Игры нашего детства

Жена, вернувшись из командировки, привезла внуку в подарок рогатку. Я взял ее, вышел во двор, нашел подходящий камень и огляделся вокруг. А вот и подходящая цель: старый фонарь с перегоревшей лампочкой. Прицелился и стрельнул, раздался хлопок, попал. Жена покрутила пальцем у виска и, промолвив: «Старый дурак!», скрылась на кухне. А я отправился писать рассказ об играх нашего детства.
Прошло не так уж много лет после войны. Страна только-только приходила в себя после Великой бойни. Родители работали с утра до вечера, и мы, в основной массе, были предоставлены самим себе. Как говорится, - "Их воспитала улица". Девчонки играли самодельными куклами в "Дочки-матери" и врачей. Малолетние пацаны строили из земли города, улицы и увлеченно елозили по этим улицам флаконами из-под одеколона, заменявшими им машины. Когда покупалась или дарилась машина из крашенной жести, она долго не жила. В этот же день она разбиралась, а собрать ума не хватало, и валялись ее запчасти до покупки новой машины. Была мечта - управляемый черный «ЗиМ», но она так и не осуществилась. Мода на игры менялась с возрастом. Вот уже начали играть в "Пристенок" сплющенными пивными пробками. На деньги не играли, да и где их было брать, деньги? Не у родителей же воровать. Девчонки играли в "Классы" и прыгали на скакалках. Мы, в принципе, не чурались, и тоже в этом принимали участие. Салочки, прятки, игры в разведчиков, в войнушку. Сейчас, если вдуматься, наши игры напоминали азы начальной военной подготовки. Игра в ножички. Сейчас попробуй воткнуть нож в круг на земле 12-15 способами, вряд ли получится. Играли часами, на глазах у взрослых, никто не запрещал. Постепенно переходили на метание ножей в доску. Сколько ножей было сломано, сколько ручек разбито, не считали. На вытоптанных перед дворами площадках гоняли в футбол, называя себя именами знаменитых футболистов, и боролись друг с другом, кто же всех победит. Домой возвращались изодранные, в ссадинах, штаны и рубахи в следах травы и крови, своей и чужой. И, наспех поев, опять рвались на улицу, на свободу. Мы лазили по деревьям, изображая Тарзана, падали, ломали руки, ноги. Но, отходив положенный срок в гипсе, снова шли на "подвиги": деревья, крыши, канавы, наполненные водой. Все это было наше. А потом наступал вечер, и начинался поход по садам и огородам. Черешня и вишня, яблоки и груши, малина и клубника - все летело в наши полуголодные желудки и за пазухи. Немытое, нечищенное. Замерев, лежали в зарослях малины, когда хозяин сада, поднятый лаем собаки, шел по саду, внимательно вглядываясь в темноту. И вот ты уже дома, с остатками яблок, не успевших высыпаться при прыжке через забор, и с букетом помятых цветов, сорванных для мамы. Отец ждет с ремнем в руке, но ты слышишь мамин шепот, быстро ополоснувшись в жестяной ванне, стоящей во дворе, с нагретой за день солнцем водой, и стараясь быть не замеченным, крадешься спать. Завтра новый день, полный приключений. Наверное, сейчас мало кто помнит деревянный самокат. Три доски, кусок проволоки, два подшипника, полдня работы, и вот уже мчит со страшным грохотом по единственной асфальтированной дороге веселая кавалькада юных гонщиков. И не дай Бог попадет камешек в подшипник или оторвется рулевая доска. Летишь голова - ноги, и подобрав обломки, хромая и стиснув зубы, чтоб не разреветься, бредешь домой переделывать это чудо техники. Мимо тебя пробегает шкет с велосипедным ободом, управляемым крючком из проволоки. Иногда мы совершали набеги на колхозные сады и поля. Преодолевали 10-15 километров до цели, тарой служили опять-таки пазуха и штанины шаровар с резинками у щиколоток. Подсолнухи, кукуруза, яблоки, горох. Объездчик возникал ниоткуда. Сидя на коне, с длиннющим кнутом в руке, он походил на разбойника. Страшно, аж жуть! Кнут не раз прохаживался по нашим спинам, когда мы врассыпную бросались наутек. Бегом неслись до самого дома, казалось, что за спиной слышен цокот копыт, а спина ощущала хлесткое прикосновение кнута. Во, марш - бросок! Зато какой вкусной была кукуруза, сваренная бабушкой! Какой запах исходил от кастрюли с варившейся молодой кукурузой, накрытой листьями! И получив прямо из кипящей кастрюли ароматный початок, посыпав его щедро солью, ты забывал о ноющей от удара кнутом спине, о пройденных 20-30 км, ты был счастлив. Не знаю, был ли в то время дартс. У нас он был с 1-го класса. Писали простыми перьями, вот из них и делались первые дротики, которые летали на уроках в классную доску с последующим выдворением из класса или постановкой у оной в течение урока. Своего рода вахта. Дома дротики усовершенствовались. Круглая палочка с иглой на конце и оперением втыкалась всегда и куда угодно. Помню, получил хорошей порки от отца. Не нашел ничего лучшего, как прикрепить к двери сарая портрет Н.