к годовщине вывода войск из Афганистана.
Старый рассказ. Cейчас написал бы по-другому. Но пусть рассказик остается без изменений, только немного исправленный и причесанный. Кто уже читал - пропускайте. Для остальных:

Афганские пейзажи с юридическим уклоном.

Всё, что вы здесь читаете - чистая беллетристика.
----------

Cаня сидел в вагончике. Он, следователь военной прокуратуры, этот вагончик добыл, используя своё служебное положение. Было это полгода назад. Вороватый интендант, в звании майора, сильно не хотел в тюрьму, а Саня, в свою очередь, очень нуждался в отдельном помещении. Звёзды совпали, и счастливый майор не пошел по этапу, а у следователя появился уютный вагончик.
Теперь Саня сидел в одиночестве, подальше от глаз начальства, и пил тёплую водку. Ему надоело всё. Усталость скапливалась исподволь. По служебным делам приходилось мотаться по пыли и жаре буквально каждый день. Выпив очередную рюмку и затянувшись сигаретой, Саня посмотрел в окошко на далёкие афганские горы и стал вспоминать, как всё начиналось.
Прибалтийский военный округ. Попасть сюда служить - считалось удачей. Не такой, конечно, как в Москву и Ленинград или заграницу, но всё же - удачей. Саня, в ту пору молодой юрист, окончивший рижский университет, ещё не понимал, как ему повезло. Военная прокуратура сразу взяла его в оборот, и через месяц Саня понял, что ничего не смыслит в своей профессии. Через три месяца забыл, что такое сон. Через год же ему сказали, что как следователь он, наконец-то, вышел на нулевой уровень, и вот теперь-то его нагрузят по-настоящему. И нагрузили. По самые гланды. Причём, драли нещадно по делу и без. Однажды, ошибившись в квалификации, Саня был вызван на партийное собрание, где ему сообщили, что он совершил не просто ошибку, а политическую ошибку. Руководили им зубры, начинавшие службу ещё при Сталине.
Вот только одна из сотен баек, ходивших в коридорах прокуратуры - знаменитая речь начальника следственного отдела Владимира Ивановича Коханчика, прозвучавшая на окружном собрании:
- И вот иду я в воскресенье по городу и вижу: капитан Машков идёт с женой! А я хочу спросить, имеет ли следователь Машков моральное право идти в воскресенье с женой, с женщиной, если у него дело не раскрыто?!
Так служба и шла. Потихоньку Саня вошёл в колею, набрался опыта и даже начал показывать зубы. С этого всё и началось.
- Вы почему не успеваете?! - Рычал Коханчик. - Работать надо! До кровавого пота работать! Не успеваете?! А ночь Вам на что? А воскресенье? Вот я, когда на фронте ехал дело расследовать, так я ещё не приехал, а под приговор уже яму копали!
- А когда Вы, товарищ полковник, экспертизу проводили? - Не утерпел Саня.
- А вот за такие вопросы, товарищ старший лейтенант!!!
В общем, тогда Саня не смолчал и надерзил в ответ. Такое, мягко говоря, не приветствовалось. И когда через полгода пришла разнарядка на Афганистан, то, в общем, вопросов особенных ни у кого не возникло. Саню вызвали в кадры и вручили предписание убыть в распоряжение прокурора Сороковой Армии. Вместе с ним ехал Юра Духанчик - колобкообразный добродушный парень. Узнав, что едет на войну, Духанчик взволновался и долго доставал кадровиков просьбой отдать распоряжение выдать ему оружие. Кадровики отмахивались, пока настырный капитан им вконец не надоел. Тогда Юре было объявлено, что касательно него, капитана Духанчика, пришёл отдельный приказ, предписывающий ему добыть оружие в бою.
Афганистан. Оружие. Сколько же его здесь оказалось! Его меняли, продавали, воровали, вывозили в Союз. На практике стало понятно, что оружие следователям в работе особенно не нужно. Толку от него было чуть, а пришить в толпе, чтобы завладеть пистолетом, могли.
Саня усмехнулся и налил себе ещё водки. Вообще-то пьянство в служебное время не поощрялось, но сегодня был повод. Сказали, что из Союза пришла долгожданная подмена. Сменщик - это хорошо. Надо будет ввести его в курс дела, а потом, с колонной, рвануть до Кабула, а уж оттуда, проставившись ребятам, попутным бортом в Ташкент.
