый пожарный рукав, выброшенный за борт чьей-то безжалостной рукой, медленно дрейфовал, охватывая второй катер с кормы, держась у поверхности.
- Гля, - тыкали пальцами в его направлении наши моряки. - С катера под шумок шланги выбросили. Гы-гы!
- Удерживай, - скомандовал командир второго катера. И повернув голову в сторону Зарина, добавил: - Прыгайте!
Резкий звон, переходящий в визг, возвестил окружающим, что подлый шланг тоже сделал свое черное дело. Что все! На! Мо! Та! Ли! На! Винты!
- Вот! Твою!... И твою!... И ту... тоже... - поблагодарил командир второго катера окружающий пейзаж.
Визг, словно вняв его молитве, резко оборвался. Перепуганный моторист заглушил машину и выполз на палубу, тряся головой и выковыривая из ушей. Лампочки. Ничем не удерживаемый катер медленно выносило на середину бухты. И разворачивало против часовой стрелки.
- Ну-у, - развели руками наши моряки. - Похоже, сидеть нам еще долго.
И снова заболтали ногами над водой.
- Будем ждать третий катер, - сообщил Зарин командиру первого катера. - С водолазами.
Командир первого катера кивнул и шепотом выматерился.
Командир второго катера матерился в полный голос. Его хрипловато-звонкий голос разносился над бухтой, сообщая всем и каждому, что именно он думает о своей нелегкой жизни.
Развернувшаяся перед ними картина заинтересовала и Флот. С кораблей тыкали пальцами, подавали издевательские советы, и вообще с пользой проводили время.
- Глянь, - кричали они, надрывая глотки, - они думают в химпрезервативе за борт лезть! Вот идиоты!
Идиоты или нет, а командиру второго катера хотелось завыть волком, зареветь белугой, а потом прыгнуть за борт и перегрызть подлый шланг собственными вставными зубами.
Вместо этого он зыркнул командирским взглядом по палубе и тут же обнаружил героя. А героя среди наших моряков найти очень просто. Потому что он всегда под рукой. А потому что на кораблях служат одни герои. Нет на наших кораблях других. Нет.
- Лысьев! - палец командира указал в грудь моториста. - Одевай КЗИ. Мы тебя за борт спустим. Распутаешь там...
И Лысьев проклял ту минуту, когда вынул из ушей лампочки.
- А-а-а... А почему Лысьев, товарищ мичман? - неуверенно заблеял герой. Ой, как не хотелось ему лезть в холодную воду. Пусть даже и в абсолютно герметичном КЗИ, пусть даже и привязанному. Не хотелось и все тут. Да и для того, чтоб до винтов дотянуться, хочешь, не хочешь, а погружаться надо. Иначе не достать. А попробуй в КЗИ погрузись. Утонешь к чертовой матери.
Не хотел Лысьев становиться героем. Никак не хотел.
- Бегом! - рявкнул на него командир катера, уже винивший беднягу Лысьева в своей неудавшейся жизни.
- Бегом, бегом, - ворчал Лысьев, влезая в широченные химштаны. - Чуть что - сразу Лысьев.
Остальные герои-моряки, довольные тем, что это не им определил командир болтаться за бортом, мгновенно надели на беднягу Лысьева "сбрую" и спихнули его за борт.
- А-а-а! - сказал Лысьев, по пояс погрузившийся в воду, температура которой, даже в самые жаркие дни не поднимается выше семи градусов. - Товарищ мичман, я же здесь без наследства останусь!
- Не ссы, товарищи помогут, - цинично заметил командир катера. - Чего ты там повис?! Распутывай.
Лысьев попытался. Но у него ничего не вышло.
- Не получается, товарищ мичман! - крикнул он через борт.
- Распутывай! - кричал ему в ответ товарищ мичман.
- Не получается!...
- Распутывай!...
Некоторое время они так перекрикивались. Потом Лысьев замерз, а командир понял, что в выборе героя несколько ошибся.
- Вылезай, - скомандовал он.
И товарищи выдернули из-за борта дрожащего Лысьева.
Дрожащий Лысьев простучал зубами о своем отношении к воинскому долгу и побежал греться.
Первый катер ждал прилива, второй медленно дрейфовал, наши моряки болтали ногами.
Время тянулось резиновой лентой. Солнце, склоняясь к горизонту, перестало греть. А катера все не было.
Уже успел охрипнуть командир второго катера, согреться и снова вставить в уши лампочки бедняга Лысьев, научиться спать стоя экипаж первого катера, вконец истомиться Зарин и вконец оголодать наши моряки...
Третий катер пришел уже в сумерках. С него, прямо на ходу, попрыгали водолазы и ровно за десять минут освободили винты от шлангов.
Тем дело и кончилось.
И только первый катер пролежал на плите до прилива.

може баян, не знаю, по аське пришло седня...

В 1714 году, во время Северной войны, русская армия под командованием
Голицына вышла в тыл шведскому корпусу и заняла позицию. Шведы тут же
атаковали, но были отбиты. Офицеры предложили Голицыну немедленно начинать контратаку, воспользовавшись смятением противника.
Однако Голицын решил дождаться еще хотя бы двух атак шведов. Только после третьей отраженной атаки русские перешли в наступление и без особого труда разбили неприятеля...
Чего же ждал Голицын? Он ждал, пока шведы, бегая туда-сюда, утрамбуют
снег...