Телефон звонил не умолкая.
Кося одним глазом, дневальный, совсем недавно столь неудачно спустившийся с гор за солью и спичками, безуспешно пытался усыпить бесовской аппарат; другим он столь же тщетно искал в зоне видимости военнослужащих поопытнее. Капитана Кирю (фамилия изменена на созвучную - прим. авт.) будить не хотелось совершенно. На его неуверенное мычание никто не отзывался, а покинуть пост у телефона не позволял краткий, но выразительный инструктаж, большей частью сразу забытый.

- Блядь!!! - тихо сатанел командир корпуса; после сытного обеда он возжелал проверить несение службы и с первой же попытки сильно огорчился. - Всех урою нахрен. Мы на боевом дежурстве или что... Где связь?!
- Тольчтоблатащгенрал. Разбирамсятащгенрал.
- Ты побыстрей разбирайся, - голос был ласков, но доброта казалась почему-то неубедительной. - Хочешь, дымом им сигналы подавай, или почтовых голубей достань... Ты ж связист, тебе лучше знать... куда, блядь, связь пропадает!

Телефон звонил; дневальный гипнотизировал аппарат и спящего капитана.

- Связист!!! Чему тебя учили! Блядь! До ДэЗэ (ДЗ - дежурное звено, прим. авт.) полтора километра, стоянку видно, а ты уже почти час с ними связаться не можешь! Ты вообще хоть что-то можешь?! Да за это время до них из громкоговорителя докричаться можно! Из ру-по-ра!!! Из газеты «Красная Звезда» небрежно свернутого!!! Корявыми ручонками!!!

Летом в хорошую погоду домик дежурного звена вымирал. Зачем сидеть в здании, если в полутора десятках метров за ним берег озера и небольшая роща? Пользуясь удаленностью Московского округа ПВО от границ, и, соответственно, редкими объявлениями готовности, народ старался дежурством себя не перенапрягать. Кто с удочкой карасей истребляет, кто в шеш-беш сражается, кто советы им раздает. Природа, тишина, покой... Идиллия, в любое мгновение готовая взорваться сигналом тревоги. А вот для того, чтобы не упустить тот момент, когда нужно, сменив удочки и коши на ЗШ, бежать к самолетам, внутри домика у телефона неотлучно дежурил дневальный.

По всем народно-связистским приметам, включая фазы Луны и высоту полета мух, связь работала, но установить ее не удавалось.
- Может, сбегать?..
- Спрыгать, блин! Ты у меня так к новому месту службы упрыгаешь. На южный берег! Северного Ледовитого! Организуем!!! По тревоге тоже всякий раз бегать будешь?! Ты пойми: мне ж сейчас связь с ними на хрен не нужна, мне она вообще нужна! Вот и обеспечивай. Прыгун, блядь!..

Телефон звонил; дневальный вспомнил несколько умных слов и решился.
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай...
- Ну-у-тьф-ф-у-ж-ж-ты-ж-ж-бл-л-ляд-д-дь, - отозвался телефон. - КП корпуса!
- Звено? КП. Спите там что ли?!
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай!
- Ебт... Звено, командир корпуса! Доложить обстановку! Что у вас вообще нахрен творится, мать вашу?! Спите там?! Разбудить?!!
Обилие командных слов ошеломило начинающего дневального. Не пытаясь уже ничего понять, он следовал сохранившемуся в памяти куску инструкции, не подозревая о пользе других, не сохранившихся её кусков.
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай!
- Блядь! Урою! Сука!..
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай!
На КП глубоко вздохнули и пошли другим путём:
- Воин!
- Так точна!
Генерал вздохнул ещё горше.
- Воин, всё в порядке?
- Да... э-э-э... нэт... Так точна!
- Блядь, - оценил однозначность доклада командир корпуса. - У-у-у... Воин. Передай телефон кому-нибудь из офицеров.
- Вай, нэ магу. Ат тэлэфон нэ отхади. Инструкций!
- Так позови!
- Нэ магу.
- Там что, нет никого?
- Киря здэсь. Нэ бэспокоит сказалы, иначе плохо. Болшэ нэт.
- Киря, говоришь, кацо? - генерал облизнулся в предвкушении крови. - Серьезная киря?
Дневальный задумался, вспоминая.
- Киря очэн балшой, генацвале. Очэн. Да ти приезжай, сам сматри.
- Киря? Щас приеду. Жди!

- Вот блядь... Киря... В моём корпусе... На боевом дежурстве... Дожили - пьянка в дежурном звене... Сгною, блядь, - в ожидании «УАЗика» командир разминался прогулкой у КП; прищуренные в поисках возможных целей глаза распознали опрометчиво мелькнувший неподалеку силуэт. - Та-аварищ полковник!!!
- Здравия желаю, тащ генерал! - отозвалась цель.
- Тебя-то мне и надо, драгоценный... Генацвале, блядь!!! Совсем на службу забили?!
Комполка в очередной раз задумался о преимуществах и недостатках базирования части на одном аэродроме с штабом корпуса. Сегодня, похоже, недостатки перевешивали.
- Тащ генерал... Не могу знать... Что случилось-то?
- Знать не можешь? Узнаешь... Киряют у тебя в дежурном звене. Поздравляю. На все ПВО позор.
Материализовавшийся «УАЗ» уже нетерпеливо рыл колесом асфальтобетон рулежки.
- Давай напрямик, через полосу!
- Есть!
- Ур-р-рою...

Телефон затих; дневальный успокоился. Писк тормозов, топот и стук распахнувшейся двери слились воедино.
- Где?!
- Таварыщ... - дневальный присмотрелся, но заблудившись в хитросплетениях воинских званий, пошел по пути наименьшего сопротивления. - ... камандыр! За врэмя ваш отсутствия... э-э-э.. за врэмя маего дэжурства нычего... - и, запутавшись окончательно, закончил. - Все харашо, да!
- Молодец, воин, - одобрил генерал. - И где тут киря, блядь?! Щас докиряются...
- Там! В комната. Крават спит.
- Разбудим...

Капитан Киря спал. Устроив себе маленькую берлогу из одеял, он отсыпался за предыдущие сутки и неизвестно за сколько последующих. Преимущество ДЗ хотя бы в том, что в это время тебя не выдернут ни на какие авралы, и Киря, давно и прочно вошедший в непробиваемую когорту «пятнадцатилетних капитанов», знал и ценил такую возможность отдохнуть от бетонки.

- Подъём! Что за лежбище котиков?!..
«Берлога» пошевелилась; просыпаясь по пути, старый техник неторопливо являлся пред очи командования.
- Гвардии капитан Киря! Здравжла!..
- Глаза хоть нужно открывать когда старший по званию обращается!..
Веки дисциплинировано поднялись, но большая часть капитана еще явно спала.
- Что вообще здесь?!..
- Выполняю боевую задачу по охране воздушных границ Союза Советских...
- Запаха нет... - принюхался генерал. И, уже понимая, что он что-то не понял, но еще не понимая, что именно, уточнил. - Капитан, пили? Честно?
- Никак нет.
- Да вас шатает!
- Виноват. Устал.
- Полковник! Это что такое?..
- Это - гвардии капитан Киря. Он техник. Выполняет боевую задачу. А еще он устал, товарищ генерал.
Командир корпуса внимательнее присмотрелся к командиру полка, оценивая цинизм перевода; уходить после такого без чьего-либо скальпа не хотелось и вообще представлялось методически неверным. В очередной раз вздохнув, генерал решил загрызть зарвавшегося подчиненного в более спокойной и располагающей обстановке и переключился на Кирю.
- Техник?! Да какой это техник?! Это сурок какой-то! Опухший, небритый, глаза как у селедки бешеной! Какая боевая задача? Да такого к технике допускать просто нельзя! Это же ходячая предпосылка к летному происшествию! Распустились! Ну ничего, я порядок наведу... Значит так! С «бетонки» долой! В ОБАТО!!! Навечно! В пожарные! Как раз место есть, Иванов уволился... И это - приказ!
- Э-э-а-а-а...
- Вы что, капитан, не расслышали? Да, прочь с «бетонки», да, в ОБАТО! В по-жар-ны-е! Навечно!
Пару секунд Киря осмысливал случившееся.
- Служу Советскому Союзу!
Глядя на довольную капитанскую улыбку генерал второй раз за день начал подозревать, что он чего-то не понял.
- Капитан... Вы вообще слышали, что я сказал?..
- Так точно! Майорская должность и делать ни хрена не нужно! Спасибо, товарищ генерал!

Любовь

(альтернативная история, "флот" >>> "Любовь", ничего личного, просто несколько похоже, на мой взгляд...)

