ДТП Два

В отдельном небольшом и отдалённым гарнизоне Группы Советских войск в Германии, стрельбище Помсен, не было своего водопровода. Это была самая большая проблема солдат полигонной команды, так как вода была только привозной. Воду привозили в бочке из соседнего отдельного противотанкового батальона прицепом за машину. Обычно одной бочки хватало на 2 - 3 дня; а в пятницу перед баней и выходными днями надо было обязательно успеть привезти две бочки. Процедура была отработана годами страданий без своей воды - уже с самого утра дежурный по стрельбищу искал машину и договаривался с офицерами. Обычно брали дежурную машину с Центральной вышки стрельбища. Было хорошо, если воду успевали привести днём, так как бочка не была оборудована никакими специальными сигналами
Однажды поздним осенним вечером прапорщик Кагиров, начальник стрельбища, сам решил съездить старшим машины за водой. В те далёкие времена рядом с водителем на дорогах Германии обязательно должен был находиться старший машины - офицер или прапорщик. В кочегарке батальона бочку набрали быстро и также быстро вдвоём с водителем промокли насквозь от старого шланга. Только выехали за ворота части, как армейский автомобиль ГАЗ-66 заглох! Дорога была пустынной, водитель выставил в метрах тридцати от машины знак аварийной остановки, поднял кабину, дал прапорщику фонарь и сказал: "Щас поедем!"
В этот момент из соседней деревни Оттервишь ехал на своём мопеде Симсон местный пожилой учитель русского языка. И, как оказалось впоследствии, учитель этот был немного подслеповатый. Педагог ехал медленно, удачно проехал по выставленному на асфальте знаку, чуть не сбил Тимура, который уже успел спрыгнуть с машины и пытался остановить мопед, размахивая перед ним руками и фонарём, и ударился прямо в нашу бочку! Удар был несильный, и всё же немец упал и испугался. Прапорщик уже знал основы языка и, показывая на наш раздавленный знак (военное имущество!) и помогая пожилому человеку подняться, попытался объяснить немцу, что лучше для всех обойтись без дорожной полиции:
- Кайне полицай, Камрад!
И, кроме того, пообещал потерпевшему в возмещение морального вреда (материального - не было, мопед был на ходу, а немец цел и невредим) привезти завтра прямо к нему домой рыбных консерв:
- Фишь-Консерв! Зеер Гут!
Немец оказался "тёртым калачом" и попросил консервы - прямо сейчас, «не отходя от кассы» и для убедительности показал три пальца и вдруг сказал на хорошем русском языке: «Три штуки, пожалуйста»! Пока Тимур с немцем вели оживлённый разговор на пустой дороге, водитель завёл машину. Прапорщик показал на мерцающие недалеко огни вышек стрельбища и объяснил немцу, как проехать за ним прямо к казарме. Так и подъехали к домику - ГАЗ-66 с прицепленной бочкой и почётным эскортом следом в виде одного мопеда Симсон. Из казармы высыпались солдаты стрельбища, весело и с матом закатили бочку с драгоценной водой к себе во двор и стали с удивлением разглядывать незваного гостя. Пожилой немец тоже по хозяйски загнал свой мопед за ворота, поставил прямо возле крыльца домика казармы и, улыбнувшись, сказал:
- Здравствуйте, товарищи!
- Тамбовский волк, тебе товарищ, - хмуро ответил Старший оператор и земляк Тимура сержант Басалаев Виталий и спросил у подошедшего прапорщика, - откуда этот немец взялся на нашем «секретном» военном объекте?
- Он теперь наш почётный военнопленный! Пытался с ходу протаранить нашу бочку. Не получилось! Вот пусть теперь фриц знает, что наши бочки - самые мощные в мире! Да шучу я, сержант! Мы заглохли, а камрад просто ударился на своём мопеде о бочку. Немец вроде нормальный, особых претензий не предъявляет, вон как по - русски шпрехает. Говорит - местный учитель. Скажи механикам, пусть его мопед посмотрят. И напоите пока его чаем, я сейчас переоденусь и подойду. Вымок весь, пока воду набирал.
