Музыка - мать ее!

Девочка сидела на снегу и плакала. Плакала горько, по-детски безутешно.
Володька залихватски, стоя на ногах, скатился с ледяной горки, но в конце спуска не устоял, сбитый очередной гурьбой любителей скоростного спуска. Отряхнул шинель от снега, рванул на повторный подъем и тут услышал плач. На спрессованном снегу сидела девочка-подросток и, обхватив коленку, тоненько скулила. Обильно лились крупные горючие слезы из-под заиндевевших ресниц.
- Деточка (откуда обращение такое взял?), ты чего ревешь как белуга?
- Я не деточка и не белуга! Я колено ударила, больно!
- Вставай, я отряхну тебя от снега.
- Не могу встать - нога сильно болит.
Две вещи открылись для третьекурсника Володьки Зелина после поднятия пострадавшей на руки: это была действительно не деточка (все положенные природой девичьи округлости торчали в нужных местах даже через легкую шубку) и второе - девушка была необыкновенно красивой и невесомой.
Молодая особа, смочив отворот Вовкиной шинели соленой водицей, была посажена на парковую скамью. Когда Володька с видом опытного травматолога начал ощупывать колено, пронзительный девичий визг разнесся над городским парком.
- Так, мадемуазель (где сегодня такие слова откапывал?), перелома у вас нет, это я говорю как опытный и не раз поломанный спортсмен! Вероятно, сильный ушиб, придется Новый год встречать слегка хроменькой", - тут же "самодельный хирург" пожалел о произнесенной фразе - девушка, услышав ключевое слово "хроменькой", ударилась в натуральный рев.
- А где твои одноклассницы-подружки?
- Не одноклассницы, а однокурсницы! Они домой пошли, а я решила прокатиться напоследок.
- Прокатилась! А живешь-то далеко?
- Нет, недалеко.
Курсант, уже твердо освоивший азы военного искусства, сосредоточенно принимал Решение командира. Два условия обстановки кардинально влияли на выполнение задачи доставки подраненной девушки в отчий дом: отсутствие транспорта в данной местности и лимит времени, ограниченный увольнительной запиской.
Решение было принято.
- Милая девочка (что творилось с его речью?), показывайте дорогу, я отнесу вас к матушке.
- Не донесете, я тяжелая (от двусмысленности фразы покраснели оба).
- Не таких носили (вид завитушек черных волос, выбившихся из под белоснежной шапочки и окаймляющих правильный овал бледного лица, вконец лишал Зелина способности здраво мыслить и управлять своей речью)!
Невесомая поначалу ноша, конечно же, скоро затяжелела, лицо отважного спасателя покрылось бисеринками пота, сбилось дыхание.
- Может, отдохнем?
- Вы что, устали?
- Я - нет, а вот вам тяжело!
Самое печальное, что Володька понимал: он безнадежно опаздывает из увольнения. Даже не глядя на часы, Зелин взмокнувшей спиной чувствовал неумолимый бег отпущенного ему времени.
После совместного нажатия на кнопку дверного звонка богато обитая дверь распахнулась. Строго, но шикарно одетая дама, увидев живописную пару, взялась одновременно за сердце и за высокую прическу.
- Дочь, теперь что, так принято - занятия музыкой завершать верховой ездой на юнкерах?
- Мама, прошу вас, не волнуйтесь, я подвернула ногу, катаясь с ледяной горки, а этот благородный юноша спас меня, доставив на руках домой.
Благородный юноша, из последних сил державший юную красавицу за ускользающий мех шубки, задыхаясь, выпалил:
- Мадам, позвольте представиться, курсант третьего курса прославленного училища летчиков Зелин Владимир Федорович! И уж совсем неожиданно для себя продублировал представление на английском языке: "Let me introduce myself. My surname is Zelin" (эх, жалко Людмила Георгиевна - преподаватель иностранного языка не слышала Вовкиного произношения, она бы сальто сделала, причем двойное, да с поворотом!) Не дожидаясь благодарностей от спасенной принцессы и ее родни, уже не удивляясь сегодня себе, буркнул что-то про "Good-bye, lovely ladies!" и прытко побежал Владимир Федорович в родное училище.
