Вампир и Бабища
(неприличная история)

Внезапно Родина потребовала от капитана Воробьева подвига. Во главе роты курсантов Академии он был брошен в битву за урожай.
Битва разгорелась на полях подмосковного колхоза 'Победа'. Несмотря на воинственное название, колхозники терпели от природы поражение за поражением, отступая по всем фронтам и бросая на поле боя искореженную сельскохозяйственную технику и невесть каким чудом выросший урожай.
Борьбу пришлось вести на двух фронтах: на зернотоке и уборке картофеля. История военного искусства учит, что войну на два фронта выиграть невозможно. Курсанты, однако, мужественно боролись, несмотря на то, что ангина, простатит и отравление некачественными спиртсодержащими напитками неукоснительно собирали свою дань.
Вообще-то в колхозе была еще и птицеферма, но курсантов туда не пускали из-за запаха, гарантированно валившего с ног нетренированного горожанина. Куры на ферме аккуратно дохли, поэтому курсантский рацион состоял в основном из продуктов переработки куриных трупиков. На первое была куриная лапша, на второе - жареные или вареные куры. Салат по выходным и праздничным дням был тоже с курятиной. Ходили слухи, что отмороженные колхозные повара изобрели способ варить компот на куриных ножках.
На зернотоке распоряжался маленький, поросший серой шерстью и оттого очень похожий на домового мужичок. Звали его дядя Саша. Как и большинство колхозников, дядя Саша был тихим хроником. С годами он перестал экспериментировать, раз и навсегда остановившись на одеколоне, который ласково называл 'резьбовое'. С утра дядя Саша потерянно бродил по току, повторяя в зависимости от технологического момента 'Мятите, хлопцы, мятите' или 'Грябите, хлопцы, грябите'. В 10 часов открывался аптечный киоск и он на правах эксклюзивного клиента покупал флакон одеколона без очереди. За то, что дядя Саша умудрялся высасывать одеколон прямо из флакона, а также за то, что во рту у него осталось всего 2 передних зуба, он получил кличку 'Вампир'.
Картофельный фронт возглавляла злобная тетка неопределенного возраста и чудовищных размеров типа 'Мечта Зураба Церетели'. Казалось, вся она была отлита из серого пористого чугуна. Курсанты сразу прозвали ее Бабищей.
Каждое утро Бабища беззастенчиво вваливалась в барак, включала свет и орала: 'Рота, подъем!' Два дня ее с удивлением терпели, однако на третий день она успела только вякнуть 'Рота:', как попала под кинжальный обстрел солдатскими сапогами. С тех пор Бабища изменила тактику. Утром она осторожно открывала дверь, из коридора просовывала руку, на ощупь включала свет и орала 'Рота, подъем!', не входя в спальное помещение. Со всей остротой встал вопрос, как взнуздать злобную бабу? За дополнительной информацией решили обратиться к Вампиру, соблазнив его хорошими сигаретами.
- На зернотоке курить нельзя - наставительно заметил Вампир, смачно затягиваясь халявной 'Явой', - полыхнет - хрен потушишь.
Помолчали. Наконец, старшина роты приступил к главному:
- Слышь, дядь Саш, а чего это бабища наша картофельная злобная такая? Как эта: Гингема!
- Ну, дык,- хмыкнул Вампир,- дело ясное, мужик ейный от нее еще прошлым летом сбежал, так что она, почитай, уж год живого х#я не видала, а когда баба долго не#баная ходит, она кого хошь загрызть может:
- Х#я, говоришь, не видела, - задумался старшина, - а что, это мысль! Подлегаев где?
- Здесь я, товарищ сержант.
- Это у тебя шкворень, как у жеребца под Юрием Долгоруким? Вечером после отбоя ко мне в каптерку! Будем приводить Бабищу к нормальному бою.
***
На следующее утро офицеров вышвырнуло из коек истошным воплем.
Бабища стояла в коридоре, прислоняясь к стене и голосила, не переводя дыхания. Казалось, что к ней подключили магистраль сжатого воздуха. В руке у нее было что-то зажато.
- Лидия Федоровна, что с вами? - испуганно спросил Воробев.
- Я: утром: свет включить, - давясь рыданиями, проблеяла Бабища, - а там: на выключателе во-о-от э-э-т-о-о!
Воробьев опустил взгляд и оторопел. В руке Бабищи был зажат мужской член с яйцами устрашающих размеров. Приглядевшись, Воробьев понял, что член был все-таки не настоящий, а вырезан из здоровенной картофелины. За ночь картофелина посинела, поэтому холодное и скользкое творение неизвестного скульптора приобрело пугающее правдоподобие:

1986/87 год. Конец декабря. Неделя до наступления нового 1987 года. Вызывает меня наш шеф, Виктор Палыч, и сообщает, что обороноспособность Страны Советов в страшной опасности, поскольку с полигона в Оренбургских степях не вывезено по сю пору ценное оборудование. И мне с двумя добровольцами предоставляется возможность совершить подвиг с радостным перелетом Москва-Оренбург-Москва с грузом этого гребаного барахла.
На предложенную возможность совершить подвиг я ответил многоэтажными матерными выражениями (после того, как вышел из кабинета Палыча в коридор).
Итак в холоднючую зиму ваш покорный слуга и еще двое несчастных добровольцев - Игорь и Андрей - движемся в аэропорт и грузимся в холодный, как морозилка холостяцкого холодильника АН-36. Весь полет мы честно пытались заснуть. Но лавки этого военно-транспортного орудия пытки придумал хитрожопый садист - на эти гадские подставки невозможно ни лечь ни сесть по-человечески. Помучав положенные несколько часов наш борт сел в аэропорту Оренбурга.
Выяснилось, что в самолете, где мы за дорогу чуть не дали дуба, очень тепло, а вот НА УЛИЦЕ.... Там было -15 и сильнейшая метель. Почти ощупью мы добрались до сияющего огнями здания аэропорта, поминая по дороги Палыча, его маму, папу, бабушку и прочих родственников по женской и мужской линии до седьмого колена.
Когда мы слегка отогрелись в здании (потому что +10 внутри это почти тропики по сравнению с наружей), выяснилось СТРАШНОЕ: никто из нас не взял с собой ЕДЫ!!! Если к тому времени (1987) столичные города испытывали проблемы с едой, то периферийный Оренбург проблем не испытывал - кушать тут не было с 1917 года. В аэропортовском буфете удалось разжиться полбуханкой темного хлеба и тремя бутылками мутноватого "Жигулевского". Все это было тут же выпито и съедено. Бутылка пива, зажеванная черняшкой, произвела на субтильного и непьющего Игоря волшебное действие. Он почему-то решил, что находится на Черноморском пляже и принялся раздеваться прямо на лавочке в зале аэропорта. Попытки насильно одеть коллегу не привели к желаемому результату: скорость его раздевания была сильно выше скорости нашего одевания. Я первым проявил благоразумие:
- Да бросьте его, ребята, замерзнет - сам оденется.
Игорь был оставлен под наблюдение Андрея, а я отправился искать машины, которые должны были привезти оборудование еще вчера.
Несколько раз обежав рысью территорию аэропорта я не нашел никаких следов пропавшего каравана. Учитывая усилившуюся к ночи метель, мороз и близость Нового Года с массированными закупками горячительного, меня стали посещать всякие нехорошие мысли относительно судьбы нашего оборудования.
К часу ночи на улице стало темно, как у негра в жопе. Спать хотелось мучительно. С большим трудом мне удалось разместить моих хлопцев и себя на раскладушках в холле гостиницы для лётного состава. Причем наши койко-места находились в полутора метрах от гигантского бормотальника, который каждые полчаса объявлял задержку рейсов в связи с нелетной погодой.
В шесть утра мы были подняты в вертикальное положение и выпихнуты на мороз не приходя в сознание могучей рукой администраторши тёти Маши.
Сознание вернулось ко мне в районе полудня. Проклятая добросовестность, вбитая в подсознанку комсомолом и партийными родителями, заставила совершить очередной круг почета в попытках обнаружить пропавшую экспедицию.
О чудо!!! Машины стояли на задворках аэропорта ровным рядком, двигатели работали: видимо они только приехали. Подходя, я обратил внимание, что из машин некто не выходит, а в ближайшем ко мне Урале водитель лежит грудью на руле и не шевелится. Я побежал изо всех сил, предчувствуя страшное. Но воображение меня в очередной раз обмануло.
Все оказалось очень просто и не страшно. Весь личный состав экспедиции был мертвецки пьян! Опытные водители из последних сил героически доползли до стоянки, поставили машины в ряд и дружно вырубились прямо на рабочем месте. Из троих водил растолкать удалось одного. Две другие машины пришлось вести на летное поле нам с Андреем. После вскрытия у самолета КУНГов, в нем были найдены еще два бесчувственных тела, вооруженные ПМом. Это были сопровождающие секретный груз 'уполномоченные'.
Задолбавший нас груз вместе с подлежащими вывозу телами был фантастически быстро перекидан в самолет при помощи бортмеханика Коли, который смог реанимировать самолетный тельфер, поломавшийся еще пять лет назад. Секрет геройства был прост - весь экипаж был московский и ребятам совсем не улыбалось встречать Новый Год у черта на рогах.
Итак, в кучу посередине салона засунут последний ящик, натянута защитная сетка и наш самолетик порулил на взлетную.
Наверное, меня мучили предчувствия. Я обратил внимание на озабоченного бортмеха Колю, который колупался у кормового люка. Люк несколько раз открывался и закрывался. Я подошел.
-Коля, что случилось?
-Да блокировка, сука, не срабатывает! Наверно замерзла. Показывает негерметичность отсека.
Коля воткнул длинную отвертку под кромку люка и заорал в миркрофон:
-Закрывай! Ага, бля, сработала!
Оставив торчащую отвертку в закрытом люке, Коля с видом человека, выполнившего гражданский долг, отправился в кабину.
Мне это совсем не понравилось, но я промолчал. Не спалось, и я побрел в кабину летчиков. Там с удивлением обнаружил совершенного незнакомого полковника, который в момент моего появления занимался важным делом - откупориванием и разливанием шампунсика. Пилоты весело чокались не вставая со своих мест, а автопилот загадочно пошевеливал штурвалами, как будто принюхивался. Я понял, что чужой на этом празднике жизни и удрученный вернулся к окошку в салоне. Часа через полтора полета я обратил внимание, что выхлоп левого двигателя стал вроде как черным и через равные промежутки времени из него вылетают какие-то черные штучки, похожие на болты. Метнувшись к другому окну и сравнив картину понял: это он, ПИЗДЕЦ! Поймав пробегающего мимо Колю, я без слов сунул его мордой в иллюминатор. Увидев выражение Колиного лица, убедился - это действительно ОН! Коля рванул в кабину и в этот момент из двигла повалил уже совершенно конкретный черный дымина. Двигатель застопорился, зато второй заорал не своим голосом, работая за двоих. Черный дым прекратился и вместо него пошла белая слякоть - это сработало автоматическое пожаротушение. Самолет заметно снижался, но под ним я не разглядел ни хера, кроме голых заснеженных палок зимней тайги.
Как добрый (в душе) человек, счел необходимым разбудить коллег и описать им ситуацию. Свежеразбуженные по мере осознания впали в ступор. Оставив Андрюху и Игоря в прощальном опупении, поскакал к пилотам выяснять, сколько жить еще осталось и успею ли я еще в этой жизни выпить, если у них есть. Незнакомый полкан в рубахе и подтяжках сидел за штурвалом с выражением 'А вот хуй тебе!' на лице. Самолет летел с перекосом, правым боком вперед. В этот момент полкан вышел на связь с диспетчером:
- Борт 38456! Пожар в левом моторном отсеке, остановка двигателя. Сажусь на аварийную с прямой, прошу освободить полосу!!!
Увидев меня, оживился:
- Давай своих алкоголиков всех в кабину, можем хвостом зацепиться!
И подумав, добавил:
- Останемся живы, я тебе лично пизды дам за такую погрузку! Ты уж не обижайся, пожалуйста.
На посадку мы заходили весело: я сидел на сундучке, на моей шее штурман, под ногами на корточках Коля и два бесчувственных секретных тела на полу. Остальные личности, находившиеся на борту, изображали из себя вертикальные шпроты.
