ПИРОТЕХНИК
- Пап, а это что? - сынуля вытащил из слежавшегося и уже тающего сугроба размокший картонный цилиндрик.
- Это от Нового года осталось. Ракеты запускали.
- А мы ведь во дворе запускали. Это, наверное, кто-то другой, да?
- Наверное...
- Я сейчас еще найду! - детеныш с азартом принялся рыться в сугробе.
Хорошо нынешним детишкам! Сколько всякой пиротехники - только запускай! В нашем босоногом детстве все это ограничивалось хлопушками и бенгальскими огнями.. Наверное, в военных городках и прочих местах, где можно было достать эту пиротехнику, Новый год праздновался более громко. Все же и фальшфейеры и ракеты там присутствовали. А на гражданке такие вещи были в большом дефиците.
Я поддел ботинком останки ракеты. Картонный цилиндрик весело запрыгал по проталине.
А память услужливо подтолкнула в далекие восьмидесятые...
Новый год в Питере! Дружная наша тусовка была даже не чисто студенческая, а из лиц самого разного возраста.
Нет, естественно, разница в возрасте была не слишком существенна - самому старшему из нас было за тридцать. Были лица еще учившиеся, были абитуриенты, были аспиранты, был даже кандидат каких-то околофизических наук...
Но в душе все были студентами, даже те, кто уже давно покинул стены своих альма матер.
Празднование происходило в одной большой коммунальной квартире старого, дореволюционной постройки, дома... Квартира представляла собой бывшее присутственное заведение. Длинный и широкий сводчатый коридор и много комнат, бывших кабинетов. Кухня общая. Пять газовых плит. «На тридцать восемь комнаток всего одна уборная», прямо как из Владимира Семеновича. Уборных здесь, правда, было две. А комнаток... Ну, не тридцать восемь, но дюжина точно была. Причем, коммунальных дрязг, казалось бы, неизбежных в таком случае, как-то не очень и наблюдалось. Что было довольно странно. Просто каким-то непонятным образом получилось, что жильцы этой «вороньей слободки» подобрались нормальные, относились друг к другу весьма толерантно, и как следствие, атмосфера взаимоуважения присутствовала. Ну, и Новый год, естественно, праздновался в широком коридоре всем сообществом. Каждый тащил что мог в общий котел. Дамы дружно стряпали на кухне безо всяких склок. Первый раз попав в эту, так называемую, коммуну, я был очень удивлен добрососедскими отношениями между жильцами.
Ах, да! Нужно ведь объяснить, почему мы там оказались. Дело в том, что одна из комнатушек была ведомственной жилплощадью. И проживал в ней Гена. Точнее, Генрих. Еще точнее, Генрих Краузе. Студент третьего курса Ленинградского горного института.
Родом Генрих был из советских немцев, коих во времена Отца Народов выселили из Поволжья в казахские степи. Окончив школу с золотой медалью, он прибыл в Ленинград и с первого захода, сдав на «отлично» экзамен, поступил на геофизический факультет этого славного учебного заведения.
И хотя в роду Краузе, по уверениям Гены, были сплошь немцы, я все же подозреваю, что там не обошлось без кого-то еще.
Опять же, вспоминая Высоцкого: « Только русские в родне: прадед мой Самарин! Если кто и влез ко мне, так и тот татарин».
В случае с Геной можно было смело заменить русского немцем, а татарина русским, ибо такие типично немецкие качества, как упорство, трудолюбие, пунктуальность и честность каким-то невероятным образом умудрялись сочетаться в нем с поистине русским разгильдяйством.
Учился Гена легко, хвостов не имел. Память у него была феноменальная! Прочитанное и услышанное застревало в голове надолго. То, что Гена в совершенстве владел немецким, подразумевалось само собой. На языке Шиллера и Гете Гена говорил совершенно свободно, плюс к этому, еще и на трех его диалектах. Изображать бундесовского туриста Гене тоже приходилось. И консультанта и переводчика тоже... Да много чего рассказать можно обо всех его приключениях!
Вызовы в деканат были обычным делом. Не вылететь из института помогала лишь отличная учеба. Чувствуя, что еще пара залетов, и дело крепко запахнет жареным, Гена задумался о том, что пока из общаги не поперли, надо срочно изыскивать какие-то варианты.
Обо всем, что их комната вытворяла в общаге, рассказывают, наверное, еще до сих пор. Из серии легенд и преданий «Да были люди в наше время!», кои кочуют в студенческой среде из поколения в поколение.
Чего стоил хотя бы «ресторан «Матроскин»», когда Гена сотоварищи решил отметить успешную сдачу курсовой. Они напоили портвейном, сорокалитровую флягу которого каким-то хитрым образом сумели вынести с территории торгового порта, половину жителей общаги, а попутно заманили в общагу через окно первого этажа валерьянкой дюжину котов с ближайшей помойки. Один из любителей валерьянки, налакавшись, уснул на подоконнике. Другой, большой и когда-то пушистый сибиряк, был кем-то из Генкиных «сокамерников» принесен в комнату, вновь напоен валерьянкой, и, как положено, забылся крепким алкогольным сном. В целях борьбы с колтунами и блохами спящего кота обрызгали каким-то средством от клопов, полагая, что блох эта химия тоже выведет, и побрили. Заботливые «любители животных» даже замазали ему зеленкой неизбежные порезы. Проснувшийся кот долго, с недоумением оглядывал себя - непривычно лысого и пестрящего изумрудно-зелеными пятнами и полосами. Из всей растительности на нем оставалась лишь грива и кончик хвоста. Этакий панкующий мини-лев.. Кот обвел взглядом комнату, издал хриплый мяв и получил валерьянку в крышке от консервной банки. Вылакав, вновь свалился под батарею. «Наш человек!» - было принято единогласное решение.
Остальные кошаки разноголосо орали, подпевая магнитофону и пьяным студиозусам. На концерт пришел комендант, увидел в коридоре нагло валяющегося на подоконнике кота, и, задохнувшись от возмущения, попытался сбросить того с подоконника. Разбуженный кот незамедлительно разодрал когтями руку коменданта и вывалился назад в окно, оглашая окрестности гнусным воем. Вахтер и пострадавший комендант с обещаниями страшных кар студентам вылавливали остальных кошаков и пинками отправляли на улицу. Коты орали и уходить не хотели. Им здесь, судя по всему, нравилось...
В общем, шухер потом был немалый... Был и деканат, и угрозы отчисления...
Но все же и в этот раз обошлось....
Решив, что риск дальнейшего проживания в общаге не оправдан, Гена с блеском решил проблему, сумев, правда не без помощи одного из преподавателей, симпатизировавшего «действительно очень толковому и грамотному студенту», устроиться дворником в один из ближайших ЖЭКов.
А дворнику полагалась ведомственная жилплощадь. «Поколение дворников и сторожей» - помните? Ощутимая прибавка к стипендии, плюс свое жилье. Куда можно водить девиц, приглашать друзей и вообще плевать с высокой колокольни на студсовет, коменданта, вахтеров и все остальное...
Дворничал Гена на Васильевском острове. До института ему было рукой подать. В общем и целом, устроился неплохо.
Правда, был в нашей компании еще один дворник, которому я завидовал даже больше, чем Гене. Серега подметал территорию вокруг Дома книги на Невском. У него тоже была ведомственная жилплощадь. Правда, не в такой густонаселенной коммуналке как у Гены. Зато не с такими приличными, как у Гены, соседями... Но!.. У Сереги был ключ. Даже не так. КЛЮЧ! Ключ от чердака! От стеклянного купола на пресловутом Доме книги! И еще у Сереги на этом чердаке был матрац! Думаю, дальше продолжать не стоит? Как мы ни просили, ключа он так и не давал никому, даже в очень пьяном состоянии. Серега был не жлоб, но прецедентов создавать не хотел. Одному дашь, потом другие обидятся. И, в конце концов, кто-то на чем-то попухнет, а место дворника и жилплощадь, соответственно, тут же будут заняты другим соискателем. Народ это понимал и не обижался. Только однажды, уже в конце своей дворницкой карьеры, войдя в положение, а может, решив сделать подарок, он дал мне вожделенный ключ...
Ну разве это можно описать? Словами не расскажешь. Красивая девушка... Белая ночь... Стеклянный купол... И нереальное чувство полета над городом...
К-хм... О чем это я? Ну, было, было... Отвлекся, простите!
Новогоднее празднование шло полным ходом. Жильцы, плюс многочисленные гости, кои, к слову, тоже очень органично вписались в это сообщество. Благо, коридор позволял и места хватало всем не только на застолье, но даже и на танцы. Ширина его была метров шесть, не меньше. Народу человек тридцать. Или даже больше. Сперва все дружно выпили за уходящий год. Потом под звон курантов за наступивший, потом... Потом, как обычно...
В компании встречавших Новый Год присутствовал еще один персонаж. Звали его Вася. Вася Денисов. Старший брат одного из Генкиных соседей, он был полярником и служил на Диксоне начальником метеостанции. Вася прибыл сюда в отпуск, и прибыл не с пустыми руками. Помимо всяких деликатесов типа копченой оленины и красной рыбы, он притащил кучу сигнальных ракет и фальшфейеров! Что это было за богатство в те времена, думаю, объяснять не надо. А в Новый Год особенно! Разжился Вася им, скорее всего, уже здесь, на каком-нибудь складе метеослужбы или не знаю, как это тогда называлось. Но это не важно. Важно то, что пиротехники было много.
Вытащив из комнаты необъятный баул, Вася начал, наподобие Деда Мороза, раздавать подарки. Желающих было много. Подарков тоже. Хватило всем, и даже еще осталось. Остатки Вася сложил под вешалку, заявив, что, дескать, запустим их попозже, и толпа дружно вывалила на свежий воздух.
Устраивать салют было решено на набережной.
Под руководством Васи пиротехнические средства были извлечены из карманов и направлены в звездное небо. По команде «Огонь!» разноцветные ракеты вразнобой взмыли над Невой. Залп получился не совсем залпом, но эффектным и красивым. Со вмерзших в лед судов за мостом Лейтенанта Шмидта яркими звездочками присоединилась к салюту еще пара-тройка ракет. С пьяных глаз кто-то из нас салютовал вместо ракет фальшфейером, что только оживило обстановку. Ярко- красный факел осветил гранитный парапет набережной, а также радостно орущую и в обнимку пляшущую то ли сиртаки, то ли джигу, компанию. Поорав и поплясав, были извлечены очередные ракеты, и опять разноцветный фонтан украсил ночное небо. Затем общество, немного проветрившись и несколько протрезвев, вновь завалилось в квартиру, где было продолжено застолье...
Утро. Раннее питерское, вернее, ленинградское утро первого января. Четверо хорошо выпивших молодых людей двигаются, как им кажется, по направлению к станции метро. Где метро, никто толком сказать не может.
- Гена, блин! Ты ведь абориген здешний! Давай выводи нас, а то в этих проходняках... Тьфу! Какая сволочь тут ящик поставила!? Чуть ногу не сломал!
- Скоро выйдем! - Гена, раскачиваясь, пытался определить направление. - Вроде как туда...
- Какого хрена ты дворами пошел, нормально по линии, а потом по Среднему могли выйти!
- Щассс! Щас выйдем, не боись! - Гена потряс головой, пытаясь хоть чуть-чуть протрезветь и найти дорогу. - Туда! - и уверенно двинулся вперед.
- Твоя фамилия не Краузе, твоя фамилия - Сусанин!.. Гена! Мы уже на... Бля! Биржевой переулок!!! Куда ты завел нас, проклятый старик!?
- Идитттте вы нахер, я сам заблудился! - ответствовал Гена, с трудом фокусируя взгляд на табличке с номером дома и названием улицы. - Да! Похоже, не туда забрели. Ну ничего, сейчас назад на линию выйдем, а по ней потом до Среднего и налево! И придем к метро!
