На свинарнике сложилась нештатная ситуация. Для пополнения запасов свинины срочно требовалось умертвить здоровенного хряка. Единственный боец, который умел это делать, совсем недавно убыл в отпуск на родину. Выяснилось это, как обычно, в последний момент, и вот теперь группа заинтересованных лиц, состоящая из прапорщиков и сочувствующих им солдат срочной службы, стояла возле свинарника и бурно обсуждала возникшую проблему. Все категорически отказывались исполнять обязанности отпускника.
В самый разгар обсуждения произошло событие, вероятность которого обычно принималась равной нулю. На территории свинарника появился Сам Командир Части со свитой. Что привело отца-командира в этот благоухающий оазис, история умалчивает.
Как и положено опытному командиру он мгновенно вник в суть происходящего, после чего, как настоящий художник, несколькими яркими штрихами обрисовал умственные и организационные способности личного состава вверенной ему части вообще и отдельных ее представителей в частности. По окончании монолога над свинарником повисла зловещая тишина. Даже свиньи, видимо тоже испугавшись за свою карьеру, перестали визжать и хрюкать.
Неожиданно из состава сопровождавшей Командира группы вперед выступил прапорщик. Судя по висящей на его боку кобуре, он в данный момент являлся дежурным на каком-то важном объекте, и почему он попал в состав Его свиты было не совсем понятно.
Этот прапорщик не был каким-нибудь поджарым и жилистым героем боевика, повествующего о действиях спецназа в глубоком тылу противника. Нет, это был Настоящий Советский Прапор.
Мы, солдаты срочники, были абсолютно уверены, что большая часть прапорщиков, стоящих на вооружении Советской Армии, была выведена генетически в секретных лабораториях Министерства Обороны. По своим ТТХ они значительно превосходили остальных однополчан, особенно в области жевательных и хватательных рефлексов. Важнейшая особенность их конструкции заключалась в том, что в отличие от остальных хомо сапиенсов они большей частью состояли не из воды, а из чистого сливочного масла, о чем обычно красноречиво говорили их пышные формы. Видимо все это и делало их абсолютно непобедимыми.
- А разрешите, я его застрелю! - обратился к Командиру Прапор.
- - Кого? - растерянно спросил Командир и обвел взглядом всех присутствующих, видимо прикидывая, кто заслуживает этого в первую очередь.
- - Ну, дык, хряка! - радостно сообщил Прапорщик и полез в кобуру.
После недолгого раздумья Командир разрешил использовать ради такого дела один патрон и велел вывести жертву во двор.
После того, как данное приказание было исполнено, все на всякий случай расступились, пропустив вперед Героя. Прапор видимо имел смутные представления о конструкции вообще и об уровне броневой защиты своей жертвы в частности, так, как не долго думая, подошел к не ожидавшему такого вероломства поросенку и выстрелил ему в лоб. Пуля срекошетила и, не причинив животному никакого вреда, ушла в неведомые дали. Поросенок очень удивился. Прапор тоже. Несколько секунд они смотрели друг на друга не моргающими глазами. В этот момент благодаря своей позе, комплекции и безумному стеклянному взгляду, они оба были похожи на борцов суммоистов перед схваткой.
Первым заорал хряк и ринулся в атаку на своего мучителя. Заорав вслед за поросенком, Прапор начал самый сложный вид боевых действий - отступление. Отступал он решительно и бесстрашно, сметая на своем пути мелкие и легкие предметы и виртуозно огибая тяжелые и крепкие.
Силы постепенно стали оставлять преследуемого, и он решился на отчаянный шаг. Прапор подбежал к деревянному забору, подпрыгнул и, ухватившись за верхний край повис над землей, поджав под себя ноги. Он бы с удовольствием подтянулся и влез наверх, но о подъеме его грушевидного тела без применения специальных механизмов нечего было и думать.
Подбежав к забору, поросенок победно завизжал и какое-то время пытался укусить незадачливого 'куска' за ногу, но тот отчаянно лягался и квалифицированно матерился. В результате этой 'битвы гигантов' хряку все же удалось укусить храброго воина за сапог и оторвать каблук. Видимо, оставшись довольным таким исходом боя, поросенок победно хрюкнул и направился в сторону свинарника, сняв тем самым блокаду с несчастного Прапора.
Все наблюдавшие за этой душераздирающей сценой, задыхаясь и согнувшись пополам от смеха, прилагали огромные усилия, чтобы не упасть на не очень чистую поверхность двора свинарника.
Через некоторое время, немного придя в себя, Командир вытер слезы, и, перейдя на фальцет, изрек: Хрен с ним, пусть живет! - после чего махнул рукой сопровождавшим его лицам, и вся процессия медленно удалилась.
Оставшиеся не поняли, к кому относились последние слова Командира, поэтому Прапора решили тоже пока не убивать.
Никто из участвовавших в описанном эпизоде животных, включая Прапорщика, не пострадал.

