Мимоходом. Доклад

Доклад - явление чисто советское, в каждой отрасли народного хозяйства имевшее свои формы и названия, от совещания до летучки, по сути, оставаясь одним: словоблудием. Чем остается и поныне. Но все же самым неповторимым словоблудием был, есть и будет флотский доклад. Сначала ставятся задачи, потом подводят итоги: утром - вчерашние, вечером - дневные. А после - пошло-поехало. То командир нудно и долго учит жить своих «бычков», затем старпом, затем замполит вдруг вспомнит задачи идеологического фронта, а кончается все анекдотами и прочей ерундой. Вроде уже закончили, а командир начинает рассказывать о своем "Опель-Кадете" и все внимательно слушают, даже те, у кого машины нет. А что самое мучительное для пешехода? Сидеть трезвым в компании автолюбителей. А так как машину свою командир любит самозабвенно, то и говорить о ней может долго. Минимум час. Примечательно, что весь экипаж в это время если и не сидит по тревоге, то уж с борта корабля сойти не может никуда. Даже по делу. И сидят, ждут ЦУ от своих начальников. А в центральном посту вдруг того же командира мысль неожиданно поворачивает на общечеловеческие ценности. Обсудить не с кем. Дома жена слушать не будет, да и не до этого, дома-то! А тут группа взрослых мужиков, которым в служебные обязанности вписано внимать каждое слово командира. И поехали! И бабы сволочи, и дети непутевые, да и вообще и что-то не в ту сторону всю страну понесло...
Пятница. Вечер. 19.00. Только что закончилась перешвартовка ядерного исполина из губы Ягельной в губу Оленью. По кораблю шарахается швартовная команда, растаскивая имущество. На пирсе электрики принимают питание с берега, а весь экипаж, не спеша, но сноровисто собирается домой. Из Оленьей еще надо добраться в Гаджиево, а вечером это задача не из простых. Наконец старпом собирает всех командиров боевых частей в центральном посту на доклад. Начальники сноровисто стекаются на ГКП. Дорога до дома не маленькая. Все быстренько рассаживаются и замирают, изображая полную готовность бодро отрапортоваться и не менее бодро ускакать по домам. Старпом, взглядом пересчитав присутствующих по головам, по «Каштану» докладывает наверх командиру, бродящему по пирсу с сигаретой. Через пару минут командир сваливается сверху в центральный, и не снимая тулупа, да и всей своей теплой штормовой амуниции, плюхается в кресло. Начинается аутодафе. Минут десять командир изливает желчь на штурмана за неряшливую швартовную команду, на боцмана за обоссаный и загаженный писсуар в надстройке, на механика за непутевых электриков, заваливших концами питания всю ракетную палубу, и на помощника за всё остальное. Потом командир поворачивается к старпому.
- Пашков, делай объявления! Я потом добавлю важное...
И неожиданно уронив голову грудь, начинает посапывать, совсем по-детски причмокивая и перебирая губами. Старпом, осторожно поглядывая на спящего командира, начинает негромко делать объявления и давать целеуказания. Старпом тоже спешит, так как сегодня на ночь старшим на корабле остается командир, и он тоже хочет домой, где его ждет жена, приглашенные гости и праздничный стол, накрытый по случаю годовщины законного брака. Минут за десять в полной тишине, которая царит в центральном, он выдает все целеуказания на завтра и умолкает, выразительно поглядев на помощника. Вслед за ним поднимается затоптанный в грязь командиром его помощник, и тоже что-то мямлит об организации службы, наведении порядка и выносе мусора. Наконец заканчивает и он. Больше желающих выступить не находится. Напряженная тишина. А командир сладко спит, даже начиная похрапывать.
20.00. Центральный пост. Командиры боевых частей начинают нарочито громко переговариваться. Старпом уже третий или четвертый раз проскакивает мимо командирского кресла, специально задевая его то локтем, то ногой. Командир спит, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Из состояния глубокого сна его не выводят даже команды вахты по громкоговорящей связи и начавшиеся отработки вахты по борьбе за живучесть. Экипаж, прея в распахнутых шинелях, усеял нижние палубы третьего, четвертого и пятого отсека в ожидании команды «Старт». Но несмотря на возмущение «бычков», старпом пока еще не решается в открытую будить командира, зная его буйный нрав и возможные последствия.
20.50. Командир спит. Экипаж уже рассосался обратно по каютам, кроме наиболее упертых, все еще дежурящих под дверью в центральный пост. Кое-в-каких каютах уже начали греметь шильницами. В центральном посту уснул комдив два, остающийся на корабле вахтенным инженер-механиком и сам механик, уложив голову на конторку. В штурманской рубке посапывает штурман, размазывая своими чернущими усами слюни по карте. Клюет носом прямо в изображение ракетных шахт на пульте управления стрельбой командир БЧ-2. Остальные еще бодрствуют, переговариваются и даже читают книги.
21.00. У старпома не выдерживают нервы. В очередной раз взглянув на часы, он вскакивает, заходит за кресло командира сзади и просто начинает трясти его с возрастающей амплитудой. В глазах старпома буквально мелькают расходящиеся гости, невыпитый коньяк и несъеденные бифштексы. Внезапно командир дергается и застывает в кресле, верхней частью туловища выполнив команду «Смирно!». Его глаза открываются, и он без подготовки, с места в карьер, слово в слово повторяет свою речь двухчасовой давности, в заключение растоптав помощника раза в два сильнее, чем в предыдущий раз. Потом откидывается на спинку и...
- Пашков, делай объявления! Я потом добавлю важное, но приятное сообщение!
Старпом, опасаясь вторичного погружения командира в объятия Морфея, отвечает ускоренным речитативом, устанавливая личный рекорд по скоростному докладу.
- Товарищкомандирдокладзакончензадачипоставленыпланыдоведены.
Командир, потягиваясь, закладывает руки, за голову хрустя суставами.
- Добро. А теперь о приятном. На завтра ПХД отменяю. Объявляю выходной день. На корабль прибывает только заступающая вахта. А тебе, старпом, придется прибыть к девяти утра. У меня в одиннадцать совещание в штабе. Тоже придумали... по субботам заседать...
Встает, подходит к выходу.
- Дежурный по кораблю! Я спать! Сутки уже глаз не смыкал! Будить только в случае ядерной войны...
И выходит из центрального поста. Все возбужденно начинают продираться к выходу. И только старпом остается стоять у командирского кресла с вселенской тоской в глазах...

«...А ну-ка покажи свой чемоданчик...»

«...Есть серия вопросов, задавать которые начальству нельзя ни в коем случае, это небезопасно для карьерного роста и здоровья физического. В свою очередь, искать ответы на эти вопросы самостоятельно небезопасно для здоровья психического. Над ними нельзя задумываться и искать в них смысл. Это вопросы: «зачем?», «почему?», «для чего это нужно?» и им по смыслу подобные».
Из доверительной беседы умного начальника с подчиненным.

Гоша, он же Гога, он же Игорь, несомненно, имел тягу к прекрасному. Но тяга эта выражалась в любви к миниатюрным предметам искусства. Вот если бы в те годы великий и ужасный Зураб Церетели уже понатыкал везде своих циклопов, то Гога, возможно, никогда бы и не стал этаким гурманом миниатюры, но Зураб тогда еще не был широко знаменит, наверное, потому, что и Лужков в те годы Москвой не командовал.
Был разгар заката Совка - 1986 год, перестройка, борьба с пьянством и алкоголизмом, Афганистан. А Гоша только-только стал лейтенантом, и отгуляв свой первый офицерский отпуск, прибыл в первую свою (кстати, оказавшуюся в итоге и последней) воинскую часть, где и был немедленно назначен командиром одного из взводов одной из рот. Назначение не стало неожиданным: буквально несколько месяцев назад Гоша именно на этой должности проходил стажировку, причем старый взводный находился в это время в отпуске. Четверть взвода ушло на дембель, четверть пришла из учебки, часть сержантов поменялась - а в остальном все было уже привычным.
Очень кратко представившись ротному и не успев вникнуть суть произошедших со времен стажировки изменений, Гоша получил три выходных дня и боевую задачу: найти своими силами жилье (что было очень непросто, учитывая, что в небольшую часть в небольшом подмосковном городке одновременно прибыло 36 лейтенантов!), обустроиться, приобрести и экипировать «тревожный» чемодан. Часть считалась придворной и образцовой, Гоше тут же выдали отпечатанный на бумаге и утвержденный начальником штаба части перечень этого самого «тревожного» содержимого.
Вопрос с жильем для холостого лейтенанта и еще пяти таких же разгильдяев решился как-то сам собой методом подселения к еще одному такому лоботрясу в нелегальную общагу, в которую была превращена обыкновенная двушка на первом этаже одного из самых древних домов жилгородка. Это тема для другого рассказа, двумя словами атмосферу этого вертепа не передать...
Решив практически в первый день свою жилищную проблему, Гоша вечером скромно, но много отметил новоселье, а наутро выехал в Первопрестольную, находясь в нетерпении так же быстро и качественно выполнить вторую из поставленных ротным задач: приобрести и экипировать «тревожный» чемодан. Местом первоначального паломничества был назначен известный всей стране центральный (центральней не бывает) военторговский универмаг, именуемый в просторечье «Звездочка», материальный центр «Арбатского военного округа».
Да-а-а, даже в самые тяжелые для страны времена Москва славилась своей зажиточностью. Военный универмаг имел не только чисто военные отделы, но и первых вполне хватало, чтобы удовлетворить запросы не только непритязательных гостей с периферии, но и привередливый контингент центральных штабов. Последние были большею частью клиентами нескольких ателье, размещенных тут же, в бесконечных боковых ответвлениях несколькоэтажного монстра. Кстати, позднее первая (ставшая еще позднее последней) Гошина парадная лейтенантская шинель была сшита именно тут.
Где-то на просторах одного из этажей Гоша впервые на витрине встретился с устройством, о котором раньше много слышал, а один раз даже держал в руках - курвиметром. В «тревожном» списке это слово фигурировало под пунктом 26 в составе фразы «Циркуль или оно». И этот циферблат с колесиком стоил пять с копейками, отличного качества циркуль - 1 рубль 26 копеек. К последнему прилагалась еще и сменная деталька, превращавшая циркуль в дальномер. В общем, измерителю «курв» на этот раз не повезло, хотя эстетский вкус Гоши пытался негодовать, взывая к разуму. Разум его враз образумил, объяснив, что четыре рубля разницы - это шесть (!!!) бокалов пива и две закуски в «Яме» на Пушкинской. Избалованный еще курсантскими отпусками вкус очень любил пиво с креветками, поэтому проглотил слюну и замолк.
Там же Гоша совершенно свободно приобрел еще один аксессуар новой жизни - «линейку офицерскую» (2 шт. на всякий случай), компас и еще каких-то бестолковых, но совершенно необходимых для «тревожной» жизни мелочей...
Не хватало главного - основного предмета поиска, а именно чемодана.
Многие не очень радивые офицеры используют в тревожных целях старые, отслужившие свое емкости. Помимо того, что вид их, мягко говоря, испорчен длительной жизнью в сложных условиях, размер чаще всего не соответствует потребностям. И стоят они на проверках (а для других целей тревожный чемодан в мирное время никогда не используется) с огромными потертыми или бесформенными баулами, всем своим видом портя у проверяющих впечатление об офицерах как образцах стройности, аккуратности и подтянутости. Гоша был не таким.
На четвертом верхнем этаже в как положено дальнем углу искомое наконец нашлось. Небольшой отдельчик торговал исключительно чемоданами. Среди всяческих изделий из модного кожзама на «молниях» блуждающий Гошин взгляд остановился на удивительно добротной серии в классическом стиле: благородно-немаркий светло-коричневый цвет говна, твердый корпус непонятно из чего, но не из пластмассы, металлические замочки с ключиком, крепкая ручка. Начиналась серия «мечтой оккупанта», а заканчивалась...
Заканчивалась она тем, к чему Гошин взгляд намертво прилип. Он не мог оторваться от элегантного изделия, которое и чемоданом-то назвать было сложно. Уже, вроде и не кошелек, но еще и не совсем чемодан - этакая переносная шкатулочка размером где-то 23 на 35 см, никак не больше. Гоша крутил его и так и эдак, прикидывая, сможет ли он вместить в эту игрушку все почти 40 наименований списка. Кроме красоты неземной и миниатюрности был чемоданчик весьма пухленьким - сантиметров 20, что и решило Гошин выбор. За пять с большими копейками рублей Гоша стал обладателем своего счастья.
Глаз у Гоши оказался алмаз - офицерская сумка входила внутрь ровненько. С остальным пришлось трудиться...
Итоговое содержимое чемоданчика формировалось не сразу. Все было подчинено главному замыслу: в чемодане должен был поместиться полный список по габаритному минимуму, но с сохранением абсолютной функциональности и добротности. Вот только основные вехи:
В офицерскую сумку вошли все основные мелочи, вся канцелярия, гигиена, ножи-ложки и что-то еще, закрыв сразу более половины списка. Для примера: тетрадь была в 12 листов (она самая тонкая), позицию «цветные карандаши или фломастеры» закрывал один, но зато двухцветный карандаш - синий с одной стороны, красный с другой. Не подкопаешься! Карандаш простой - естественно «Кох-и-Нор» НВ, идеально отточенный. Тюбик зубной пасты - самый маленький, щетка - детская.
В общаге нашлась ничейная кружка - аналог эмалированной солдатской в 330 г, только ровно в два раза меньше - 170 г.
Курсант, стажировавшийся у Гоши, подарил ему миниатюрный круглый кусочек французского туалетного мыла «для путешествий», да еще и в жесткой упаковке как в футляре.
Сапожная щетка была куплена самая маленькая, тюбик с кремом тоже. Вместо трудно вписывающейся в размер чемодана солдатской фляги была за копейки приобретена легкая, герметичная пластиковая плоская прямоугольной формы, емкостью, тем не менее, ровно литр. Портянки (лейтенанты тогда ходили в сапогах) - летние, они тоньше, плотно свернутые в трубку. Полотенце - вафельное, выпросил у старшины, старое (тонкое) и обрезанное, но ведь полотенце!
Ну и так далее...
Фонарик сначала был обычный - плоский, чуть позднее по случаю в той же Москве-матушке удалось приобрести генераторный. Помните такой - жмешь его как эспандер, а он светит тебе в ответ? И чем чаще жмешь, тем лучше светит. Ясно, что долго таким не насветишь, зато извечная проблема дохлых батареек решается навсегда.
С сухпаем особых вопросов не возникло - не мудрствуя, Гоша узнал у все знающего старшины роты калории солдатского рациона на сутки и приобрел банку сгущенки и такую же по размерам банку тушенки, здраво рассудив, что ужать их все равно никак нельзя, а норму калорий они примерно покрывали, тем более, что в описи было написано туманно: «запас еды на сутки». Х.З. - а может, именно эти сутки попадают на разгрузочный день?
Весь список был закрыт. Упаковка чемодана - отдельное мероприятие, требовавшее сосредоточенности и комбинаторских способностей, коих у Гоши, несомненно, было в достатке. Кубик Рубика и «Пятнашки» были в свое время у него в фаворе, тетрис появился позже.
Все тревожные вещи абсолютно плотно, продуманно, без непозволительных промежутков укладывались, внутреннее пространство кружки тоже не пустовало, наверх клалась офицерская сумка-планшет, и крышка чемоданчика даже легко, с небольшим совсем нажимом закрывалась! А на внутренней поверхности крышки был приклеен утвержденный начальником штаба список-опись.
Одна была беда: плащ-палатка вместе с офицерской сумкой в чудо-чемоданчик не помещалась. Или то, или другое. Гоша рассудил, что плащ-палатку можно и в скатке на ремне носить, это не только не возбранялось, но зачастую и полезным оказывалось - ее активно использовали по прямому назначению. А вторая плащ-палатка лейтенантам за малым сроком службы не полагалась...
При своих лилипутских габаритах, но предельно плотной набивке снаряженный чемоданчик весил как и любой его «взрослый» собрат. Первый раз его проверил ротный. Не веря своим глазам, он убедился, что по каждому без исключения пункту описи из игрушечных недр достается соответствующий предмет. И навсегда от Гоши отстал, приклеив его чемодану прозвище «волшебный сундучок». Однажды еще комбат посмеялся над французским мылом, но тоже претензий не имел. Судьба взводного такова, что отчитываясь за подчиненный личный состав, сам он перед высокими проверяющими остается практически чист: его оценка зависит от оценки взвода. Следующий раз над Гошиным чемоданчиком поудивлялись только через три года - сослуживцы и очередной начальник на новом месте службы.
Отдел, в который старший лейтенант Гоша был взят начальником смены, стоял на отшибе. Начальник отдела слегка самодурствовал, к подчиненным был требователен, но в целом справедлив. Он заставил весь личный состав отдела содержимое тревожных чемоданов модернизировать. Так появилась итоговая и навсегда последняя версия Гошиного «волшебного сундучка».
Каждая отдельная вещь или комплект в тревожном чемодане плотно сворачивались, обертывались белейшей финской телетайпной бумагой, на неё, отпечатанная на военном принтере (лазерных, да и вообще ПК тогда еще не было) клеилась бирка с названием, например: «Портянки. 2 пары», или «Щетка сапожная с кремом». Для окончательно убийства проверяющих все это засовывалось в полиэтиленовый пакет и заклеивалось скотчем.
Вы скажете: а как же проверяющему проконтролировать содержимое пакета? Это ж после каждой проверки надо пакет переделывать? Так вот, за все время, которое я помню, ни один проверяющий, ни у одного сотрудника отдела не посмел потребовать такой пакет вскрыть! Видимо, у них дух захватывало при виде такой безмерной, строгой военной красоты. Это ж как попросить неразборное яйцо Фаберже вскрыть на предмет наличия в нем желтка...
Очередное воинское звание ознаменовалось у Гоши и получением положенной по нормам новой плащ-палатки. А, надо сказать, последняя оптимизация и укладка содержимого в пакетики (видимо, за счет уплотнения последних) позволили даже высвободить в чемоданчике часть пространства. У Гоши появилась идея-фикс попытаться засунуть туда одну плащ-палатку, чтобы навсегда забыть о внутреннем содержании: взял чемоданчик и пошел на неожиданную тревогу с абсолютной уверенностью в его полном соответствии списку-описи.
После укладки плащ-палатки наверх на сумку-планшет крышка не закрылась. Гоша поменял их местами. Впечатление, что сейчас крышка закроется не появилось, однако Гоша был настойчив. Он стал на крышку сверху коленями. Видимо вещи в чемоданчике сами поняли неотвратимость судьбы. Карандаши чуть съежились, кружка чуть повернулась, тюбик зубной пасты вообще принял очертания окружающей его среды, все свертки выдохнули и... Крышка мягко щелкнула обоими замками. Кто служил, тот знает сколько весит плащ-палатка. Чемоданчик увеличился в весе еще на два килограмма, габариты остались прежними.
Вот в таком окончательно законченном виде «волшебный сундучок» тихо уснул на очередном новом месте службы Гоши - в одном из отделов командного пункта. Место для чемоданчика было тихое. Офицеры КП занимались своими оперативными делами, строевая жизнь чаще всего обходила их стороной...
Уже и СССР развалился, уже и новую форму в российской армии ввели, отменив, в частности, сапоги. Уже и Гоша стал старшим офицером, то есть майором. А тревожный чемоданчик все лежал на антресолях отдельской комнаты практически не тревожимый. Разве что опись поменялась после прихода нового начальника штаба, да консервы традиционно два раза в год по окончании плановых проверок реализовывались по назначению, после чего заменялись. Традиция была такая: и закусь приличный, и срок годности соблюдался. По утилитарной причине Гоша отказался от сгущенки (неудобный закусь), заменив ее на пачку несладкого печенья.
Еще капитаном Гоша как-то в одну из проверок совершенно честно умудрился сдать на классную квалификацию «Мастер», после чего все последующие проверки для него превратились в сущую формальность: вступил в действо принцип неприкасаемости «мастеров мало, их надо беречь». И все проверки проходили мимо, не особо напрягая, тем более, что и проверяющие-то практически все свои были.
И вот в эту служебно-идиллистическую картину решил вмешаться злой рок в лице старого начальника штаба части, наконец-то оставшегося за командира части с намеком на возможность стать таким по-настоящему. Имея очень острый зуб на КП, в ходе ежегодных плановых учений он монаршим повелением приказал построить весь офицерский состав на плацу, дабы проверить у него все что можно, а именно внешний вид, тревожные чемоданы и противогазы. На плац погнали всех, даже дежурные смены усиления. Гоша не смог отвертеться, и хотя за «волшебный сундучок» он ни грамма не боялся, перспектива переться километр туда и километр обратно, стоять по жаре на плацу его не радовала. Но на то они тяготы и лишения. Родину на учениях защищать - это вам не только вводные решать, которые сам придумал.
Когда очередь предстать пред светлые очи НШ дошла до Гоши, он уже устал. Взгляд НШ, как вы понимаете, сконцентрировался на «волшебном сундучке»:
- Что это? - спросил он не слишком строгим от удивления голосом.