Судьба сжалилась над опоздавшим из увольнения курсантом в лице дежурного по училищу. Дежуривший преподаватель кафедры аэродинамики полковник Евсеев любил курсантов как своих неразумных малых детей.
- Причина опоздания, надо думать, личная, товарищ курсант?
- Так точно, Евгений Николаевич!
- А как причину звать-величать, позвольте поинтересоваться?
И тут Володя удивился сегодня еще раз: он даже не знал имени спасенной им девушки.
- Господи, мы хоть в свое время знали имена своих возлюбленных, и не дыши на меня "жигулевским"!
- Ни маковой росинки, товарищ полковник!
Нечаянный нарушитель воинской дисциплины понял, что он спасен.
Володька Зелин влюбился! Влюбился первой юношеской сжигающей любовью. Пожар! Горячка! Бессонница! Телефон! Увольнения! Встречи! Провожания! Робкие объятия! Поцелуи (правда, один, да и тот невпопад)!
Мир волшебный, мир прекрасный! Все окружающее - в розовых оттенках! Все, кроме двух печалей: Верушкиной (так все ласково называли даму Вовкиного сердца - Верушка) матушки и музыки, классической музыки. Маман изводила курсанта своей вычурной культурностью и высокомерием, музыка - своей непонятностью и времяпоглощением.
Все члены семьи Веры Ореховой-Коротич были потомственными великими музыкантами и музыкальными критиками, этим страшно гордились и этим зарабатывали на безбедное существование. И все были непостижимо культурными. Как Володька едко определил: "Из бывших-с"! Музыкальные вечера в доме возлюбленной превращались для Зелина в узаконенную пытку. Разрази гром, но курсант не понимал ни Гайдна, ни Брамса, ни Баха и уж тем более, скучнейших Моцарта и Шопена!
Володька происходил из трудовой семьи сельских интеллигентов, где умели и любили петь по праздникам, но насильно (чтобы не хуже, чем у других) не отдавали детей в музыкальную школу.
Антагонизмы изощренно образованной Верушкиной маман и пролетарского красного военлета достигали апогея за нечастой совместной трапезой.
- Владимир, а что, нынешних военных не учат пользоваться столовыми приборами?
- Элеонора Ивановна, я хоть и прослушал соответствующий курс лекций, но честное слово, даже не догадываюсь, как пользоваться всем вашим серебряно-фамильным благолепием!
- Стыдно, вьюнош, стыдно!
- Юрию Гагарину было не стыдно, когда на приеме королевы Англии, данном в его честь, он признался, что он из семьи колхозников и не умеет пользоваться всеми королевскими столовыми приборами. И, кстати, королева, проявляя величайший такт, слукавила, что она тоже не знает всех премудростей обеденного этикета.
- Ах, мой друг, глядя на ваши эполеты с маленькими буковками "к", трудно представить, что вы когда-нибудь осчастливите своим присутствием космический эфир.
- Положа руку на сердце, достопочтенная Элеонора Ивановна, вы тоже не тянете на королеву Англии.
Тут вмешивалась Верушка: "Так..., мама, Володя - брейк! Кажется, так разводят борцов по разным углам ринга".
Любовь Верушки простиралась мимо Володи и простиралась она только на музыку, на классическую музыку. Ей, конечно, было лестно, что ее знакомый - будущий офицер, военный летчик, начитанный, умный, видный и надежный парень, но как только раздавались первые чарующие звуки классики - прости, любовь, курсант переставал существовать для фанатичной музыкоманки.
К осени случилось знаменательное событие - в краевую столицу приехала музыкальная знаменитость с мировым именем. Только один концерт давался в городской консерватории, поэтому все силы семья Ореховых-Коротич отмобилизовала на приобретение комфортных (конечно же, в акустическом смысле) билетов на предстоящий великий праздник классической музыки.
И праздник пришел. Безмерно счастливая предстоящей музыкальной медитацией Вера под руку привела Володьку и усадила в центр зала перед рампой.
Столичный музыкант был, конечно, силен. Он так рьяно долбил длиннющими пальцами по клавиатуре инструмента, что в один из самых экспрессивных моментов исполнения Вовке показался легкий дым (или пыль), идущий из рояля.
