Мотоколяска, телега...
Более часа я колесил по периметру спортивного аэродрома в поисках кротовьих нор. Жена дала задание набрать ведро земли для комнатных цветов. Прошлогодний сухостой, выросший посреди дороги, с металлическим скрежетом скреб по защите двигателя, а машина все больше и больше погружалась в колею. Земляных горок не наблюдалось. Я остановил «девятку», и выйдя из машины, сел на край дороги, свесив ноги в колею. Приехали... Дальше не поеду, посажу машину на днище, кто ее будет вытаскивать.
Закурив, я осмотрелся. Вдалеке в АН-2 загружались парашютисты. Степенно, без суеты. Погода способствовала прыжкам. По краю аэродрома не спеша брела компания детей. Вышли на природу. Невдалеке бабка пасла пару драных коз. По взлетной полосе бродит мужик с корзиной. Грибник, ищет опята. Где-то в небе заливался жаворонок. Блин... Совсем, как в детстве.
--------------------------------------------------------
Какой же это был год? Наверное, конец пятидесятых, а может, начало шестидесятых. Рядом с моим домом жил безногий ветеран войны. Носил он протезы и почему то напоминал мне Мересьева. А ездил на трехколесной мотоколяске. Одна фара посередине, руль в виде трапеции, с рычагами сцепления, тормоза и ручкой газа. Часто он вывозил голоногую детвору за город, в сторону аэродрома. Просто так. Может просто отдохнуть на природе с детьми. Мы возвращались с цветами, огромными шляпами подсолнухов, загоревшими и довольными. Добрый был мужик, дядя Миша. Мы с гвалтом и гомоном набивались в эту коляску, а кто не помещался, сидели сзади на полке для брезента, свесив босые ноги. И оглушительно тарахтя мотоциклетным двигателем, эта машина с натугой везла, веселую толпу на природу.
Чуть наискосок от моего дома проживал другой ветеран-дядька Володька. Он тоже был ранен, контужен. С дядей Мишей они практически не общались. Хоть и воевали на одной войне. Разные они были. Один интеллигент, другой казак. Один вечером под гитару басом мог петь романсы: «... средь шумного бала, случайно...». Другой, растянув двухрядку: «...С нашим атаманом не приходиться тужить...». И мы, детвора его побаивались. Нелюдимый, он мог погнаться с вилами за любым, с кем не находил общий язык. Он один на улице, держал большое хозяйство. Корову, свиней, кур. Как какой-то кулак. Молоко, сметану, масло, яйца - покупали соседи, а летом многочисленные курортники, заполонявшие тихие улицы нашего курортного городка. Грузины, армяне, азербайджанцы. Они приезжали на «двадцать первых» черных «Волгах», и по вечерам, расстилая возле дворов, на траве скатерти, устраивали пикники. Шашлыки, чача, домашнее вино, фрукты. От компании к компании передавались бутылки с напитками. И не было врагов среди них. Никогда не замечалось даже грубых слов в чью-то сторону. Дружба народов Советского Союза.
Но я отвлекся.
Вместо коня у дядьки Володьки был ишак по имени Юрик. Почему он его так назвал, не знаю, но ишак был умный. Слушал только хозяина. Ему не нужна была противоугонка. Да, и не угоняли тогда технику. Так, иногда лошадей, цыгане. А ишаков,ни-ни. Возил он сено, солому, зерно. Много возил. К осени на заднем дворе уже стояла огромная скирда ароматного сена. Под навесом в ящиках, обитых внутри железом, хранилось зерно, жмых. Рядом лежали огромные куски соли.
В тот день дядя Миша опять собирался вывезти детвору на аэродром. Но пока я бегал спросить у родителей разрешения, они уехали. Услышав треск мотоколяски, я выбежал со двора, но лишь увидел удаляющуюся коляску с весело гомонящей ватагой. И слезы непередаваемого горя выступили на моих глазах. Я стоял на дороге, а они лились по щекам, пеленой застилая уезжающую все дальше и дальше машину.