Приятные размышления прервал звонок. Коротко брякнул полевой ТА-57.
- Старший лейтенант Синцов? - Жизнерадостный голос капитана Савельева, казалось, был слышен на улице. - Отвальная с тебя! Собирай манатки и мыльно-пузырные принадлежности. Идёшь в Кабул, целуешь сменщика в дёсны.
- Да в курсе я, - вяло буркнул Саня. - Ишь, сколько вас на отвальную набивается.
- А вот грубить начальству не надо, - строго сказал в голос в трубке. - Начальство надо любить и всячески почитать, так что давай по-быстрому, пока сменщик дизентерию не прихватил. Он тут уже полбазара обожрал.
Саня положил трубку, вышел из вагончика и пошёл к разведчикам искать транспорт.
Через 15 минут он стукнулся в модуль капитана Михайлова.
- Прокуратуре привет! - встретил Саню командир разведчиков. - Ты по делу или как?
Они были знакомы давно. Месяцев восемь назад один из разведчиков немного погорячился с местными. Дело было сомнительное. Вертеть его можно было и так, и эдак. В этот раз за парня попросили и Саня, скрепя сердце, как говорится, “прикрыл дело”.
- Расслабься! Не по делу. В Кабул подбросишь?
- Как раз завтра туда идут машины. БМП-эшка устроит? Или Вам трафарированную, с мигалкой? - Подковырнул разведчик.
Саня усмехнулся. Случай был известный. Несколько месяцев назад один из кабульских следаков, сразу после прибытия, помчался на вызов, установив на машину мигалку. Решил показать, что власть едет. Духи прониклись уважением, и свидетельские показания смельчак получил при подъезде к кишлаку в лобовое стекло из гранатомета.
- Устроит, устроит твоя БМП. Прикажи там только кресло установить - все же государева человека повезешь.
- Само собой! Кресло, бар-холодильник, и что там ещё положено? - хмыкнул Михайлов.
- Бесиор ташакор, родной! - Поблагодарил Саня, - пошёл я паковаться.
Утром нитка из нескольких БМП выдвинулась по направлению к Кабулу. Саня, кинув вещи в десантный отсек, сидел на броне командирской машины рядом с комроты разведчиков. Портфель с документами он в отсек положить не решился, так и сидел, прижимая его к себе.
- Ты бы, родной, ещё пишущую машинку захватил, - шутил Михайлов. - Рыцарь Протокола и Авторучки.
Командир разведчиков удобно расположился на броне, опираясь правой рукой на пушку. Левая рука привычно лежала на стволе Калашникова.
- Как маршрут-то? - Спросил Саня,
- Не дрейфь, прокуратура! Это же не боевые. Ну, пройдем через пару кишлаков. Старейшин предупредили, что если будет хоть один выстрел - в ответ раскатаем кишлак, как Бог черепаху.
Несмотря на легкомысленный тон, Михайлов напряжённо сканировал дорогу. Саня заметил, что и остальные бойцы не особенно разговорчивы. Становилось всё жарче, да и впереди идущая броня поднимала изрядно пыли.
- Товарищ старший лейтенант, сигареткой не угостите? - Спросил Саню один из бойцов.
- Держи, военный, - Саня, протянул пачку, - что напряжён-то так?
- К зелёнке подходим, - затягиваясь, ответил боец, - паскудное место! Тут недавно Вовка Чернов погиб...
- Прохоренко! - Одёрнул его Михайлов,- хватит трёпа!
Боец перехватил автомат и вернулся на место.
Через пару часов солнце стало палить невыносимо. Саня заворочался и, глотнув воды из фляги, посмотрел на часы.
- Два часа, однако, - сказал Саня в пространство. И этих слов как будто ждали.
Резко, со свистом, полыхнуло что-то, и впереди идущая БМП клюнула и задымилась. Гулко шарахнуло очередью по броне и солдаты горохом посыпались на дорогу, занимая оборону. Грохот взрыва оглушил Саню. Свалившись с брони и ударившись о землю, он стал озираться по сторонам, ошалело хлопая глазами. Что-то кричал Михайлов, но Саня не слышал: крик комроты сливался с воем раненного бойца. Командирская БМП повернула пушку и несколько раз гавкнула в сторону зелёнки, на секунду заглушив грохот автоматов. «Что же это я? Стрелять надо!» - подумал Саня. Потом Саня не мог вспомнить, сколько всё длилось. Память выхватывала отдельные слайды боя. Время то замедлялось, то неслось скачками. Вот он стреляет из пистолета, по чему-то мелькнувшему в зелёнке, а вот уже подбирает чей-то автомат, и старается бить короткими очередями, но мышцы не слушаются и Калашников, торопясь и захлебываясь, выплевывает магазин одной длинной очередью. Вот радист надсадно кричит в микрофон, а вокруг него вспыхивают фонтанчики от пуль. Сержант Николаев зло огрызается из ПКМ короткими, жёсткими очередями. Вот бронебойные пули высекают красивые искры от камней...
Тишина упала внезапно. Саня оглушёно потряс головой. Казалось, голова набита ватой.
- Жив, Санёк? - Сильная рука Михайлова без церемоний подняла его за шиворот,- живо на броню. Уходим.
Саня нашёл свой портфель и, счастливо прижимая его к животу, залез на броню. В десантный отсек уложили раненных. Машины, взревев движками и отпихнув калеченную БМП-эшку, на максимуме рванули в Кабул.
Вечером, выбритый и выглаженный Саня, приобретя за сто чеков три бутылки водки, пошёл к разведчикам.
Из модуля, где приютили Михайлова, доносился хохот.
На пороге Саня остановился и прислушался.
- И вижу я: прокурор наш, в одной руке с пистолетиком, а в другой с пишущей машинкой, бегает вдоль дороги и кричит, что всех посадит за нападение на Совецку власть!
- Ну, а духи, духи-то что? - Всхлипывая от хохота, спрашивает чей-то голос.
- А что духи! Устыдились, конечно! Видать, в Сибирь побоялись идти. Стрельнули пару раз - и в рассыпную!
«Вот поганец!» - весело подумал Саня и толкнул дверь.
- О! Саня пришёл, - обрадовался Михайлов, - а мы тут тебя, героя, вспоминаем.
Саня прошёл внутрь. Его усадили за стол, плеснули водки.
- Ну что, старлей, с крещением тебя.
Саня залпом хватанул тёплую водку. Жгучая жидкость упала в желудок и взорвалась. Ему сунули в руку кусок колбасы с хлебом и луком. Саня, откусив громадный кусок, стал жевать, чувствуя, как потихоньку отпускает напряжение. Народ кругом смеялся и шумел, его хлопали по плечу, жали руку. Саня счастливо улыбался и что-то отвечал...
А завтра его ждали хлопоты. Из Союза приехал сменщик. Надо было его ввести в курс дела. Потом - отвальная. А дальше - на взлётку, ловить попутный борт до Ташкента...

zhab (c)
http://zhab.livejournal.com/

Человек, которого я буду называть Сергеем Лучниковым, работал в Москве в Главном управлении уголовного розыска. В 1939 году, когда началось воссоединение Западной Белоруссии и Западной Украины, его отправили налаживать работу уголовного розыска в новых регионах СССР.
Лучников сразу же столкнулся с преступлениями, о которых знал только понаслышке. Ловкие фальшивомонетчики немедленно начали печатать самую расхожую нашу купюру - красные тридцатки. Знаменитые польские «кобурщики», бежавшие от немцев, грабили по ночам только что организованные сберкассы и банки; местные и приехавшие из Союза урки разбойничали на улицах и брали богатые квартиры. Работы хватало - настоящей, мужской, с перестрелками и хитроумными оперативными комбинациями.
А за Неманом стояли немцы, которых почему-то в официальных документах и газетных статьях именовали союзниками.
В мае 41-го, на праздники, сильно поддав, Сергей Лучников назвал фашистов врагами и высказал недоумение, почему такой мудрый человек, как Сталин, с ними цацкается. Сказал он это первого числа за праздничным столом. А второго за ним пришли.
Следователь даже не очень напрягался. Свидетелей было достаточно, но отправить «во глубину сибирских руд» одного Лучникова было неинтересно: нужно было пристегнуть к нему группу единомышленников, которые по заданию польской эмигрантской разведки и английских спецслужб собирались подорвать горячую советско-германскую дружбу.
А Лучников сидел в тюрьме в камере с фармазонщиками и налетчиками, которых сам недавно заловил. Днем над ним издевались уголовники, ночью его бил следователь. Но Сергей стоял на своем. Говорить - говорил, а на других клепать не стал.