С.Хрущева, вырванный из « Блокнота агитатора», и швырять в него дротики. Папа был коммунистом, а был 1963 год. Играя в индейцев, мы гнули луки, строгали стрелы, делая из консервных банок наконечники и из куриных перьев оперение. Ну, а рогатки, начиная с простейшей резинки, привязанной к большому и указательному пальцам и стреляющей бумагой, до классических, из «венгерки», стреляющей гнутой проволокой, и из бинтовой резины, стреляющей камнями и шариками из подшипников. Постепенно переходили к более серьезному оружию. Бутылки с негашеной известью и карбидом рвались в ямах с водой, а иногда и руках. Самопалы, они же поджиги, стреляли неплохо, но иногда разрываясь, лишали пацанов одного, а то и обоих глаз. Стреляли из обыкновенного ключа от шкафа, были бы спички и гвоздь. Скручивали два болта гайкой, заряженной серой, и на перемене швыряли в школьную стену. Громко хлопало, болты разлетались в разные стороны, и это при огромном скоплении народа на школьном дворе. А потом все прошло. Началось повальное увлечение играми « Богатырь», и «Слон». Игры были командные, хорошо развивали силу, ловкость, выносливость. Мы часто ходили походы, в горы, в степь, на реку. Что может быть чудесней, чем сидеть ночью у костра, рядом с самодельным шалашом. Сало, поджаренное на палочке, картошка, испеченная в углях костра, которую мы ели не очищая, вместе с подгоревшей кожурой, обжигаясь, но испытывая неимоверное удовольствие. Жаркими летними днями мы толпой ездили на озеро. Ездили на электричках, без билетов. До озера было км 7 -8, в электричках еще не было автоматических дверей, они открывались вручную. И на повороте перед озером, когда она замедляла ход, из вагонов в открытые двери высыпалась шпана, кувыркаясь, ойкая и потирая свежие ссадины, неслась к озеру. Целый день, купаясь и загорая, к вечеру пешком возвращались домой, голодные, усталые, срывая яблоки и вишни, растущие на улицах, а иногда и просто цветущую акацию. Стадион был открыт с раннего утра до позднего вечера. Вход был свободный, кроме времени футбольных матчей, и многие из нас занимались в секциях легкой и тяжелой атлетики, футболом, теннисом, гимнастикой. Мы спокойно сдавали нормы БГТО и ГТО, ведь многие были разрядниками, кандидатами, а то и мастерами спорта. Любили читать. Беляев и Жюль Верн, Джек Лондон и Фенимор Купер, Стивенсон и Пикуль... Мы переживали за героев этих книг, читая по ночам, иногда при свете карманного фонаря. «Двенадцать стульев», «Записки следователя», «И один в поле воин»... . Это были настольные книги, перечитанные много-много раз, С раннего возраста мы знали, чем книга растрепаннее, тем она интереснее. Часто брали у знакомых книгу на ночь, и за ночь проглатывали ее. Быть может с тех пор и научился быстро читать, улавливая смысл книги. А детство плавно переходило в юность. И уже выпит первый стакан портвейна. С велосипедов мы пересаживались на мопеды «Рига» и «Верховина», а иногда и на чешский «Стадион». С мопедов на «Минск» - М101 или на папин «Ковровец». Иногда кто-нибудь приезжал на «Иже» с коляской или без. И «Явы». Старушки «Явы» с чертом на переднем крыле и самодельным аккуратным багажником с подножками, на которые спокойно крепились, в случае дальней дороги, ранцы. Девчонки, уже девушки, сидели на придворовых лавочках, поймав на «Спидоле» радио Монте - Карло, а мы, хлебнув для храбрости портвейна, выписывали перед ними пируэты на мотоциклах, предлагая им покататься. Особо отчаянные соглашались. Мы не боялись скорости, не боялись ГАИ, ведь его просто не было. На многих мотоциклах не было номеров, почти ни у кого не было прав. Бились, разбивались насмерть, девчонки-красавицы уродовали в авариях лица и тела, хоронили разбившихся всем городом, но вновь и вновь садились за руль этой двухколесной техники. Как-то незаметно возраст перешел к призывному. Аэродром, первые парашютные прыжки, занятия самолетным и планерным спортом, кстати, многие девчонки тоже прыгали с парашютом и летали на самолетах. Автомобильная и танковая школы. Начальная военная подготовка в ДОСААФ. И долгожданные проводы в Армию, с клятвами вечной любви, верности и обещаниями ждать вечно. И уходили парни служить и выполнять свой священный воинский долг перед Родиной. Уже физически и морально подготовленные.