Рев реактивных движков, надрывно визжащих на взлетном режиме (именно визжащих! у АН-72 двигатели очень противно скулят и подвывают, как раздолбанная пилорама или пара недорезанных поросят, неприятно продирая глубоко по нервам) наконец-то затихли вдали.
Белоснежный самолет с синей полосой вдоль всего фюзеляжа легко оторвался от бетонки и с весьма приличным набором высоты уверенно попёр в небесную синеву.
Ну все, теперь парни пойдут по замкнутому маршруту, а потом встанут на монотонный «конвейер» и понеслась «взлет-посадка», до «посинения», до «опупения», почти до рвоты у молодого пополнения летчиков. А куда деваться?! Упражнение никто не отменял, зеленых пацанов надо ставить на крыло.
Зато нам замечательно! Сегодня выпала откровенная халява - сиди себе в резерве на земле в перманентном дежурном режиме и плюй на бетонку. Хочешь - загорай, хочешь - спи. Но, от самолета далеко не отходи... Нельзя!
Но, просто сидеть - скучно. Особенно, когда светит солнышко, которое по мере подъема над линией горизонта, постепенно набирает «мощность» и пригревает все сильнее и настойчивей. В Кинга, кости и нарды играть уже не хочется, хочется купаться. Причем, хочется просто отчаянно.
Эх, а рядом - буквально на расстоянии вытянутой руки, через березовую рощицу, расположены три красивейших лесных озера - Медвежьи озера.
Одно - огромное с лодочной станцией и местом всеобщего отдыха, отдаленно напоминающим пляж. Среднее - чуть подальше и самое маленькое, почти у границы нашего аэродрома. Это озерцо самое теплое, и называется «торфяное». Вода в нем всегда на несколько градусов теплее, чем в первых двух и поэтому на его берегах постоянно собирается много местного населения, особенно - девчонок из близлежащего Нового городка.
Осознавая, что у нас есть «почти законные» пару часов с хвостиком, мы решаем метнуться на ближнее озерцо с благой целью быстренько искупаться и возможно даже поиграть в волейбольчик на импровизированном пляже с местными девчонками, всегда загорелыми и в откровенных купальниках. А почему бы и нет?! Чего тут сбегать, когда все рядышком?! А изнемогать от пекла на бетонной сковородке, когда даже к самолету прикасаться противно и небезопасно из-за угрозы обжечься, тоже - не есть правильно. Согласитесь?!
«Охранять» борт остался «старый» майор - штурман, который был определен добровольно-принудительно, методом жребия. На него легла непростая задача надежно обеспечивать наше «хлипкое» алиби. Типа, все ребята здесь, но только вот, сию секунду, отошли в технический домик за какой-то хренью. Буквально вот-вот, Вы - уважаемый, наверное, с ними банально разминулись...
А тем временем, и стар и млад, из экипажа и наземной службы, дружненько ломанулись в лес. Аки партизаны, уверенно, но скрытно пробираясь к заветной цели по идеально протоптанной тропе, выходящее по кратчайшему расстоянию на уютное озеро.
Навстречу попались ребята из соседнего полка, которые уже вдоволь накупались после ночных полетов и неспеша возвращались на аэродром, чтобы на абсолютно законных основаниях, демонстративно убыть домой на заслуженный отдых.
Через пять минут наша банда уже была на озере. Торфяное зеро под названием Черное, как всегда, не обмануло нас в своих ожиданиях. Чуть коричневатая вода, по цвету похожая на слабую чайную заварку была приветливо тепла. А на берегу, тут и там, кучковались многочисленные компашки симпатичных девчонок. Выбор есть и это радовало!
Быстро сбросив комбезы ЛТО (летно-техническое обмундирование) и не теряя времени, ребята окунулись в воды дружелюбного озера, в котором уже плескалась стайка загорелых девчонок, украдкой бросающих в нашу сторону весьма заинтересованные взгляды.
Прекрасно освежившись и попутно зацепившись языком с девчатами, мы, выбравшись на берег, разделились на две группы. «Солидное старичье» осталось обсыхать, усевшись прямо на свои комбезы, загорая на солнышке, а «зеленая молодежь» плавно, но уверенно переселилась на разноцветные покрывала женской фракции пляжа и углубилась в высокоинтеллектуальную игру в карты типа подкидного дурака.
Все развивалось очень даже успешно и стремительно, но назойливый рев автомобильного мотора такого транспортного средства, как УАЗ «армейский абныковенный, тип командирский», заставил нас отвлечься от увлекательного и перспективного занятия по продуктивному охмурению смешливых и аппетитно-загорелых девушек.
По натуральному бездорожью «off road» лесной просеки по-козлиному шустро прыгал до боли знакомый УАЗик начальника штаба нашего полка, который уверенно и неумолимо приближался к озеру.
Пипец! Атас! Туши свет! Спасайся, кто может?! Хаотично метаться по пляжу и скоропостижно топиться в озере, было поздно, нас банально застукали!
Из УАЗика выскочил крайне раздраженный начальник штаба - целый подполковник Степаныч.
- Ага! Вот вы где голубчики?! Ах вы, бля**ская трехомудия...
Затем, мельком посмотрев на симпатичных и полуобнаженных девчонок в откровенных купальниках, выгодно подчеркивающих из упругие прелести, подполковник задорно стрельнул глазами и, сменив тон на более приемлемый, ласково продолжил, сверкая образцовой улыбкой «а-ля-голливуд».
- Ребятки, вежливо попрощались с обворожительными дамами, и быстро запрыгнули в машину, Родина-мать зовет! Подштанники не забудьте! Ком цумир, швайне!
Спасибо тебе «Степаныч», любим, ценим, уважаем! Наша честь была относительно спасена. Девочки поняли, что мы - очень важные фигуры и без нас, Родина находится в страшной опасности. Поэтому сцена расставания была очень теплая, с традиционными жаркими объятиями, страстными поцелуями, обещаниями часто писать (с нашей стороны) и горькими обильными слезами, обещаниями хранить вечную верность и воспитать наших детей достойными людьми в случае чего (со стороны девчонок естественно). Попрощавшись, мы расстались навсегда.
Полдела сделано, лицо сохранили, но «разборки» с начальником штаба предстояли еще те, к бабке не ходи. Ну, хоть не при свидетелях женского пола и то ладно.
«Молодежь» быстро прыгала в машину, посылая откровенно огорченным дамам обильные прощально-воздушные поцелуи. «Старики» степенно натянули штаны и куртки ЛТО, застегиваясь ширинки уже в УАЗике. Степаныч сел на переднее сиденье, тоже с нескрываемо-прощальной тоской неразделенной любви жалостливо улыбнулся повсеместно рыдающим девчонкам, игриво стрельнув глазами, и глубоко вздохнув, сурово приказал водителю.
- Трогай!
УАЗ обиженно взревел и, неумолимо вытрясая наши позвоночники в жопу, а остатки души - вон, резво запрыгал по болотным кочкам в сторону аэродрома. Отъехав на «безопасное» расстояние за пределы слышимости благовоспитанных дам, Степаныч, наконец, перешел к воспитательным процедурам.
- Так! Что за херня?! Бросили самолет и съе**лись на озеро! Совсем охулели?! Ладно, эти сексуально невоздержанные потенциальные маньяки (начштаба кинул презрительно-завистливый взгляд в сторону «молодежи»), но Вы - семейные люди, а все туда же, к девочкам. (начштаба набросился с упреками на фракцию «старослужащих») Силантьев, твою то мать, убеленный сединой старший прапорщик, бегает в самовольную отлучку наравне с этими желторотыми писюневичами. Вас - мудозвонов, там сейчас полковник из Генерального штаба дожидается. Вся дивизия на ушах стоит. А эти рас3,14здяи, самолет свой, можно сказать, дом родной бросили и в бега... Ну, ничего, ЕДВ (единовременное денежное вознаграждение - что-то вроде 13-й и 14-й получки) всех лишу на хрен по итогам года, вот тогда и задумаетесь, как технику бросать... А в дивизии полный пиндец и шухер - приехал грозный полковник из Москвы, из самого Генерального штаба и прямиком в комдиву. А тот давай в полк названивать и требует ваш экипаж разыскать и срочно к нему на ковер представить...
- Мы не бросили. Там штурман остался...
- Ах, штурман?! С этим 3,14здоболом у меня отдельный разговор будет! Почти битый час, мозги мне сушил различными сказками, что вы всем стадом поссать отошли, буквально на пару секунд. Недалеко - за хвост самолета... Вот ..., ну ладно, я ему тоже устрою, уролог недоделанный, лекцию мне читал о проблемах при мочеиспускании, приводящих к затяжкам при опорожнении мочевого пузыря... Нашел «благодарные уши» понимаешь?! Будет теперь, у меня, в перерывах между полетами «вечным дежурным» по штабу... Хорошо, хоть, мудаков из 3-го полка увидел, из леса выходили и вякнули, что вы в сторону «торфянки» прочапали...
Ага! Вот кто нас слил?! Ну ладно, держитесь парни, при случае, должок обязательно вернем, даже с процентами.
Пока начштаба Степаныч выливал на наши бессовестные головы свой праведный гнев, мы с недоумением посматривали друг на друга. Интересно, а кто из нашей бестолковой братии понадобился «полковнику из САМОГО Генштаба». Наконец, Серега - техник по СД (самолет-двигатель), придав своему лицу максимально возможно тупой вид, наивно спросил.
- Степаныч! А кого конкретно, ищет этот, ...ах, какой... важный полковник?! Да еще из самого Генштаба?! С какого рожна мы вообще кому-то понадобились?! Вот меня, например, может искать только моя любимая теща, да и то, с единственной целью - чтобы перевести в разряд евнухов. Сань, ты кому-нибудь в Генштабе нужен?! Вспоминай, может ненароком на ногу, кому наступил или на ботинок нечаянно плюнул?!
- Я вообще не знаю, где этот ваш Генштаб расположен! Ну, уж точно это «палево с грандиозным шухером» не из-за меня! Если бы у меня были такие знакомые, разве я служил бы с этой сраной «дыре» и с таким «дерьмом», как Вы, мои ненаглядные!
Сразу получив дружеским кулаком в бочину, я благоразумно замолчал. Ребята не были предрасположены к шуткам. Все парни, перебирая в голове возможные контакты и своих знакомых, недоуменно пожимали плечами, не понимая, чем мы заслужили такую неожиданную радость в виде повышенного внимания из Москвы.
- А может, кто подвиг, какой совершил?! Ну там, не знаю, бабушку какую, через дорогу перевел?! А это оказалась дорогая мама какого-нибудь полного генерала из числа первых замов министра МО по чему-либо очень важному?! И «ентот» крутой полковник сейчас погоны с очередным званием или пару орденов для неизвестного героя привез, а?! Или может, кто из нас, маршальскую дочку ненароком соблазнил, чисто по ошибке и по не знанию! Не корысти ради, а по чистой любви, так сказать и сейчас его ретивые штабные гонцы по всей стране ищут, чтобы направление в академию вручить?! Колись, мужики! Чистосердечное признание - кратчайший путь в ЗАГС...
Начштабу надоело слушать наши интеллектуальные изыски, а также скрип и скрежет проржавевших от полной ненадобности мозгов и он, искоса посмотрев на бортового механика старшего прапорщика Силантьева, тихо пробурчал.
- Силантьева домогаются! Суровый полковник из Москвы прикатил на черной «Волге». Я лично не видел, но перепуганный дежурный по штабу по телефону сказал, что комдив там, перед ним на цырлах бегает, несмотря, что генерал. Чай, кофе, коньяк?! И знай, только на дежурного орет и подгоняет: «Где Силантьев?! Подать его сюда немедленно!» А нет Силантьева! В бега подался Силантьев! Дезертир! Самолет бросил и за сосунками на пляж усвистел, за голыми сиськами подглядывать. Ну ничего, комдив вам сейчас жопы лично развальцует. Молите Бога, чтобы только лишением ЕДВ обошлось и ли выговорешником?! Это же надо, «на карандаш» полковнику из Москвы попасть?! Прославили дивизию на весь Генштаб, олухи! Теперь регулярными комиссиями из Москвы затрахают!
В процессе данной «обвинительной речи», мы изумленно уставились на молчащего всю дорогу прапорщика. Бортмех был очень классный старикан, немногословный и поразительно добрый. Он относился к молодежи как к своим детям, при этом абсолютно безропотно выполняя любые указания старших по званию, но младших по возрасту «начальников».
Интересно, откуда у обычного неприметного прапора такие крутые связи?! И молчал ведь столько лет, ни разу не пикнул?! А хотя, какой смысл, сейчас все равно шкурку спустят. Эх, попадалово...
Подъезжая к штабу дивизии, мы увидели на плацу нашего генерала, который молодцевато подтягивал живот и держал спинку ровно, а рядом стоял(а) полковник(ца) в юбке - миловидная стройная женщина, немногим за сорок. Обалдеть?! Приехали!
УАЗ позорно взвизгнув «затертыми в хлам» тормозными колодками, остановился перед крыльцом штаба. Начальник штаба первым выпрыгнув из машины и бросился докладывать генералу, что его «монаршее» распоряжение по розыску и доставке «беглецов» выполнено. Пока генерал принимал доклад, полковник(ца) с приятной улыбкой подошла к прапорщику Силантьеву, а мы тем временем, вытянулись по стойке «смирно», подтягивая отвалившиеся до колен челюсти.
- Олег, я в командировку вечером улетаю, в Хабаровск, а утром дверь в квартире захлопнула. Ключи дома остались, дай, пожалуйста, твой комплект. Комиссия вашим «чкаловским» бортом полетит, так что я успею тебе ключи обратно передать или у дежурного оставлю...
Пока шла эта приятная семейная беседа, генерала вызвал к телефону дежурный офицер, а мы отошли в курилку, чтобы не мешать «внутрисемейным разборкам» и попытаться спокойно переварить неожиданный расклад событий, но до нас долетали обрывки разговора.
- Ты зачем меня и ребят подводишь?! Сейчас нас выдерут по самое «немогу»... Парней ЕДВ лишат...
- Я бы тебя не тревожила, но Мишка опять институт прогуливает, засранец, нет его на лекциях. Я сначала к нему в МАИ смоталась. Как полная дура по своей бывшей кафедре летала сраным веником. Оказываются, преподы уже и забыли, как наш сын выглядит. Представляешь?! А нам говорит, что все в порядке. Сессия на носу, а у него хвостов не счесть. Олег, ты разберись с ним вечером! Направь охламона на путь истинный, только не слишком строго, без рук, ладно?!
- Ах, говнюк, наверно опять любовь закрутил?! Ну, я ему пипиську то в узел быстро завяжу... Ладно, понял... Настя, выручай нас, сходи к комдиву, пусть парням амнистию объявит... почему из-за твоей бабской безалаберности с ключами, ребят ЕДВ лишат?! Ключи ведь ты забыла... Сколько раз тебе говорил... Все равно бесполезно... как об стенку горохом... бабы, бабы...
Воровато посмотрев в нашу сторону, семейная парочка прапорщика и полковника украдкой поцеловалась и полковник(ца), получив ключи от квартиры, цокая каблуками скрылась в здании штаба, а наш бортмеханик с извиняющимся видом приблизился к обалдевшей группе «залетчиков», которая стояла в курилке и тянула сигарету за сигаретой.
- Ребята, есть надежда, что Настя сейчас уладит вопрос с ЕДВ и выговорешниками. Не обижайтесь на меня ... и на нее?! Ну, чего с бабы взять, поймите правильно?! Ключи и те, не может в сумку бросить...
- Олег Николаевич, да хрен с ним с ЕДВ. Колись давай по быстренькому, партизан ты наш, а каким это образом, у тебя ТАКАЯ жена взялась?!
- Каким?! Каким?! Всегда была. Мы еще в школе вместе учились. Я в армии «срочку» отслужил, она меня дождалась честь почести, поженились, детки пошли. Семью надо было кормить, я прапорщиком устроился, зарплата приличная, хватало на жизнь. Настя в МАИ доучивалась, потом аттестовалась в армии и карьера пошла помаленьку. Не дура же набитая, умница всегда по жизни, институт с отличием окончила... А ключи, так и не научилась в сумку класть... Эх, бабы, бабы...
В это время из штаба вышла полковник Силантьева и перед тем как сесть в черную «Волгу» подняла вверх руку, сжатую в кулак с оттопыренным большим пальцем. Ура! Амнистия!
Взревев мотором, машина рванула с места, унося в Москву неожиданного полковника из Генштаба, а мы продолжили пытать нашего «тихушника».
- А сам чего не выучился?! Офицером бы стал?! А то, тут тобой командуют все, кому не лень?!
- Ну, поздно учиться... чего людей смешить?! Пока служил, то, да се, позабывал почти все... Да, ладно, не всем же офицерами быть, должен же кто-то и прапором служить?! Тем более, знаете, какая отдушина - приходишь домой после трудного дня, устал как собака, тебя старлей сраный тут отодрал выше крыши, а ты лег дома на диванчик, а вокруг тебя целый полковник на «бреющем» полете носится и ублажает по полной программе... Эх, лепота!
- Мда, неплохо, действительно мечта! Фактически, песня! Слушай Николаич, а чего ты на бетонке жопу свою морозишь?! С такой женой, давно бы уже в штаб какой-никакой перевелся, по лакированным паркетам, да по коврам ходил бы?! Нашла бы жена-полковница, любимому мужу непыльную работенку, а?!
- Нашла бы... да мне не особо и хочется. Я, ребята, авиацию очень люблю и от самолетов никуда не подамся. Прикипел, что ли...
И неожиданно замолчав, седой прапорщик Силантьев - самый старый член экипажа, поднял к чистому небу свои выцветшие от возраста голубые глаза. И как мне показалось, в них блеснула робкая слезинка. А может, всего лишь отразился лучик солнца?! Не уверен. Будем считать, что показалось...

Городской патруль, две по три

(очень длинная и занудная хроника одного наряда)