Но вот конфуз - во втором отделении концерта, не выспавшийся в суточном наряде курсант беззастенчиво уснул, уютно согревшись в мягком бархатистом кресле. По ходу исполняемого произведения заезжий виртуоз классики взял эффектную паузу, неистово откинув назад патлатую голову и картинно до белков закатил глаза. И в этот редкий по тишине момент спящий уставший военный человек выдал такую оглушительную храповую руладу носом (причем в тональность звучавшей перед этим музыке), что зал взорвался сначала хохотом, а затем обвальными аплодисментами. Вовка проснулся, резко выпрямился, и, не понимая того, что овация в его честь, принялся усердно хлопать мозолистыми ладонями.
Эта овация возвестила Володькину трагедию! Это был кошмар! Это был Вовкин Пирл-Харбор!
Молчавшая всю дорогу до дома Вера, ненавидяще глядя на виновато съежившегося курсанта, уничтожила: "Зелин, я тебя видеть, знать и помнить не желаю, человек, так ненавидящий искусство, не может быть моим другом. Прощай!"
Все пропало! Терзала душевная боль и обида. Пропал сон и аппетит. Володька уже который день не находил себе места. Как от зубной боли метался он по казарме в поисках забытья. Ничто его не могло отвлечь от горестных размышлений. Учеба, служба, друзья потеряли смысл. Как вернуть потерянную любовь, его прекрасную Верушку? Что предпринять, чтобы поправить свалившуюся на него беду?
Глубокой ночью был разбужен ротный гитарист Андрей Финашкин. Заспанный, он никак не мог понять, что требует от него Володька Зелин.
- Что? Подъем? Который час?
- Научи меня, Андрюха!
- Ты че, Вов, напился и головой заболел?
- Учи!
- Да чему учить-то?
- Музыке!
- Какой музыке?
- Классической музыке, мать ее!

http://www.vaul.ru/083/smolin_lubov.htm

Прислал Steel_major с разрешения автора.

Эти жёлтые ботинки!

Молодой прапорщик Тагиров Роман уже три года служил в ГСВГ под Лейпцигом начальником полкового стрельбища Помсен. Само стрельбище располагалось в 12 км от мотострелкового полка между двумя немецкими деревнями и упиралось в большой лес. Это был отдалённый гарнизон, состоящий из 20-25 бойцов разного периода службы кроме первого, практически на полном самообслуживании. В состав полигонной команды также входили механики-водители трёх БМП-1 9МСР и двух танков Т-72 танкового батальона полка, стоявших постоянно в боксах на качалках директрис, из которых стреляли «пулькой», то есть имитировали выстрел из орудия трассирующей пулей во время качания боевой машины. Директриса БМП состояла из трёх дорожек, с которых уже стреляли сходу из орудия инертными выстрелами по движущимся мишеням. Стрельба велась и боевыми кумулятивными снарядами, но исключительно по вкопанным мишеням. А на танках проводили занятия только на качалках с вкладным стволиком. Между танковой директрисой и директрисой БМП стояли в ряд пять отдельных направлений для стрельбы из стрелкового вида вооружений пехотного полка. В те времена наш гвардейский 67 МСП стрелял практически днём и ночью, особенно перед итоговыми проверками.
В один из таких осенних напряжённых дней прапорщик Тагиров зашёл на обед в свой двор расположения полигонной команды, состоящий из домика солдатской казармы с небольшой столовой и кухней, складов, ремонтных мастерских и отдельного офицерского домика, где он сам и жил. Навстречу выбежал дежурный по стрельбищу механик-водитель одной из БМП и радостно доложил:
- Товарищ прапорщик, приходил «Эти жёлтые ботинки» и просил вам передать, что у них сегодня «ночная» кумулятивными! И чтобы мы больше мишеней готовили!
- Не понял, боец! Кто приходил? - удивился Роман.
- Так вы ещё не знаете, - заулыбался солдат и с гордостью за своего второго командира (первый был Тагиров!) продолжил:
- Это же наш командир 9 роты, старший лейтенант Чубарев. Он уже третий день рассекает по полку в неуставных фирменных жёлтых сапожках! Вот мы и прозвали его «Эти жёлтые ботинки»!