Послышался звон разбитого окна. Я вышел из комнаты и увидел понуро бредущего внука, под конвоем скандалистки- соседки. В руках она держала рогатку, подарок бабушки...

оценка - 1,67

Лучшие истории 2012 г. в категории "Свободная тема"

Да нет же, Юленька! - Ромка аккуратно взял ее руки в свои, отчего Юлю как будто пронзило током и даже побежали мурашки по коже.
- Все немножко не так! Вот, смотри! - и Ромка ввел новую команду. - Если вот тут поставить вот этот операнд, то мы не сможем выполнить вот эту вот команду...
Юля ощущала его присутствие за своей спиной, тепло его тела, и становилось ей от этого как-то щемяще-тревожно. В эту контору она пришла на преддипломную практику и Лидия Николаевна Фурман познакомила ее с этим парнем, сказав:
"Ну вот, Юленька, наш Рома тебя всему научит - ставлю тебя в его смену". Юле Рома нравился. Был он не очень красив, высок, с копной темно-русых вьющихся волос, в которых при ближайшем рассмотрении она с удивлением приметила седину. Все делал он с непрекращающимися шуточками-прибауточками, любил каламбуры; а когда они на пересменках собирались вместе с Шурой Пахоменко, то пересменки растягивались с положенных 15 минут на час и более, их розыгрыши и шутливые перепалки веселили всех.
Даже себе Юлька боялась признаться, что влюбилась в этого парня, хотя когда она смотрела на него блестящими глазами,
окружающие многозначительно переглядывались и улыбались, но тепло и добро - Юлю любили.
- Вот так, Юленька, - продолжал тем временем Роман, - теперь просто чудненько! Паскаль, Юленька, это не танцы, тут головой думать надо!
Юля слегка надулась. Как-то, в самом начале практики, она отпрашиваясь с работы, сообщила что надо ей в группу современного танца, в которой она занималась уже несколько лет. Ромка улыбнулся ей и сказал: "Конечно, Юленька, что за вопрос! Конечно иди!" - и добавил - "Как там говорится - дурная голова ногам покою не дает?". И с тех пор иногда подшучивал над ее страстью к танцам.
Резко и требовательно зазвонил телефон. По длинным трелям ясно было, что звонят по межгороду. Ромка снял трубку и, поговорив, радостно оживился.
- Что-то случилось? - спросила его Юля.
- Случилось, Юленька, случилось! Ко мне завтра в гости прилетает друг, служили вместе.
- А где ты служил? - наконец-то решилась задать личный вопрос Юля.
- Да в стройбате, деточка, вместо песковатора! Пойду-ка я чайничек поставлю! - ответил Ромка и вышел из машинного зала.
Через некоторое время Юля, не дождавшись его возвращения, зашла в операторскую. Ромка стоял, обхватив себя руками за плечи и уперевшись лбом в стену.
- Ром, - робко дотронулась она до его плеча, - тебе плохо?
Он повернулся к ней. Глаза, до этого темно-карие, стали совсем черными, превратившись в два бездонных колодца.
- Да нет, Юльчик, - каким-то сухим голосом сказал Ромка, - все нормально...
- Ты не хочешь, чтобы этот друг к тебе приезжал? - догадалась Юля.
- Да ты что, Бельчонок! - улыбнулся Ромка, назвав ее придуманным им же именем, от которого она таяла. - Он мне не просто друг! Он мой брат! Не обращай на меня внимания, просто что-то затосковалось ни с того ни с сего...
Когда пили чай, Ромка позвонил Шурику Пахоменко:
- Шурик? Ну привет, негодяй! На работу-то собираешься? Возьми-ка пару коньячка да шампусика девчонкам! Что за праздник? Да кореш завтра прилетает! Ну давай, ждём-с!
Шурик пришел с девчонками своей смены и устроили пересменку прямо в операторской. Много шутили и смеялись, наконец Ромка собрался домой.
- Пойдем, Бельчонок, провожу тебя до общаги! - сказал он.
- А у меня все, - ответила Юля. Язык слегка заплетался. - Общага до 23-х, а уже пол-первого ночи. Я тут останусь.
- Тут? - Ромка обвел глазами задымленную операторскую. - Ну уж фигушки! Поедем ко мне! Да и что за торжественный комитет по встрече дорогого гостя без прекрасной дамы?
Выйдя на улицу, они остановили частника и без приключений добрались до Ромкиного дома. В квартире Юлю больше всего поразили почти идеальные чистота и порядок.
- А кто у тебя убирается? - спросила она.
- Сам и убираюсь, - ответил Ромка. - Да и мусорить-то некому - сам я дома почти не бываю, а родители и брат уехали в отпуск. Давай решай - где тебе постелить?
Юля робко приблизилась к нему и, шалея от собственной решимости, закинула ему руки на шею и спрятала лицо на его груди. Ромка обнял ее и, приблизив свои губы к ее уху, прошептал:
- Ты чего, Бельчонок? Обидел кто?
Вместо ответа Юля подняла лицо и неумело прижалась губами к его губам. Ромка отпрянул и внимательно посмотрел в ее глаза:
- Ты уверена, Бельчонок?
Она только кивнула, чувствуя как заливается краской ее лицо. Ромка подхватил ее на руки и отнес в спальню.
Опыта в любви у Юли не было, если не считать двух раз с бывшим однокласником, которые и опытом-то назвать - не назовешь. Оба раза было как-то все быстро, она даже и понять ничего не успела, кроме того что в первый раз было больно. Теперь же все было совсем не так - Ромка ласкал ее, заставляя сладостно выгибаться всем телом, а затем они занимались любовью - долго и нежно. Потом они лежали, обнявшись, и говорили о всяких глупостях, да так и уснули в обьятиях друг у друга.
***
...БМП горела, вытянув в раскаленное небо черный столб дыма. В железном нутре машины кто-то кричал, даже не кричал, а выл - протяжно, на одной ноте. И так же выл он, пытаясь вырваться из держащих его рук, чтобы невзирая на шквальный обстрел вытащить, спасти кричащего. Начал рваться боезапас и крик обрезанно умолк. Руки державших отпустили, а он остался лежать, уткнув лицо в камни и чувствуя как умерла его душа вместе с тем, в бээмпэхе...
***
Ромка резко сел. Сердце билось глухо и часто, дыхание разрывало грудь. По лицу и телу струился пот.
- Что случилось? - испуганно подскочила разбуженная Юля.
- Да ничего не случилось, - сдавленным голосом ответил ей Ромка. - Сон страшный приснился. Извини, Бельчонок, разбудил тебя...
Она ищуще посмотрела ему в глаза, а потом потерлась лицом о его плечо. Ромка привлек ее к себе и обнял, как будто пряча от какой-то опасности. Потом положил ее на спину и как-то иступленно занялся с ней любовью.
Когда он уснул, Юля долго лежала, задумчиво гладя Ромкино тело. Проводя рукой по его груди, она почувствовала под пальцами какую-то неровность. Приподнявшись на локте, в лучах пробивающегося даже сквозь плотные занавеси ночного солнца* она увидела шрам, косо пересекающий Ромкину грудь. Увиденное заставило как-то тревожно сжаться Юлькино сердце. Откуда этот шрам и что должно было произойти в жизни этого дорогого ей человека, чтобы он просыпался от страшных снов?
_________________________________________________________
* - ...ночное солнце... - летом в Мурманске солнце практически не заходит, просто совершает полный оборот по небосводу.
Поэтому и называется - Полярный день.

***

На следующий день, встретив в аэропорту Ромкиного друга Дмитрия Гусева, они сидели на Ромкиной кухне и разговаривали о том о сем, вспоминали общих знакомых.
Юля с интересом посматривала на Диму и Ромка, заметив это шутливо погрозил другу пальцем:
- Э, Димыч! Смотри, отобьешь у меня эту девушку - не будет тебе прощения!
- А ты клювом не щелкай! - рассмеялся Димка и добавил серьезно: - Ты же знаешь, что я не сделаю ничего, чтобы могло тебя обидеть!
- Знаю! - так же серьезно ответил Ромка. - Давай выпьем. За дружбу!
Выпили.
- Ну, Димыч, как там твоя Академия? - спросил Ромка друга.
- Да вот, еще год остался. Закончу - попрошусь обратно, в Афган.
- Не навоевался? - Ромка усмехнулся. - Подвигов хочется?
- Да нет, не в подвигах дело! - Димка начал горячится. - Просто не могу видеть как зеленых пацанов туда шлют, необстрелянных, необученных.
-А то мы все были спелые и обстрелянные!
Заверещал дверной звонок.
- Ну кого там еще черт несет? - Ромка нехотя поднялся и пошел открывать дверь.
- А Вы служили в Афганистане? - робко спросиля Юля.
- Да, Юлечка! - Дмитрий разлил по стопкам коньяк. - Давай выпьем на брудершафт, а то как неродные: Вы да Вы!
- Давайте! - они выпили.
- А мне Рома сказал, что вы с ним в стройбате служили! - наябедничала Юля. - А еще он мне сказал, что ты ему как брат! А вы и вправду с ним похожи! - Юля смешалась. - Я, наверное, сумбурно говорю?
- Да нет, Юлечка, нормально излагаешь! Мы с Романом и прямь - братья. По крови. Сколько раз друг друга спасали - и не сосчитать. Был случай, когда он вообще вытащил буквально с того света. Так что, не всякие родные братья более близки, чем мы с ним!
Вернулся Ромка.
- Так, и об чем тут секретничаем?
- Да вот, освещаю наше героическое прошлое! - ответил Дима. - Так сказать, о суровых стройбатовских буднях веду свой рассказ!
- Ну-ну! - усмехнулся Ромка. - Ты осветишь! Светун!
- Вот, Юлечка, не водись с этим мальчиком - видишь какой он нехороший! - засмеялся Дмитрий.
- Он хороший! - обиделась Юля, прижимаясь к Роминому плечу.
Дмитрий хмыкнул, удивленно-иронично вздернув брови.
- Да-да, я хороший! - подтвердил Ромка, разливая по стопарям коньяк. - Вот давайте и выпьем за меня: вам все равно, а мне - приятно!
Юля хотело было возмутиться - как же все равно! но, увидев насмешливый Димин взгляд, промолчала.
- Ну что же! Скажу тост за друга, раз пошла такая пьянка! - Дмитрий встал. - За тебя, Ромыч! За героя!
Ромка поперхнулся коньяком и закашлялся.
- Ты меня убьешь своими тостами! Какой из меня герой! - отдышавшись, засмеялся он.
- Настоящий! И тот "Герой", которого получил лейтеха - это твой "Герой"! Если бы не эти гребанные пленные, которых ты...
Дмитрий неожиданно осекся и замолчал.
- А что за пленные? - заинтересовалась Юля. - Расскажи, Ром!
- Да нечего там рассказывать! - буркнул Ромка, отводя взгляд.
- Нет, расскажи! - почему-то ей было важно чтобы он рассказал. Дмитрий молча и виновато смотрел на друга.
- Да что тут рассказывать? - Ромка откашлялся. - Был как-то случай...
Все встало перед глазами так явно, как будто было только вчера.
Сонные горы лениво стряхивали с себя прпедрассветный туман и он оседал у их подошв, чтобы рассыпаться на мириады капелек росы. Занимался новый день. Из тумана бесшумно, словно призраки, возникали один за другим бойцы разведгуппы. Небольшой кишлак спал.
Рассыпавшись цепью разведчики приближались к невысокому, то ли полуразрушенному, то ли недоложенному, по пояс человеку, дувалу, опоясывающему окраину кишлака.

Внезапно из-за дувала раздались автоматные очереди. Все ничком бросились на каменистую землю, кроме командира разведгруппы лейтенанта Птицына. Он удивленно смотрел на кишлак, пока автоматная очередь наискось не прошила грудь, отбросив его на несколько шагов назад.
- Архипин! - Димка окликнул командира первого отделения. Но тот не отозвался - он лежал, неловко подвернув под себя руку и из-под каски на землю вытекала кровь.
- Твою мать! - выругался Гусев. Огляделся - все бойцы изготовились к стрельбе и ищуще выглядывали цель.
В нескольких шагах от него Ромка уже установил свой ПКМ. Уловив Димкин взгляд, он улыбнулся и, постучав по каске, поднял вверх большой палец - мол, все в порядке, братишка! - Ромыч! Бери под командование первое отделение! Прикрой нас - я со своими рвану вперед!
Ромка улыбнулся и махнул ладонью вперед - понял, мол.
- Ну что, орлята, повоюем? - приклад ПКМ привычно уперся Ромке в плечо. - Не давайте им высунуться! Очередями - огонь!
Тра-та-тах-та-та-тах-тах! - огрызнулась очередью залегшее отделение. Сердито застрекотал Ромкин ПКМ. Очередь, высекая искры и пыль, прошла по самому верху дувала. Кто-то из "духов" опрокинулся навзничь, получив в лицо свинцом, остальные вжались в землю, боясь подять голову. Пользуясь этим, отделение Гусева рывком переместилось на пару десятков шагов вперед. За дувал полетели гранаты и душманы, не выдержав атаки, бросились назад, в кишлак.
- Так, - Димка оглядел бойцов. - Первое отделение прочесывает кишлак отсюда влево, мы - вправо. Ну, удачи!
Отделения начали прочесывание. Залегши, бойцы брали под прицел двери и окна очередного дома, прикрывая двоих "штурмовиков", которые перебежками добирались до дверей и, распахнув их ногой, врывались внутрь дома.
Ромкино отделение было обстреляно на самой окраине кишлака. Из кособокого домишки по ним открыли лихорадочную бестолковую стрельбу. Отделение залегло и прицельным огнем по окнам заставило душманов спрятаться. Тем временем Ромка, подползя на расстояние броска, зашвырнул в окна одну за другой две гранаты. Взрывами вынесло окна и двери, кусок стены осел и обвалился. Раздались крики, из дома
подняв руки буквально вывалились несколько "духов". Больше сопротивления никто не оказывал. Бойцы расслабились и тут из-за угла последнего дома выскочил бледный как смерть Серёга Сумин:
- Т-т-т-та-ам-м, - махнул он рукой за спину и бессильно осел. Отделение, взяв оружие наизготовку, бросилось в указанном направлении.
За кишлаком была могила - но что за могила! Из бурой сухой земли торчали пять пар связанных ног в солдатских брюках.
- Ты, ты и ты! - Ромка на выбор ткнул стволом автомата в трех пленных. - Откапывайте, но аккуратно!
Те недоуменно смотрели на него. Ромка жестами объяснил чего он от них добивается. Трое "духов" взялись за лопаты и через некоторое время на земле лежали пять тел советских бойцов. Глаза у всех были выколоты, рты разрезаны от уха до уха, тела исполосованы ножами.
Ромка немо смотрел на тела. Голова была пуста, как могила из которой только что достали ребят. Краем глаза он заметил
какое-то движение - из могилы выбирался один из копавших.
- Куда? - взвился Ромка и ударом ноги сбросил вылазившего обратно. - Я кому-то разрешал вылазить?
"Духи" стояли, задрав головы и смотрели на него снизу вверх. Золотистой радугой брызгнули гильзы - длинная, во весь рожок, очередь растерзала всех троих и изломанными куклами вмяла в дно могилы.
- Ромыч, ты чего? - кинулся к нему Сумин.
- Назад! - с тихим бешенством, сквозь зубы, и к оставшимся пленным: - Закопать вниз головой, так же - чтобы только ноги торчали!
Пришлось опять объяснять жестами, чего он от них добивается. Самый старший из пленных качая головой начал что-то возражать. Ромка, зло сощурившись, вскинул одной рукой автомат: та-тах! - душман с пробитой головой отлетел назад.
- Кто-то еще?
Бормоча что-то, пленные взялись за работу. Когда все было закончено Ромка махнул стволом автомата в сторону гор:
- Валите...
Пленные "духи" нехотя пошли, постоянно оглядываясь в ожидании очереди в спину. А Ромке уже было не до них: встав на колени он очищал лица павших бойцов от забившейся в раны земли.
Со стороны солнца заходили две "вертушки" и тут же показалось отделение Гусева. И одновременно увидели эту картину: пять лежащих тел, Ромку, стоящего перед ними на коленях и четыре пары ног, страшным обелиском смотрящие грязными ступнями в небо...
***
Ромка взял Юлю за руку. Вырвавшись, она вжалась спиной в стену.
- Ну... - Димка, помявшись, налил в стопки коньяк. - Чтобы нашим детям такого не видеть...
Не чокаясь Ромка и Димка выпили.
- Я... Мне... Я забыла... - в глазах Юльки все еще плескался ужас. - Мне в общагу надо... обязательно...
Ромка понимающе улыбнулся.
- Мы проводим - правда, Дим?
- Не надо! - Юля, вскочив, лихорадочно собиралась.
- Да заодно и погуляем! - Димка понимающе посмотрел на друга.
У общежития Ромка, глядя в Юлькины глаза, спросил:
- Увидимся вечером?
- Не знаю... Как получится... - развернувшись Юля почти бегом кинулась к общежитию.
- Не переживай, брат! - приобнял друга за плечи Димка. - Дура она!
- Нет, Дим! - грустно ответил Ромка, с тоской глядя вслед быстро удаляющейся фигурке. - Она умная, добрая девочка.
Просто до сегодняшнего дня она верила, что все волки всегда бывают только в сказках про Красную Шапочку...
И они пошли по улице, щедро поливаемые лучами летнего полярного солнца - два обычных парня, чью дружбу навечно спаял жестокий огонь Афгана.
1989.
*******
У Пяти Углов, взяв по бутылочке пива, мы сидим с Ромкой на скамейке. Июльское лето чирикает ошалевшими от счастья птичьими голосами, распространяя повсюду обалденный запах цветет сирень* и мы с завистью смотрим, как пацанята беззаботно и весело гоняют консервную банку.
__________________________
* Именно в июле и цветет сирень в Мурманске.

Просто молчим. Обо всем переговорено давным-давно, на чужих камнях чужих гор и теперь нам просто хорошо сидеть вот так рядом и молчать.
Welcome my son, welcome to the machine.
Where have you been? It's alright we know where you've been.
You've been in the pipeline, filling in time,
provided with toys and Scouting for Boys.* - выводил Sharp, стоящий на скамейке между нами.
И вдруг как будто чья-то лапа стальными острозаточенными когтями полоснула по сердцу, так что трудно стало дышать - где же такие же вот беззаботные мы, гоняющие в футбол, знающие про войну только из фильмов "про немцев и наших"?
Расстреляны слепой ненавистью чужой веры, засыпаны серой пылью прошлых дорог...
Я, наконец, задал вопрос, мучивший меня многие годы:
- Скажи, Ром... вот сейчас модно - "а если бы вернуть вот то время"... ты бы расстрелял тех пленных?
И он ответил мне сразу, не задумываясь, как будто ждал этого вопроса:
- Я тысячи раз задавал себе этот же вопрос. Знаешь, Куч...
Да. Я бы сделал это снова. И если бы пришлось - еще снова... Раз за разом. Ты вспомни: после этого ни разу мы не находили больше наших, закопанных таким образом!
Я согласно кивнул: не находили.
Жестокость, порожденная жестокостью. Мы, жестокие пацаны, брошенные на смерть и сеющие смерть, сидели и пили пиво, радуясь лету, цветущей сирени и пацанам, гоняющим консервную банку вместо футбольного мяча. Пацанам, никогда не узнающим войны...
...So welcome to the machine!*
Разве могли мы знать, что пройдет совсем немного и эти пацаны, гоняющие сейчас консервную банку и счастливо смеющиеся, хлебнут полной мерой Чечни? И будут так же сидеть и завидовать другим пацанам, гоняющим по этой же аллее такую же банку...
...Не зная, что пройдет еще совсем немного времени и уже эти подросшие пацаны будут тащить по чеченским горам раненых друзей...
Бесконечны вы, круги ада, зовущиеся - Жизнь.
2003.
_________________________________________________________________
*"Welcome to the Machine" (с)1975 Pink Floyd "Wish You Were Here"

оценка - 1,80

Идиот

В своем формировании студент медик проходит несколько стадий, начиная от простейшего. Далее у него отрастает хорда, затем жабры и затем так далее. Последним отрастает мозг, причем сначала спинной, как и положено. К пятому курсу мы имеем вполне сформированное млекопитающееся, но действующее на доминанатах. Причем в основном имеют место быть две - половая и пищевая. Для справки: алкогольная доминанта является пищевой. В узком промежутке между этими доминантами таятся мысли. Доминанты большие, а промежуток между ними узкий, поэтому с мыслями у него, скажем прямо, плохо. Но к пятому курсу уже происходит становление организма, как личности, и, как любой с позволения сказать «личности», ему не хватает перспективы. Поэтому ее что? Правильно. Надо создать. А создать ее как? Опять правильно. Сначала ее надо придумать. Потом осознать (что трудно, причина изложена выше). Потом приступить к действиям, направленным на достижение. Что вообще невозможно, опять же, по причине узости промежутка.
Но тем не менее. Многие начинают задумываться: а что, собственно, дальше? Надо бы уже определяться «кем быть». Ну, у меня этот вопрос не стоял. Меня еще на втором курсе в полнолуние встречный хирург укусил не скажу куда. И начал я дрейфовать в сторону особей, которые ничего не знают, но думают, что все умеют. «Ничего нет невозможного, для врача, для неотложного». Угу.
На пятом курсе у меня на лбу уже крупными буквами было написано слово ИДИОТ. Что, в принципе, по мнению многих врачей, является синонимом названия одной специальности. Той самой, в которой ничего не знают, но все умеют. Одним из этапов обучения был цикл гинекологии. Вела его нас женщина-ураган. Темперамент бешеный, напор невообразимый, скорость принятия решений сверхсветовая. А у меня на лбу помните что написано? Вот с такой вот скоростью, вместо сидения в учебной комнате и неспешной курации кого-то там, было принято решение о моем месте пребывания на время цикла. Так я оказался в гинекологической операционной. Мясорубка там была страшнейшая и рук перманентно не хватало. Женщина была не только темпераментная, но и жутко рукастая. Да и мысли свои она выражала так цветисто и забористо, что я сразу ее влюбился по уши. К концу обучения под ее руководством я даже что-то там отрезал и зашил. И даже коньячок свой заработал. Первый, между прочим. Но вот была одна закавыка. Нужно было отдежурить на этом цикле. В роддоме. По-настоящему.
Возвращаясь к напечатанному: помните о надписи у меня на голове? Вот. Не забывайте.
Я это почему так обращаю внимание? А потому, что нормальные студенты как дежурят? Приходят в учебную комнату, расставляют столы и стулья. Кушают. В том числе и ее. И спокойно спят до утра. Утром к дежурному врачу несут тетрадь, там все написано. Тот «ставит псису» и все довольны. Но я-то с надписью уже. Поэтому я пошел дежурить по-настоящему.
А дело было так.
Родзал. Большой и светлый. Вдоль длинной стены стоят рахманки, с которых в зал смотрят совсем даже не лица. Лица чуть дальше и благодаря им в родзале такой гвалт стоит, что ой. В углу заливисто матерятся и обещают «этамуказлу» скормить его же... Гм... В общем, неприятности обещают. В центре зала хохлушка, поэтому орет безжалостно, труба иерихонская. Чуть дальше мадам лежит молча, но зубовный скрежет слышен от двери. Далее еще два места, но оттуда раздаются просто неорганизованные выкрики. И посреди всего этого великолепия расхаживают две акушерки, с походкой, достойной цариц. Причем при их приближении крики и визги сменяются мерным дыханием, а в углу, где грозят неприятностями «этомуказлу» развесистый мат сменяется гораздо более тихим обещанием «не дам никогда», что, общем-то, тоже не сахар, но уже лучше. Потом оттуда раздается уже только мерное дыхание. Где-то мечется доктор, в родзале даже не появляется, ибо за такими гвардейками он чувствует свою защищенность, поэтому спокойно носится, высунув язык, по этажам роддома между другими собирающимися рожать и уже родившими. Единственный раз заглянул туда, чтоб посмотреть, кто же так громко орет-то? Разумеется, это была хохлушка, поэтому он подошел к ней с намерением объяснить политику партии. Это он зря. Как тут же выяснилось, женщины есть не только в русских селеньях. Властной рукой он был притянут к телу, и тут же ему было что-то рассказано. Общий смысл сказанного ей ускользнул даже от меня, стоявшего гораздо более далеко, а бедный доктор просто беспомощно полоскался в звуковых волнах, как воздушный змей на веревочке. Вырвался он, надо сказать, с трудом и с потерями. Надеюсь, это был заранее спланированный отвлекающий маневр (иначе это была просто серьезная ошибка), который позволил пехоте пробраться во фланг. Оттуда в дело вступили акушерки, и мадам благополучно заткнулась.
И случилось так, что я в родзале оказался один. Ну, бывает. Ибо доктор отсутствовал ввиду необходимости реабилитации после травматичного акустического воздействия, одна царица отсутствовала по причине перевода мамаши и ребенка из родзала куда надо. А у другой сработал сухожар.
О, сухожар! Я вам доложу, это величайшее изобретение отечественной инженерной мысли. Большой железный ящик, способный создавать температуру до 400 градусов. Предназначен для сухожаровой обработки инструментария с целью его стерилизации. Ну, для этой цели он использовался два раза в сутки, в остальное время выполнял роль подставки и духовки. Кстати, в духовке курицу так запечь не получается. Но не об этом речь. Речь о том, что сумрачный советский гений придумал, как сделать, чтобы не передерживать инструментарий и курицу более положенного времени. И снабдил сухожаровой шкаф сигнализацией. Это была такая сигнализация, которая всем сигнализациям сигнализация! О том, что пришло время открывать шкаф, узнавали жители всех близлежащих домов. От нервного тика их спасала только многолетняя привычка к резким звукам, как бывает, когда на третий день мы перестаем замечать перестук трамваев под окном. Разумеется, вторая царица подорвалась к нему, ибо за его воем перестало быть слышно хохлушку. Для полноты картины, сухожар стоял в конце длинного коридора. Но это детали. Впрочем, немаловажные для кульминации.
А кульминацией явилось то, что именно вы этот момент любопытство победило. И все дети решили «прям вот сейчас» посмотреть на этот мир. И, доложу вам, что им здесь явно не нравилось. По крайней мере, выражение их мордочек кричало об этом просто благим матом. И я сразу же забыл все, чему меня учили и вместо слаженных и организованных действий я запаниковал. Но среди своей паники успел перехватить одного, самого наглого, которому больше всего здесь не понравилось. Он собирался утащить из родзала на пуповине свою уже не матерящуюся мамашу. Кстати, когда я его пеленал, то он выражением лица меня явно пугал. Он внимательно на меня смотрел с намерением запомнить и потом подловить в темной подворотне и тщательно мне объяснить, в чем я не прав. Потом, конечно же, подоспело подкрепление, и мы успешно организовали ранее неорганизованное нашествие неограждан, выстроив их в затылок друг другу. Но все это уже было как в тумане. Несколько позже меня загнали в ординаторскую и заставили что-то выпить. Подозреваю, что это был чистый медицинский, ибо мой бледный вид и макаронная походка явно внушали опасение за мое психическое здоровье. И хватанул я стакан залпом, как лекарство, даже успев почувствовать вкус. После развития лечебного воздействия я сладко уснул, проспал до утра и проснулся со счастливой улыбкой на лице. Ибо все ЭТО уже позади. И я никогда не стану акушером. Ибо психика у меня слабая, здоровье шаткое, и вообще, зачем оно мне надо?
Теперь вот не бываю неделями дома, стою по восемь-десять часов и хронически не досыпаю. Периодически меня выдергивают из разных интересных мест, заставляют трезветь и перемещаться в пространстве быстро, в т.ч. по стоящему Третьему кольцу в час пик и на велосипеде в первый снег. И только через 15 лет я постепенно стал понимать, что невозможное для неотложного врача существует, и лучше хоть немного знать, чем думать, что все умеешь.
Идиот.
Правда ведь?

оценка - 1,73