Сзади послышался мерный цокот и звук колес телеги. Я оглянулся. Не спеша, ишак Юрик вез дядьку Володьку, восседающего на доске поперек телеги, и помахивающего кнутом. Я сжался. Этот кнут не раз прохаживался по мне, когда я цеплялся за телегу прокатиться. Они поравнялись со мной, и остановились.
-Влезай,- буркнул дядька Володька. Мигом я очутился в телеге. Никогда еще не ездил с ним вот так, на правах законного пассажира.
-Садись рядом,- и я уселся на доску, заменявшую сиденье. Медленно, грохоча железными ободьями колес по гравийной дороге, мы двинулись в сторону аэродрома.
На краю летного поля стояла коляска дяди Миши. Он, раскрыв крышку двигателя, копался во внутренностях машины, а детки бродили вокруг коляски с расстроенным видом. Но вот раздался треск, из выхлопной трубы вылетел черный дым, ватага быстро взгромоздилась на коляску, и они тронулись. Смеясь и показывая нам пятерней нос.
Началась проселочная дорога. И ход телеги стал мягким, почти не слышным.
Неожиданно дядька Володька встал в полный рост, и держась за вожжи, гикнув, взмахнул кнутом. Юрик, словно арабский скакун, галопом понесся по дороге, и мы, поднимая облака пыли, обошли мотоколяску. Так мы мчались по краю аэродрома до самого конца взлетной полосы. Мимо проносилась высокая, еще не скошенная трава, словно живой изгородью закрывающая частные огороды. Дядька Володька уже не крутил над головой кнут, а Юрик летел, как на крыльях, не сбавляя скорости. Быть может это были первые в его жизни скачки, в которых он должен был прийти первым. Наконец мы остановились. Выпрягши, и пустив пастись Юрика, дядька Володька вынул из телеги косу, подправил ее камнем. Взмах и высокая трава легла на землю.
Он размеренно взмахивал косой, оставляя за собой ровные ряды скошенной травы, а я стоял, заворожено наблюдая за его работой.
Где-то вдалеке бегали и веселились мои друзья. Они не доехали до нас с полкилометра.
Я взял из телеги грабли, и стал сгребать скошенную траву, вопросительно посмотрев на дядьку Володьку. Одобрительный взгляд, и я удвоил свои усилия. Через пару часов мы стали загружать телегу. Дядька бросал вилами терпко пахнувшую траву, а я распределяя ее по телеге утаптывал.
Постепенно получилась огромная копна на телеге. Дядька Володька, срезав косой несколько шляпок подсолнуха, забросил инструмент наверх, забрался сам, и протянув держак от вил, помог забраться мне. Пока мы ехали, стемнело. Я лежал на свежескошенном сене, глядя в качающееся звездное небо, и чувствовал, что сделал в жизни, может быть не необходимый, но правильный шаг. Ныли мышцы рук и ног, но я был счастлив.
Уже зажглись фонари, когда мы медленно въехали на нашу улицу, и я с гордостью с высоты копны смотрел на стоявших возле двора, и с завистью смотревших на меня друзей. Я помог дядьке сгрузить траву возле его дома.
Дядька Володька не сказал спасибо. Лишь когда я уходил, спросил:
-Еще поедешь?
-Поеду,- с готовностью ответил я. За спиной послышался негромкий мат. Обернувшись, я увидел, как дядька Володька вилами добивает на дороге медянку. Мы ехали вместе со змеей.
Дома уже спали, когда я пришел. Положив на скамейку огромные шляпы подсолнухов, я обмылся под летним душем и лег спать. Во дворе под орехом летом стояла кровать. И не одна. Почти весь дом ночевал на свежем воздухе. Заснул моментально. И снилась мне высокая трава. И я ее кошу. И ложится она ровными рядами, как у дядьки Володьки...
--------------------------------------------------------
Рядом со мной приземлился парашютист. Быстро собрав на руки парашют, он снял шлем, и густые черные волосы растеклись по ее плечам. Молодая девчонка.
-Не страшно?
-Да, что ты, дедушка!- засмеялась заливисто. И направилась навстречу несущейся к ней машине.
Ну, вот я уже и дедушка. А жаль!
Ведро земли я все-таки набрал. Вернее наскреб. Исчезли огороды вокруг аэродрома. Исчезли кроты. И жизнь как-то проходит незаметно. И быстро...