- Так! Так, так, так! - майор-ракетчик смотрел на нас снизу вверх. Он был очень маленького роста, в районе 160-ти сантиметров (с нижней границы), в фуражке несколько выше естественно, а если в прыжке, то вообще - видный гренадер, а так - толстенький и лысенький коротышка - этакий Колобок. Его ножки, обутые в хромовые сапоги, смешно торчали из необъятных галифе, как две тоненькие спички. Длиннющая портупея еле сходилась на внушительном брюхе. Создавалось впечатление, что у майора под кителем в районе живота висит внушительный рюкзак, набитый продуктами питания.
Майор был откровенно смешон и честно говоря, нам совсем не нравился. Нам - это составу гарнизонного патруля. И самое противное, что наше мнение об этом майоре никто не спрашивал и в расчет не брал. В армии есть железное правило: «Командира не выбирают, а назначают. Так что неважно, нравится, не нравится - ложись моя красавица!»
На ближайшие 12-ть часов, этот великий воин, станет нашим начальником - начальником гарнизонного патруля.
В составе патруля - я и Лелик, курсанты училища ВВС. По разнарядке, полученной из военной комендатуры, нас выделили для несения службы в качестве патрульных, а начальника назначили уже на разводе во дворе напротив гарнизонной гауптвахты. Ребята мы немаленькие, под 190 см. и наш колобок-начальничек явно закомплексовал перед своими громадными подчиненными. Чтобы посмотреть нам в глаза, майору приходилось неестественно задирать голову. При этом его огромная пижонская фуражка, явно шитая в «левом» ателье, плохо держалась на абсолютно круглой и лысой голове офицера (трение об волосы отсутствует, поймите правильно) и постоянно сваливалась на бок, смешно зависая на его маленьких, но оттопыренных в разные стороны ушках.
Нам приходилось постоянно скрывать свои непроизвольные улыбки, делать супер серьезный вид и благоговейно ловить каждое слово из многочисленных и однотипных но, тем не менее, очень ценных указаний нашего вождя во время проведения им традиционного и занудного инструктажа.
В принципе, указания были просты и предельно понятны - ловить всех и каждого, но повторил эту стандартную для любого патруля задачу наш новоявленный начальник не менее десятка раз: «Ловить, ловить и ловить. Чем больше, тем лучше».
Ибо у майора есть план, в случае не выполнения которого, он клятвенно пообещал внести в список злостных разгильдяев и нарушителей воинской дисциплины нас с Леликом, причем с формулировкой: «за злостное пренебрежение своими служебными обязанностями и халатное несение патрульной службы», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тоесть вплоть до длительного содержания на гарнизонной гауптвахте, унылое и хорошо знакомое здание которой, находилось прямо перед нашими глазами.
Зря это он! Так сразу?! Ты не прав, майор! Нельзя угрожать своим подчиненным. Стимулировать можно и нужно, а угрожать не стоит. Непедагогично. Пагубно это. Практика доказала. Может быть, такой подход к людям оправдан в условиях ракетного училища, где этот ретивый колобок начальником какой-то учебной лаборатории трудится, кто знает, но мы с Леликом были из училища ВВС. И пугать и стращать нас, было абсолютно бесперспективно. Себе дороже.
Мы напряглись, насторожились и обиделись. Тут уже дело принципа, теперь точно рвать свою задницу в служебном порыве никто не станет. Все, пипец, весь наш энтузиазм и фанатичный настрой на образцовое несение службы сразу закончился. Именно уже на неграмотно проведенном инструктаже и закончился. Но ракетный майор об этом пока еще не догадывается, да и незачем ему это знать. Пусть надеется, что мы очень испугались и будем сейчас бордюрный камень от усердия грызть, копытом по асфальту бить, искру высекая, чтобы усердие свое всячески показывать. Ага, сейчас. Только разбежимся посильнее.
- Значит так! Слушай сюда! Патрулируем центральный проспект методом совершения возвратно-поступательных движений от городской набережной до центральной площади и всех военных - кто в форме значит, пишем! Всех пишем, пишем, пишем. Неважно, что боец умыт, подстрижен, побрит на 2-а миллиметра под кожей, воняет одеколоном за 7-мь метров, идеально поглажен и знает Общевоинские Уставы на зубок. Идеальных нет! Все, кто в форме - это однозначно разгильдяи и раздолбаи. Всех ко мне! Пока я пишу одного, вы не стоите столбами, а высматриваете других военных и активно рыскаете в постоянном поиске. Увидели голубчика с погонами! Все, не дожидаясь команды, вперед! Самостоятельно подходите к нему и говорите: «Вас вызывает начальник патруля!», а я тут сам разберусь! Все понятно?! Да, чуть не забыл, офицерье тоже тащите. Если кто-то станет убегать, догнать и приволочь мерзавца силой. Парни здоровые, скрутите. Мы его быстренько на гауптвахту определим, мне вот даже «Ромашку» выдали для оперативной связи с комендатурой. Если что, дежурную машину пришлют.
Майор похлопал пухлой ладошкой по радиостанции «Ромашка», которая представляла собой сочленение двух внушительных по размеру агрегатов и убогой многосекционной антенны, вплетенной в плечевой ремень.
«Ромашка» всегда славилась своей тяжестью, неудобством применения, вечно дохлыми аккумуляторами и безобразной связью. Стоило зайти за угол здания, как два абонента уже не понимали друг друга. Проще было докричаться до Луны, чем наладить устойчивую связь на расстоянии более 100-та метров.
Ладно, хочет майор таскать этот металлохлам - его проблемы. Ему полезно попотеть и похудеть, а то вон как кожа на морде натянулась, того и гляди треснет.
Мы с Леликом, отключив сознание, внимательно слушали непрекращающийся инструктаж ракетного начальника, время от времени в произвольном порядке утвердительно кивая головой. Показывая всем своим серьезным видом, что полностью разделяем озабоченность начальника патруля о низком уровне воинской дисциплины в военном гарнизоне, в нашем городе, во всей армии и даже в стране в целом.
В результате инструктажа выяснилось, что пристальным вниманием и гиперпотенцией майора осталась не охвачена только наша планета Земля и ее ближайшие окрестности, но это было только делом ближайшего будущего. Майор азартно рвался в бой.
Этот истеричный инструктаж, временами переходящий в личные нападки и необоснованные обвинения в адрес всего военного сообщества в целом, продолжался без малого 12-ть часов - все время нашего совместного дежурства. Короткие паузы в нравоучениях удивительным образом совпадали с перерывами на прием пищи и на то время, когда майор увлеченно и азартно записывал в «черный список» очередную жертву.
Правду говорят более опытные военные товарищи: «С сухопутными и «помидорами» что-то не так?!» Общение с ракетным майором, полностью подтвердило этот незыблемый в ВВС постулат. Действительно, вроде все как у людей - две руки, две ноги, объемная тушка по середине, одна голова, сверху военная форма. Но вот содержимое головушки вызывает смутное подозрение и явные опасения о наличии мозга в черепной коробке. Не закостенел ли он, не атрофировался?! Ибо, поведение данных ребят, мягко говоря, не совсем адекватное.
Итак, работа закипела. Мы вышли на центральный проспект города, где пересекались все маршруты движения наземного транспорта, люди совершали пересадки с одного автобуса на другой, с трамвая на троллейбус и так далее.
Вот прямо здесь на остановках общественного транспорта, майор развернул массовую перепись военного населения города. Он истово писал всех и каждого. За дело и просто до кучи - для количества, обвиняя бойцов чуть ли не в предательстве Родины. Писал поголовно - солдат, курсантов, прапорщиков и молодых офицеров. Возле него выстроилась огромная очередь из кандидатов на занесение в «черный список».
У майора-ракетчика не было ничего святого. Он выдергивал ребят из объятий девушек, снимал с подножек автобуса. Двух солдатиков записал за «не отдание» воинского приветствия патрулю, когда они, выходя из троллейбуса, выносили огромные сумки какой-то немощной бабульки. Молодой румяный лейтенантик пополнил список за аналогичное преступление когда, прогуливаясь с красавицей женой и маленьким ребенком, толкал впереди себя детскую коляску.
Нам с Леликом было противно не только участвовать в этом безобразном действе, но и даже находиться рядом. Красная повязка с надписью «Патруль» на левой руке была как позорное клеймо. Всем своим видом мы старались показать окружающим людям, что не имеем ничего общего с этим разбушевавшимся коротышкой откровенно исходящим на желчь.
А майор тем временем упивался своей властью. Его надутые щеки покрылись землистым румянцем, по лицу стекал обильный пот, глаза безумно блестели, он визгливо отчитывал каждого записываемого и злорадно хихикал. Было такое впечатление, что этот глубоко закомплексованный человечек мстит всем окружающим его военным за свою ничтожность, за малый ростик, за непомерно толстую задницу, за блестящую потную лысину, да мало ли еще за что. Но мстит, причем с какой-то патологической жестокостью. Я стыдливо отводил глаза от прохожих, которые с открытой укоризной и явным неодобрением смотрели на нашу отвратную компашку.
Пока я старательно отворачивался от презрительных взглядов гражданских людей и с нескрываемым интересом и отчаянной тоской наблюдал за движением редких облаков в голубом небе, багровый от стыда Лелик молча метнулся в толпу. Честно говоря я не ожидал, что мой друг ранее незамеченный в проявлении садистских наклонностей, так легко впитает в себя чужую озлобленность на весь окружающий мир и добровольно примкнет к этому мерзкому шабашу и вакханалии. «Власть - это зараза!!!», - подумалось мне. Но вскоре я все понял. Лелик рискнул и сделал гениальный ход.
Проталкиваясь сквозь толпу военных «желающих записаться» к майору подходил разраженный полковник, причем полковник-ракетчик. Вызванный Леликом и скорчив брезгливо-недовольную гримасу, он угрожающе приближался к начальнику патруля. Он не просто приближался, точнее, будет сказать - он угрожающе надвигался, как массивный ледокол надвигается на жалкую льдинку.
- Товарищ майор, у Вас какие-то проблемы?! - полковник пренебрежительно обошел длинную очередь из испуганно грустных вояк, обреченно ожидающих своей участи.
Майор нехотя оторвался от увлекательного занятия по наведению воинской дисциплины и удивленно уставился своими маленькими поросячьими глазками на разгневанного полковника. Тот, постепенно увеличивая громкость своего голоса, продолжил.
- Вы что товарищ майор, забылись?! Или Уставы плохо знаете?! Кто Вам дал право вызывать к себе старшего по воинскому званию. Может, еще пальчиком меня поманите, свистом окликните или апорт как собачке бросите?! Ась?! Не слышу! Я сейчас же немедленно позвоню военному коменданту. Форменное безобразие! Да я Вас ...
Майор захлопал заплывшими жиром глазками и мгновенно пришел в искренний ужас, на его лице менялись эмоции от подобострастной улыбки до противной мелкой трясучки. Его безвольная нижняя челюсть мелко вибрировала, сотрясая все три основательные складки на шее чуть ниже подбородка.
- Товарищ полковник! Уверяю Вас, это досадная ошибка! Просто какое-то фатальное недоразумение! Патрульный не правильно меня понял, он обознался и побежал не за злостным нарушителем воинской дисциплины, а за таким достойным и уважаемым офицером как Вы! Накажу! Ей-ей, накажу! Смешаю с дерьмом и съем сейчас же! Прямо здесь, съем, задрочу, заинструктирую, да я его... Простите меня пожалуйста! Это ошибка, недоразумение, накладка, недоработка, стечение обстоятельств, больше не повторится. Клянусь честью, слово коммуниста.
Пока шла эта занимательная беседа, к остановке подошел очередной автобус и гостеприимно распахнул свои двери. Толпа военных, стоявших в очереди на экзекуцию, мгновенно сориентировалась и решив не испытывать судьбу, массово уклонилась от процедуры переписи населения. Все вояки поголовно загрузились в салон автобуса и дружно поехали по маршруту N 11, независимо от необходимости и надобности лишь бы, куда подальше от бесноватого майора.
А майор вертелся ужом перед полковником, выказывая всяческую готовность почистить ему ботинки и погладить брюки, вылизать пятую точку или еще чего, лишь бы погасить данный конфликт прямо здесь и сейчас. Колобок фактически валялся в ногах у сурового и оскорбленного офицера.
Через некоторое время полковнику надоело наблюдать за унижением и самобичеванием майора, он великодушно сменил гнев на милость и двинул по своим делам. Майор снял мокрую от пота фуражку, вытер испарину с багровой лысины и набросился на нас с упреками.
- Вы что, совсем охулели?! Уже полковников притаскиваете. Для вас что, совсем авторитетов нету?! Это же ПОЛКОВНИК!!!!! Целый полковник, а не какой-то там кусок дерьма!!! Ну, писец, дали двух кретинов из ВВС!!! Полковник - это... полковник!!! Зарубите себе на носу, идиоты! Уф, чуть не пропал из-за вас ни за что!
Мы сразу дружно включили «дурака» и ушли в глубокую защиту, показывая свою природную тупость и ограниченность в умственном развитии.
- Дык! Товарищ майор, Вы же сами сказали всех без разбору тащить, включая товарищей офицеров. Вот и перестарались, токмо из-за усердия и желания Вам угодить, старание проявили и служебное рвение, дабы выполнить Ваше ценное указание. Вот! Да, что там полковник?! Да, для Вас, товарищ майор, мы не то, что полковника, генерала притащим! Да, генерала! Да, точно, даже не сомневайтесь! Только прикажите! Правда, мало их в гарнизоне, всего четыре штуки. Да и не просто их найти, они - генералы эти, в черных «Волгах» все больше ездят, но если надо, то из машины вытащим! Скрутим и вытащим! Да уж! Только прикажите, товарищ майор!
Майор от изумления выпучил маленькие глазки и с явной опаской посмотрел на наши тупые, но решительные физиономии. Он долго пускал слюну, захлебываясь от переполняющих его эмоций и, наконец, промямлил.
- Вы это! Того, поменьше фанатизма. Я понимаю, в армии рядовой обязан выполнять приказ командира не задумываясь, точно, качественно и в срок. Молодцы, конечно! Хвалю за проявленное усердие но, с полковником - это перебор. Перебор говорю! Полковник - это... это же ПОЛ-КОВ-НИК! Понятно?! Слушай сюда, внимательно! Устанавливаю ценз для офицеров - брать только младших офицеров до капитана, но не более! Ясно? До капитана! Это значит 4-ре маленькие звездочки и один просвет, понятно?! А лучше, ну вас от греха, стойте рядом! Будете бегать, когда я прикажу, понятно?! И самим ни шагу, ни-ни, все поняли?!
- Так точно!!!!!
С этой минуты, наряд для нас с Леликом перешел в пассивную стадию и продолжился в более спокойном режиме. Майор старался нас особо не трогать и не тревожить. От греха подальше. Он временами с явной опаской поглядывал на своих патрульных и обескуражено покачивал головой. Похоже, колобок уже сам был не рад нашему с Леликом присутствию и откровенно побаивался наших необдуманных действий, которые могли привести к непредвиденным и фатальным для него последствиям. Поглядывая в нашу сторону, майор в полголоса, практически еле слышно, отчаянно матерился, кляня двух дебилов из ВВС (типа нас с Леликом). Ну и хрен с ним, а наряд тем временем шел своим чередом.
Когда наш неугомонный начальничек записывал очередного жалобно оправдывающегося прапорщика, неожиданно из-за угла здания, прямо на ракетного колобка вывалился развеселый курсант нашего родного училища ВВС. Учитывая, что в этот день плановых увольнений в город не было, к бабке не ходить - парень был в самоволке. Без вариантов. Более того, его форма была расстегнута, а фуражка залихватски заломлена на затылок и держалась только на честном слове.
Надо отдать должное, заметив патруль, парнишка моментально сориентировался. Он развернулся на 180 градусов и молниеносно метнулся за угол. Но поздно! Майор увидел его маневр, и лихорадочно дописывая данные на очередного разоблаченного врага народа, отдал нам команду: «Фас!»
Ловить своих пацанов - самое последнее дело, но мы бодренько рванули выполнять приказ начальника патруля, который, мелко семеня короткими ножками, припустил вслед за нами.
Самовольщик бежал истово, показывая чудесную физическую форму, в которую принудительно вгоняли каждого курсанта нашего незабвенного училища. Худощавый парень просто летел над землей. Он красиво, шутя, легко и непринужденно уходил в отрыв от преследователей.
Честно говоря, мы с Леликом, особо и не старались догнать брата по крови. Бежали старательно, но неспеша - почти трусцой, к тому же штык-ножи, висящие на поясных ремнях, постоянно сползали вперед к начищенной до яркого блеска бляхе и больно били прямо по мужскому достоинству, а майор, с его внушительными носимыми запасами подкожного жира и сала, вообще был в безнадежных аутсайдерах.
И все было бы хорошо и замечательно, если бы юный самоходчик знал географию города. Но, парнишка был с первого курса обучения и по неопытности совершил непоправимую ошибку - он свернул в неудачное место и забежал в глухой двор, в котором с двух сторон стояли глухие стены домов, а третью сторону венчал почти 3-х метровый бетонный забор.
Заметив опасно неправильный курс беглеца, мы пытались кричать летящему в мышеловку коллеге, но было поздно, майор тоже заметил ошибку самоходчика, и у него открылось второе дыхание, прижимая к своему брюху убогую радиостанцию «Ромашку», начальник патруля заметно прибавил в скорости.
Забежав во двор, мы увидели жалкую картину. Парень, оказавшись в каменном мешке, тщетно пытался допрыгнуть до края забора, в надежде зацепиться и перелезть через него. Заметив нас с Леликом, он перестал прыгать и жалобно залепетал.
- Ребята, отпустите, я же свой...
Мы, одновременно сдвинув штык-ножи за спину, подбежали к парню и, не теряя времени, молча подхватили его на руки. Не сговариваясь, на втором замахе, мы с Леликом сильно подбросили первокурсника вверх. Обалдевший от такого развития событий, самоходчик ясным соколом взлетел высоко в небеса, как будто его выстрелила пушка. Парень, отчаянно размахивая руками и хаотично дрыгая ногами, еле уцепился за кромку забора, чтобы по инерции не перелететь на другую сторону транзитом. Что ни говори, а запулили его в небеса знатно, от души, причем гораздо выше забора. Первокурсник только успел крикнуть: «Спасибо!» и сразу исчез на другой стороне двора, по ту сторону глухого забора.
Лелик тяжело дыша, прислонился спиной к забору. Я согнулся в поясе, уперевшись руками в свои колени. Мы устали и тяжело дыша, медленно приходили в себя. Лелик лениво ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
- Вот оно как! Наберут раздолбаев по объявлению, географию не учат, города совсем не знают! А мы тут катапультой работай! Сань, скажи, мы ведь не были такими беспросветными дятлами?!
- Угу.
- Куда катится армия?! Кто придет нам на смену?!
- Не говори.
- Ужас! Даже от патруля сбежать не могут. Представляешь?!
- Ага.
- И это, наша смена?! ВВС вымирает.
- Эх.
- Регресс! Мир обречен!
- Мда.
Пока мы переводили дыхание, после мощного импульса затраченного на катапультирование нашего худосочного собрата по училищу, во двор, наконец, приполз или прикатился, кто его знает, красномордый начальник патруля. Он был уверен, что боец, находящийся в каменном мешке уже схвачен и, спешить ему, собственно говоря, уже некуда. Как же вытянулась в эллипс, его некогда круглая физиономия, когда в пустом дворе он обнаружил лишь только личный состав своего патруля собственной персоной и ни малейшего намека на злостного нарушителя воинской дисциплины.
- Это?! Как же? А?! Боец то где? Где курсант?
- Убежал.
- Куда?
- Через забор махнул и исчез.
- Как перемахнул?
- Как, как, к верху каком. Как бибизьяна, абрамгутанг вот, легко и со свистом.
- А вы что же?
- Мы?! А мы что?! Мы - не сайгаки какие, через заборы скакать или кургуру там, прости господи?! Увольте, товарищ майор, не приучены мы такие крендебубели выписывать.
- А он как смог? А?! Отвечать!
- А кто его знает?! Может, прыгун, какой. Мастер спорта там или кандидат чего-нибудь. В нашей бурсе всего в достатке, чемпионов всяких тоже. Мы же ВВС, у нас как в Греции каждой твари по паре или что-то вроде того! Короче, убежал и все! Нет его! Хоть стреляйте, нету. Самим обидно, бежали сколько, загнали, а его нету. Уф, заморились.
Майор подошел к забору, уперся в него ручонками, задрал голову и попытался допрыгнуть до верхней кромки. Не вышло. Он злобно сплюнул на землю.
- Узнать в лицо сможете?
- Куда там, мы только спину его и видел.
- А ну, подсадите меня.
Сказано-сделано, мы с Леликом неспеша подхватили офицера за толстые ляжки и приподняли максимально вверх. Колобок ухватился своими ручонками за шершавую кромку забора и попытался подтянуться, но не тут то было. Весовая категория не позволила ему взгромоздиться на верхнюю кромку забора и, слава богу, а то нам с Леликом потом пришлось бы снимать его оттуда.
- Все, опускайте меня, только бережно.
Мы осторожно и почтительно опустили ракетного колобка на грешную землю. Он еще некоторое время побродил вдоль забора, затем пару раз в приступе бессильной злобы пнул его, потом еще звонко шлепнул себя ручками по ляжкам и обиженно сплюнул под ноги. Наконец майор смирился.
- Эх, только время зря потеряли. За мной, на маршрут!

