Диверсанты

Догорал летний день. Диск солнца уже коснулся горизонта. На землю потихоньку опускались сумерки. Ещё немного? и на потемневшем небе робко зажгутся первые звёзды.
На опушке леса распластались три облачённых в маскхалаты человека. Маскировка была отменной, рядом пройдёшь - не заметишь.
- Товарищ сержант, а они сегодня будут?- шёпотом спросил один из них.
- А то как же, - так же шёпотом ответил старший группы.
Третий в разговор не вступал, он наблюдал в бинокль за дальним участком дороги. По тому, как он это делал, было заметно, что далеко не новичок, опытный.
- Ну что, не видать? - взглянув на часы, спросил его сержант.
- Сейчас будут, по ним часы сверять можно, педанты...
И точно, спустя несколько секунд, на подъёме показалась колона грузовиков.
- А вот здесь они на ночь остановятся, - продолжил третий, указывая на укатанный участок обочины, - я за ними неделю наблюдаю.
- Боятся, гады, ночью через лес ехать, это у них в крови, - презрительно процедил сквозь зубы старший группы.
Тем временем, колонна, достигнув указанного места, остановилась. Грузовики, урча и фыркая моторами, съезжали на обочину. При этом они выстраивались как по линейке. Это обстоятельство начало было злить сержанта, но тренированная воля разведчика быстро подавила раздражение. На задании не место эмоциям.
- Когда они затихнут?- спросил он.
- Через час, поужинают и отбой. Охрана два человека. Меняются через два часа, патрулируют, но в основном отсиживаются в кабине, - ответил третий.
- Ты смотри, совсем беспечно себя ведут, - удивился сержант.
- Так привыкли к тому, что здесь тихо, не боятся...
- Ничего, научим бояться, - пообещал сержант.
Тем временем сумерки начали переходить в темноту. От колонны грузовиков доносились обрывки фраз, хохот, чужая гортанная речь неприятно резала слух.
- Лучшее время через три часа, они тогда совсем бдительность потеряют, - сказал опытный.
- А что, если я отвлеку их? - предложил молодой боец, ему не терпелось действовать.
- Я тебя отвлеку,- одёрнул его сержант. - Забыл приказ? Себя не раскрывать. А вообще, твоё дело пока наблюдать. И если вдруг с нами, - сержант кивнул на опытного, - никуда не лезешь. Незаметно возвращаешься в расположение и докладываешь командиру. Понял?
- Понял, - обиженно ответил молодой.
- Не понял, а есть, товарищ сержант.
- Есть, товарищ сержант, - всё так же обиженно подтвердил молодой боец.
Тот, который постарше, хмыкнул: Успеешь ещё...
- Прекратить разговоры и смотреть в оба, - дал команду старший группы.
Все послушно затихли. Нужно было выждать время. Тьма уже полностью вступила в свои права, только на западе был светлый кусочек неба. Но вскоре темнота добралась и туда.
Было безоблачно, после недавних дождей воздух чист и звезды были особенно ярки. Казалось, они даже ближе. Неожиданно за кронами деревьев начало светлеть и вскоре над ними взошла полная луна.
- Как некстати эта люстра, - подумал про себя сержант. - Всё как на ладони.
Хотелось курить. А оттого, что донимали комары, это желание было особо мучительным.
Молодого всё время клонило в сон, но он мужественно боролся. Сержант понимал его, сам когда-то был таким.
- На, - он протянул молодому сухарь. - Помогает.
- Ну, что там? - спросил он на этот раз опытного.
- Странно, обычно обход делают через каждые пятнадцать минут, а сегодня через полчаса.
- Так они, наверное, на луну надеются, - догадался сержант. - Смотри, колонна как на ладони.
- Тогда луна нам даже на руку,- понял мысль сержанта опытный. - Тридцать минут - это не пятнадцать, а подойти незамеченными мы сможем.
- После очередного обхода и пойдём,- сказал сержант.
Опытный молча проверил снаряжение.
Хлопнула дверца кабины.
- Пошли, - чуть слышно скомандовал сержант.
- Ждёшь нас двадцать минут, - это он уже сказал молодому.
Две тени бесшумно скользнули вперёд и растворились в ночи.
Молодому стало немного не по себе. Остался один. Где-то там впереди его товарищи. Он пытался разглядеть их, но тщетно. Колонна выглядела вполне безмятежно.
Мучительно медленно тянулось время. Он посмотрел на часы, прошло всего восемь минут.