- Это как в песне у Жанны Агузаровой? - задумчиво уточнил Роман.
- Ну да! - засмеялся довольный механик и важно добавил:
- Ну а чё? У Чубарева отец генерал, и ему всё пофиг!
- А у меня отец - шахтёр! И я передвигаюсь по стрельбищу в солдатских сапогах. - подумал Тимур. Командира 9 МСР старшего лейтенанта Михаила Чубарева прапорщик Тагиров считал своим другом. Они познакомились, когда молодой взводный 9 роты приехал на стрельбище принимать стоявшие на качалках БМП взвода, а новый начальник стрельбища после года службы солдатом только получил прапорщицкие погоны без учёбы в школе прапорщиков. Роман пригласил взводного отобедать у себя в домике, чем армейский бог послал. А Михаил, едва переступив порог, тут же потянулся к книжной полке прапорщика. Так на основе любви к чтению и завязалась их дружба! Вскоре молодой взводный стал самым молодым ротным в полку. 9 МСР была в то время отличной, поэтому дневала и ночевала на стрельбище. Именно эта рота должна была по решению отцов-командиров проводить ротные учения с ночной стрельбой во время итоговой проверки.
Прапорщик Тагиров был удивлён и разочарован действиями офицера Чубарева. Ни для кого не было секретом, что отец Михаила служит в штабе бронетанковых войск и дружит ещё с курсантских времён с нашим комдивом, генералом Головнёвым. Романа только сильно злило, что именно Миша Чубарев, молодой, умный, спортивный и весёлый офицер, которого он считал своим другом и даже гордился этой дружбой, вдруг так решил показать своё положение в полку!
«Ну и щеголял бы в своих ботинках по плацу, раз ему, генеральскому сынку, никто не указ! Так нет же, блин, на МОЁ стрельбище припёрся! Выёживаться тут будет! Перед кем? Надо поговорить с ним и послать его на ...» - обедая вместе со своими операторами, зло рассуждал про себя Роман. И тут же на ум почему-то приходили слова классика:
« ... А отец, говорил,
У меня генерал.
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали....»
Роман знал, что Миша Чубарев по устоявшейся между ними традиции обязательно зайдёт к нему на ужин перед ночной стрельбой, и решил этот тяжёлый разговор отложить до вечера. И как обычно, командир 9 МСР с пакетом в руке вошёл во двор расположения стрельбища ровно в 19.00. Он был одет в новый зимний танковый комбинезон (высший шик в пехоте!) и обут в ярко жёлтые кожаные сапожки. Офицер немного прихрамывал.
«Жмут(с) новые сапожки генеральскому сынку!» - злорадно подумал Роман и хмуро сказал:
- С обновочкой вас, офицер!
- И ты, Брут! - вдруг устало произнёс ротный и протянул пакет с бутылками пива, - накорми вначале, потом поговорим.
Законы армейского гостеприимства ещё никто не отменял! Оба зашли в офицерский домик. Михаил аккуратно разулся. Роман взял в руки сапог и внимательно разглядел обувку. Он видел эти кожаные сапожки фирмы «Саламандра» стоимостью 390 марок (при зарплате Романа в 550 марок) в городе, в самом дорогом немецком магазине «Экскьюзит».
«Да уж, да уж! Куда нам до китайских Дауш!» - Роман опять вспомнил Владимира Семёновича. Миша сел за стол, открыл одну бутылку, разлил пиво по кружкам и залпом выпил свою. Затем пододвинул тарелку с жареной картошкой с тушёнкой, начал жадно есть и одновременно говорить:
- Блин, достали уже все с этими сапогами! Уже прозвище дали! Знаешь, в городе есть бассейн?
Тимур согласно кивнул, а Чубарев продолжил:
- Я в кои веки из за этой грёбанной постоянной боевой подготовки в свой первый выходной за весь месяц вырвался там поплавать. И ударился пальцем ноги о лестницу под водой! Попала инфекция! Палец стал сильно болеть и распух. И вот, Роман, хорошо помня ещё с училища - бойся трёх ВВ: Военного Врача, Военного Водителя и Взрывчатого Вещества, пошёл сдаваться к капитану Пташка в наш полковой медицинский пункт. И этот эскулап, не долго думая, удалил ноготь с пальца! А в роте перед итоговой проверкой всего три офицера - я, Климов и замполит. Поэтому вопрос о больничном даже не стоял. На следующий день, когда я припрыгал на одной ноге в штаб, Григорьев (ком.полка) тут же приказал взять его УАЗик и достать себе любую обувь, в которой я смогу ходить и командовать ротой. И ты представляешь, я нормально шагаю вот только в этих «Саламандрах»! И ещё! В Экскьюзите мне продавщица (такая немочка!) втюхала специальный крем для этих сапог по цене 49 марок!
Миша сделал паузу, глотнул ещё пива, и перевёл в уме потраченную сумму в «жидкую валюту»:
- Представляешь, я купил себе один тюбик немецкой ваксы стоимостью в две бутылки водки «Лунникофф» ( каждая - 0,7 литра!)! С ума сойти! А ты почему не ешь и не пьешь моего пива, хозяин?
А прапорщик только молча слушал и улыбался сам себе! Жизнь входила в своё нормальное русло! С души камень упал! И Роман просто предложил:
- Слушай, ротный, а почему мы, два нормальных боевых товарища, сидим и пивом давимся? А не махануть ли нам по стопарю весьма кстати упомянутой тобой водочки «Лунникофф»? У меня полфуфырчика в холодильнике стоит! А пивко взводному оставим?
И они маханули по сто! Потом ещё раз - по сто! Да под такую закуску! Через часик начальник стрельбища с командиром роты, сытые и довольные, вышли из домика. Была на удивление чёрная ночь с яркими звёздами на небосклоне. И сразу стало хорошо слышно, как из динамиков громкоговорителя директрисы на всё стрельбище раздаются команды своим расчётам БМП взводного 9 МСР лейтенанта Серёги Климова. Ещё недавно, весной, бойцы выстраивались прямо под окном директрисы и выслушивали команды и рекомендации по стрельбе из бокового окна вышки, которое надо было ведущему стрельбу офицеру постоянно открывать. Летом это окно было постоянно открыто, если не стреляли боевыми выстрелами из орудия БМП. Зимой же окно закрывали от холода, а расчёты каждый раз бегали по металлической лестнице за приказом прямо на второй этаж вышки. И вот в один прекрасный весенний день офицер после заезда открыл окно, коротко и ёмко сказал всё, что думает по поводу только что проведенной стрельбы и слишком резко (видимо - в сердцах, болея за дело ратное!) закрыл окно. А стекла в наших окошках были непростыми! Простые стёкла просто разлетались бы от боевых стрельб! И вот тяжёлое специальное стекло не выдерживает постоянных толчков, вылетает из рамы и падает прямо на голову одного из бойцов расчёта, построенных внизу вышки! В общем, солдата спас шлемафон на голове и твёрдая черепная коробка (и первое, и второе - самые лучшие в мире!). Стекло вдребезги, у солдата шишка и лёгкая временная контузия, даже в санчасть не обращался! И даже получил краткосрочный отпуск на Родину, видимо, в качестве моральной компенсации за свою голову. Поэтому при смене всего оборудования на стрельбище заместитель командира полка по огневой и строевой подготовке майор Тасоев Ярик Яковлевич приказал установить на Центральной вышке и на вышке директрисы БМП по два мощных громкоговорителя, и сейчас офицер, ведущий стрельбу, подавал свои команды по микрофону (прям - как конферансье на сцене!). Слышно было далеко, и, если днём офицеры ещё воздерживались от резких, но, по - своему, справедливых, высказываний; то - на ночных стрельбах отрывались от души, и можно было услышать много витиеватых фраз, разносивших далеко по округе! Иногда был высший пилотаж - заслушаешься!
Офицер с прапорщиком с удовольствием выслушали очередную тираду взводного, и пошли в темноту! Каждый на своё служебное место: Роман на Центральную вышку, менять Старшего оператора, а Михаил захромал на вышку Директрисы БМП, заменить своего взводного. Ночь была тёмная! А жизнь была прекрасна и светла!