(продолжение для тех, кто не заснул)

Три по две

Красный, потный и заметно воняющий майор потащился на центральный проспект города. Мы, немного отстав, двинули следом. Близилось время ужина. После долгой беготни, хотелось усиленного питания. Организм настойчиво требовал еды. Учитывая, что обед в комендатуре был образцово противный, то ни я, ни Лелик, фактически не притронулись к зловонным помоям, которые радикально превзошли по отвратности всю ту дрянь, которой нас кормили в родном училище. Что ни говори, а гарнизонную гадость по такому показателю, как несъедобность, превзошел лишь только наш легендарный бигус, который не шел ни в какое сравнение с жалкими потугами безталантных поваров гарнизонной комендатуры. О, бигус! Его тайная рецептура хранилась в строгом секрете и была недоступна широкой военной общественности. И, слава богу. Тем не менее, есть хотелось нестерпимо и наши вечно пустые желудки начали успешно переваривать сами себя.
Проходя мимо легендарной пельменной «Минутка» и сглатывая обильно набегающую слюну, мы дружно заканючили.
- Товарищ майор!!! Давайте зайдем, немного перекусим.
- В комендатуре поедите.
- В комендатуре кормят по солдатской норме, а мы - курсанты ВВС. Нам положен другой харч. Тем более, ужин уже прошел, пока мы тут с вами бегали. А там все самое вкусное уже сожрали, проглодиты или троглодиты вечно голодные. Если что и осталось, то холодное и несъедобное. А тут пельмешки, горяченькие, почти как дома. И порции солидные, сметанка, перчик, аджика, горчичка, соусы разные. Нуууу, товааааааарищ майор???!!!!
Майор остановился, задумчиво посмотрел на часы. Посмотрел на нас. До комендатуры надо было добираться более получаса.
- А ладно, пошли!
И мы ввалились в пельменную. Первого за кассу пропустили майора. Старший по званию! Начальник!
Колобок долго смотрел на большую тарелку для супа, в которой аппетитно дымилась внушительная порция пельменей. Майор подошел к кассе.
- Одна!
Розовощекая и приветливая толстушка в идеально чистом ослепительно белом халате быстро пробила чек, и наш начальник осторожно взяв глубокую тарелку горячих пельменей, пошел занимать место в зале. А мы с Леликом в это время решали очень важный глобальный вопрос - сколько же пельменей брать, чтобы потом два раза за добавкой не бегать.
Следом за нами в «Минутку» зашли студенты, погремев мелочью, они, спросив у нас разрешения, встали перед нами в очередь, так как, терзаясь в смутных сомнениях, мы никак не могли прийти к общему решению по объемам и размерам наших с Леликом порций. Студенты тем временем быстро продвигались к раздаче и дружно загалдели в районе кассы.
- Одну! Две по пол!
- Одну по две! Да, да, именно так.
- Две по пол!
- Одну!
- Три по пол! Одну!
- Одну и одну половинку!
Касса весело затрещала, добрая повариха шустро наполняла глубокие тарелки горячими пельменями и выставляла их на раздачу. Те немногие, кто рискнул взять сдвоенную порцию, были приятно удивлены. Пельмени огромной горой возлежали на больших тарелках. Малейшее неосторожное движение грозило неминуемой потерей продукта. Сдвоенные порции наполняли суповую тарелку с большой горкой.
Потеряв остатки терпения и, изойдя на обильную слюну, мы, наконец, сошлись во мнениях и приняли непростое, но судьбоносное решение. Лелик решительно двинулся к кассе. Громадой своего мощного тела он закрыл зал от взгляда кассирши. Выложив деньги на красивое блюдечко, киевлянин спокойно произнес.
- Две по три.
Кассирша несказанно удивилась, ее добрые голубые глаза широко распахнулись, приветливая улыбка на румяном лице дрогнула, и она, замерев в нерешительности, не стала пробивать чек.
- Может, три по две?
- Нет! Две по три!
Добродушная тетка, как-то странно посмотрела на Лелика, она встала из-за кассы, выглянула в зал и внимательно посмотрела на меня.
- Точно?! Две по три?
- Да. Две по три.
Кассирша удивленно пожала плечами и пробила чек. Затем она обратилась к поварихе.
- Мариш! Сделай две по три!
- Оль, может три по две?
- Нет, Мариш, две по три! Клиент настаивает! Ты уж постарайся!
Из варочного цеха вышла не менее румяная повариха. Она с ног до головы осмотрела нас с Леликом, усмехнулась, тоже удивленно пожала плечами и ушла. В зале наступила тишина, стук вилок прекратился, аппетитное чавканье смолкло. Все посетители с интересом и нескрываемым любопытством смотрели как на нас, так и за дальнейшим развитием увлекательных событий.
Через непродолжительно время, из варочного зала выкатили тележку на колесиках. На ней стояли две большие глубокие эмалированные миски (почти тазики), заполненные пельменями.
Не знаю, как Лелик, но я сразу понял свою ошибку. Мы явно переоценили свои силы и вместительность своих желудков. Съесть это было невозможно. Просто, нереально! Но и отступать тоже было поздно. На кону стояла честь курсантов ВВС.
Но порции?! Порции были ужасающе огромны! Скорее всего, дамы из «Минутки» решили проучить двух наглецов и навалили пельменей от души, гораздо больше положенных трех порций.
- Сметанкой полить?!
Ласковый голос поварихи звучал заботливо-издевательски. Я не успел ничего пробормотать, как выступил Лелик.
- Ясень пень! Два раз по две порции! И хлеба еще!
- Хлеба??!!
В зале кто-то охнул. Повариха и кассирша перестали улыбаться. Я выпал в осадок. Есть, конечно, хотелось, но не до такой же степени. Хлеба????!!!! Лелик увлекся и переигрывал. Бежать было стыдно, отступать поздно, надо было приступать к знатному ужину. Окинув замерший в недоумении зал, мы пошли искать свободные места. Далеко обойдя стороной, стол с нашим дорогим начальником, я увидел как майор планомерно и жадно поглощал пельмешки, его хомячьи щечки мелко вибрировали.
Мы с Леликом сели за стол у окна и одновременно вытерли свои приборы о салфетку. Повариха прислуживала нам как заправская официантка, чего в «Минутке» отродясь не бывало. Лелик вытащил носовой платок, далеко не первой свежести и под удивленный шепот остальных посетителей кафе, солидно засунул его за воротник рубашки. Трапеза началась.
Полтазика каждый из нас, заглотил в первые пару минут. Ели жадно, почти не жуя. Голод, знаете ли, молодой растущий организм и все такое. Далее пошло труднее. У кассирши от увиденного сразу повлажнели глаза, и она, сдержанно всхлипывая, убежала в подсобку. Повариха героически стояла рядом, украдкой вытирая набегающие слезы своим ослепительно белым фартуком.
- Мальчики! Деточки! Сыночки! Где же вас так морили?!
- Бу-бу! Мня-мнян! Чвак-чвям! Уффф!!!
Повариха и вернувшаяся в зал кассирша с нескрываемой ненавистью посмотрела на притихшего и сразу съежившегося толстомордого майора. Все в зале повернулись к начальнику патруля и сверлили его недобрыми взглядами. Студенты смотрели на происходящее широко раскрытыми от ужаса глазами. Они явно и открыто испугались своего возможного призыва в ряды Красной армии. Испугались не по-детски. Теперь уже повариха не выдержала и громко зарыдала.
- Ой, мамочки! Вы приходите сюда почаще сыночки. У нас тут порции большие. Кафе студенческое, цены приемлемые. Приходите мальчики.
- Угу-мням! Ага-чвя!
Вкусная и калорийная пища поглощалась уже с непосильным трудом и адскими усилиями, приходилось часто запивать молоком. Хлеб я уже не ел, только пельмени, игнорируя даже чудесную жирную сметану. Но Лелик не сдавался. Железный характер, уважаю!
Он солидно накалывал пельмень на вилку, густо макал его в сметану, посыпал молотым перчиком. Все это великолепие, он отправлял в рот и медленно пережевывал. Затем откусывал добрый кусок хлеба, который предварительно макал в блюдце с острой аджикой. Вид аппетитно жующего друга вызывал у меня приступы тошноты. Я тихо прошептал.
- Лелик, давай передохнем.
- Через пару пельменей.
- Может, доешь за меня?!
- Саня, держим марку!
- Я лопну или облююсь. Опозоримся!
- Спокойно, дыши глубже. Мы их сделаем. Еще добавку попросим.
Я чуть не упал со стула. Лелик сохранял полную невозмутимость, его движения были плавными и размеренными. Все в кафе, ждали развязку, включая тех, кто уже давно поел и мог уйти, но остался из чистого любопытства.
Ракетный майор нервно дожевывал последний пельмень. У нас в тазиках оставалось еще где-то штук по двадцать внушительных уральских пельменей. Было такое ощущение, что пережеванная и проглоченная пища уже не проваливается в желудок, а складируются где-то в горле, чуть-чуть ниже челюсти.
Мы с Леликом одновременно сделали паузу и максимально ослабили поясные ремни со штык-ножами, чтобы они не давили на желудок. Наши кителя натянулись в области живота, пуговицы врезались в петли. Только суровые армейские нитки, удерживали эту хрупкую конструкцию от разрыва, а наши раздутые животы от вываливания на стол. Мы, незаметно для окружающих ослабили ремни на трещащих по швам брюках. Пришлось даже расстегнуть ширинки. Толпа зрителей заворожено затаила дыхание.
Переглянувшись друг с другом, мы опять взялись за вилки. Толпа студентов жалобно застонала, повариха зарыдала с новой силой и опять убежала на кухню. Кассирша в который раз перестала выбивать чеки, изумленно глядя на процесс поедания пельменей.
Последний пельмень я вкладывал в свой рот уже в полуобморочном состоянии, вяло помусолив, я оставил его за щекой. Жевать и глотать пельмень, не было сил. Лелик держался молодцом, он смачно облизал свою вилку, промокнул последним кусочком хлеба остатки аджики и доел всю сметану. Виват! Так их!
Когда, мы с ним, как два беременных королевских пингвина, медленно и осторожно протискивались в двери, выходя из кафе, нас остановила повариха. Она уже перестала плакать и протянула нам объемный пакет, замотанный в несколько слоев плотной упаковочной бумаги.
- Возьмите ребята, не откажите. Вы такие большие! Наверное, еще растете?! Вам питаться надо. Берите, берите!
На все наши слабые попытки отказаться, она не обращала внимания. Отказываться с большей убедительностью и гораздо активней, к сожалению уже не получалось, так как пельмени оставшиеся во рту и не поместившиеся в пищевод, мешали языку полноценно двигаться. Пока я что-то жалко мямлил, Лелик не стал долго капризничать и ломаться, а благодушно поблагодарил и взял пакет. Покинув гостеприимную «Минутку», мы опять оказались на своем маршруте патрулирования.
Последующее наше дежурство как-то не заладилось, откровенно говоря, мы потеряли мобильность. Со стороны наш патруль напоминал прогулку колобка-майора с двумя глубоко беременными военнослужащими. Наша походка и все движения были плавными, медлительными и очень пластичными. Так как нас мучила жестокая отдышка, то о беге не могло быть и речи. Иначе, можно было сразу лишиться своего драгоценного содержимого, которое медленно и нехотя переваривалось. Нас основательно и неудержимо тянуло в сон.
Тот вечер для всех военных нашего гарнизона прошел в относительной безопасности и спокойствии. Заметив нашу группу, военнослужащие заблаговременно меняли маршруты движения и скрывались во дворах и переулках. Мы их не преследовали, по причине полной невозможности ускорить свое равномерное и степенное передвижение. Майор отчаянно страдал, пассивный образ жизни был явно не для него.
По пути в комендатуру, майор, изучая свой список нарушителей, раздраженно сетовал.
- Вот незадача! 49-ть разгильдяев всего-то! Поймали бы того самоходчика, было бы ровно 50-т! Вот, что сейчас делать?! Может, Вас голубчиков записать?
- За что?
- За что?! За то, что армию позорите! Жрете, как будто вас 100 лет не кормили. Что, самые голодные? Да?!
- Да, голодные! Еще бы чего перекусили, но деньги кончились. Порции маловаты, вот и приходится по три брать. Эх, надо было сразу по пять! Пять ведь гораздо лучше, чем три, а Сань, что думаешь?!
Я скромно промолчал, отчаянно борясь с приступом накатывающей рвоты, а у майора от услышанного вылезли из орбит поросячьи глазенки. Он начал жадно хватать ртом воздух не зная, что сказать. «Кондрашка» приближалась к начальнику патруля со скоростью реактивного самолета. Майор был на грани гарантированного инфаркта, инсульта и умственного помешательства. Белки его глаз неумолимо наливались кровью. Тем временем, Лелик добродушно и миролюбиво продолжил.
- Товарищ майор! Зачем нас писать? Смысла нет. Ну, запишите и что?! 49-ть плюс еще 2! Будет 51! Опять неровное число, а где еще 9 искать? Ночь на дворе. Да и время патруля уже закончилось. А?!
Майор ничего не ответил. Он вообще, больше не проронил ни слова. Наверное, где-то глубоко в своей душе, он категорически зарекся ходить в патруль с курсантами ВВС, кто знает?!
В комендатуре нас ждал родной ЗИЛ-131 цвета хаки, в кузове которого мы тряслись до самого училища.
В роте, после команды отбой мы, наконец, развернули тяжелый шуршащий пакет, который нам дали добрые тетки из кафе «Минутка». В нем, завернутый в несколько слоев бумаги, для сохранения тепла, лежал герметично закрытый полиэтиленовый мешок с вареными пельменями, густо политыми сметаной и отдельно в салфетке, лежали две алюминиевые вилки.