История не моя, публикую с разрешения автора (с) Сергей Aglalex

Парко-хозяйственный день

Парко-хозяйственный день в любой воинской части всегда день спокойный и не напряжный. Солдаты последнего призыва шустро наводят блеск в расположениях и на прилегающих территориях и рады, что им не надо подтягивать строевую подготовку или бегать полосу препятствий в противогазах. Старослужащие по давно заведенному порядку завалились спать на самых дальних кроватях, а дежурные офицеры занялись одним им понятными делами в канцеляриях.

До обеда вся часть уже должна была блестеть и благоухать, а после обеда ее обороноспособность будет поддерживаться только караулом и кухонным нарядом.

Я лежал на своей кровати, положив обутые ноги на подвернутый матрас. Срок службы подходил к концу и каких-либо обязательств по отношению к казарменным делам я не испытывал, да и деды негласно приняли меня в сословие «неположняков», несмотря на то, что прослужил я на один год меньше всех по причине полученного до армии высшего образования.

Весеннее солнышко приятно освещало молодую листву за окном, а теплый ветерок проветривал стойкий запах портянок, который всю зиму обитал в казарме.

В полудреме я заметил, как на кровать рядом с моей лег дежурный по роте сержант Серега Мутняков, которого все мы, естественно, называли Мутным. В его дежурство дневальным перепала ожидаемая помощь в виде целой роты, а потому он мог спокойно подремать пару часиков. Мутный не стал озадачивать себя подворачиванием матраса, а просто свесил ноги. Я закрыл глаза и, наверное, уснул.

Разбудила меня тень дневального. Молодой боец, фамилии которого я еще не запомнил стоял над кроватью дежурного в нерешительности — будить или ну его нафиг? Наконец, смелость взяла верх и он осторожно тронул за плечо своего спящего командира.

- Товарищ сержант, просыпайтесь...

- М-м-м-м... - сказал Мутный

- Товарищ сержант, тут кое-что случилось...

- М-м-м-м?

- Сикорский пропал... Пошел в подвал ведро взять и пропал. Я узнавал в автороте, так их дневальный видел как он курил у подъезда, а его разведосы к себе затянули...

- М-м-м-м!

- Ну товарищ сержант!

- Пилипенко, - вдруг совершенно отчетливо произнес Серега. - Если ты сейчас не отстанешь, возьму свой штык-нож и противоестественно им воспользуюсь.

- Но Сикорский!

- Что Сикорский?

- Ну это... Разведосы его к себе утянули казарму мыть...

- Что!? Что ж ты сразу не сказал?

- Да я...

- Что, да я? Кто остался за главного пока я сплю? Ты. Кто личный состав потерял? Ты.

- Но я...

- Марш на тумбочку! И будешь до самой смены наряда там стоять!

- Есть! - Пилипенко, обрадованный, что так просто отделался, растворился в воздухе.
Мутный сел на кровати, обхватив голову. Да, задача предстояла нелегкая и до сих пор никем по-сути нерешенная.

Проблема была действительно острая. Разные подразделения мотострелковой бригады располагались на разных этажах большой и длинной пятиэтажной казармы. На первом обосновалась разведрота, на втором наша третья рота учебного батальона, а над нами жили рули. Выше — еще две роты нашего бата.

Так уж повелось, что разведчики, возомнившие себя крутыми спецназерами, вдруг осознали, что не пристало им мыть свою казарму, натирать до блеска латунные краны в душевой и отскрябывать засохшие какашки в туалете. Выход они нашли самый простой. Утром, когда бойцы подразделений живущих над ними одним живым потоком выбегали на зарядку, разведчики выдергивали пару-тройку солдатиков и угрозами оскопления и расправы над всеми родствениками застявляли делать уборку. Надо ли говорить, что молодые бойцы спускались теперь вниз только в сопровождении сержантов, а некоторые даже бросили курить, так как путь в курилку лежал мимо логова разведки.

Мутный ушел в каптерку на военный совет. Там, за стеллажами с зимней формой, на стратегическом запасе матрасов спали особо важные персоны. Через пару минут оттуда раздался крик.


- Дневальный! Слонов в каптерку! Время пять секунд!

Вокруг раздался дробный топот, Казалось пустая казарма вдруг ожила и тут же затихла, как только все нужные люди пришли на зов. Спать уже не было никакого смысла и я сел на кровати с тревогой и интересом ожидая продолжения.

Движение началось внезапно. Из открывшейся двери целеустремленно вывалилась группа возмездия. Видать у многих накопились обиды к разведосам, а тут такой повод, да еще ПХД и офицеров в части почти нет. Проходя мимо меня, один из дедов, каптерщик второй роты Вова, ткнул в меня пальцем.

- Пойдешь с нами.

Спорить было бесполезно, да и я сам потом не простил бы себе неучастия в таком историческом крестовом походе. Правда вместо гроба Господня мы искали нашего дневального, но общий эмоциональный настрой был наверняка таким же как и тысячу лет назад.

Пойти в разведку — это спуститься на один этаж. Двойная дверь, обитая деревом, такая же как и у нас в роте. Серега, как идейный вдохновитель встал первым и вежливо постучал.
Наверное, дневальный у разведки был новеньким. Он не спросил: «кто там?», не закричал «дежурный по роте, на выход!», а сразу отодвинул засов. Мутный резко дернул за ручку и бросил свою ногу в проем. От такого удара в живот дневальный отлетел к противоположной стене и медленно по ней сполз, хватая ртом воздух. За эти пару секунд вся наша армия проникла в стан врага.

Надо сказать, разведчиков не зря учат много и старательно. Выучка у них действительно была на высоте. Не успели мы рассмотреть казарму, как на нашем пути вырос заслон из решительных и накачанных тел.

Старшим у разведосов был старший сержант, кабардинец Аслан. Он не стал сразу же отбивать вторжение, потому как оценил нашу численность как соответствующую, а настрой как самый воинственный.

- Чтё нада, казлы? - Разедчики за его спиной стали передавать друг-другу дужки от кроватей.

- Бойца нам верните... - Нагло сказал Мутный и вытащил из карманов руки. В каждой было зажато по кастету. Наши деды и слоны тоже неслышно вооружились.

- Слышь, ты ваще ахренель!? Какого бойца!? А ну пощли отсюда, уроды, пока мы вас не поубивали тут!

- Рот закрой, чурка! - вступил в спор каптерщик Вова. - Твои бараны утащили нашего воина, если вы его нам сейчас не отдадите, мы тут все разнесем и вам всем навешаем!
Разведчики за Асланом зашумели. Так смело с ними еще никто не разговаривал. Их молодая, бурная кровь требовала возмездия. В оперативном тылу разведчиков стал образовываться запас табуреток. Еще чуть чуть и кровавой битвы не избежать.

Внезапно задние ряды замолчали и шепотом разнеслось.

- Атас! Паленый!

С этими словами разведчики образовали живой коридор по которому потирая заспанные глаза и поправляя значок дежурного по части прошел зампотех разведроты капитан Паленый.

Это был конец. Мало того, что дежурным по части был офицер из разведки, так еще судя по его виду и запаху от него, он выпил не меньше полбутылки. А общаться с пьяным офицером разведки в присутствии почти взвода его бойцов занятие не самое приятное. А уж требовать от него что-либо, вообще бесперспективное. Надо признать, что его появление внесло смятение в некоторых наших слонов. Но деды не дрогнули.

Паленый наконец пришел в себя, увидел нас. Оглянулся на своих. Выпрямился и спросил строгим командирским голосом.

- Что здесь происходит?

- Товарищ капитан, - интеллигентно начал Сергей. - Ваши бойцы украли нашего солдата чтобы отмывать свое гавно. Мы пришли за ним и встретили непонимание со стороны ваших подчиненных. Очень надеемся, что вы поспособствуете мирному разрешению этого конфликта.

Эта речь произвела впечатление на всех. Никто из наших даже не догадывался, что Мутный может так витиевато изъясняться. Разведосы то же опешили таким быстрым переходом на дипломатический стиль. Дежурный по части, как и положено офицеру оправился быстро.

- Ты какого черта, солдат, так со мной разговариваешь!? Ты совсем охамел, военный!? Сбежались как крысы на гавно! - Тут кто-то из наших заржал в голос, другие захихикали более сдержанно. Разведчики юмора либо не поняли, либо решили не осрамлять командира. - А ну пошли отсюда на хрен! Я скажу вашему командиру, чтобы он занялся вашим воспитанием!

- Нет, капитан. - Тихо и жестко произнес Серега. - Верни бойца.

- Ты-ы-ы! Да я тебя-а-а! - капитан полез в кобуру за пистолетом.

- Товарищ капитан, - заговорил Мутный, пока дежурный по части пытался справиться с застежкой. - Вы не правы, а мы правы. Вы можете меня застрелить, но подумайте что потом будет с вами, стоит ли солдат первогодок таких жертв?

Капитан перестал теребить хлястик и повернулся к Мутному. Секунд пять они переглядывались.

- Аслан!

- Я-а-а... - Протянул кабардос.

- Это правда, о чем он говорит?

- Ну-у-у... Вы же...

- Хватит мычать! