ВИП-пассажиры.

Что ни говори, а командировки в Певек - самые приятные в условиях Чукотки. Солидный город, не хуже Анадыря, большой аэропорт, бетонная ВПП, теплая гостиница, светофоры на улицах. Да и застава с комендатурой отличались особым гостеприимством. А баня... э-эх-х. Самолетчиков всегда ждали как родных гостей. Мы ведь и полный борт припасов привезем, и пополнение, и свежие сплетни из отряда, и улететь с нами можно - развеяться в Провидухе. Правда, бывало, что мы и всякие комиссии привозили, но вечером в бане мы же своим спиртом эти комиссии и нейтрализовывали.
Я уже рассказывал на анекдот.ру, как однажды, приехав с морозца (градусов 27-30) на певекскую заставу, мы попросили чайку - погреться. Ну, так, перед ужином прогреть пищевой тракт. Старшина отвел нас в столовую и гаркнул: «Повар, чай экипажу». После паузы: «И мне тоже». Минут через пять на столе стояли кружки с чаем, тарелка с хлебом, масло, блюдце со сгущенкой, сахар. Отхлебнув чаю, старшина взревел: «Повар, мля, почему чай холодный??!!!». МХАТовская пауза и удаляющийся голос из недр кухни ответил: «Остыл, товарищ прапорщик». И правильно, нечего задавать дурацких вопросов.
Как-то раз, переночевав в гостинице (из обоих кранов горячая вода, поэтому первое, что делали, войдя в номер - наливали в графин слегка остывшую в трубах воду и выставляли его в форточку), утром выбрались на заставу, и по ЗАСу нам сообщили, что надо забрать из Певека в Анадырь ВИП персон - верхушку местной администрации на какое-то всечукотское совещание. Мы поплевались, поскольку можно было не успеть домой к закрытию аэропорта и остаться из-за этих ВИПов ночевать в нелюбимом Анадыре. Но делать нечего - выехали готовить машину к вылету. Езды от окраины Певека, где жили пограничники до Апапельгино (русифицированное Апапильгын), где располагается аэропорт, минут 30. Экипаж 6 рыл + водила + старший машины из офицеров заставы + наши многочисленные сумки + штурманов телевизор, прикупленный им вечером в местном универмаге по дешевке, составили в УАЗике изрядный паззл. Решился вопрос следующим образом: нас со штурманом погрузили в «собачник», сверху через спинку сиденья поставили на колени нам телевизор (аккуратно, стервец, вошел, до миллиметра выбрав всё свободное пространство). Оставшееся до потолка пространство завалили сумками, усадили увесистых командира, бортача и радиста на сиденье, а на колени к ним пузатого, но мелкого Эльдара - бортмеханика. УАЗик попытался встать на дыбы, как норовистая лошадь, но его уговорили не выёживаться, отчасти скомпенсировав нагрузку на задний мост худосочными тельцами старшего и водителя. Тронулись. Машинка трещала, скрипела и попёрдывала, неся в своем чреве монолит увесистых лётческих тел. Временами она, кряхтя и высунув язык, бежала слегка боком как дворовая собака, для полноты сходства припадая на переднюю правую лапу. Мы со штурманом, дыша по очереди (ибо глубокий вдох двигал телевизор от себя) все эти перипетии скорее ощущали, чем видели, ибо в заваленное и подмерзшее заднее овальное окошко было видать только макушки сопок, редкие столбы, да бледное розово-синее предрассветное чукотское небо. Остальные окна надежно загораживали сумки и могучие, наетые спины товарищей. Так и прошли эти тридцать минут. УАЗик скрипел, мы отекали под тяжестью бебехов, с заднего сиденья доносилась слабая ругань на костлявую Эльдарову задницу «которая все колени изъёрзала и отсидела». Но вот колеса подпрыгнули на деревянных мостках в районе ближнего привода, преодолены последние метры дороги и КПП аэропорта, и увесистый мучитель-«Рубин» сняли с наших одеревеневших колен. Сами мы разогнуться не смогли, и из собачника добрый командир по очереди извлек нас за шкирку.