Любовь

Капитан-лейтенанту Леве Олейнику катастрофически не везло в личной жизни... В свои неполные двадцать девять лет он уже был дважды женат. Оба раза крайне неудачно. С первой женой - красивой севастопольской студенткой Мариной - Лева познакомился еще в училище. В конце третьего курса на танцах в Доме офицеров он заметил красивую черноволосую девушку, стеснительно жавшуюся в углу среди подруг. Понравилась она ему с первого взгляда. Природа не обидела Леву ни ростом, ни статью, ни внешностью. Горячий третьекурсник атаковал стремительно, и уже вечером, провожая Марину домой, они впервые встретились губами. Роман развернулся серьезный. Лева, обычно компанейский и заводной малый, волочившийся за каждыми красивыми ножками и не пропускающий ни одной курсантской гулянки, теперь улетал в город со скоростью ракеты, тратил нищенские зарплату на цветы, и по нашему разумению съехал с катушек. Так продолжалось почти два года. Пока общение Левы с Мариной оставалось на уроне походов в кино, на море и тихих поцелуев у подъезда, ее родители смотрели на все сквозь пальцы. Мол, девочке тоже нужна разрядка после настойчивой и упорной учебы. Но когда Лева, собравшись духом, сделал Марине предложение, они встали на дыбы. Дело в том, что когда они познакомились, Марина была еще на первом курсе, а Лева уже на третьем. Теперь ему предстояло через полгода уехать на флот уже в качестве офицера, а Марине надо было доучиваться еще пару лет. Да и не очень хотели ее предки сделать свое чадо верной офицерской супругой. Их амбиции простирались гораздо дальше и базировались на действительно эффективной внешности дочери. А упирали они, в основном, на то, что она девочка, ей рано, неразумная она. Сама Марина на предложение ответила вялым согласием, на что в своем решительном запале Лева внимания не обратил. Постукавшись лбом с ее родителями, Лева принял решение применить тяжелую артиллерию. Во время одного из споров он признался, что Марина уже давно и с удовольствием живет с ним физически, а над пестиками и тычинками в наше время смеются даже первоклашки. Шок родителей был непередаваемым. А когда сама Марина подтвердила эти факты, бастион пал. Обалдевшие родители дали согласие на брак с одним условием: Марина доучивается в институте очно. То есть на Север в ближайшие два года не едет. Воодушевленный успехом Лева согласился. Что такое два года, когда впереди с любимой вся жизнь? Свадьбу сыграли скромную, в последнем курсантском отпуске Левы. Потом начались странности. Марина с Левой жили у ее родителей. Прибегает Лева в увольнение обнять дорогую супругу, а ее мама и говорит: иди-ка ты сегодня обратно в училище, у Мариночки завтра зачет, ей выспаться надо. Да и вообще, Лева, приходи только по выходным, зачем тебе посреди недели на ночь бегать? А сама супруга ни рыба ни мясо. Против родителей - ни слова. Потом пятый курс уехал на стажировку на три месяца. Лева с Камчатки письма писал ровно через день. Получил в ответ всего три. Но не сдался. По приезду устроил всей Марининой семье головомойку, Марине высказал все, что думал, и на последние свои севастопольские месяцы снял квартиру и почти насильно утащил жену жить туда. Родители Марины снова сдались и скрепя сердце дали свое разрешение ночевать у них каждый день и даже исполнять Леве супружеские обязанности. Теперь без пяти минут офицер спал с супругой каждую ночь, а ее мама и папа страдали от бессилия за стеной в соседней комнате. Но все хорошее кончается. На суровую флотскую службу Марина проводила Леву, смахнув случайную слезу, а ее оскорбленные самоуправством дочери родители на вокзал не пошли совсем. Далее продолжилось прежнее. На каждые десять посланий Марина отвечала одним коротким, больше смахивающим на отписку. Прошел почти год. Сходив в первую автономку, Лева получил гигантский отпуск в три месяца и сразу, не заезжая к своей маме и не дав никому телеграммы, рванул в Севастополь к жене. Дверь открыла Маринина мама. Никакого удивления на ее лице не было. Она очень буднично сообщила Леве, что у дочки сессия, ее отвлекать не надо, мол, поживи, дорогой, пока в гостинице, а там посмотрим. После чего дверь захлопнулась перед его носом. Жену он так и не увидел. Все его попытки поймать ее в институте ни к чему не привели. Она как сквозь землю провалилась. Попьянствовав с тоски пару дней в гостинице "Крым" и пропив добрую треть отпускных денег, обманутый офицер принял решение. Пафосное, с пьяной головы. Обладая с детства недюжинной физической силой, Лева придя к ее родителям, на их глазах смял обручальное кольцо двумя пальцами, бросил под ноги и молча ушел. Подал заявление на развод и уехал к своим родителям. Развели его через полгода по почте, прислав свидетельство. Марина прислала письмо, в котором говорила, что их брак был ошибкой, и она его никогда не любила. Больше он ее никогда не видел.
Второй супружеский союз Лева заключил скорее из-за чувства мести Марине. С Леной он познакомился в конце этого же отпуска, заехав на неделю к товарищу перед возвращением в часть. Лена оказалась полной противоположностью Марины. Настоящая русская красавица. Натуральная блондинка, ноги от коренных зубов, абсолютно нетерпимая к любому виду диктата, особенно от родителей. Лена уже закончила педагогический институт по курсу иностранных языков и работала в специализированной школе учителем английского. Встретились они случайно, оказавшись рядом за столом на дне рождения Левиного друга. Лена была подругой его жены. Все дни до Левиного отъезда они пробродили по Ленинграду и расклеившийся каплей поведал Лене о своих жизненных злоключениях. Лена утешала как могла, пришла провожать Леву на вокзал и просила не теряться. Адрес и телефон написала сама. До следующего отпуска Лева грезил о встрече. Правда, памятуя о прошлом опыте, письма писал не очень часто, зато объемные. Лена отвечала на все. Окончательно она сразила его, когда прислала на день рождения огромную посылку, полную всевозможных подарков и сладостей. Ведь он не говорил ей, когда его именины, значит, она специально узнавала через общих знакомых! Лева влюбился. В ожидании очередного отпуска он категорично отметал все позывы местных гарнизонных обольстительниц, давно положивших глаз на симпатичного молодого офицера. Подошло время очередного отпуска. Лева взял билет на ближайший самолет в Ленинград и прилетел в город в двенадцать часов ночи. Без колебаний взяв такси, он поехал к Лене. Та словно ждала. Возникнув на пороге в полупрозрачном пеньюаре, скорее обнажающем, чем прикрывающем все ее женские прелести, она без прелюдий бросилась в объятья счастливого офицера. В эту ночь свершилось все, о чем целый год грезил Лева. Лена жила одна в однокомнатной квартире и шорохов за стеной бояться не приходилось. Женщиной она оказалась страстной и горячей, любила во весь голос и была во много раз опытнее в постельных делах, чем Марина. Лева был на седьмом небе. Не желая тратить время зря, он с ходу в карьер предложил Лене руку и сердце. Та согласилась. Свадьбу, в отличие от первой, сыграли пышно, с фатой, торжественным заездом в загс, кавалькадой машин и прочими традиционными аксессуарами. Лева очень понравился Лениным родителям, а Лена пришлась по душе Левиной маме, не очень одобрявшей его первый брак. Полная идиллия. Весь отпуск прошел как один большой медовый месяц. Но все хорошее рано или поздно кончается. Лева уехал на Север пробивать своей молодой семье квартиру, а Лена осталась в Питере увольняться и рассчитываться. Квартиру дали на удивление быстро, и вскоре Лена перебралась к мужу. Началось обустройство семейного гнезда. Вкусом к хорошим и красивым вещам природа Лену не обделила. Вскоре малогабаритная квартирка оказалась заставлена изящной и удобной мебелью. Правда, для этого пришлось изрядно попотрошить сбережения мужа, но чего не сделаешь для семейного счастья. Да и внешний вид бывшего "холостяка" Левы изменился до неузнаваемости. Он остепенился, перестал носить вытертые джинсы и растянутые свитера, стал каждый день менять носовые платки и по вечерам начал спешить домой, не оставляя никакой надежды друзьям-собутыльникам. Лева буквально растворился в новой жизни. Лена прочно забрала бразды управления всеми аспектами совместного существования в свои руки. От чего есть, до чего носить. От Левы требовалось лишь одно: зарабатывать средства. Он и зарабатывал. Напросился в одну автономку, другую, третью. Супружество требует жертв. Отпуска они проводили в санаториях. Лена считала ниже своего достоинства принимать участие в массовых заездах экипажа, поэтому Лева хорошо освоил технику пробивания отдельных путевок в престижные места отдыха. Кое-какие наводящие на размышления издержки, конечно, наблюдались. Например, острый интерес жены к темпам развития Левиной карьеры и нежелание пока заводить детей. Или стремление познакомиться со всеми его друзьями и начальниками. Лена, в отличие от большинства жен офицеров с удовольствием посещала всевозможные заседания женсоветов экипажа и дивизии, и даже умудрилась за очень недолгий срок войти в женсовет флотилии, проводя время в чаепитиях с женами командного состава. Она понемногу становилась популярной личностью в поселке подводников. Это не очень нравилось Леве. Но все покрывалось одним. Ночью Лена становилась соковыжималкой. Ее темперамент был воистину вулканическим и изощренным. Как мужчине Леве большего и нечего было желать. Изможденный, он засыпал на упругой груди жены, чтобы на следующий вечер история повторилась вновь. Так пролетело года три. Развязка наступила неожиданно. После очередной автономки Лена не встретила мужа на пирсе со всеми другими женами. На все вопросы о Лене знакомые женщины, потупив взгляд, бормотали, что не в курсе, где она. А дома... Квартира была девственно пуста. В углу примостилась большая коробка из-под телевизора со всеми аккуратно сложенными Левиными вещами. У стены сиротливо приткнулась раскладушка. И все! А самое главное - письмо, лежавшее посреди опустевшей квартиры. Короткими скупыми фразами Лена сообщала, что их союз был обречен с самого начала, но она его по-прежнему любит, хотя возврата к прошлому быть не может. Иссяк родник чувств, так сказать! Мебель же она продала в связи с тем, что ей начинать новую жизнь не на что, и все автономочные деньги, выданные ему вперед, она тоже взяла вместе со всем содержанием Левиной сберкнижки, на которую он по глупости оформил ей доверенность. Целую и прощай навеки, твоя безутешная Елена.
Немного прийдя в себя, Лева кинулся по знакомым выяснять, что же произошло в его трехмесячное отсутствие. Никто никаких вразумительных объяснений не дал. Жены товарищей если и знали, то хранили молчание, жалея покинутого мужа. Ленины родители не звонки не отвечали, а телефон на ленинградской квартире Лены все время был занят. Суть да дело, но через пару недель экипаж отправили в послепоходовый отпуск. Лева понесся в Ленинград, в душе надеясь, что все происшедшее - страшный сон. Но самое ужасное было впереди! Когда, наконец, ранним утром он добрался до Питера и позвонил в дверь любимой, ее открыл его бывший старпом в майке и трусах. Он полгода назад перевелся в академию, был разведен и не особо привлекателен внешне. Зато пер по служебной лестнице как танк несмотря на то, что был разведен, хотя для карьеры члена КПСС это было почти смертельно. За его спиной маячала Лена в едва запахнутом халатике, надетом явно на голое тело. Картина до такой степени ошарашила бедного Леву, что он даже не нашел в себе сил треснуть по роже прыщавого старпома и навесить оплеух изменнице. Застыв словно соляной столб, он рефлекторно фиксировал аргументированные объяснения Лены о несостоятельности их отношений. Короче, свое второе смятое обручальное кольцо Лева тоже подарил очередной супруге.
Развод оформили очень быстро, пользуясь обширными питерскими знакомствами бывшей жены. Кстати, в процессе этого Лева узнал много нового о своей бывшей половине, о чем и не догадывался все это время. Он был, разумеется, у нее не первым и даже не вторым. Правда, предыдущих она обирала без штампа в паспорте. А теперь, решив выйти на качественно более высокую орбиту, Лена кропотливо искала преспективный объект все эти неполные три года, а найдя, без колебание закрыла лавочку с Левой. Целенаправленная и законопослушная торговля шикарным телом.
Потерпев полное фиаско во второй попытке устроить личную жизнь, Лева пустился во все тяжкие. Квартиру он обставил заново, правда, теперь самой большой и главной ее частью была кровать. Широкая и удобная. Дважды разведенный каплей стал завсегдатаем местного кабака "Мутный глаз", откуда один домой не уходил. Особенно его тянуло на жен старпомов и командиров. Лева разбивался в лепешку, чтобы уложить их в постель. Сколько побывало в его знаменитой кровати женщин, он и сам не знает. Имя им - легион! Оба брака лишили Леву юношеских иллюзий. Освобожденный от гнета самому себе навязанных заблуждений, Лева вернулся в реальный мир и оказалось, что он не так уж плох и вообще прекрасен! Мировоззрение его претерпело радикальные изменения. Он стал считать, что сейчас не готов, да и совсем не создан для семьи со всеми вытекающими из этого последствиями. К тому же и женщины не те ангелы, за которых их принимают такие глупые мужчины, как он сам. Горе от последнего развода рассосалось как-то очень быстро, и даже практически без применения алкоголя. Лева увлекся спортом, и в свободное от женщин время с упоением занимался совершенствованием мускулатуры тела. Молодой симпатичный каплей стал пользоваться большой славой у женского пола гарнизона от мала до велика. Их привлекало, что Лева не требовал много от своих пассий, ни к чему их не обязывал, и совсем не любил трепать языком о своих амурных похождениях с друзьями. К нему бегали по ночам жены каперангов получить максимум удовольствия от мускулистого красивого парня и вновь почувствовать себя молодыми. А их же восемнадцатилетние дочери впрыгивали в его постель, чтобы ощутить себя настоящими женщинами в объятиях взрослого мужчины. Службе все это не мешало, а скорее даже помогало, и вскоре Лева, обладавший ко всему прочему недюжинными инженерными задатками, стал командиром дивизиона. Четыре маленьких звезды сменились одной большой. Капитан 3 ранга Олейник служил на износ: и на корабле и дома. Мама в посланиях из дома сетовала на его невезение в личной жизни, мол, так хочется внучат понянчить, а у тебя все никак. На все письма мамы из далекого Севастополя Лева отвечал одно: хватит, я с двумя женами уже покувыркался, никакого желания больше нет.
Время шло. Минуло еще несколько лет. После очередного автономного плавания отпуск выпадал на самую середину лета. Пользуясь опытом, приобретенным со второй женой и дамскими знакомствами в безбрачный период, Лева быстренько соорудил себе отдельную от экипажа путевку. Да не абы куда, а в "Аврору", знаменитый сочинский санаторий ВМФ, куда и зимой не всегда путевку возьмешь. Холостому мужчине сборы в дорогу - минутное дело, и сразу после раздачи отпускных билетов Лева, сдав соседке ключ от квартиры на хранение, выехал в аэропорт. Билетов, естественно, не было, но огромный опыт общения с женским полом помог, и обаяв дежурного администратора Мурманского аэропорта в рекордно короткие сроки, Лева через три часа вылетел транзитным рейсом в Сочи. Плавание было тяжелым и нервным. Материальная часть выходила из строя ежедневно и по самым малым причинам. Треть времени командир дивизиона Олейник провел в трюмах, накупался в грязи и масле. Хотелось теплого моря, женщин в купальниках и сладкого грузинского вина.
В санатории Леву разместили в двухместный номер. Соседа пока не было. В первый же день Лева как образцовый отдыхающий обошел всех врачей, получил назначения на всевозможные гидромассажи, обследования и терренкуры, и отложив свидание с морем на утро, завалился спать.
Проснулся Лева по военной привычке часов в шесть. Он всегда вставал рано и редко пользовался будильником. За окном была чудесная погода. Солнце, ни ветринки, благодать! До завтрака оставалось еще два часа, и Лева решил перед ним окунуться в море. Слово-дело! И уже через десять минут он стоял на пустынном в эти ранние часы пляже. Коренной крымчанин, Лева любил море так, как не может любить его простой курортник. Он им жил. И всегда заходя в море, он нырял, и пока хватало дыхания, плыл под водой как можно дальше от берега, смывая с кожи всю бренность земли. Это был словно ритуал. Лева разбежался, прыгнул и скрылся под водой. Море приняло его в свои объятья. Когда не дышать стало невозможно, Лева поднялся на поверхность перехватить глоток-другой воздуха. И едва голова каплея появилась над поверхностью воды, в затылок что-то сильно ударило. В глазах все померкло. Взмахнув руками, Лева потерял сознание...
Первое, что он услышал, придя в себя, были два женских голоса. Один, совсем рядом, почти у уха, другой чуть поодаль.
- Ну, что? Дышит?
- Вроде дышит? Лариса, давай все же врача позовем. Вдруг что-то серьезное?
- Перестань, Валерка! Неужели ты думаешь, что такому бугаю твой камешек все мозги вышиб? Сейчас очухается. Пойдем на завтрак. Пусть будет рад, что его вообще вытащили.
- Лора, ты что, не понимаешь? Я его чуть не угробила, и еще бросить должна! Придет в сознание, увижу что с ним все нормально, тогда и пойдем!
- Хм, Валера, а мужчинка-то ничего! Приятненький... Может ты того...
- Ну, ты и нахалка! Ладно, я его сейчас по щекам похлопаю...
Лева понял, что пора вставать. Он открыл глаза и решительно сел. В затылке как бомба взорвалась. В зрачках заплясали геометрические фигуры. Поднеся руку к голове, Лева нащупал огромную шишку аккурат посередине затылка.
- Вот по щекам не надо, и врача тоже.
Перед ним на коленях сидела русоволосая милая девушка лет двадцати в купальнике. Метрах в двух стояла другая.
- Вы извините, я не хотела, просто вышли на пляж - никого нет, я взяла камешек и решила "блинчик" по воде пустить. А тут вы выныриваете... Вы под водой недолго были, я плаваю хорошо... Я вам даже искусственное дыхание делала...
- Рот в рот, если интересует! - подала голос молчавшая до этого подруга.
- Ну, ты и язва, Лорка! - говорившая от возмущения вскочила на ноги.
- Больше не буду, не бейте!!! - в притворном ужасе прикрылась руками Лариса.
Лева поднялся на ноги. Голова кружилась. Во рту было до противного сухо.
- Хватит, девчонки, комедию ломать. Спасибо хоть вытащили... До свидания, гранатометчицы...