- Это - тревожный чемодан, товарищ подполковник!
- Вот эта х... ф... Вот эта косметичка - чемодан?
- Так точно! Приобретен в специальном отделе военного универмага.
- И вы, товарищ майор, хотите мне втереть в мозги мысль, что в этом э... ридикюле находится полный список положенных вещей?
- Так точно! И этот список утвержден вами, товарищ подполковник!
- У него там все, - улыбнулся посвященный в тайну «волшебного сундучка» мой начальник отдела.
- А я не верю! - орал НШ. - Где ваша плащ-палатка?
- В чемодане, - удивился Гоша типа «а где же ей еще быть».
- Так, вскрывайте это чудо, и будем все по списку проверять!
И понеслось. Крышка «сундучка» отскочила, Гоша достал сумку-планшет, затем демонстративно жестом фокусника встряхнул, расправив плащ-палатку, показывая, какая она настоящая и большая, и небрежно постелил ее на асфальт.
НШ зачитывал очередной пункт из описи, взятой у Гошиного соседа, Гоша предъявлял вещь к осмотру. НШ цокал языком, ёкал, блякал, кхекал, но ни к одной вещи придраться не мог.
- Мыло? А почему такое маленькое?
- Это полноценный кусок, еще в упаковке. А в подписанной вами описи размер не указан.
- А-а-а, фонарик! Включите-ка мне его? И долго вы так сможете жмякать и жужжать?
- Меня учили стойко преодолевать тяготы и лишения воинской службы. Фонарик безупречно рабочий, а его конкретный тип и характеристики в описи не указаны.
- Ага! И вы хотите мне сказать, что вот этой банки тушенки и пачки печенья вам хватит в случае чего?
- Рацион, конечно, не всесторонне сбалансированный, но по количеству калорий он почти соответствует дневной солдатской норме, что вполне позволит мне продержаться сутки до подхода основных сил с полевой кухней.
- А вот эта игрушечная кружечка что вам позволит?
- Она позволит мне выпить 170 граммов любого напитка. А если мне покажется мало, я налью еще одну.
Начальник отдела и рядом стоящие офицеры тихонько писали кровью, НШ заводился.
- Конверты! Есть. Тетрадка! Есть. Цветные карандаши! Что это?
- Это двухцветный карандаш. В нем сочетаются два основных, требуемых для нанесения на карту обстановки цвета - синий для врага и красный для обозначения своих позиций. А других цветов военная топография не требует.
- Носки, 2 пары!
Тут Гоша достал и предъявил девственно чистый и бесконечно аккуратный ополиэтилененный пакетик с надписью «Портянки 2 пары».
- А-а-а-а!!! - возрадовался победе НШ, - Что это? Что это, я вас спрашиваю? Нахрена офицеру портянки, если сапоги три года как отменены, я вас спрашиваю!!!
Тут, надо признаться честно, Гоша «включил дурака». Нет, он не забыл отмену сапог и, соответственно, портянок. Просто давно запакованный сверток нашел в чемоданчике свое постоянное место, и любое изменение эту идиллию нарушило бы. А запись в действующей описи оставляла лазейку.
- Меня учили, товарищ подполковник, что вопрос «нахрена» в армии самый вредный. А в описи, которую вы держите в руках и которая подписана вами же, в этом пункте стоит «Портянки или носки». Заметьте: не «Носки или портянки», а именно «портянки» сначала.
- А голова у вас есть? Как вы собираетесь их в берцы засовывать?
- Никак не собираюсь. У меня и берцев-то нет, не выдали за неимением на складе!
- Вот видите, - попытался надавить на логику НШ, - зачем же вам тогда портянки?
- Мне это неизвестно, но раз так написано в описи...
- Бля!!! Штаб, описи переделать! А вам, товарищ слишком умный майор, портянки заменить на носки! Об исполнении доложить!
- Есть!

На КП Гоша стал героем, отбив у нового командира части желание приставать к оперативникам с глупыми предложениями. А вскоре уехал в длительную командировку, где тревожные чемоданы не требовались. По возвращении он прослужил еще год и уволился по окончании контракта с 20 годами выслуги. На «волшебный сундучок» стояла очередь, но он передал его самому молодому, забрав из него только сумку. На память.