Полкан не подвел и вышел на полосу с первого захода. Самолет коснулся бетонки шасси и поехал, не желая опускать морду. И тут мы все как один невольно стали нажимать легонько на пол кабины ногами - вперед, вперед. Полкан ювелирно сработал тормозами и переднее колесо плавно опустилось на бетонку. Наконец наш самолет с закопченым двиглом встал прямо посередине ВПП.
Когда нас оттащили тягачом в угол летного поля первый пилот помогал полкану отодрать пальцы от штурвала. Мы, экипаж и пара принявших вертикальное положение, но все ещё мутноглазых секрета вышли на летное поле. Полкан пошел ко мне, закатывая правый рукав куртки. И тут один из 'секретных' недовольно изрекает:
- Полковник, объяснитесь, что мы тут делаем, когда МЕНЯ в Москве ждут!
Круто развернувшись на 90 градусов, полковник с хряком режет своим немаленьким кулачком в морду недовольного и после этого не спеша откатывая рукав говорит тихим вежливым голосом:
- Видите ли, к сожалению мы сели на запасном аэродроме из-за проблем с левым двигателем. Через пару часов вы сможете продолжить полет на другом самолете нашей авиакомпании!
Последовавший за этим десятиминутный хохот носил, без сомнения, несколько истерический характер.
P.S. Видимо, этой десятиминутной разрядки было недостаточно, потому что после этого случая около месяца спал я очень плохо, мучимый перемежающимися кошмарами.
P.S.S. А подобранная Колина отвертка с желтой ручкой до сих пор лежит у меня дома. Хотя, думаю, отвертка была здесь не при чем, он же не в двигатель ее воткнул!

Осенью 1990года вместе с возвратившимся из отпуска замполитом прилетел на заставу какой-то мужик в штатском. Ну, прилетел и прилетел, мало что ли что. Вроде не начальство, и на том спасибо. На боевом расчёте, он ходил чуть в сторонке, ковыряя листву в газоне. По окончании распределения нарядов на завтрашний день, слово взял старшина. Мы слегка напряглись, так как ничего хорошего ему говорить не доверяли, а если и доверяли, то как правило, какой-нибудь фронт работ провозглашался. Но, тот начал издалека буквально следующими словами:
- Товарищи пограничники!
Расслабились, поскольку если бы предстояло рыть канаву, вступление было бы типа: 'Грёбанные дожди затопляют коновязь по скакательные суставы конского состава'. Итак он продолжил:
- Правила соблюдения техники безопасности писаны кровью личного состава и сломанными карьерами непосредственного начальства искалеченного личного состава. За лето в Округе участились случаи травматизма при несении службы верхом.
Потом привел статистику по бумажке, и махнул фланирующему неподалёку мужику.
- Прошу любить и жаловать, инструктор пятигорского* ипподрома, мастер вольтижировки Петр Петрович Басос.
Рядом стоящий Сурков незамедлительно закатил глаза и чревовещал, не шевеля губами, впрочем, не очень громко: 'Отсос Петрович'.
При ближайшем рассмотрении Петр Петрович внешне напоминал вышедшего в тираж провинциального хореографа, с неравномерными по густоте бакенбардами на испитом лице. Хотя столичных хореографов мне и раньше не попадалось, представлял я их именно такими, с вывернутыми носками наружу ногами и откляченной слегка задницей на непропорционально длинном торсе. Прокашлявшись в манжет, Петрович имел речь.
- Друзья. Я вас научу падать с лошади и коней.
Подивившись краткостью фабулы и изощренной зоологической дифференциацией, мы, те кто был свободен от службы в этот дивный вечер потянулись было в конюшню за 'лошадью и конями', но были остановлены криком: 'Стойте, сначала теория на козле! Пройдемте в спортгородок, только принесите пожалуйста седло с недоуздком.' Вконец заинтригованные ещё до кучи и козлом, пришли на площадку (стандартный набор брусья, перекладина, лестницы и т.п.). Притащили седло, наблюдаем. Козёл представлял собой убогое зрелище в виде продольной половины чурбака на четырёх ногах.
- Ой, а почему это подпруги две? Не получив ответа Отсос Петрович заседлал козла, и тупо стоял с уздечкой в руке. Поняв, что это лишний девайс, он отложил её в сторону и лихо вскочил на козла. Зрелище получилось диковатое.
- Или псих, или #банутый, - предположил Сурик.
Все кто услышал, закивали. Подумав, что это одобрение, джигит начал рассказывать о группировке и порядке вынимания ног из стремян. Потом он довольно долго кувыркался на землю в различных ракурсах, проявив несомненную в этом деле компетентность. Тут мимо проходил: рядовой Нурпазыл Сапарович Жантороев, он был только что поменян на вышке, и соответственно экипирован выдвигаясь на заслуженный отдых.
- Это чо за чмо в моём седле?
Объяснили. Нурик почесал репу, и неожиданно спросил:
- А зачем кувыркаться, если и так можно соскочить?
Петрович снисходительно пояснил, мол это образно, предполагается, что лошадь падает.
- Понятно, теперь товарищ инструктор, оденьте вот это, и покувыркайтесь.
Нурик протянул ему весло (АК-74 с прикладом) предварительно отстегнув магазин. Отсос Петрович задумчиво покрутил железку, но как обычно, в самом интересном месте случился облом.
- Жантороев, почему здесь до сих пор! Марш в дежурку разоружаться!
Это нарисовался прапорщик Арбеков с кружкой молока и полбуханкой в руках.
Петрович воспрял.
- Ну теперь седлайте коней, и потренируемся, пока не стемнело.
Ковыряясь в конюшне, мы с Сурком рассуждали, как он будет заставлять лошадь падать. Я, чертыхаясь с подпругой с ужасом вспоминал свои полёты с лошади, рост моего Раджа, в холке составлял 160 см. Успокаивало то, что заставить моего мерина упасть может только барсучья нора или Надька, жена старшины, и то, если мчаться галопом.
Пришли, уже верхом, обратно на спортплощадку.
Пётр Петрович обращаясь к старшине предложил:
- Вы не желаете потренироваться?
Арбеков чуть не подавился кружкой.
- Нет знаете ли, подагра мучает нынче. (думаю перепутал с простатой).
Принесите пожалуйста вожжи, или верёвку пару метров. Принесли. Примерившись, Петрович подошел к моему животному (я так и думал) и привязал вожжи за переднюю ногу около копыта.
- Чтобы заставить коня упасть, ему надо сделать подсечку.
Подведя Раджа к козлу (!) инструктор забрался в седло и поёрзал. Ступни до стремян не доставали. Спешился, подтянул 'под себя'. И только собрался было лезть опять:
- Товарищ жокей, погодите!
Нурик тащил автомат, СПШ, и ремень с подсумком.
- Вот, взял с разрешения замбоя, бинокль и радиостанцию он не дал, говорит разобьете нафиг.
Петрович тоскливо облачился в обычный набор снаряжения, и влез на коня.
Сначала Радж не хотел идти вообще. Затем он не хотел идти рысью. В общем, пока я его не пнул, конь мой тупил конкретно. Потом он не хотел 'подсекаться'. Как только Отсос Петрович дергал за вожжи, Радж просто-напросто подгибал ногу, и мёртво вставал из любого аллюра. Автомат тем временем по законам кинематики (или чего там) с железным стуком бил Петровича по затылку. Веселуха.
Пришлось идти за камчой. Увидев плётку, Радж скакнул с места в карьер, и понёсся к деревьям не разбирая дороги. Тут всё и случилось. Видимо не вполне осознанно Отсос Петрович дернул подсекая, конь мой бедолага рухнул передней частью, и кувыркнулся. Герой наш летел как сидел. В той же позе, не изменив выражения лица. Просто продолжил поступательное движение на высоте полутора метров, пока не встретил на своём пути грушу. Он так уебался в несчастное дерево, что осыпались последние плоды, а от звука удара лицом в ствол, в хлеву тревожно замычал Борька .
Итог. Эпидермис лба остался на груше. Из передних зубов остались только клыки внизу. Сколько рёбер поломал точно не знаю, но не меньше чем зубов. И как апофеоз, перфорированный затворной рамой затылок, чудом что вскользь, но до уха. Наутро его, запромедоленного отправили экстренным бортом в госпиталь штопать, и пугать стоматологов всем своим внешним видом.
А серьезных травм у нас на всём фланге и до того не было, и после не случалось.
P.S. Раджа не мог поймать до утра, и потом он со мной не разговаривал неделю.
* или кисловодского, не помню точно.