Лева сделал шаг. Его покачнуло. Стоявшая рядом камнеметательница успела подставить плечо.
- Знаете... Извините, не знаю как вас зовут. Давайте я вас провожу. Лера, захвати мой сарафан и вещи молодого человека.
И девушка, не дожидаясь согласия "раненого", обняла его за талию и потянула за собой по направлению к выходу с пляжа. Шли молча. Метров через пятьдесят Лева почувствовал себя более или менее сносно и аккуратно освободился от объятий террористки.
- Спасибо. Дальше я сам. Простите за нескромность, а почему подруга называет вас Валерой?
Девушка рассмеялась. Как-то очень свежо и естественно.
- Меня зовут Валерия. А Валерка - так удобнее! А вас-то как зовут, жертва обстоятельств?
- Лев. Лева.
Девушка снова засмеялась.
- А что, звучит. Валерка и Лев. Лев, сраженный Валеркой. Баллада!
- Да уж... Затылочная баллада.
Удивительно, но несмотря на всю неприятность происшествия и боль в ушибленной голове, никакой злости на эту девочку у Левы не было. То ли она выглядела очень виноватой и одновременно жизнерадостной, то ли еще что, но было совершенно очевидно: он на нее не злился. Более того, ни с того, ни с сего у Левы неожиданно поднялось настроение. Причин этому он и сам не мог понять, но факт оставался фактом.
- До свидания! Попытаюсь заставить себя позавтракать.
- Раненым жизненно важно хорошо питаться! Ослабленный организм требует витаминов! До свидания, Лев! И еще раз простите!
Валерия помахала рукой и пошла с подругой по направлению к другому корпусу.
На завтрак Лева не пошел. Череп раскалывался от головной боли, и есть абсолютно не хотелось. Наглотавшись выпрошенным у дежурной по этажу анальгином, Лева упал на кровать и попытался уснуть. Получилось с первого раза. Наверное, сказалась усталость последних двух недель, сдача корабля, нервотрепка, многочасовой перелет. Проснулся каплей от стука в дверь. Накинув спортивные штаны, он разрешил войти. Дверь открылась, и на пороге возникло маленькое чудо. Валерия. Маленькое, хрупкое чудо с огромными голубыми глазами.
- Еще раз извините! Ваш столик в столовой недалеко от нашего. Мы вас еще вчера видели... А тут глядим, вы на завтрак не пошли, на обед, на ужин. Я и заволновалась... Лев, может, вам плохо?
Лева ощупал затылок. Не болело. Посмотрел в окно. За ним и на самом деле начинало темнеть. Засмеялся.
- Нет, Валерка! Не дождетесь! Я здоров и голоден. Просто отсыпался. С вашей помощью!
Валерия улыбнулась.
- Ну и слава богу! Тогда я пошла. Не болейте! А поужинать можно и на набережной, там шашлыки на каждом углу.
Вдруг в офицере Олейнике проснулся дремавший мужчина. Девчонка ему определенно нравилась, и совсем не хотелось отпускать ее просто так.
- Валерия! Подождите! Для полного умиротворения обоих сторон приглашаю вас отужинать вместе со мной. Имею наглость напомнить, ранен вашей рукой, сатисфакции не требую, а лишь прошу разделить сегодня вечером со мной трапезу. Согласны? Можете даже с подругой.
Валерия грустно улыбнулась.
- Подруга во власти чувств где-то по аллеям бродит. Ей не до меня.
- Хорошо! Ну а вы?
Валерия пристально посмотрела на Леву.
- А что мне остается делать? Но с одним условием. Без рук и хамства. И не подумайте, что я напрашиваюсь. Я за вас Лева сегодня ответственна, да и сидеть в номере одной... Представляете, как скучно?
Лева почувствовал, что обрадовался так, как не радовался очень давно от общения с женским полом.
- Согласен на все! Валера! Можно я вас буду так называть? Встречаемся внизу в фойе через десять минут в парадной форме!
Бреясь и одеваясь, Лева волновался, словно шел на первое в своей жизни свидание. Почему? Да он и сам не мог ответить на этот вопрос. Но только не было азарта мужчины-охотника загоняющего женщину в свою постель. Все что угодно, но не это.
В назначенное время свежевыбритый и благоухающий Лева стоял у оговоренного места. Валерии еще не было. Прошла минута, другая, третья... Ее не было. Лева стал поглядывать на часы. Девушка не появлялась. Лева пристально осмотрел фойе в надежде, что не заметил ее в сутолоке. В этот вечерний час народа здесь было много. Отдыхающие выбирались на вечерний променад по набережной, разодетые и расфуфыренные. На людей посмотреть, да и себя показать. Валерии не было. Леве вдруг стало тоскливо. Мальчишка! Поверил сопливой девчонке, размяк, идиот! Решив, что с него хватит и пора пойти хватануть бутылочку "Хванчкары", Лева круто развернулся к выходу... Перед ним стояла женщина. Именно красивая, ладно сложенная, со вкусом одетая женщина. Из-за обиды, Лева сразу даже не узнал Валерию. А та, мило улыбаясь, извинилась.
- Простите, Лев, немного опоздала, застежка на босоножках сломалась. А потом вышла, хотела подойти, а вы пару раз на меня посмотрели и не заметили. Я и решила постоять немного рядом, интересно было, узнаете вы меня или нет. Ну что, идем?
В который раз за этот день Лева испытал очередное потрясение. Он не узнал в этой эффектной женщине девчонку, запулившую ему в голову камень! Абсурд.
- Конечно!
Валерия укоризненно взглянула на Леву.
- Галантный кавалер. Хоть бы руку даме предложили! Вот вам современные мужчины, нечего ждать...
И решительно взяв Леву под руку, скомандовала:
- Вперед! Ведите меня, мой раненый рыцарь!
Вечер удался на славу. Они нашли укромное открытое кафе на самом берегу моря. Тихо плескалась волна. По воде бежала лунная дорожка. Валерия и Лева долго сидели за столиком за бутылкой ароматного кавказского вина. Шашлык удался на славу. Сочное мясо таяло во рту. Но больше всего они говорили. Обо всем. На "ты" перешли сразу. Валерка оказалась чудесным собеседником. Лева поражался. Она понимала то, что он хотел сказать еще до того, как он закончит мысль. Она ловила суть моментально. Он узнал, что она совсем не школьница, как ему показалось сначала, и что ей уже двадцать три. Что она студентка, живет и учится в Москве, а отдыхает в военном санатории, потому что папа имеет какое-то отношение к военному ведомству и сделал ей и подруге путевки сюда. Сами же ее родители обожают альпинизм и горы, а посему, оставив дочь в "Авроре", полезли на турбазу здесь рядом, на Кавказском хребте, где и ползают сейчас по скалам и гоняют на лыжах. Выяснилось, что подруга Лариса с первого дня была покорена молодым мужчиной с военной выправкой из соседнего корпуса, и все вечера проводит с ним, черт знает где, возвращаясь довольной, но усталой. А Валерии одной скучно. Лева тоже рассказывал о себе. Почти все. Кроме превратностей семейной жизни. Эту тему он умолчал, скупо упомянув, что не женат. За разговорами наступила ночь. Когда Лева и Валерия добрались обратно до санатория, было уже начало третьего. Все двери оказались заперты. Самое время для поцелуев. Но Лева не смог. Он боялся даже обнять Валерию. Боялся спугнуть человека, с которым было так приятно говорить, да и просто ощущать его близость. Этот вечер так не походил на все курортные вечера, оканчивавшиеся по одному сценарию: торопливая близость на пляжном топчане и неловкое расставание. Они договорились утром вместе идти на пляж и разошлись. На прощанье Валерия без малейшего кокетства и жеманства поцеловала Леву в щеку и пошла к себе. Слава богу, в ее корпусе оказалась очень душевная дежурная. Она без ругани и рассуждений о нарушении режима открыла дверь и впустила девушку. Леве же пришлось, применив гимнастические способности, проникнуть к себе через балкон второго этажа.
Засыпал Лева с блаженной улыбкой. Ночью он впервые за многие годы не вставал много раз курить, а спал крепким младенческим сном. Утром в столовую он явился во всеоружии, оснащенный всеми пляжными принадлежностями. Валерия, несмотря на позднюю ночную прогулку, выглядела на редкость свежо и весело. Подсуетившись, Лева договорился с официантками, и его оперативно пересадили за стол к девушкам. Лариса, судя по поведению, была поражена загулом подруги. Оказалось, что та вернулась в номер часа на два позже ее, и Лора никак не могла оправиться от такого вопиющего безобразия. После завтрака вся троица направилась на пляж. Чуть позже к ним присоединился Ларискин кавалер, капитан-авиатор, восстанавливающий нервную систему после неудачного катапультирования. Мужик он был компанейский, веселый, в общем, не скучали. Отдых удался.
Шли дни. Компания развлекалась на пляжах, вечерами гуляла по набережной, лихо отплясывала в миниатюрных кафешках у моря. Ближе к ночи авиатор, тактично выдумывая очередную причину, уводил Ларису под локоток в аллеи парка. Откровенно говоря, этого момента Лева ждал каждый день с утра. Ему хотелось оставаться с Валеркой одному подольше. Леве было хорошо и интересно с этой девчонкой, которая могла самое обыденное представить так, как Лева даже предполагать не мог. Смешно, но опытный и прожженный ловелас Олейник и не пытался приблизиться к Валерии ближе, чем был. Все их встречи ограничивались скромным поцелуем, который дарила она ему на прощанье. И все. Вечерами, лежа в постели, Лева часто мечтал, как прижмет к себе это милое создание, и тут же гнал эту мысль, как какую-то грязную и гнусную. Один раз он осознал, что уже скоро месяц как вернулся из трехмесячного похода, и до сих пор ни разу не был с женщиной. И все же мысли о Валерии, как о постельной напарнице, у него не возникало.
Через две недели, когда они в очередной раз собирались на пляж, произошла встреча с Валеркиными родителями. В тот день Лариса отказалась идти на море, сославшись на головную боль, и осталась в номере. Удивительно, но голова заболела и у летчика, и тот тоже решил полежать в кровати. Правда, неизвестно в какой. Так что плескаться в ласковых волнах шли Лева и Валерия вдвоем. На входе из столовой Валерия издала счастливый визг и бросилась на плечи крепко сбитому мужчине лет пятидесяти. Оказалось, что ее родители решили на денек спуститься с гор, чтобы проведать свое единственное чадо. Валерин папа с нескрываемым интересом поглядел на Леву, которого его дочь, выходя из столовой, держала под руку. Естественно, дневной план мероприятий к величайшей досаде Левы был сломан. Мама Валерки, приятная и вежливая женщина, сразу потащила дочь и мужа куда-то в город, по магазинам. Леву тоже пригласили. Точнее, пригласила Валерия, но он отказался. Мозолить глаза родителям Лева не собирался. Мало ли что взбредет в голову любвеобильным папаше и мамаше при его более близком рассмотрении. Каплей остался в гордом одиночестве. Сходил на пляж, без особого желания окунулся, повалялся на топчане, и решив для себя, что день окончательно сломан, отправился в номер. По дороге встретил чрезвычайно недовольных "больных" Ларису и летчика. Им падение Валериных родителей с гор нанесло еще более сокрушительный удар. Как потом не без юмора заметил авиатор, родители постучали в дверь, когда они с Лорой выполняли одну из самых сложных фигур высшего пилотажа. Причем без страховки, то есть без катапульты. Обиженная парочка, посетовав на судьбу, с похоронным настроением удалилась в глубину парка. Лева, бесцельно пометавшись в стенах номера, решил поднять настроение привычным любому моряку способом: пропустить стаканчик-другой. Судя по всему, Валерины родители приехали на весь день, и оная в его обществе сегодня уже нуждаться не будет. На нет и ответа нет. Недалеко от ворот санатория примостился маленький открытый бар, прямо у дороги, с пластиковыми столами и стульями и стандартным курортным набором из дешевых коньков и разнообразных вин. Усевшись в тени деревьев, Лева для начала решил размяться с пятизвездочного коньячка местного производства. На удивление он оказался совсем не придорожного качества, а очень приличным, с терпким букетом и отменным вкусом. Устроившись поудобнее, Лева принялся смаковать этот божественный напиток, перемежая глотки сочнейшим люля-кебабом. Хмель накатился быстро, а вместе с ним пришло и чувство реальности. Что это я мозги сам себе ломаю? Обижаюсь. Через десять дней разъедемся и все! У меня же ничего с этой девчонкой не было, да и не будет! Она слишком чиста и хороша для меня. Да, с ней чудесно проводить время, общаться, но не более! Таких в постель не тащат! И тебе, дважды разведенному, стоит не питать какие-то смутные иллюзии и надежды. Твой удел - зрелые женщины, знающие, что хотят и сколько раз. Точка! Занятый внутренним самобичеванием, Лева не заметил, как сзади кто-то подошел.
- Разрешите присесть?
Не поворачивая головы, Лева, погруженный в тяжкие мысли, ответил.
- Ради бога. Садитесь.
Голос материлизовался в отца Валерии, севшего напротив.
- Давай знакомиться. Виктор Сергеевич.
И протянул руку.
- Лев Олейник. Капитан третьего ранга. Отпускник. Подводник.
Обменялись рукопожатиями.
- Что, офицер, жажду утоляешь?
Лева кивнул.
- Да... Могу предложить, недурственный напиток. Налить?
Виктор Сергеевич отрицательно помахал головой.
- Не стоит. Жарко, да и мы сейчас уезжаем.
Потом помолчал, и спросил:
- А ты часто так посереди дня нагружаться начинаешь?
Леву это почему-то задело. Да и много ли надо, чтобы задеть выпившего офицера.
- А вам-то что? Повоспитывать хотите? Тогда до свидания! Душещипательные беседы о нравственности оставьте при...
Валерин отец резко прервал Леву.
- Не паясничай! Сам понимаешь, зачем я подошел. Валерия у меня единственная дочь. Я сразу понял, что у нее с тобой что-то. Я ее слишком хорошо знаю. Она сегодня только и рассказывала, какой ты хороший, добрый и веселый. Я теперь вижу... Не вздумай ей гадить! Найду и накажу! От меня не спрячешься!
Лева как-то сразу успокоился, и на резкость резкостью не ответил. Даже протрезвел отчего-то.
- Да не волнуйтесь... Я ничего плохого Валерии не сделаю... Не смогу. Она такая... Ладно, пойду я. А то и правда, к середине дня налижусь до чертиков. До свидания.
Лева встал и пошел в сторону санатория. Несколько озадаченный Виктор Сергеевич остался сидеть, а потом, спохватившись, побежал догонять Леву.
- Подожди, нам по пути. Где служишь?
- На флоте.
- Я понимаю, что не в пустыне. На каком?
- Северный.
- "Люкс" или механик?
Лева с любопытством поглядел на попутчика.
- А вы-то откуда такие термины знаете? Я механик.
- Да приходилось слышать. Я, в общем-то, имею отношение к армии.
Лева улыбнулся.
- Да у нас вся страна имеет отношение к армии. Где-нибудь в "ящике" трудитесь? Или военную науку двигаете?
Виктор Сергеевич неопределенно подтвердил.
- Да, каким то образом так...
За разговором дошли до ворот санатория. Невдалеке за воротами стояла Валерия с мамой. Виктор Сергеевич остановился.
- Послушай, Лев, у нас с тобой беседы не было. Договорились. А то дочка со мной разговаривать месяца два не будет. Мы встретились случайно. И не обижайся. Свои-то дети есть?
- Нет.
- Когда будут, меня поймешь. А вот коньяка на сегодня тебе хватит...
Когда они подошли, Валерия удивленно посмотрела на отца.
- Папа, а вы откуда? Ты же к знакомому ходил.
Лев упредил ответ Виктора Сергеевича.
- Да встретились случайно.
Валерия кивнула головой.
- Понятно. И по такому случаю ты, Лева, успел опрокинуть пару бокалов горячительного? И ты, папа?
Виктор Сергеевич отрицательно махнул рукой.
- Дочка, я не пил. А твоего ухажера встретил пять минут назад.
Повернувшись лицом к Леве, Валерия категорично заявила:
- Лев! Если ты хочешь, как и договаривались вечером идти в город гулять, ложись и спи. Не меньше трех часов. Я перед ужином за тобой зайду.
Лева возражать не стал, и попрощавшись с ее родителями, побрел в номер.
В номере Леву ждала телеграмма. Командир дивизии срочно вызывал его на службу. Сомнений в том, что дело серьезно, не было. Просто так из послепоходового отдыха прямо из санатория не выдергивают. Лева тупо перечитал текст несколько раз. А может, это к лучшему? Все равно ничего у него с Валерией не будет. Кому он нужен со своими разводами и службой на краю земли? А портить девчонке жизнь он не собирается. Каким-то внутренним чутьем он чувствовал, что стоит ему только приложить минимум усилий, и она будет его. А потом? Разочарование? Обиды? Нет! Только не это! Что ему, других женщин мало? Уезжать! Срочно! И никаких проволочек. Лева схватил деньги и решительно направился в авиакассу, благо, она была на территории санатория.
Несмотря на разгар курортного сезона, Лева умудрился взять билет на завтрашнее утро. Вылет в 10:00. Решив билетный вопрос, Лева вернулся в номер. Побросать вещи в сумку было делом минутным, и собравшись, Лев уселся на диван не зная, что же делать дальше. Помаявшись минут десять, он все же решил, что храпануть пару часиков не помешает, и улегшись, погрузился в мир сновидений.
Валерия разбудила его, как и обещала. За полчаса до ужина. Идя в столовую, Лева никак не мог придумать, как сказать Валерии, что завтра он уезжает. Она весело отчитывала его за несвоевременное употребление алкоголя, строила планы на завтра, послезавтра, смеялась, подшучивала над Ларисой, короче, была в таком хорошем настроении, что портить его было грех. Но сказать было необходимо. Собравшись с духом, он молча вытащил из кармана телеграмму и протянул ее Валерии. Та, по инерции продолжая улыбаться, начала читать. Телеграмма не письмо, десяток слов - и все. Улыбка начала сползать с лица девушки. Нервно покусывая губу, он спросила:
- Завтра?
- Да, утром.
Валерия остановилась.
- Лора, иди на ужин одна. Я что-то не хочу. Иди-иди... Лева, подожди...
Лариса тактично отошла.
- Лева, давай сегодня пойдем вечером туда... Ну, где мы в первый раз были. Пойдем?
Лева грустно улыбнулся.
- Конечно.
- Тогда встретимся там через час.
И развернувшись, пошла по аллее.
Лева пришел к месту встречи немного пораньше. Занял столик, заказал традиционный шашлык. Валерия подошла минута в минуту. Села. Разговор не клеился. Леве хотелось поскорее покончить с натянутой ситуацией, в которой он не знал, кем себя чувствовать. Валерия тоже чем-то тяготилась, но молчала. Так в недомолвках и перебросах ничего не значащих фраз прошло часа два. Стемнело. Когда все было съедено и выпито, Валерия предложила прогуляться по парку. Пошли. Молча. Вдруг Валерия не выдержала, остановилась, и вплотную приблизившись к Леве, горячо зашептала:
- Левочка, миленький, ну что ты такой нерешительный? Три недели, и даже ни разу не обнял. Лева, я живая! Неужели ты не видишь, что я этого давно жду? Левочка, ты прям как дитя малое! Я тебя люблю, Лева! Слепой подводник...
Лева обнял Валерию. О чем ему было говорить? Что она тоже очень нравится ему? Она это и без него знала. Что он не хочет ломать ее жизнь? Она рассмеется. Что? А Валерия продолжала шептать, уткнувшись в распахнутый ворот его рубашки.