Авторство не мое, а Юрия Исакова и Александра Каряева, за что им большое военно-мудрое спасибо.

За двумя нарядами погонишься - четыре поймаешь.

Не пойман - не прапорщик.

Товарищ майор товарищу солдату не товарищ.

Ум хорошо, а Устав - лучше.

Случай на полетах
Эту историю мне рассказал коллега.
Дело было в группе советских войск в Германии, в одном авиационном полку. Полк был вооружен истребителями МИГ-23.
МИГ-23 вообще машина странная: сколько на нее ни смотри, не поймешь, как она летает? Фюзеляж толстый, широкий, крыло какое-то маленькое, нелепое, топорщится, да еще шасси расположено очень интересно, если смотреть сбоку, то создается впечатление, что самолет присел, как бы покакать: Да еще шумный запредельно. Когда стоишь рядом с газующим самолетом, то звука уже как бы не слышишь, а только уши чешутся и живот начинает трястись противной мелкой дрожью.
В довершение всего, у этого самолета была изменяемая геометрия крыла, то есть, взлетал он на минимальных углах стреловидности, а на большой высоте, когда нужно было разогнаться, угол стреловидности увеличивался специальным механизмом. Собственно, и шасси у него поэтому было такое чудное - не удалось его в крыло засунуть.
Взлетать истребителям полагалось парами, благо полоса позволяла. Впереди справа разбегался ведущий, а сзади слева - ведомый.
И был в полку летчик по фамилии Коптелов. Не летчик, а ходячая предпосылка. Летал-то он как раз неплохо, но был этаким Чкаловым, любил полихачить, попугать бюргеров, ну, уж и заодно, родимое командование и партийно-политический аппарат.
Как-то раз, на заседании парткомиссии Коптелова насаживали на конус за какую-то очередную провинность: то ли не заступил куда-то вовремя, то ли, наоборот, сменился откуда-то раньше времени, - не знаю, врать не буду. Но, в заключение аутодафе, замполит полка поднялся на трибуну и гнусным голосом заявил, что, дескать, если капитан такой-то не изменит своего отношения к службе, то придется решать вопрос об его отправке в Союз.
Капитан такой-то поднялся и в ватной тишине задал вопрос:
- Товарищ полковник, я что-то не пойму: Вы меня что, Родиной пугаете?!
От неожиданности замполит пал на задницу прямо в трибуне. Хитроумный капитан загнал его в положение цугцванга: ни 'да', ни 'нет' он, естественно, сказать не мог, поэтому промолчал, но злобу затаил. Впрочем, случай отомстить представился довольно скоро.
На очередных полетах Коптелов, будучи ведущим, проводил жалом и ведомый, не дождавшись его, начал разбег. Увидев такое дело, ведущий запустился и кинулся по ВПП вдогонку. Однако, обогнать ведомого он не мог: мешало крыло врастопырку. Тогда было принято гениальное решение: крыло на земле (!) было переведено в положение сверхзвука, взвыв движками самолет ведущего обогнал ведомого, опять изменил стреловидность и спокойно взлетел.
Привлеченный непривычным звуком, пожилой руководитель полетов обернулся и наблюдал акробатический этюд, держась за сердце. Скрюченными пальцами он ухватил микрофон командной радиостанции и прохрипел, грубейшим образом нарушая правила ведения радиообмена:
- Ноль шестнадцатый, ноль шестнадцатый, Коптелов, #б твою мать! Немедленно на посадку! С рубежа! Убью на х#й! Пи#да нестроевая!
Чем же это кончилось? - спросите вы. А вот чем. Во-первых, до отправки в Союз, которую с удовольствием организовал замполит, Коптелов был бессменным дежурным орнитологом, то есть во время полетов бегал по взлетке с ракетницей образца 1942 года и пугал нахальных ворон. К окончанию второй смены полетов от пороховой копоти он разительно напоминал югославского Чингачгука Гойко Митича. А, во-вторых, фамилия его очень быстро забылась, так как на смену ей пришла гораздо более емкая и выразительная кличка: 'Таксист'.