- А я печенье напёк! - Радостно доложил повар стрельбища Азамат.
- Вот и покажи немцу своё киргизское гостеприимство, - улыбнулся прапорщик и пошёл в свой отдельный домик переодеваться.
У начальника стрельбища всегда был свой запас рыбных консерв, которые он постоянно пополнял за счёт натурального обмена за доски и фанеру с начальниками складов или со старшинами рот. Наши рыбные консервы очень ценились у немцев, особенно - «Кильки в томате». Как говорили советские военнослужащие: «Это наша красная рыба». Начальник стрельбища в основном расплачивался этой рыбной «валютой» за расточку пил для пилорамы стрельбища. Да и что греха таить! Если набиралась целая коробка «Килек в томате», можно было всегда продать упаковочку оптом по цене за три марки за банку. А если поторговаться, то и за пять!
Тимур, не спеша, переоделся, вынул из коробки пять консервных банок вместо обещанных трёх и зашёл в столовую стрельбища. Столовая была небольшая, всего четыре столика, где одновременно могли поесть 16 солдат. Но, одновременный приём пищи всеми бойцами стрельбища в количестве 20 человек получался только в выходные и праздничные дни. Для чего все столы просто ставились в один ряд.
Гостя посадили одного за стол в самый центр столовой. На столе стояла единственная на кухне ваза с горкой печенья, сахар на блюдце, большой армейский чайник с кипятком и гордость Азамата - маленький фаянсовый заварной чайник. Солдаты, в основном старослужащие, расселись вокруг гостя и о чём - то жарко с ним спорили. Прапорщик Кагиров вошёл, жестом указал всем оставаться на местах и с интересом прислушался к разговору. Оказалось, что солдаты уже успели познакомиться с немцем, звали его Отто и он хорошо запомнил всех бойцов по именам. А спор возник вокруг названия «Лада» наших отечественных машин марки Жигули. Старый немецкий учитель, показывая хорошее знание русской истории, доказывал советским солдатам, что это название возникло от слова Ладья. Молодые бойцы отстаивали свою версию названия: Лада - это красивая и стройная девушка. А сержант Басалаев в запарке этого глубокомысленного и принципиального спора даже спел:
«Хмуриться не надо Лада
Для меня твой смех награда Лада
Даже если станешь бабушкой
Все равно ты будешь Ладушкой.....»
И, чтобы окончательно убедить своего оппонента в своей правоте, закончил своё короткое выступление энергичным прихлопыванием по груди и ногам. Немец, оказавшись в самом центре такого всеобщего внимания, с удовольствием пил крепкий свежезаваренный чай с печеньем, внимательно слушал советскую молодёжь и, похоже, совсем забыл про свои консервы. А прапорщик, глядя на этот весёлый диспут, немного задумался о странноых взаимоотношениях местного жителя и наших военнослужащих.
И тут к нему обратился опять же земляк Виталий:
- Товарищ прапорщик, отойдёмте на минутку? Разговор есть!
Вышли на крыльцо втроём: прапорщик Кагиров, сержант Басалаев и пилорамщик Драугялис. Солдаты закурили и начали многозначительно переглядываться друг с другом. Тимур чуть отстранился от облака дыма и спросил:
- Колитесь, дедушки ГСВГ, что опять удумали? Или уже успели чегой - то натворить, пока ваш боевой командир для вас же воду добывал?
- Товарищ прапорщик, за время Вашего отсутствия никаких происшествий не случилось! Отвечаем за базар! Да шутим мы, товарищ прапорщик. - Сержант улыбнулся и продолжил. - Тут такое дело - у нас в каптёрке есть три пары новых солдатских сапог, обменяли на доски на вещевом складе. Может, одну пару фрицу подарим?
- А с какого это .......? - Резонно заметил Тимур. - Хватит ему «Кильки в томате».
- Товарищ прапорщик, мы же их победили! А он ещё вдобавок на мопеде ночью о нашу бочку шмякнулся. Дедок то вроде хороший, вон как русский знает. И всё печенье съел!
- Логика, конечно, в ваших словах «железная». Вы мне тут ещё про Женевскую Конвенцию о военнопленных расскажите.
И тут в разговор включился флегматичный Ромас Драугялис:
- Отто воевал и был у нас в плену. В Ленинграде дома строил.
- Ну, если в Ленинграде дома восстанавливал! Так уж и быть тогда по вашему - дарите свои сапоги фрицу.
- Его зовут Отто! - протянул Ромас.
Когда зашли обратно в столовую, интернациональный разговор уже переключился на тему поговорки: «Тамбовский волк тебе товарищ!». И опять спор назревал быть жарким и долгим. Начальник стрельбища был вынужден прервать эту глубоко филологическую беседу, подходило время ночной стрельбы.
Провожать немецкого учителя по имени Отто Шильд вышли практически все солдаты полигонной команды. Виталий помог пожилому немцу одеть на плечи старый армейский вещевой мешок подаренный солдатами вдобавок к полученным консервам и сапогам. Немец уселся на свой мопед и жестом подозвал Тимура к себе поближе. Учитель вполголоса попросил разрешения у начальника стрельбища подъехать завтра ровно в 18.00, после чего добавил на своём родном: « Eine kleine Geschenk!»
На следующий вечер Отто привёз нам большой кусок ветчины и банку домашнего варенья.

(( Eine kleine Geschenk - небольшой подарок))

Вторая история про прапорщика Ширинкина

Прапорщик обладал несомненными способностями экстрасенса - он умел притягивать к себе не банальные материальные предметы, а такие абстрактные понятия, как беда, напасть и неприятность. Эта история тому подтверждение.
Прекрасным осенним днем в дверь нашей мастерской вяло просочился прапорщик Ширинкин (ну, не то чтобы действительно просочился, просто его способ проникновения в помещение трудно описать словом «вошел»). Видно было, что вечер и ночь он провел отлично - мешки под глазами, запах перегара и пара царапин, которые своей свежестью выгодно отличались от гражданской формы одежды секретаря ЛКСМ. Прапорщик упал на стул и попросил рупь взаймы. Целью ссуды прапорщик указал «приобретение табачных изделий». Я предложил Ширинкину свой «Дымок», но оказалось, что сигареты без фильтра артистократические амбиции прапорщика удовлетворить не могли. Магура предложил прапорщику «не свистеть», а честно признаться, что деньги нужны ему на опохмелку. Но Ширинкин клялся, что опохмел не входит в его стратегические планы на сегодняшний день и что он вообще практически не пил. Он предлагал Магуре обнюхать его и в конце концов договорился до того, что он вообще пьет только по праздникам. «Вот те крест!» - побожился под конец Ширинкин. Надо сказать, что Ширинкин периодически перебивался краткосрочным беззалоговым кредитованием в банках «Ефрейтор Григорян» и «Ефрейтор Магура». И наш кредитный комитет не устоял перед зрелищем коммуниста и секретаря ЛКСМ, осеняющего себя крестным знамением.
В этот день была моя очередь трясти мошной (мы с кумом таким образом неумело пытались хеджировать наши кредитные риски). Кредитоспособность прапорщика я оценивал как низкую, но в связи с предстоящей получкой прогноз был «позитивный». Получив рубль, Ширинкин необычайно воодушевился и мгновенно покинул помещение, оставляя после себя сложносочиненный шлейф спиртовых, табачных и огуречно-рассольных ароматов.
Дальнейшие события реконструированы мною по рассказу Ширинкина и со слов немногочисленных очевидцев.
Прапорщик вышел из штаба и направился к КПП. По дороге он шуганул солдатика, который подметал опавшую листву, складируя ее под любимым детищем секретаря ЛКСМ - стендом с восходящими параболами успехов возглавляемой им комсомольской организации. Ширинкин пришил солдату политическую близорукость, диверсию и саботаж и напоследок проинформировал беднягу, на чью империалистическую мельницу он льет свою воду. Листья прапорщик приказал убрать от объекта наглядной агитации и временно скинуть в небольшую яму недалеко от входа в КПП. Исполнив свой воинский долг, Ширинкин выдвинулся из места дислокации в сторону ближайшего гастронома. Как раз подошел троллейбус и Ширинкин впорхнул в открывшуюся дверь. В троллейбусе помимо Ширинкина ехал еще и народный контроль, который потребовал, чтобы гражданин взял билет. К своему ужасу Ширинкин вспомнил, что он одет в партикулярное платье и более того - вояжирует без документов. Ссылки на унтер-офицерский чин и солидное положение в табеле о рангах были восприняты контролерами без должного почтения. На отказ уплатить штраф контролеры контраргумент - угрозу отправки письма на место службы, благо Ширинкин уже успел сообщить контролерам весь свой послужной список. Это заставило Ширинкина переосмыслить баланс денежных и моральных ценностей. Он представил себе, какими словами будет его поносить командир части, если делу будет дан официальный ход, и счел за меньшее зло остаться безымянным гражданским лицом и уплатить штраф. Рубль перекочевал из потного кулака прапорщика в закрома родины. Тут троллейбус остановился у гастронома и обозленный Ширинкин гордо сошел с передней площадки, пытаясь успокоить себя мыслью о скором облегчении похмельного синдрома. Он уже стоял в очереди за пивом, когда, холодея, сообразил, что сумма уплаченного штрафа в точности равнялась сумме полученного кредита. Уже потом, рассказывая нам об этом эпизоде, Ширинкин описывал свое состояние в тот момент очень красочно и пространно, умело обходясь при этом всего двумя-тремя словами.
Ширинкин был вынужден вернуться в расположение части и попытать счастья у других кредиторов. Он со спокойной душой опять сел в троллейбус, как человек военный зная, что бомба два раза в одну воронку не попадает. Оказалось, что на прапорщиков этот военно-баллистический закон не распространяется - в троллейбус вошли уже хорошо знакомые Ширинкину контролеры. Увидев там прапорщика, они сначала опешили от его наглости, а потом накинулись на беднягу и стали рвать его в клочья. Зайца травили по полной программе. На остановке около КПП прапорщик Ширинкин был вышвырнут из троллейбуса самым безжалостным образом. Ширинкин еще не успел соскочить с подножки, горячо матеря контролеров, как водитель троллейбуса закрыл дверь и тронулся в дальнейший путь. Однако большой палец прапорщика оказался зажат между створками дверей и Ширинкин вынужден был еще какое-то время бежать за троллейбусом, оглашая административный округ истошным воем. Очевидцы предполагали, что сцена, вероятно, была содрана Ширинкиным из одного старого фильма, где женщина провожала мужа и долго бежала за поездом с криками «Я люблю тебя!» Наконец водитель насладился звуками командного голоса прапорщика, троллейбус остановился, дверь раскрылась и Ширинкин в изнеможении стек на тротуар. Очевидцы из числа военнослужащих помогли Ширинкину встать и осмотрели внешние повреждения. Большой палец правой руки прапорщика распух до майорского размера и действительно стал очень большим. Прапорщику предложили немедленно посетить санчасть. Усталый и измученный Ширинкин поплелся к фельдшеру, но судьба нанесла ему еще один удар. От переживаний прапорщик не обратил внимание на кучку листьев, которые по его же указанию засыпали в яму. В общем, он в эту яму свалился и дальнейшее самостоятельное передвижение прапорщика стало невозможным по причине вывиха лодыжки. Прапорщика взяли за руки-ноги и понесли в санчасть. Последний удар провидение нанесло ему в виде кредиторов, почтительно приветствовавших процессию. Увидев нас, Ширинкин вдруг отчетливо сообразил, что уплата штрафа не освобождает его от уплаты долга и счел за благо ненадолго потерять сознание. Последнее, что он услышал, был вопрос Магуры: «Ну, что, покурили, товариш прапорщик?»

http://mymoon-leo.livejournal.com