- Дорогой мой, милый мой, поцелуй меня, пожалуйста...
Вопреки рассудку, Левины руки бродили по телу девушки, и, наконец, не выдержав, он впился в полураскрытые губы Валерии крепким, совсем не целомудренным поцелуем. Тело девушки обмякло, она часто и прерывисто задышала. Лева понял одно: еще несколько минут, и все закончится как всегда, волшебство пропадет. Лева нашел в себе силы, чтобы оторваться. Держа Валерию за плечи, он тихо сказал:
- Валерия, я должен тебе кое-что рассказать... Ты не все обо мне знаешь. Послушай... Хотя я и не женат...
- Я не хочу ничего знать! Какое мне дело до того, что было раньше! Ты... Ты...
Лева мучительно соображал, что говорить дальше.
- Пойми, Валерка, ты не такая, как все! По крайней мере, для меня! И я не могу, не хочу повторения того, что уже было. Я... Я уеду завтра и все! Больше мы не увидимся, а если и придется встретиться, то ты будешь вспоминать обо всем, как о курортном романе с одиноким офицером, а я, наверное, так же. Не стоит... Ты мне очень дорога, но... Не хочу, чтобы у нас остались одни постельные воспоминания. Прости...
Валерия отстранилась. Без позы и без откровенной холодности. Посмотрела Леве в глаза. Даже в темноте он заметил, что она готова разреветься, но держится.
- Левочка, ты очень взрослый дурак! Большой, сильный и добрый дурак! До свидания, Ромео! Или прощай, если тебе так приятнее и спокойнее.
Она опустила голову, повернулась и пошла по аллее. Лева остался стоять на месте. Чего хотел, того добился. Но цена... На душе было мерзко и противно. Он давно привык к расставаниям, но сейчас... Лева решительно развернулся и быстрым шагом направился к шумящему невдалеке ближайшему бару. Традиционный флотский способ не помог. После двух порций спиртного жалости к себе не возникало. Да и хмель не шел. Лева отправился в номер.
Спать не хотелось. Пошатавшись в четырех стенах и выкурив несчетное количество сигарет, Лева решил, что объясниться с Валерией необходимо. Жизненно необходимо. Пусть даже они и не встретятся. Но идти к ней сейчас, после всего... Лева подумал, достал бумагу и сел писать письмо. Он писал обо всем: о своих неудачных браках, о своей службе и жизни в маленьком гарнизоне, о том, какой он ненадежный и легкомысленный человек. Он пытался оправдать не себя. Он хотел убедить Валерию, что она ошиблась в выборе, что он не достоин такой чистой и светлой девушки.
Когда Лева оторвал глаза от бумаги, было уже раннее утро. Письмецо вышло страниц на двенадцать. Лева горько усмехнулся, и запечатав его в конверт, размашисто подписал "Валерии. Исповедь идиота".
Для отъезжающих завтрак был на час раньше. Лева положил письмо на стол Валерии и попросил официантку проконтролировать, чтобы оно дошло до адресата. Поел и сразу уехал в аэропорт.
До родной базы Лева добрался без приключений. Командир дивизии, получив доклад о прибытии, извинился и пояснил:
- Олейник, прости, конечно, но никого свободных из командиров дивизиона нет. Только ты и Парамонов. Оба одновременно вернулись из походов. Но у Парамонова двое детей, а ты на настоящий момент холост. Сам понимаешь... Слава богу, хоть месяц отгулял. Но обещаю: после этого плавания отдыхаешь по полной катушке. И за то и за это. Суток сто тридцать не буду трогать ни под каким предлогом! Теперь о деле. Идешь с Наумченко. На полную, суток девяносто. Под лед. Через две недели, так что расхолаживаться времени нет. Сегодня домой, а завтра на борт принимать дела. С богом!
Знакомый распорядок поглотил все нехорошие воспоминания. Готовясь к походу, Лева нарочно загружал себе работой, чтобы не занимать голову разными неприятными мыслями. Две недели пролетели, как один день. В море вышли по расписанию, без задержек. Походная жизнь - штука полезная. Особливо для механика. Если матчасть постоянно кашляет, то на другое, тем более на самотерзания, времени нет вообще. В любое свободное время падаешь на шконку как подкошенный и спишь сколько дадут. А если учесть, что Лева специально себя напрягал, то даже покурить иногда минуты не находилось. Автономка выдалась не из легких. Сначала месяц бегали от кораблей "супостата". Потом нырнули под лед и стало поспокойнее. Американцы ледяную толщу не любят и забираются под нее чрезвычайно редко, только по огромной надобности. Но там, до сего момента не капризный старый "пароход" начал выкидывать номера. То штурманский комплекс работать не хочет, то АТГ буянить начинает и кидает защиту реактора раз за разом, или того хуже, испарители ни с того ни с сего перестают воду варить. Ни побриться, ни подмыться. Короче - не соскучишься! Так и пролетели восемьдесят шесть суток в неустанных сражениях со стареющей матчастью стратегического исполина. Нельзя сказать, что образ Валерии полностью и бесповоротно выветрился из головы комдива Олейника. Нет. Но благодаря усилиям напряженным самого Левы, он заметно потускнел и рисовался больше как воспоминание красивого, но несбыточного видения. Да и не старался он обращаться мыслями к этому небольшому эпизоду в своей бурной молодой жизни. Даже послепоходовый отпуск планировал проводить не на море, а где-нибудь в средней полосе, чтобы не дай бог кто-нибудь снова не засветил булыжником в затылок.
Возвращение в родную базу было омрачено постоянным спутником моряка - жуткой непогодой. Осеннее Заполярье очень неласково. Море разошлось не на шутку. За пять часов до захода в базу объявили "Ветер-2", и корабль отправили мотать круги по полигону в ожидании снижения ветра. Но судьба оказалась неблагосклонна к экипажу, отбродившему в глубинах океана без малого три месяца. Уже через час метерологические службы флота запугали всех штормовой готовностью и "Ветром-1". Надежда пришвартоваться к пирсу в ближайшие сутки иссякла окончательно. Близость дома расслабила всех, курилка была полна народа, обсуждающего преспективы захода корабля в базу. Сходились на одном: дай бог суток через трое привяжемся - значит, повезло! Леве это все было по барабану, уж его-то никто конкретно на берегу не ждал, и он, пользуясь подвернувшимся моментом, решил отоспаться и отдохнуть. Что и сделал, провалившись в небытие в мгновение ока.
Разбудил его вахтенный отсека матрос Сулейманов.
- Тащ каптантретьранг! Вас командира зовет! Срочна! В центральный.
Лев взглянул на часы. Нормально. Успел соснуть три часа. Да и на вахту скоро. Интересно, что сломалось в этот раз? Встал, ополоснул лицо и отправился прямиком в центропост. Командир сидел в своем кресле, увенчанный детективом в одной руке и бутербродом в другой, в унтах и кожаных штанах.
- Олейник, тут странная штука. Штаб Северного флота запрашивает: ты на борту или нет? Интересно, что по имени-отчеству и с проверкой даты рождения. Мне даже пришлось зама будить, чтобы проверить. Чего натворил? Нас на пирсе ребята в кожанках с автоматами ждать не будут?
Лева недоуменно пожал плечами.
- Да вроде нет. Никого не убивал, банков не грабил. Может, с мамой что?
Командир покачал головой.
- Нет. В таких случаях они сразу сообщают.
- Тогда я не знаю, товарищ командир. Ничего на ум не приходит.
На столике зашипел "Каштан".
- Товарищ командир. Рубка связи. Радио пришло.
Командир криво усмехнулся.
- Что, нас опять подо льды гонят?
Из рубки связи неуверенно пробормотали.
- Да нет... Товарищ командир, спуститесь вниз, здесь вас просят...
- Чай попить не дают! - недовольно пробурчал командир, слезая со своего кресла- постамента.
- Олейник - свободен. Отдыхай.
Командир, тяжело ступая в своей могучей обувке, вышел из центрального. Олейник следом. Но не успел он добраться до каюты, как по кораблю зазвенел сигнал учебной тревоги.
- Учебная тревога! Для прохода узкости! Олейнику в центральный пост!
Лева кинулся обратно. Явно что-то происходило, но что? Идем в базу при "Ветре-1"! Он лично таких случаев не знал. А корабль забурлил. Леве тоже передалась общая недоуменная и суетливая атмосфера, он прибавил шаг и влетел в центральный пост на волне спешащих на боевые посты моряков.
Командир облачался в кожаные доспехи для выхода на мостик. Неуклюже ворочаясь и матерясь вполголоса от безуспешных попыток натянуть чехол на канадку, он, мельком мазанув взглядом по Олейнику, узнал его, и торжествующе проревел на весь центральный:
- А дело-то все в тебе, Лев! Они меня еще раз спрашивают: Олейник на борту? Я говорю: да! Чего он вам дался? А мне говорят, раз Олейник есть, то есть и добро на переход в базу. Буксиры выходят. Идем в Оленью губу, к плавпирсу номер семь. Механик, давай команду: По местам стоять, узкость проходить! А ты, Лев, думай!
Командир, наконец, вделся в чехол, и переваливаясь с ноги на ногу, направился к выходу.
- Я наверх!
Олейник спускался на пульт ГЭУ в глубокой задумчивости. При чем здесь он? "Мохнатых" родственников Лев не имел, и кроме мамы и нескольких ее сестер и братьев родни не знал. Противозаконного ничего не делал. Ерунда какая-то! Решив, что гадать нечего, на берегу и так все станет ясно, Лев отбросил всякие дурные мысли и занялся своим непосредственным делом - гонять первый дивизион. Пришвартовались через два часа. После отбоя тревоги Лев только было собрался перекурить, как по кораблю загрохотал голос механика:
- Выход наверх запрещен! Капитану 3 ранга Олейнику форма одежды номер пять, прибыть в центральный пост! Срочно!
Лев присвистнул. Вот те на! На пирсе только командир и начальство. А его-то куда? Однозначно что-то случилось, а его только готовят к этому. Он бегом залетел в каюту, оделся и рванул в центральный. Механик скупо сообщил:
- Тебя командир наверх вызывает. Левка, что натворил? Кайся, пока не поздно.
- Сергееич, да я сам ни хрена не пойму! Хватит!
В момент одолев трап, Лева оказался наверху, в ограждении рубки. После трех месяцев оранжерейного климата природа встречала неласково. Мелкий осенний дождь противно хлестал по щекам, по небу летели серые осенние тучи, да и вообще обстановочка не радовала. Осторожно выглянув из рубки, Лева узрел на пирсе командира и стоящих рядом с ним двух офицеров. Больше никого не было, за исключением швартовной команды, снующей по пирсу с швартовными концами. Приглядевшись, Лева узнал в офицерах начальника штаба Северного флота и командующего их флотилией адмирала Маторкина. В отдалении около пирса стояла группа машин. Семьи подводников не встречали. Отчасти от того, что их завели не в родную базу, отчасти от того, что никто не мог предположить, что в такую погоду командование разрешит швартовку. Собравшись с духом, Олейник выбрался из рубки, спустился на пирс, и попытавшись изобразить строевой шаг, приблизился к начальству и доложил:
- Товарищ командир, капитан 3 ранга Олейник по вашему приказанию прибыл!
Начальник штаба флота, славившийся своим мерзким и вредным характером, оглядел Леву с ног до головы, и обращаясь к Маторкину, с сарказмом произнес:
- Вот тебе, Алексей Владимирович, и жених! Получи, распишись и передавай невесте!
Лева стоял, ничего не понимая. Какой жених? Какая невеста?
- Что молчишь? Радуйся, офицер, по твоей милости я с холодной спиной целый ядерный ракетоносец в базу затащил, причем по штормовой готовности. Других выпихиваю, а вас затащить пришлось!
Олейник решил, что пора навести ясность в этом туманном вопросе.
- Товарищ адмирал! Объясните, в чем дело? При чем здесь я? И вообще, что случилось?
Адмирал то ли криво улыбнулся, то ли скривился.
- Не строй из себя девочку! Тебя невеста приехала встречать, а мы вас повернули из-за непогоды. Ну, она папочке поплакалась в трубку, и вы здесь. Кстати, почему не по форме одет?
Адмирал повернулся к командиру.
- Я же приказал, с вещами и по форме номер пять! Не в канадке и тапочках, а с вещами!!!
Командир развел руками.
- Не так понял, товарищ адмирал. Сейчас устраним! Олейник, вниз и пять минут на подготовку для схода на берег. Дуй живо!
Но тут Лева первый раз в жизни в открытую возмутился действиями начальников.
- Я прошу мне объяснить, в чем дело!!! Я вам не кукла: беги туда, беги сюда! Я боевой офицер! Что за невеста?!
Командир недоуменно посмотрел на начальника штаба.
- Товарищ адмирал, может и правда, ошибка?
Начальник штаба нервно усмехнулся.
- Ошибка-ошибка... Да я сам читал! Все совпадает: фамилия, имя, отчество... Олейник, ты сам-то понимаешь, о чем речь идет?
Лева отрицательно покрутил головой.
- Ох, бл...ь! Номер на мою голову... Олейник, иди на корень пирса, там тебя эта самая "невеста" ожидает. Посмотри, твоя или нет... Опознание проведи. Она в "Волге" командующего флотом сидит. Иди, не мозоль глаза!
И Лева медленно и нерешительно зашагал. Неясные подозрения уже витали у него в голове, но поверить в такую безумную идею он не мог. Отсюда было видно единственную женскую фигурку, стоящую под зонтом у корня пирса. Он сразу заметил ее, поднявшись наверх, и даже вскользь задумался, кто же мог притащиться по такой погоде сюда, за пятнадцать километров от Гаджиево встречать корабль. Может, жена командира? Оказывается, нет. Встречают его. Но кто...
Лицо женщины скрывал опущенный зонт. Даже в десяти метрах от нее Лев не мог определить, кто это. И когда до нее оставалось несколько шагов, зонтик приподнялся... Это была Валерия. Здесь, на проржавевшем пирсе, под мерзким дождем, в нескольких тысячах километров от Сочи!!! Лев ждал чего угодно, но только не этого! Хотя стало очень приятно...
- Здравствуй, Лева.
Лева молчал. Валерия показалась ему еще более красивой, чем раньше. Он стоял и просто смотрел на нее.
- Левчик, ты не рад? Я дура, конечно, но... Прости если...
Лева вдруг заулыбался, как ребенок дождавшийся давным-давно обещанного подарка.
- Здравствуй, Валерка! Я рад, конечно, рад! Только я ничего не пойму... Как ты сюда попала, кто...
Валерия подошла к Леве, провела ладонью по щеке.
- Я очень хотела тебя видеть... Остальное потом... Поедем отсюда, хочу побыть с тобой наедине. Мне послезавтра надо быть в институте. Поедем!
Лева неопределенно махнул рукой в направлении своего начальства.
- Так это они меня по твоей просьбе что ли...
- Папа договорился. Иди, одевайся. Я тебя жду.
На пирсе начальник штаба флота, прервав оживленное обсуждение похода с командиром корабля, спросил у подошедшего Олейника:
- Ну и? Твоя или не твоя?
Лева, еще не до конца пришедший в себя от случившегося, кивнул:
- Ага.
Начальник штаба отчего-то развеселился.
- Отлично! Слава богу, разобрались. Командир, Олейник сходит на берег до сдачи корабля. Грубо говоря, его не трогать и не вызывать на службу суток трое. А лучше четверо... Договорились?
Командир кивнул. Когда просит начальник штаба флота, это уже приказ.
- И когда будете в отпуск оформляться, этого орла не задерживай, а лучше отпусти сразу, как это будет возможно, лучше завтра. Он у тебя по-моему прикомандированный?
Командир молчаливо подтвердил.
- Тогда решено. Олейник, ты с завтрашнего дня в отпуске.
Ответственный командир дивизиона Лева Олейник попытался вклиниться в речь старшего начальника.
- Товарищ адмирал, мне матчасть сдавать...
Того аж приподняло.
- Товарищ капитан 3 ранга!!! Это приказ!!! Вы с завтрашнего дня в отпуске. На полную. Точка.
А потом очень миролюбиво добавил:
- Знаешь, Олейник, так и командиру и мне спокойнее будет. Иди собирайся.
Только Лева направился к трапу, его остановил командир.
- Лев, у тебя акты приема-передачи дивизиона готовы?
- Да.
- Сейчас же сдай дивизион и все дела механику, передай ему - это мой приказ. А финансист отпускные тебе сегодня рассчитает. Завтра забежишь, ведомость на получение денег заберешь. Вместе со всеми документами. А о таких родственниках предупреждать надо...
В центральном посту механик сначала остолбенел от известия, но после небольшого разговора с командиром молча подмахнул все бумажки. Впервые за свою службу Лев сдал все дела за пару минут и сошел с корабля в отпуск через полчаса после прихода из автономки.
Уже в машине Валерия, не дожидаясь Левиных вопросов, сразу объяснила все.
- Извини меня, я поступила очень некрасиво. Тебя, наверное, за это по головке не погладят. Но так хотелось тебя видеть... Я на тебя злилась тогда, в последний вечер. Очень. Думала, вот дундук трусливый... А потом прочитала твое письмо и все поняла. Ты ведь не хотел со мной ничего иметь из-за своих прежних жен. Боялся все испортить мне... Да? Я поняла сразу. Ты просто слишком добрый... И я решила тебя найти. Фамилию и имя я знала, где служишь, ты рассказывал, а в остальном папа помог. Я очень не хотела его просить, но он сам подошел. Наверное, по мне видно было... Спросил, что у меня с тобой. Прости еще раз, я не выдержала и показала ему твое письмо. Он прочитал и сказал, что ты - настоящий мужик, хотя с первого взгляда ему и не понравился, и что он меня одобряет. А потом помог. Вот и все. Ты на меня обижаешься?
Валерия как-то очень доверчиво положила голову на плечо Леве и начала теребить пуговицы на его шинели. Лев молчал. Он вдруг окончательно осознал, что все происходящее сейчас не сон, и эта девчушка, прижавшаяся к нему, подарок судьбы. Она так была похожа на него самого.
- Лева, почему ты молчишь? Ты все-таки не одобряешь мой поступок?
Лев наклонился и нежно поцеловал Валерию в губы.
- Я никогда не смогу на тебя обижаться. А куда мы теперь поедем?
Валерка звонко и счастливо рассмеялась.
- Понятия не имею! Наверное, к тебе.
Лев почесал затылок.
- За неимением других вариантов, почему бы и нет? Вперед! И в конце концов, объясни мне, кто твой всемогущий папочка...
Валерин отец оказался заместителем министра Обороны по какой-то там важной части. Полный адмирал. Свадьбу Лев и Валерия сыграли в отпуске, сначала у него на родине, а потом в Москве. Валерия оперативно перевелась на заочное отделение и сразу уехала с мужем на Север, не принимая от родителей возражений. Никаких проблем на почве былой разгульной жизни Льва у них не возникало, потому что он честно и откровенно рассказал обо всем, а от других женщин его просто воротило. Так что семейная жизнь у них ладилась. Со службой у Льва тоже было все в порядке. Он всячески открещивался и отказывался от протекции со стороны тестя, и оказался в Москва только через шесть лет в звании капитана первого ранга исключительно по своим личным заслугам. К этому времени у них было уже двое хорошеньких девочек- двойняшек. Валерия с возрастом очень похорошела и души не чаяла в своем муже. В общем, желания в очередной раз гнуть обручальное кольцо у Левы не возникало...

Белый

Человек на террасе вздрогнул от негромкого шороха за спиной... Обернулся, готовый к неприятностям, одновременно положив руку на кухонный нож...
...На крыльце сидел кот. Абсолютно белый, без единого пятнышка. Два глаза, как две зеленые искорки отражали свет открытой двери.
- Ты чей? - Человек подошел поближе, рассматривая «гостя»... Рваные уши, морда в шрамах, мощные короткие лапы, настороженный взгляд...
- Все с тобой ясно... Ничей. Жрать хочешь? - отсыпал из своей тарелки горку еще теплых макарон. Добавил туда одну из двух сосисок. Мелко нарубил кусок колбасы... Пододвинул миску к коту. Сам сел за стол, звякнул бутылкой...
- Извини, тебе не предлагаю. Ну, за встречу!
- За встречу. - зеленые глаза сверкнули укором - Сопьешься, дурак!
- Все может быть... Ты ешь, ешь, приятель! Ну, давай по второй... За женщин! Хотя нет, давай лучше за родителей...
- Это можно. Святое. Присоединяюсь. - Белый сыто прищурился и подошел поближе, демонстрируя шрамы на мощном загривке. Сел, начал было умываться, но передумал, развернулся и пошел обратно, в темноту осеннего вечера...
- Ну, мне пора... Дела, брат. Спасибо тебе.
- Да, в общем, не за что. Ну, давай... Заходи, если надумаешь. А то мне одному, знаешь как-то...
- Непременно. - исчез в темноте внезапно, как и появился. Только пустая, вылизанная до блеска миска осталась стоять на полу...
Белый пришел через два дня. Тяжело проковылял по саду, приволакивая заднюю лапу и оставляя за собой красным пунктиром кровавый след... На правом боку темнела свежая рана.
- Кто ж тебя так?
- Собаки, чтоб их... Расплодились... Порядочному коту и пройти негде.
- Лежи, не двигайся. Сейчас аптечку принесу. Спирта нет, придется водкой промывать... Терпи, боец!
...Еще через час...
- Ну, вот и все. Ты как, живой? Знобит? Это нормально. Много крови потерял. Давай я тебя к печке положу... Если надо чего, подай голос, я рядом.
...Спать не хотелось... Человек сел в кресло, включил торшер и протянул руку за книгой.
Белый жалобно застонал и попытался перевернуться на другой бок... Потом приподнялся, посмотрел вокруг мутными от боли глазами и снова упал на заботливо сложенное вчетверо ватное одеяло.
...Через три дня...
- Я ухожу. - Белый похромал к двери.
- Куда?
- Неважно. Просто ухожу. У меня нет дома. И никогда не было. Я уже здоров. Мне пора.
- Ты и двух недель не протянешь! А если и протянешь, то эту зиму не переживешь...
- Значит судьба такая. - Белый невозмутимо открыл лапой дверь, неловко спустился с крыльца и пошел по мерзлой земле к калитке.
...Он не пришел на следующий день. К вечеру ветер усилился и на поселок обрушилась снежная метель... Первая, в этом году. Ветер гнул старые сосны, свистел в трубе, выдувал тепло из дома и пел какую-то свою жутковатую песню на одной ноте...
Человек вышел на крыльцо, прислушался к отдаленному собачьему лаю, зябко поежился, попытался рассмотреть что-то в белесой мгле ... Постояв пять минут, вернулся в комнату и подбросил дров в печку.
Потом подошел к шкафу, достал еще один свитер, черную вязаную шапочку и выгоревший армейский бушлат. Неторопливо и тщательно оделся... Взял фонарик, аккуратно закрыл за собой дверь и исчез в ледяном холоде ноябрьской ночи.
...Человек вернулся через два часа. Батарейки в фонарике «сели» окончательно. Он зажег «летучую мышь», подумал, налил полстакана, втянул в себя водку посиневшими от холода губами. И снова ушел в ночь...
Он нашел Белого только под утро. Случайно увидев струйку пара, пробивающуюся из подтаявшего сугроба, яростно начал разгребать снег негнущимися замерзшими руками...
Сорвал с себя бушлат, завернул в него окровавленное, начавшее уже коченеть тельце и побежал к дому, взрыхляя снег негнущимися ногами в тяжелых армейских ботинках... Белый на короткие мгновения приходил в себя, шипел, оскаливал в жуткой гримасе клыки, пытался выпустить когти, но силы быстро заканчивались, и он снова проваливался в беспамятство... Он был еще там, в своем последнем бою...
А потом... Потом был сумасшедший гон машины по обледеневшему шоссе, врач, удивленно качающий головой, операционная... Белый выжил.
...Еще через два дня...
Кот осторожно поднял голову, покачиваясь поднялся с лежанки и с трудом подтягиваясь на передних лапах и путаясь в бинтах, залез на кровать. Встал в изголовье, долго и внимательно смотрел на лицо спящего...
И медленно, словно удивляясь самому себе, потерся головой о небритую щеку, удовлетворенно вздохнул, свернулся калачиком и блаженно закрыл глаза...