- Рано!
Тем неожиданней было появление через минуту товарищей.
- Ну что, заждался? - спросил сержант.
- Получилось? - вместо ответа спросил молодой.
- А то, - ответил опытный.
- Так, не расслабляться, - одёрнул товарищей сержант. Предстоял ещё отход и не хотелось бы допустить провал, когда главная задача выполнена. И группа так же бесшумно углубилась в лес. Через некоторое время сержант дал команду подняться. Далее можно было идти пешком.
Скоро лес начал редеть и незаметно перешёл в низкорослый кустарник. За кустарником в лунном свете было видно проволочное ограждение.
- Смотри, - молодой указал на еле видный в темноте огонёк сигареты.
- Не зря я его учил, не просто смотрит, а видит, - подумал сержант и остановил группу, затем посигналил фонариком. Ему ответили подобным сигналом.
- Пошли, нас встречают, - сказал сержант.
И группа уже свободно продолжила путь. Всё, дома!
- Держите, товарищ капитан, - молодой снял со спины довольно увесистый вещмешок и бережно опустил его на землю.
- Молодцы, я в вас не сомневался, - капитан был несказанно рад. - Давайте в расположение, ребята, старшину я предупредил, до обеда вас не будить.
- И вот ещё что, вы там проголодались, вот тут всё... - капитан вручил увесистый сверток.
- Спасибо, товарищ капитан, - чуть смутившись, ответил сержант.
- Это вам спасибо, с меня ещё причитается, - капитан подхватил вещмешок и удалился.

* * *

- Ты чего ругаешься, Ганс? - окликнул водитель грузовика соседа.
- У меня ночью кто-то спёр аккумулятор, - ответил тот, кого назвали Гансом.
- Россия, Ганс... Ладно, у меня есть запасной, иди возьми.
- Спасибо, Отто! Впредь буду осмотрительней.
Через час колонна грузовиков с надписью «гуманитарная помощь» продолжила путь.
В то же время капитан, насвистывая весёлый мотив, прилаживал импортный аккумулятор на видавшею виды «шестерку».

ЗНАКОМСТВО

Однажды упомянув капитана Татулова, не стану томить читателя. Расскажу все, что знаю об этом ярком персонаже нашего гарнизона.
Итак, детство бравого служаки туманно. Не так чтобы его не было вовсе, но не дошли до нас подлинники. Не встретились свидетели. Были только слухи.
Если верить таковым, то отец его был носителем маршальских звезд. Инспектируя далекий гарнизон, он заглянул в буфет и был очарован красотою, сражен, так сказать, снизошел до скромной буфетчицы же. Та понесла и в положенный срок (тут разночтения, иные полагают, на месяц раньше) родила мальчика.
Крестили. Пузатый батюшка нарек новообращенного по святцам Михаилом и словно предопределил его судьбу. Она была пряма как линия на плаце и вела путем воинской доблести и славы. В кадеты!!!
Учился ли он на «отлично» или «хорошо», говорить не берусь, но училище окончил, раз осенили его плечи лейтенантские погоны. Здесь тоже ходят разнотолки. Злые языки утверждали, что умом мальчуган был не крепок. Туговат даже. Держали в списках части ради протекции папеньки. Но я, знавший его позже лично, могу домыслить, что был он в кадетах сержант. Водил строй. Устраивал побудки. Крепил строевой шаг однокурсников. А может, и иначе. Не суть. Далее добросовестная служба. Очередные звездочки в голубых просветах, и вот он капитан. В ту пору назначен начальником пожарной команды в ближнем к Д-су авиагарнизоне. Там и прогремел. Громыхнул, сказать можно, словно его небесный покровитель на всю ивановскую на ниве укрепления пожарной безопасности вверенного его попечению полка. А подумайте, как иначе? Есть ли более хлопотная в части стезя? Всяк норовит пыхнуть цигаркой в месте, на то запрещенном строгим циркуляром. А то и костерок затеплит. Согреться на ветру или картофелю запечь на закуску. Миша пресекал. Далеко ли до беды? Журил. А то и рапорт составит, и вот понуренный провинник тащится к нему с посулом. Задобрить? Нисколько! Из уважения только его радению. Цену ему знали. Особо любим он был солдатами. Отец - командир. Утро - вечер всегда подле. Поправит ремень, распрямит кокарду. А то зажурит за нерадивость в казарме. Определит во внеочередной наряд. Настоит чиркнуть письмецо старушке маме. Все непредвзято. По серьгам, так сказать.
