2006-й год, граница с Ливаном.
- Питание?
- Есть питание!
- Картинка?
- Есть!
- ЖэПэЭс?
- Поймал!
На рельсе катапульты стоит готовый к запуску беспилотник. Расчёт готовит его к вылету, один крутится у катапульты, один сидит за ноутом пульта управления...
- Серво?
- В порядке!
- Пито?
- Щас... есть пито!
...
- К полёту готов...
- Три..., два..., один...
Из вагончика-укрытия выскакивает потный программист, который писал программу для автопилота, и размахивая ноутбуком бежит к расчёту:
- Стойте, стойте...
- Пуск!
С глухим хлопком катапульта выстреливает и самолёт, включив мотор, взмывает в небо, даёт полный газ... и, опустив нос, на полной скорости уходит в землю!
- ... я знак по тангажу перепутал.
Тихим голосом обречённо заканчивает программист.

Умиротворенная рутина лётной смены разрушилась за секунды, едва в эфире прозвучал доклад с взлетающего «веселого» об отказе управления и прекращении взлета. МиГ-21, успевший разогнаться едва не до скорости отрыва, несся по полосе, растопырившись тормозными щитками и оборвав тормозной парашют, но неумолимая физика делала свое черное дело - инерция у машины с полной заправкой и подвесными баками та еще.
На глазах заинтригованных зрителей самолет прокатился до конца бетонки, не останавливаясь на достигнутом выкатился и врезался в АТУ (аэродромное тормозное устройство), где, выждав для приличия несколько минут, загорелся.
Начавшееся аутодафе взбодрило зрителей. К МиГу бежали техники и летчики, на рулежных дорожках соревновались в скорости «УАЗик» командира полка и «скорая»; в ОБАТО, нещадно матерясь, пытались завести пожарную машину; та сопротивлялась.
К прибытию спасателей самолет уже разгорелся; «выходя на улицу» летчик не выключил аккумуляторы, а сейчас бегал вокруг аэроплана, подбрасывая в огонь охапки снега. Прибежавшие поддержали это занятие, увлекательное и бесполезное.
Наконец из ОБАТО вытолкали пожарную; добравшись до торца полосы «ЗИЛ» ехидно фыркнул и заглох.
- Иху мать, - сказал командир. - Сгорит ведь! А ну, вручную, навались!
Отвлекшись от снежков толпа техников облепила пожарную машину, навалилась и, говоря разные авиационные слова, дотолкала ее до горящего самолета. Тут возникла заминка - вредный аппарат по-прежнему не заводился, одним лишь своим видом участвуя в пожаротушении. Теперь народ суетился не только вокруг МиГа, но и у стоящего рядом «ЗИЛа».
- Иху мать, - сказал командир, оценив творящееся безобразие. - Сейчас еще и пожарка сгорит нахрен... А ну, вручную, навались!..
Толпа техников, говоря разные авиационные слова, уже привычно обступила «ЗИЛ», навалилась и покатила его к торцу, где командир уже начинал неплановый разбор полетов с комбатом АТО, летчиком и замом по ИАС...

...пожарную машину спасли, МиГ догорел, никто, как ни странно, не погиб... Ах, да - во время битвы с огнём кто-то ухитрился демонтировать из носовой части «двадцать первого» и утащить в неведомые закрома десятилитровый бак со спиртом...

Конец

Понятие «конец» можно интерпретировать по-разному. Но для любого следователя милиции и прокуратуры «конец» ассоциируется с такими реалиями жизни как «пиз#*ц», «аврал», «жопа», «только попробуй не успеть - до пенсии будешь запросы по экспертизам развозить» и «ищи место в народном хозяйстве».
Когда следователь слышит слово «конец», независимо от того, кто его произносит: начальник или коллега, жена или теща, продавец в магазине или сосед по лестничной площадке, он начинает трястись мелкой дрожью. А в служебной деятельности следователя «конец» регулярен как месячные у женщины. Конец месяца, конец квартала, конец полугодия и конец года. Вот эти периоды, доводящие слабонервных сотрудников до инфарктов и инсультов, а пофигистов - до алкоголизма, выговора и вылета из органов.
Приближается очередной конец. Конец месяца и года. Начальство мечет икру. Все как свадебные лошади - головы в цветах, а жопы в мыле. План руководства трещит по швам. В начале месяца в ГУВД дали заявку на окончание в этом месяце 85 уголовных дел, а реально на выходе только 61. То есть, как всегда, жопа. Но как говорил старый как говно мамонта следователь Мухин: «Начальство предполагает, а следователь х#й забивает». Так и в этот раз.
Собрал нас в двадцатых числах декабря начальник следственного управления Ахонов (между прочим к.ю.н.) в классе службы, и давай мозги канифолить по поводу срыва лично им утвержденного плана. Начал, как всегда, с «ласковых» слов.
- Вы, питекантропы, своим ограниченным умом не можете понять, что своим долбо#*&ким отношением к службе портите все показатели округа за текущий год. Дмитриев, сколько в твоём отделе запланировано к окончанию уголовных дел?
- Пятнадцать, товарищ полковник, - подсмотрев в тетрадь-шпаргалку, отрапортовал начальник отдела по расследованию общеуголовных преступлений.
- Значит сдашь двадцать и меня не еб#т откуда ты их высосешь. Бородин, у тебя сколько к окончанию?
- Десять, - проблеял начальник отдела по расследованию преступлений экономической направленности и вжал голову в плечи. Он осознавал, что сейчас почувствует его девственно нетронутая пятая точка.
- Сколько??!! - покраснел шеф и взглядом уничтожил негодника Бородина - Ты совсем охренел? Да, ты... Насекомое ты, а не руководитель. И следователи у тебя такие же. Ко мне молодые люди приходят и просятся на работу. С красными дипломами, между прочим, а я всех вас бездельников держу.
Что порой движет языком человека, до сих пор наукой не установлено. Мирно молчавший до этого следователь Сорин, отвлекшись от своих мыслей и сканвордов, не к месту решил поучаствовать в обсуждении плана по сдаче уголовных дел. Здесь надо отметить, что его кабинет находился на 1 этаже.
- Правильно говорите, товарищ полковник, пора менять кадры в управлении и вливать в нашу следацкую жилку новую кровь. Вы не представляете, сколько народа хочет служить в нашем подразделении. Стоит только окно открыть, как в него лезут и лезут молодые юристы с одним желанием раз и навсегда покончить с преступностью в городе. Так что, товарищ полковник, я полностью разделяю ваше мнение и двумя руками за кадровые перемены.
Что было дальше? А дальше тишина, скрежет зубов Ахонова и... вопль:
- Ах, ты гнида, сусунок, щенок, да я... твою мать, тебя вы##бу, мне терять нечего!!!, - в мгновение ока в руках полковника появилась чугунная пепельница с лошадиной головой (массой не менее килограмма), которая со скоростью пушечного ядра полетела в сторону головы остряка.
Сорин успел отклониться. Успели отклониться я и мой друг Костя. Стеклянный стенд с призами за спортивные достижения следственного управления отклониться не смог по причине своей неодушевленности и неповоротливости. Через секунду в комнате не осталось ни одного служителя юстиции. Кто куда. Кто закрылся в кабинете, кто в туалете, но а мы с Костей метнулись на улицу. Из окон доносился рев раненного в яйца носорога. Час отсиживались в соседнем дворе, где тихонько с бутылками пива в руках готовили себя к выполнению плана по направлению уголовных дел в суд в уходящем году.
А потом... да, ничего потом не было. Ахонов мужик был суровый, но отходчивый, а главное, справедливый. И с чувством юмора у него было все в норме. Через пару часов забыл не только про Сорина, но и про утреннее совещание. А план в том году мы даже перевыполнили и 31 декабря 1998 года так нах#&*лись по этому случаю, что прокурорам и УСБ икалось.