Полтора месяца кошмара, когда перепутались день и ночь, и вечная боль.
В конце июня он попал в тюремную больницу. Лежал в бреду, а когда очнулся, то увидел сидевшего рядом с его койкой человека в незнакомой форме.
- Вы - Сергей Лучников? - спросил военный по-русски.
- Да.
- Капитан милиции?
- Да.
- Зам. начальника уголовного розыска города?
- Да.
- Неплохо вас обработали. Поправляйтесь.
- А вы кто?
- Я представитель немецкого командования.
Немец ушел, и появился поляк-санитар.
- Слушай, друг, а почему здесь немец?
- Пока вы, пан начальник, в бреду лежали, война началась и швабы пришли.
А через несколько дней, когда Сергей окреп, за ним пришли двое молчаливых людей в одинаковых штатских костюмах. Его побрил тюремный парикмахер, ему дали костюм, рубашку, полуботинки. Он оделся. Его вывели на улицу и усадили в машину.
Потом с ним говорил немецкий полковник, военный комендант города.
- Вы пострадали от большевиков, вы - известный криминалист. Мы предлагаем вам работу. Прежнюю. Возглавите уголовный розыск. Город переполнен преступниками. Никакой политикой заниматься не будете, для этого у нас есть свои специалисты.
Лучников вспомнил полтора месяца унижений и согласился.
А город начал жить горячечной бредовой жизнью. Открылись частные рестораны и варьете, игорные дома и магазины, салоны свиданий и пивные. Несмотря на строгости военного времени, уголовники, как и прежде, делали фальшивые деньги, грабили квартиры, совершали налеты на казино и рестораны.
И снова Лучников инструктировал агентов, выстраивал комбинации, участвовал в перестрелках. Он не берегся, поэтому не боялся получить бандитскую пулю. Сергей был решителен и смел, но пули словно нарочно обходили его.
Надо сказать, что с 39-го года в городской банк свозились изъятые у буржуазного элемента ценности. Они описывались, складировались в сейфах. Когда началась война, в город прибыл представитель Наркомата финансов из Москвы. Он получил немыслимое количество ценностей и исчез. На окраине города нашли пустую машину, убитых охранников и шофера. Куда делся специальный уполномоченный Москвы, куда исчезли ценности, не знал никто. Но к партизанам поступили сведения, что человек этот в городе и собирается со всем добром махнуть в Лихтенштейн. Ценности надо было вернуть любыми способами.
Посылать в практически тыловой город оперативную группу было невозможно. Вот тогда и вспомнили о Лучникове. Тем более что, по всем данным, против подполья он не работал.
К нему послали человека, которого он знал по работе в угрозыске, и не только знал, но и дружил с ним.
Игорь Скорин никогда не говорил мне, кто пошел связником к Лучникову, но по многим деталям я сам вычислил его.
Связник пришел к Лучникову днем, в воскресенье, совершенно открыто. Просто шел мимо и зашел в гости к старому знакомому.
Разговор был долгим, и Лучников согласился.
- Если найдешь, отсидишь немного и жить будешь, как человек.
- А если не найду?
- Тогда решай сам.
Лучникову передали фотографию уполномоченного и список ценностей.
- Дайте мне двух толковых ребят, я их сыщиками к себе устрою.
Ребят дали.
За неделю поставили на голову всю агентуру. Работали жестко и беспощадно. И вышли на певицу из варьете, которая хвасталась перед подругами перстнем и браслетом, находившимися в разыскном списке.
Остальное было делом техники. Ребята действительно оказались толковыми оперативниками. Ценности и бывшего уполномоченного переправили в лес, а ребята остались дослуживать в отделе у Лучникова.
Они его и арестовали, когда пришли наши, и переправили в Москву.
- Молодец, Лучников, - сказали ему на Лубянке, - большое дело провернул. Поэтому получай по низшему пределу десятку и поезжай валить древесину.
Так оно и вышло. Правда, отсидел он девять лет. После смерти Сталина его освободили, но не реабилитировали. Он дожил свой век под Москвой, работая пожарным на хлопкопрядильной фабрике.
Вот еще одна человеческая судьба из истории Великой войны.

Из книги Э.А.Хруцкого «Проходные дворы»