Перетащили добро на борт, составили за этажеркой, закинули чехлами и разбежались. Штурман с командиром подписываться на вылет, механик с радистом - забирать аккумуляторы и ловить АПА (электростанция для запуска двигателей, обычно на базе УрАЛа), а меня с бортачом оставили расчехлять борт. Зимой в Певеке с утра обычно довольно прохладно. Градусов минус 35. К обеду теплеет до 25-30. Поэтому, несмотря на унты, ватные ползунки и меховую куртку, я быстро начал дубеть. Прятаться в самолете бесполезно, поскольку стылое за ночь железо само служит генератором холода. Вскоре вернулись Коля с Эльдаром. Без АПА и аккумуляторов. Доложили, что АПА сейчас на обеспечении местных рейсов, потом к нам подойдет, а аккумуляторы решили без АПА почем зря не морозить. Стали советоваться, что делать с маслом. Тот вариант, что был залит в маслосистему винта\двигателя, допускал холодный старт (т.е. сохранял требуемую вязкость) не ниже -25. А на улице - 35. И печки у гражданских не допросишься - они салоны на местные вылеты греют, а когда освободятся - плати. Решили гонять масло вручную до роста температуры хотя бы до -30. Путем кручения винтов. Винт на АН-26 тяжелый, инертный. А еще вязкое масло. Встанешь за лопастью, упрешься в нее руками и толкаешь, скользя по заснеженному бетону. Как только лопасть уходит вверх, бежишь к следующей и толкаешь, стремясь не дать винту остановиться. Для начала сделали по 30 оборотов на каждый винт. Я взмок, как мышь под метлой.
Тем временем подъехала пара УАЗиков с ВИПами. Холеные дядьки и тетьки в понтовых дубленках с отворотами с открытым горлом из-за стекол теплых машин наблюдали, как экипаж по очереди крутит тяжелые винты. Подошёл АПА. Съездили за аккумуляторами. Поставили аккумуляторы, подключили АПА. Подали питание на борт. Наши усилия не прошли даром. Масло прогрелось до -31 градуса. Решили «во избежание» еще немножко покрутить руками, а потом парой холодных прокруток «догреть» до -25 для гарантии. Потом запуск. Покрутили и, тяжело дыша, устроились на рабочих местах. Я с места командира руководил запуском. Сделали по паре прокруток, и Т масла на трехстрелочных индикаторах резво поползла вверх. Гут. Запуск левому. «Обороты растут... температура пошла... есть переключение... запущен, температура давление в норме». Хорошо, запуск правому (как раз где УАЗы ВИПовские стоят). «Обороты растут... есть зажигание... температура растет, растет, растет, заброс температуры... запуск прекращен». Тьфу ты! Холодная прокрутка, чтобы удалить продукты горения и пары керосина из тракта двигателя. Запуск, нет зажигания. Технари полезли на улицу, поволокли от местных стоянок стремянку и, раскрыв капоты, нырнули внутрь. Эльдару места на стремянке не хватило, и он громко и по-нерусски переживал с земли: «Ну чито там? Сивеча, сивеча смотри...» Заменили свечи («сивечи» в эльдаровом варианте). Тем временем холеная братва из УАЗиков повылезла наружу, раскурила сигареты (Мальборо и Кэмел, а не индийские Четыре квадрата, как у нас) и начала бурно, со смехуёчками и пиздахаханьками, обсуждать наши действия. На правах командира шуганул их от борта. «Курить за хвостом самолета, не ближе 30 метров, и вообще, мы сейчас повторно запускаться будем, шли бы вы все... в машины».
Начали с правого. Пошел-пошел-пошел, есть зажигание, температура растет... запущен. Уф-ф-ф. Запуск левому - нет зажигания. Да что за утро такое! Снова приволокли стремянку, нырнули под капот. Вроде и недолго движок до этого поработал, а на какой-то релюхе уже скопился и тут же замерз конденсат. Отколупали. Тем временем вернулись штурман с командиром, снова подъехал с парой бойцов-пассажиров заставской УАЗик. Кворум есть. Благодарные зрители горячо обсуждают наши действия. Командир пошел «перетирать» с высокопоставленной братвой, составил список пассажиров. АПА слинял по своим делам. Запуск «от своих». Т.е. от аккумуляторов. Левый запущен, правый не идет. Я снова замерз. Взмок в процессе толкания винтов, а теперь ледяной пот примораживает майку к спине. Командир делает две подряд прокрутки и «или пан, или пропал» - запуск правому. Вой, хлопок, облако вонючего дыма с пламенем пополам из ВУ... Удачно. Сидим, греем масло в движках. Тем временем я запулил отбор от двигателя в 8 единиц (при норме в 3-3,5) в надежде хоть немного прогреть пилотскую и оттаять замерзшие стекла перед рулением. Олег, хитрый штурман, греется в заставском УАЗе.
Отгоняли движки (отбор при движении РУДов временами доходит до края шкалы - 10 единиц), выключились. Зовем пассажиров. Не обремененные совестью ВИПы загоняют бойцов за брезентовую занавеску в хвост, сами устраиваются на «полусалонных» мягких креслах (снятых со старого Ил-14) вокруг столика с лампой, достают водку с закуской, располагаются по-хозяйски. Оне замерзли-с. Попутно, не снижая громкости, обсуждают увиденное сегодня на аэродроме. «А самолет-то у них, видел, какой? ... облезлый ... движки не заводятся... так они их «с толкача» завести пытались, видел... а дыму-то, дыму было, весь УАЗ провоняли... салон к нашему приходу не могли подогреть, хамьё (это визгливый дамский голос)... ничо, щас согреемся, наливай... Ну, чтоб не ёбнулись... хи-хи-хи... ха-ха-ха... интересно, а летают они так же, как самолет заводят?»
Ну, блин, ну скоты... Весь экипаж дружно начинает испытывать стойкую антипатию к пассажирам. Заходит после осмотра самолета Георгич - командир корабля. «Так, мужики, раздеваемся - и в кабину, поехали быстро. Нам надо сегодня Анадырь проскочить»,- поворачивается к «буграм»,- «А спиртное в полете употреблять запрещено, вам ясно?»
«Да чё, командир, холодно в натуре, себе-то вы кабинку нагрели, а мы тут мерзни», - поперло из ближайшего. «Я предупредил», - отрезал Жора и закрылся с нами в кабине. Эльдар молча и демонстративно ушел к бойцам.
Выруливать и взлетать Георгич доверил мне. При страгивании с места пришлось газануть - колеса примерзли к бетону. Из-за двери донесся взрыв криков и матюков.
- Эльдар,чего они там пиздят, - вызверился в СПУ командир.
- А, кажися, водка разлился.
Взлетели. Полупустой самолет по холодку бодро пёр вверх, и я задрал нос лайнера прямо в стылую атмосфЭру. Георгич, забыв, что дал команду взлетать мне, взялся за штурвал. Я убрал руки. «Коля, открой-ка дверь, посмотрим, чем эти пиздюки заняты», - задумчиво и зло произнес он. Пассажиры пили, жрали и ржали. Жора обернулся. Разливающий из бугров наклонил початую бутылку к стакану, Жора слегка дернул штурвалом, и создавшаяся перегрузка выдавила из бутылки в стакан полуторную норму. Тетьки завизжали и кинулись смахивать пролитое со стола на пол. А Жора уже снова задумчиво смотрел в окно. «А я здесь не причем, совсем я не причем», - вспомнились мне слова Дуремара из известного фильма.
- Влад...
- Да, командир...
- Ты все видел?
- Ну... да.
- Тогда держи штурвал, я, если что, подскажу.
- Пон-нял...
Я обернулся. Мордатый, что буро пёр на Георгича перед взлетом, готовился снова разливать. Я дождался, когда горлышко поплывет над стаканами, и сымитировал болтанку при помощи штурвала и педалей.
- Э, чито трясешь? - раздался в СПУ недовольный голос Эльдара.
- Помолчи, нерусский, Влад помогает пассажирам с пьянством бороться, - отозвался довольный как наевшийся сметаны кот радист Коля.
- Тихо, ща пить начнут, - штурман на секунду выглянул в салон.
Мордатый как раз подносил стакан ко рту. «Давай», - шепнули по СПУ. Я поддернул штурвал. Перегрузка выплеснула ему содержимое стакана бурным потоком мимо рта. Казалось, водка зашипела на красной морде. Из грузовой донесся взрыв хохота над незадачливым товарищем. Мордатый обтер остатки спиртного, снова схватился за пузырь.
- Давай.
- Спокойно, подождем.
Мордатый поднес стакан ко рту.
- Давай!
- Тихо.
Мордатый опрокинул содержимое в рот. Я от души толкнул штурвал от себя. Экипаж, привязанный ремнями, перенес это спокойно. Пассажиры же зависли в полуметре от кресел. Водка, дойдя до середины мордатого организма, бурно излилась обратно вокруг стакана. Мордатый поперхнулся, закашлялся, забрызгивая слюной и остатками водки окружающих. Я дернул штурвал на себя и певекские «бугры» горохом посыпались обратно в кресла. Шлепнулась на стол, разбрызгивая масло на дорогие дубленки банка шпрот. Все ВИПы высунулись со своих мест и уставились в кабину. И напоролись на ответный взгляд пяти наглых, любопытных, ухмыляющихся физиономий. Самая наглая физиономия (Жора) изобразила пантомиму «болтанка самолета» и, пожав плечами, развела руками.
Мордатый молча завинтил пузырь и убрал в сумку. До Анадыря больше никто ничего не пил. Соответственно и болтанка как-то внезапно прекратилась.