Первичная фашисткая организация

История в русле дискуссии о замполитах, и посвящена, в частности, уже упомянутому мной легендарному "штабс-капитану Мудилкину".

Этот неудержимый, как вихрь, в своих стремлениях и дерзаниях, деятель, был прислан к нам в ОРБ из какого-то десантного полка.
Старый замполит был отправлен на "заслуженный отдых" в Союз, как говорили, после того, как был застигнут в момент сеанса "русско-чешской дружбы" командиром. Т.е., в момент вступания в неуставные взаимоотношения с председательницой местного комитета Общества чешско-российской дружбы по имени Яна.
Ничего такая была Яна, немало теплых и восторженных слов было сказано о ней в солдатской курилке, но рассказ не о том...

Ну, дык, вот. Мудилкин был из разряда гиперактивных детей...
Без дела ему было тяжело...
И дела были... Еще какие! Одним из них было раскрытие им первичной фашисткой ячейки и последующая ее ликвидация... Ночь длинных ножей в во взводе материального обеспечения...

Казарма наша была в старинном чешском замке, в котором, во времена войны была, соответсвенно, немецкая казарама (преемственность, хе-хе).
Ну, конечно, находились всякие "реликвии". Одной из таких реликвий было донышко тарелки с важным немецким орлом и мутной надписью готическим шрифтом.
Откопали его дедушки, вяло ковыраясь на земле в зачет дембельского аккорда. Донышко это проциркулировало некоторое время и исчезло из поля зрения. Как оказалось - не навсегда...

В воскресной утро, когда личный состав, посмотрев любимую передачу про аэробику, вяло циркулировал по маршруту плац-курилка-казарма, дежурный по батальону огласил всеобщий сбор в актовом зале. С недоумением туда потянулся личный состав...

Со сцены зловеще смотрел в зал сосредоточеный и какой-то воодушевленный, штабс-капитан. Рядом рыдал, путаясь в соплях, боец из взода матобеспечения, несчастное и забитое существо, украйнский сельский хлопчик по фамилии Тростень.

Когда личный состав уселся, Мудилкин торжественно и медленно, голосом Левитана, произнес:
- В батальоне обнаружена фашисткая организация...
Вздох удивления и восторга пронесся по залу... Мудилкин наслаждался паузой... Затем медлено воздел фашистское донышко...
Далее, в течении примерно часа он рассказывал о фашизме вообще, о его звериной сущности, а также об его прислужниках - украинских-националистах, самым ярым и опасным представителем которых был их лидер, рядовой Тростень...
Оказалось, что во время очередного налета на расположения "мазутов", он обнаружил это донышко под подушкой у лидера местных украинских националистов.
Тростинь, по умственному развитию находящийся примерно на одном уровне с африканским папуасом, страшно это донышко полюбил.
Он хотел его (как потом выяснилось) повезти "до дому", и "показаты тату, маты та друзям". Типа такой себе экзотический трофей доблестного гуцула.

Тростень рыдал на сцене, а Мудилкин толкал речугу и клеймил не хуже политрука Клочкова. Потом торжественно разбил немецко-фашисткое донышко специально принесенным из ВМО молотком.
Мне было сначало смешно, а потом просто стало жалко беднягу Тростеня - он рыдал, как белуга, что-то несвязно бормотал - так запугал его наш антифашист...

Но все кончилось хорошо... Мудилкин сублимировал, и ему ненадолго полегчало, Тростиня не отправили на гауптическую вахту (правда, во взводе он имел беседу с коллегами по поводу наглой фашисткой провокации - срыва воскресной расслабухи), а сам герой получил новое звание - иначе, как "штанадртенфюрер Тростень" его уже никто не называл...

Пожар - это катастрофа, сопровождающаяся выделением огня и дыма.

Неизвестный преподаватель ОБЖ