Гусары, ёптыть!

Вот любят некоторые некоторые, косящие от армии, разглагольствовать в том смысле, что жаль им впустую потраченных двух лет. Квалификацию, мол, потеряю (а то он сразу после института невдолбенно квалифицированный специалист, ага. И будет, он, конечно, сразу трудиться по своей профессии, а не менеджером по продажам гербалайфа, ну-ну). Кто почестнее, тот считает, что у офицера-двухгодичника здорово скучная жизнь - казарма, да общага, да полигон - вот и все удовольствия. В двадцать с небольшим на такую жизнь два года тратить - удовольствие сомнительное.
Ну так они это считают просто от незнания реальной обстановки. Лейтенанты-двуъягодичники не только служить умеют, но и оттопыриваются порой - куда там столичным мажорам!
... Хмурое утро понедельника. Во всех отношениях хмурое - небо затянуто низкими тучами, моросит противный дождичек, и у большинства стоящих в строю офицеров трещат головы после вчерашнего. Впереди - целая неделя... Да еще проверка скоро... Тоска, одним словом.
Проводящий развод батальона комбат засекает наметанным глазом симметричные фингалы под не слишком ясными очами двух лейтенантов-взводных. Официантка Лариска из местного кабака «Звездочка» ничего о драках в выходные не рассказывала - значит, промеж собой чего-то не поделили, разобрались без гражданских свидетелей - ну что, бывает. Тем более, на развод прибыли вовремя, к несению службы готовы. Но слегка вздрючить профилактически не повредит - нехрен перед бойцами фонарями отсвечивать - чай, не на фронте, а фингал - не боевая рана, гордиться нечем.

- Командирам рот - развести подразделения по местам занятий! Лейтенанты Бянкин, Кравцов - ко мне!