Видели сослуживцы такое старание и отличали однополчанина. Чина невеликого тот выделялся из прочих. В строю подтянут, собран. Форменка наглажена. Хромом сверкает. Техничек не жаловал. Предпочитал комплект для строя. Глядя на такого орла, за спиной завистники шептались: «Далеко пойдет по службе!!!» Оказии, однако, ему все не подворачивалось, чтобы шагнуть по тернистому этому пути. Наш капитан было уже засокрушался. Стал попрекать судьбу выпускника технического военного ВУЗа. Разве мог он знать, что Архангел небесный ему благоволил. Осенил, так сказать, особым венцом. Нечаянно, как всем казалось, (но мы осведомлены о предопределенности его еще с младых ногтей) в гарнизоне открылась вакансия местоблюстителя «гауптической» вахты. Вроде, пустяк, но как посмотреть. Считаю, что всякий, кто побывал в этом горниле армейской дисциплины, мог заметить, как тревожна здесь офицерская служба. Пороки налицо. Сердце служаки кровоточит. Не каждому снести. Долгих сомнений не было. По представлению прямого начальника его кандидатура рассмотрена, утверждена без разноголосиц, и вот бравый наш капитан докладывает о своем прибытии для прохождения службы коменданту. Теперь и он на острие. А памятливый читатель припомнит позабытое «на рожне», что значит на стальном навершии древка копья, разящего врага устоев, но по мне это чересчур. Острие, пожалуй, предпочтительнее.
Иных уж нет! Кому довелось служить в нашем гарнизоне, помнит, как все славно там было устроено. Другим опишу кратко. Располагалась сия цитадель в уютном особнячке, особнячком же и держалась меж гражданских домишков. Комендатура глядела светлыми окнами на тихую латгальскую улочку, по которой грузно катились чистенькие трамвайчики. Напротив пельменная, где порой можно и в разлив. (Пожалуй, неуместно, но для живости, так сказать, картины упомяну и это. Что было, то было, а автору следует держаться правды, ведь запечетлевает он картину судьбы человека удивительных достоинств). Двор комендатуры обнесен каменным забором, за ним плац и заборчик с железной калиткой поменьше, но опутан поверх колючей проволокой. За ним и располагалась гауптвахта. Цитадель, так сказать, в цитадели. Все чисто, побелено. Заботливо ухожено руками радетельных бойцов. Может, и чересчур, но допущу, что до прибытия нашего капитана там было плоше. Допускаю, но не стану утверждать. Ведь каждому известно, как глаза - зеркало души, так и комендатура - зеркало гарнизона. Разве допустят здесь небрежения в уходе? Не смею подумать.
Вернемся же скорее к нашему питомцу пожарных дел, которого вознесло высоко. А не заслужил он разве такого?
Дела принял с пристрастием. Завел тетрадку. Расчертил поля. Где галочкой, а где и «Nota Bene» выделял недостатки. Помечал полезные введения, но таковых, по его мнению, было немного. Правды же ради скажу, что организован сей воспитательный пансион на вкус служаки был небрежно. И я, бывавший там до его появления, подтвержу. Нет! По-уставному! Но без огонька, что ли? Было где его мечтам развернуться. Солдатики, а с ними и курсанты, насельничали без должной строгости. Попускали им безделье. Не требовали положенных упражнений в строевой. Привлекали по случаю к случайным же работам, а чаще те сидели взаперти и маялись от скуки. Кормили из столовой кадетского корпуса. От сытости случались у тех газы. Где уж тут уместиться назиданию? Как за короткий, Уставом ограниченный срок ареста, вытеснить у нерадивых мысли о возможности поругать дисциплину? Все это теснилось в голове Миши Татулова. (Допущу такую фамильярность упоминать его иногда без подобающего случаю воинского звания, ведь он нам как родной уже).
Наш капитан все мотал на ус. Батюшки! Носил ли он таковые? Нет! Сомнения долой. Усы были. Читателю вдруг станет интересно, каков был наш хват снаружи? Опишу его внешность, раз недосуг был в предыдущей главе.
Телом не крепок, имел строгий дух, как следует из вышеизложенного. Возможно и великим ошибаться. Истоки доносят нам утверждение, что здоровое в здоровом. Опровергать не стану. Не привычен горохом об стену. Всякое исключение очертит правило. Оттенит. Украсит. Михаил был мелковат, скорее. Росту ниже среднего, кости толстой не имел, но жилист. От того подвижен и размашист порой. Суставы его чресел имели постоянное шевеление, следуя мыслям уличить недостатки, указать их, может, перстом. И походку имел под стать. Шаркал, словно известный от Булгакова кавалерист. В разговоре напротив оппонента выше ростом порою приседал в коленях и смотрел исподволь с хитринкой в бельмоватых, но добрых глазах. Такую привычку имел и в общении с начальством, но помня далекого его папеньку, думаю, что не от подобострастия, а скорее из уважения к субординации. Говорил неразборчиво. Шепелявил. Брызгал не однажды при этом слюной и среди досужих острословов заимел досадное прозвище «Душ». Может, и заслужил? Чего уж! Кого покоробит? Мол, каков урод. И зря. Не судите, припомните обстоятельства его зачатия. Ужели не в назидание вам, кто злоупотребляет змием. Упомните порядок встреч инспекций в полку. Стремясь укрыть пороки, не вы ли подносили чарки? Увы вам! Не стану распаляться. Сам грешил с проверяющими. Увы и мне.
Напротив нас (обобщу, но имею исключение в лице нашего Михаила) тот не захотел укрывать недостатки. Все обдумал! Упорядочил бессонными ночами. Вставал, расхаживал. Будил скрипучими половицами скромного жилища жену. Ведь как следует был офицер он радивый к службе и уюта в быту не стяжал, отдавая всего себя войскам. Супруга, пожалуй, ворчала. А была ли она? Не знаю. Уверен, что таков сокол имел успех в кругу слабого пола. Гадать не буду. Опущу, пожалуй, эту сторону его жизни. Ведь правдив, автор не потерпит вымысла. Факты излагает наверняка. Не видел, не слышал про его половину и не станем фантазировать.
Тетрадка с пометками упущений предшественников всегда на столе. Иль под рукой. В рукаве кителя? Вот это наверняка. Строевой выход офицера ВВС теперь ему ни к чему. Перед ним раскрылась картина, достойная трудов Геракла. Расчистить Авгиевы стойла. Вымести тлен и небрежение словно навоз. Работа маркая, тут чистоплюйству не место. Запачкаться наверняка. Посему решил изменить Михаил обыкновению. Что лучше? Теперь, когда доступно все, мы не задумаемся о затруднении, с которым капитану довелось выхлопотать пятнистый камуфляж «афганского» покроя. Чтоб не смутить междуармейским аргоизмом гражданского человека, вдруг таковой найдется среди читателей, кто не нюхал пороха, манкируя священным, так сказать, долгом, кратко поясню, что имел такой место. Был редок. Чаще случался песочного цвету. А впрочем, смотрите кинофильм Ф.Бондарчука «9-ая рота», там в нем щеголяют герои. Да и теперь он обычен. Полагался тогда избранным частям, тем более, пятнистый. Постойте, разве теперь не следует упрекнуть автора в вожделении широкой известности и в гражданских кругах? Увольте! Устыжусь перед нашим скромным героем, ведь он ее не стяжал! Продолжу. Успешен в хлопотах о редкой униформе, добавил сам к ней тельняшку небесной расцветки ВДВ, что на мой взгляд соответствовало ему. Водрузился в привычные сапоги, подпоясался скрипучей портупеей. С трудом же, переплатив изрядно, купил темные очки, которые подсмотрел у героя С.Сталлоне. Опять кино! Вот истинная напасть нашего времени. Тогда она влияла исподволь, тем паче на таких служак. Истинно, что сей предмет ему уж был необходим. Глядеть пороку в глаза, так сказать, не морщась, чтоб не ослепнуть от гнилостных протуберанцев. Соглашусь с Михаилом и необходимостью затенить ока в таком случае. Тем более, и солнечные дни в нашем гарнизоне случались. Все ему пришлось. Недолго подумав, табельный Макаров приспосабливать на боку герой не стал. Заменил его укороченной от острия лыжной палочкой из стекловолокна детского комплекта. А положен ли при таких обстоятельствах пистолет? Ну его! Куда сподручнее указкой указать врагам дисциплины на скрижаль добродетелей, чем сразить вернее меткой пули, пущенной из огнестрельного ствола. Куда ж меня занесло? Забегаю и застращал, пожалуй, читателя. Но править не буду. Упомяну лишь, что к своему гардеробу Михаил добавил и наручники из вороненой стали. Пристало ему иметь сей атрибут, и прочь измышления. Стараюсь не упустить нисколько. Не торопите. Всему свой черед. Пока наш герой не приступил к исправлению службы вверенной ему гауптвахты. Главы впереди. Таким армейским фатом предстал он в обычный день в комендантском особняке. Пред начальством не ждал одобрений, поскольку вид его был необычен и самому себе. Мы помним о его призвании свыше? Всякого в нашу пору можно повстречать. В описываемое время иные пуще дичились нововведений в военный костюм.
Отвлекусь с позволения на больную мне тему. Теперь, когда рухнули оковы совдеповских нравов, что довлели над полетом интендантов от мотострелков, мы устранили сей недостаток. Лишенный по личному желанию возможности носить ежедневно китель, выйдя в запас, храню неброский синий парадный мундир ВВС с золотыми погонами в гардеробе. Проветриваю, но не примеряю. Обрюзг. Раздался. Невольно при случае любуюсь, каковы размахи кокард и их наверший на тулье фуражек нынешних офицеров. Череда шевронов и значков не ускользает. Иной нацепит аксельбант, тенькнет шпорами, вызвав зависть знакомого африканского атташе. Но то штабные, Арбатского округа. Они ли правят бал? Провинциалы предпочтут полевую куртенку и шапку из цыгея. Лишь трехзвездный командир справит каракуль у чабанов. Убедит ординарца нагладить лампасы. Доблестно ему гордиться ратной славой Вооруженных Сил свободной РэФэ. Того ли хотели юнкера и дооктябрьских времен? Увидим только из иллюстраций исторических трудов. Тех угнетал царизм. Теперь, когда все преодолено и нет у сытого и богатого офицера - современника иной заботы, можно и принарядиться. Щегольнуть, так сказать. Главком тому порукой? Не смею. Знает всяк. Вернемся к нашему герою. Так лучше. Он, может, и предвосхищал?
Комендант гарнизона, человек кроткой души, смирился явленному. Умыл по древнеосвященной начальниками привычке, так сказать, руки, но руководствовался благим. Скорбно и ему было запустение темниц гауптвахты, к которой теперь был приставлен наш капитан. Михаилу же еще со встреч с которым в гарнизонных патрулях и дежурствах он проникся. Теплился душой. Потому благословил без лобзаний, сподвиг, может, даже, не побоюсь пафоса, в нашей истории неуместного.
Тот приступил. Не премину упомнить его пожарного былого вновь. Раздобыв краски, как водится у настороженных огнеборцев красного колера, Миша дал команду окрасить ею пожарный щит, что ютился в углу обнесенной как описано стеной комендатуры. На задворках, скажем прямо! В своих грезах он отвел предметам его украшавшим и не нашедшим доселе применения у предстоящих в его должности посту особое место в научении арестантов. Иной читатель не припомнит списка. Ведер конусообразной формы там водилось два. Достаточно? Пожалуй. Но герой добавил к ним еще пару. Ведь не дворец предполагалось из них окроплять. Багор для растащения пепелищ и топор наш Михаил удалил. Не дело это было по его разумению так смущать питомцев. Одинокие мыслью они могли и покуситься. Да на кого ж? Не разовью. В резон служаки не входил. Лишь констатирую правдиво деяния его рук и помыслов. Зато добавил он на пустующие места еще несколько затупленных ломиков. Пудового веса, но не без изящества формы они украсили сей монумент взамен удаленных предметов. Все блестело и стало уместным. Как водилось всегда у него. Забыл разве перечислить огнетушительный снаряд, но тот остался одинок в присутствии. И поделом. Его Михаил в своих дерзаниях не покушался использовать на благо воспитательных нужд.
Наведя порядок в вещах обыденных пожарному, наш капитан решил устроить с улучшениями и кордегардию при гауптвахте. Распорядился удалить излишнее количество топчанов, шахмат и электрических розеток. Во внутреннем дворе засияли белизной свежие полосы плацпарадной разметки. Завел барабан. Выписал в комендантское отделение солдатика из захолустья, но со способностью замечательно ловко стучать дроби и марши. Все закипело, заспорилось в тихой доныне обители.
Арестанты, среди которых водились и завсегдатаи, разнесли по весям не тревожную весть.
Мол, появился варяг, что хочет обустроить их временное пристанище на пору взысканий с новыми порядками. Без ажиотажа новость облетела округу. Наступал день решительный, когда все должно было заработать на новый лад и пользу.