Наш проводник полез в карман и вытащил мятую пачку Примы. Из второго кармана были извлечены спички. Гена прикурил, положил спички назад, и, пошарив в кармане, выудил оттуда картонный цилиндр.
- О! Ракета осталась! А я про нее и забыл совсем!! - раскачиваясь, он вышел на пустынную улицу и поднял вверх руку с зажатой ракетой.
- Гена, ты осторожней! Ты смотри, стреляй вверх, а то еще в форточку кому попадешь!
- Не ссы, лягуха! Болото наше! - ответствовал Гена. - Три! Два! Один! Пууууск!!!!
Шипящая белая звезда взмыла в... Сказать в небо - было бы неточным.
Недрогнувшей рукой она была запущена именно в небо, но, встретив на своем пути путаницу трамвайных и троллейбусных проводов, изменила движение, и оставляя дымный хвост, хаотично заметалась между ними.
- Ой, бляяяяя! - протянул кто-то, заворожено наблюдая полет этого НЛО. По непонятным причинам (видимо, Бог пьяных действительно любит), ракета, не задев никого из нас, наконец выбрала направление движения.
Только направилась она не вверх, а вниз.
Точнее - вбок.
Еще точнее - вдоль улицы.
И, рассыпая ослепительный сноп искр, воткнулась в морду выезжавшему из-за угла первому трамваю!
С лязгом и скрежетом трамвай встал. Что подумал его водитель, не знаю. Мгновенно протрезвевшие, мы уже скрылись назад в проходняк. Потом еще час, не меньше, плутали по одинаковым колодцам дворов. Потому как с пьяных глаз решили, что подожгли трамвай (искр в самом деле было ну оооочень много), и уносили ноги с места преступления все равно куда, лишь бы подальше.
- Фууу! - переводя дух, выдохнул Серега. - А где мы сейчас, кто скажет?
- Тут даже я, пожалуй, не разберусь, - Гена озадаченно оглядывался по сторонам. - Дворы все одинаковы, а куда мы бежали, я и сам в толк не возьму...
- Кровь - великое дело! - не обращаясь ни к кому, процитировал я Воланда.
- Это ты к чему? - Гена удивленно воззрился на меня.
- К тому, Гена, что «это ж-ж-ж неспроста!» Это гены твои тевтонские взыграли! У тебя какой-нибудь родственник в войну фаустником не служил часом? Уж больно профессионально ты ракету в трамвай зафигачил! - под общий хохот изрек я.
- А хрен его знает! - смеясь и ничуть не обижаясь на подколку, отвечал Гена. - Вполне возможно, что и служил. Иначе действительно, с чего бы я его подбил? Трамвай этот?..
Промелькнули как один день годы... Гена куда-то распределился, и больше я его не встречал. По обрывочным сведениям он еще в начале девяностых перебрался в фатерлянд, обзавелся семьей и стал добропорядочным бюргером, герром Генрихом Краузе.
Но я уверен, что в душе-то он остался прежним Генкой. Генкой-Фаустником.
Впоследствии новое прозвище очень быстро сократили до Фауста.
А вскоре Генку иначе никто уже и не называл. Сам он философски отнесся к изменениям. Был Генка, стал Фауст...
Но девушкам его новое имя почему-то очень нравилось. Они находили его красивым и загадочным. |
Песня В.Шаинского на слова М.Танича
Произошло это в те давние и былинные времена, когда военная авиация поднималась в воздух полками, дивизиями и корпусами. В «застойные» времена. Самолётов и вертолётов было много, а аэродромов - не очень. Вот и базировались на одном аэродроме по два-три полка. По «тревоге» с одной ВПП взлетали, а затем садились до 50-ти летательных аппаратов. Не был исключением из общего правила и приморский аэродром, принадлежащий ВВС ТОФ, с колоритным позывным «Цветной».
И вот во время очередных флотских учений, регулярно проводившихся два раза в год, рано утром с «Цветного» взлетели сначала несколько Ту-95РЦ, а затем - полк ракетоносцев Ту-16. Разведчики и "ударники" успешно выполнили привычную задачу: поиск и условное уничтожение кораблей «противника» и возвращались «домой». Заход на посадку осуществлялся с РНС (рубеж начала снижения) или, проще говоря и не вдаваясь в ненужные подробности, с «прямой». Один за другим командиры экипажей запрашивали у руководителя полетов (РП) условия подхода, получали разрешение на снижение по глиссаде, выпускали шасси и закрылки и мягко (а иногда и не очень мягко) садились на «родную» бетонку. Самолеты шли на посадку сплошным потоком на двухминутном интервале. В доселе спокойном эфире стоял непрерывный гвалт. Группа руководства полетами трудилась в поте лица. Минут через сорок после начала «собачьей свалки», как именуют в авиации подобный авральный способ захода на посадку, РП услышал нетипичный доклад командира корабля капитана Юры Л.: «Цветной», а у меня «среднего» нет...» Задерганный РП, только что отправивший на второй круг самолет из-за того, что севший перед ним борт не успел освободить полосу, не понял: «Какого ещё "среднего"?» «Ну, оператора... Мы тут на стоянке... Зарулили... Смотрим - люка нет, кресла нет, оператора нет. Только портфель в кабине...» Юра подумал немного и добавил зачем-то: «И фуражка ...».
В эфире установилась зловещая тишина, которую прервали слова командира очередного запрашивающего посадку экипажа: «Цветной, тут в районе дальнего привода мужик какой-то бегает и ПСНД палит». РП перевел взгляд в сторону ДПРМ (дальний приводной радиомаяк - КБ) и увидел облачко оранжевого дыма, характерного для «патрона сигнального, дневного-ночного», то бишь ПСНД, которыми укомплектовываются НАЗы (носимые аварийные запасы) парашютов. Через минуту в район ДПРМ отправился автомобиль «Урал» с надписью НПСК (наземная поисково-спасательная команда) на борту...
...Старший лейтенант Андрей Б. был штурманом-оператором, рабочее место которого находилось в изолированном от других членов экипажа самолета Ту-16К-10-26 месте: подвесной кабине, раположенной в районе центроплана. Он славно потрудился в районе «работы» по «вражеским» кораблям, и, когда самолет находился уже на посадочном курсе, стал досрочно готовиться к окончанию полета: выключил станцию, сложил карту и сунул её вместе с кислородной маской, навигационной линейкой и ветрочётом в штурманский портфель. Ракетоносец снижался по глиссаде и находился уже в районе дальней приводной радиостанции, когда в кабине оператора вдруг послышалось зловещее шипение и она наполнилась каким-то газом, очень напоминающим дым. Это, как позже выяснилось, самопроизвольно разрядился углекислотный огнетушитель. Андрюшиного доклада командир не услышал, так как эфир был забит командами РП и экипажей. Штурман вел отсчет высоты и скорости, что также мешало вникнуть в бедственное положение оператора. А самолет снижался, высота была уже менее 300 метров - минимальной безопасной высоты для катапультирования; на размышления и колебания не было времени. И старший лейтенант Б. покинул самолет... Купол парашюта раскрылся буквально над самой землей. Ошалевший оператор, вспомнив занятия по выживанию, на которых рассказывалось, как надо действовать в безлюдной таёжной местности, достал ПСНД и принялся жечь их, старательно пытаясь обратить на себя внимание пролетавших над головой самолетов. За его действиями внимательно наблюдали двое матросов из дежурного расчета ДПРМ... До родного аэродрома было ужасно "далеко" - около четырех километров...
Когда Андрей Б. вернулся из Владивостока, где он проходил врачебно-лётную комиссию на предмет годности к лётной работе после вынужденного покидания самолета, грубые и нетактичные сослуживцы исполнили в его честь популярную в те давние и былинные времена песню с немного измененными словами: «Над дальним приводом сойду - трава по пояс...»
С той поры старший лейтенант Б. очень невзлюбил совместное творчество композитора В.Шаинского и поэта М.Танича. |