Взводные Бянкин и Кравцов вытянулись перед комбатом, стараясь держаться независимо: а чо такого, ну, выпили намедни, ну, фингалы - так в строю-то стоим! И даже план-конспекты к занятиям готовы.
- Кра-са-вцы... - завистливо протянул комбат, - Могу я поинтересоваться причинами сей баталии и её последствиями?
Лейтенанты изобразили позами смирение и виноватость, невнятно сопя.
- Н-ну? - сощурился комбат, - Чего не поделили-то?
- Да это, тащщковник... Нормально все, короче. Сами разобрались, без последствий...
- Ага, ясно. «Это наши сугубо внутренние еврейские разборки, гоям не понять» - так, что ли?
Лейтенанты вежливо гыгыкнули - когда начальство шутит, положено реагировать.
- Ясно с вами все. На первый раз получите по выговорешнику за неопрятный внешний вид, можете не благодарить. В следующий раз будем делать выводы.
Что за выводы - ни лейтенанты не представляли, ни сам комбат. Это просто такая ритуальная фраза, если кто не знает.
- Есть выговор! - браво рявкнули взводные и комбат собирался уже отпустить грешников с миром, но тут нелегкая принесла их нежданного и незванного адвоката.
- Тащщковник, разрешите обратиться! - возникло сбоку это недоразумение ходячее, лейтенант-двухгодичник, военлекарь Красиков, в миру - Пилюлькин. От Пилюлькина исходил выхлоп не слабее, чем от взводных, а его узкое личико было наполовину скрыто здоровенными темными очками. Над очками нависал широкий козырек фуражки - на два размера большей, чем надо. Зорро-эскулап. Усраться и не жить.
- Чего тебе, радость моя? - нет, ну ничем из гражданских эту борзоту не выбить: взял так запросто и очочки темные напялил, как будто так и надо. Еще бы с зонтиком в дождь приперся.
- Видите ли, товарищ подполковник, я считаю своим долгом внести некоторую ясность в ситуацию, - проникновенно изрек Пилюлькин и снял, наконец, свою светомаскировку. - Дело в том, что вина в случившемся лежит полностью на мне и я прошу вас отменить свое взыскание, наложенное на лейтенантов Бянкина и Кравцова.
Комбат еле удержался от жизнерадостного ржанья: под обеими очами Пилюлькина радужно сияли фингалы - не хуже, чем у взводных. Понятно, чего он очочки-то напялил...
- Бянкин, Кравцов, свободны! Вперед, в подразделения! - и обратился к доку заинтересованно: - Ну-ка, ну-ка! С этого места, пожалуйста, поподробнее!
- Если поподробнее... Или, может быть, все же кратко изложить?
- Э, нет - валяй со всеми деталями! - комбат воодушевился. Вот и развлечение в хмурое утро понедельника - что может быть отраднее?
- Ну, если с деталями... - вздохнул Пилюлькин, - тогда так. Нам три месяца не платили зарплату...
- Знаю, - недовольно откликнулся комбат, - не вам одним.
- Ну, вот... А в пятницу, наконец, выдали - за все три месяца сразу. И еще прыжковые выплатили...
- Понятно.
- Ну, мы обрадовались. Мы - это я, Бянкин и Кравцов, мы в общаге в одной комнате живем. И решили это дело отметить.
- Ясно. В кабак пошли?
- Разумеется. Но мы не сразу пошли - Бянкин в караул заступал, Кравцов помдежем, в общем, мы только в субботу вечером освободились, а уже поздно было, и мы решили туда в воскресенье пойти. Ну, а в воскресенье, пока выспались, пока постирались, пока ребята план-конспекты написали, в общем, пошли туда ближе к вечеру.
- Короче, пришли, так?
- Ну да. Сначала все было очень хорошо! - заулыбался Пилюлькин.
- Ещё бы!
- Ага! - по-детски шмыгнул носом док, - мы там с девушками познакомились, потанцевали... А ресторан как-то быстро вдруг собрался закрываться.
- Угу. И народ потребовал продолжения банкета?
- Ну, разумеется! Мы взяли с собой того-сего, сели с девушками в такси и поехали к нам в общагу. Сначала все было очень хорошо! А потом из-за стенки стали стучать и потребовали, чтоб мы музыку вырубили - мол, поздно уже. И тогда я предложил сыграть в карты...
- В карты?
- Ну, да. Понимаете, я помнил по книгам, что офицеры обязательно должны играть в карты! Помните, у Пушкина: «...Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова»? Штосс там, баккара, ломбер...
- «Железка» еще, - кивнул комбат, стараясь поддерживать реноме (не игравший отроду ни во что, сложнее буры. Какая, к херам, баккара?!), - и что же, вы во все эти игры играть умеете?
- Ну что вы, товарищ подполковник! - смутился Пилюлькин, - откуда мне... Ребята, как выяснилось, тоже не особенно ими владели. И тогда мы решили поиграть в дурака.
- Н-ну, батенька, это явный примитив...
- Увы... Но мы решили играть не просто так!
- А как?
- На раздевание! - счастливо полыхнул ушами Пилюлькин.
- Да неужели? И ты раздевался?
- Дело в том, что мы играли следующим образом: играли, собственно, только мы, а девушки сидели у нас на коленях. И вот, если кто-то проигрывал, он должен был снять со своей девушки какой-то элемент одежды...
- Мдя. И что, барышни не возражали?
- Ой, вы знаете, совершенно не возражали! Наоборот, им эта идея весьма пришлась по вкусу!
- Так-так... И что вы, баб не поделили?
- Ну что вы, как можно... У каждого была своя девушка, так чего делить? Просто я заметил, что Бянкин вначале играл честно, а потом начал жухать!
- Это как?
- Да очень просто! Он специально начал проигрывать, чтобы свою девушку поскорее раздеть! Ну, я возмутился, сказал ему, что надо честно играть...
- А он?
- А он сказал, чтоб я не пиздел...
- А ты?
- А я потребовал извиниться! Мы же офицеры! И должны следить за своим лексиконом - хотя бы при дамах!
- Угу, офицеры. Гусары, ёптыть! - нет, ну этот Пилюлькин, похоже, так и будет всю жизнь играть в кого-нибудь. - Дальше-то что было?
- Ну, что дальше, - вздохнул папа док, - как обычно: слово за слово...
- Хуем по столу, - не удержался комбат.
- Да... Бянкин мне в глаз заехал, моя Люся схватила бутылку - и ему в ответ. Его девушка в нее бутылку кинула, а Люся увернулась, и бутылка в меня попала. Кравцов полез нас разнимать, ну и ему случайно досталось... Вот, собственно, и все.
- Понятно... Ну вы хоть помирились потом?
- Это да, не волнуйтесь! Девушки на нас накричали, и мы помирились. Все нормально, в общем. Так что, товарищ подполковник, прошу вас свое взыскание с Бянкина и Кравцова снять - это я виноват, меня и наказывайте.
- Нужен ты мне больно. Есть у тебя свой начальник - начмед, он пусть с тобой и разбирается.
- А он уже разобрался - назначил меня дежурить по выходным на весь месяц.
- Так тебе и надо, - не смог скрыть злорадства комбат, - будет время подумать над своим моральным обликом. Советского офицера, гвардейца-десантника, между прочим, - съязвил он.
- Товарищ подполковник, - лучезарно улыбнулся Пилюлькин, - зависть - плохое чувство! Разрешите идти? Честь имею! - и, корявенько козырнув, повернулся кругом и почапал к санчасти, нахально светя своими фонарями.
Ну не сука?

(С)Негр

Байка N1.

Эту байку рассказывают с 1995го года. Сам свидетелем не был в силу того, что я тогда только начинал свой путь по дебрям физической науки, учась в общеобразовательной школе, но старшие товарищи утверждают, что так оно и было.

Итак, осень 1994 года, младший научный сотрудник НИИ ИЯФ (дабы не обижать нонешнего функционера АО КАЗАТОМПРОМ, его фамилию я изменю) Мыркымбаев получил наконец долгожданный допуск в лабораторию циклотрона. Работа физика, если откинуть ореол романтики, созданный такими фильмами как "Девять дней одного года", сводится в основном к теоретическим наработкам, расчетам, бюрократической канители, различным ТО вверенной экспериментальной базы и прочей мутатней, которая зачастую делает нашу деятельность до крайности скучной. Другое дело эксперимент, вот где кураж, вот где попытки осмыслить казалось бы бессмысленные результаты эксперимента, вот где напряжение всех и вся в исследовательской группе, радость победы и не меньшая радость поражения(а как вы хотели, в науке отсутствие ожидаемого результата - тоже результат, причем в крайних случаях не менее важный). Но в ту осень с экспериментами было туго, сказывалось постперестроечное отсутствие финансирования, неналаженность системы получения международных грантов и элементарное отсутствие новых идей у научного состава НИИ. О чем это я? А, так вот, Мыркымбаев скучал. К чести сказать, как физик он был хорош, да и сейчас, надеюсь, не хуже, но стало ему скучно. И довела его скука до поступка, который называется просто и емко: "Грубое нарушение правил РБ и регламентов работы с экспериментальной установкой".

Так вот, за день до происшествия Мыркымбаев, в очередной раз проштудировав учебник по РБ, задался вопросом, если определенные дозы ионизирующего излучения оставляют определенные последствия (вплоть до летального исхода) у хомо сапиенс, что же будет с биологическим объектом меньших массо-габаритных параметров? Наскоро прикинув и выбрав несколько вариантов биологических объектов, просчитав возможные вариации параметров излучения, наш герой решил провести эксперимент. Для проведения эксперимента была избрана курица, во-первых, потому, что она удовлетворяла массо-габаритным параметрам его выкладок и размеру его саквояжа, а, во-вторых, курицы в изобилии водились на подворье его родителей, с которыми он собственно и проживал.

В день Н Мыркымбаев с утреца прихватил во дворе курицу, засунул её в свою сумку, курица птица крайне предсказуемая, если её поместить в темное место, то она, справедливо полагая, что пришла ночь, засыпает. Собственно пронести на территорию в закрытой сумке спящую курицу на момент тех лет было не проблемой. Проблемой было согласовать включение циклотрона, который наш исследователь планировал использовать в качестве компактного источника жесткого излучения высокой интенсивности. Но и с этим наш ученый (именно ученый, ничто не должно вставать на пути настоящего ученого, хоть и молодого, хоть и с бредовой идеей в измученных скукой молодых мозгах) справился, согласовал включение циклотрона, расписался во всех формулярах и журналах, зарегистрировал эксперимент. Как курицу удалось запихнуть в вакуумную камеру не убив её, мне лично непонятно, а рассказчик об этом не говорил.

Циклотрон включен, пучок подан на курицу (между прочим, 50 МЭв на одного куренка). Курица, почувствовав в своем организме резкие перемены (она поджариваться стала) ломанулась с того места, где стояла, попутно оставляя за собой след из куриного помета и небольшой шлейф вонючего дыма от тлевших перьев. Курица, несмотря на переоблучение, носилась по площадке, никак не позволяя себя поймать. На беду Мыркымбаева в экспериментальный зал заглянул нач.лаб. Сопоставив 2+2, нач.лаб влетел в зал, одним ловким движением поймал курицу и Мыркымбаева. Обоих отнес к дозиметристам, курица фонила на 2450 миллирентген, Мыркымбаев не фонил, Мыркымбаев был побит нач.лабом за жестокое издевательство над ни в чем не повинной животиной.

Итог: курица по предварительным данным получила эквивалентную дозу протонов 350 рентген на ограниченную площадь своего небольшого куриного тела. Куренка умертвили путем отрубания головы (жестоко, но ничего другого дозиметристы придумать не смогли), трупик захоронили в хранилище. Мыркымбаеву влепили строгача, отобрали на год допуск в лабораторию. Но на основе своего куренка он написал дисер, защитился и сейчас является одним из ведущих специалистов Казатомпрома в области РБ.

Некоторые поступки, которые совершают пограничники, происходят из-за чрезмерного патриотизма и могут вызвать нарекания со стороны.
(Из рекламного плаката МО)

Эпизод 3: РААЛЬ* [Рааль - яд. Мур'аль (отравленный) - «военная косточка»]

Наряд на кухне - это хорошо. Единственная возможность заглушить постоянно сосущее чувство голода. И, если повезёт, может прихватить, с собой, пару банок консервов. А если очень повезёт с ответственным за кухню прапорщиком, то даже удастся прикорнуть минут на двадцать.

Так что я, в отличие от Фимы и Моше, радостно насвистываю какой-то мотивчик, попав в кухонный наряд. А вот Фима с Моше моих чувств определённо не разделают. Попой чую - что-то сегодня произойдёт за углом холодильника, где они чистят картошку. Вместе. Хотя терпеть друг друга не могут, отчего глаз "марокканца" Моше сияет бланшем, а бухарский нос Фимы напоминает спелую грушу красного цвета.

- Общий труд сближает людей, и всё такое! - рявкает прапорщик, прежде чем покинуть нас.
- А ты, - его похожий на волосатую сардельку палец утыкается в грудь служащего на кухне «дедушки», - присмотри за этим.
- Есть! - отвечает тот и, показав неприличный жест спине уходящего прапора, закуривает.
Со мной ему скучно и он заворачивает за холодильник, в поисках веселья.

...Погружённый в полудрёму, механически пластая ножом огурцы, я внезапно вываливаюсь обратно в реальность от звука припечатываемого о холодильник тела.
На инстинкте бросаюсь за угол, на помощь Фиме, и, в удивлении, застываю на пару секунд, прежде чем начинаю заламывать правую руку... «дедушке», в то время как Фима с Моше гнут его на колени.
- С-с-суки, вам хана, «мальки»!!! - орёт тот, пытаясь вырваться.
- Кус раббак** [ Арабско-ивритский мат], - шипит Моше и, хватая валяющийся под ногами нож для чистки картофеля, задирает "дедушке" голову, демонстрируя его скачущий смятым комочком кадык.
- Только вякни кому-нибудь, только вякни! - его руки трясутся от злости. - Ты, сука, полтора года тут жопу греешь, а мы в Газе будем её рвать после КМБ. И наши разборки - это наши разборки! Понял, крыса тыловая?!

Вечером сержант объявляет нам троим «фак» и лишает увольнительных на две недели. А потом... неожиданно приказывает выйти из строя. По его словам, мы трое проявили себя сегодня не только как «файтеры»*** [Файтер - крутой. «Вы что, решили, что вы тут все уже файтеры? Вы тут все - дерьмо!».], готовые всегда, несмотря ни на что, прикрыть сослуживца, но и доказали что в наших венах течёт настоящий «рааль».
Поэтому мы получаем лишний час сна. А рота... Рота будет «лекадрер»**** [КАДАР - аббревиатура от кидум дерех а-раглаим, «обучение через ноги»] - строиться в буквы алфавита, из которых состоят эти слова.

Подталкиваемые, в спину взглядами ненависти и зависти, мы втроём чуть ли не бегом удаляемся в палатку, и молча ныряем в спальные мешки под аккомпонимент «шлошим - зуз».

Сакраментальное «Тридцать - ПОШЕЛ!» как раз и звучит на иврите как шлошим-зуз. Это шлошим-зуз призывник слышит постоянно. Проще говоря, за любую провинность призывника заставляют бегать. «Видишь вон тот столб? Тридцать секунд - дотронулся до него, вернулся и встал здесь по стойке смирно! Тридцать - ПОШЕЛ!». «Недомыл пол? Тридцать секунд - взял ведро и швабру, добежал до уборной, набрал воды и вернулся ко мне! Шлошим - ЗУЗ!» Довольно часто время дается заведомо нереальное, чтобы был повод погонять еще разок - на сей раз за невыполнение приказа.

В момент провала в тёмные глубины сна, из глубины подсознание выплывает цитата: «Мы превращаем мальчиков в роботов, а роботов - в мужчин».

...Через десять дней Фима получит 10 дней «губы» за попытку пригвоздить ладонь Моше вилкой к столу, а Моше лишится всех увольнительных, до окончания КМБ - за провоцирование.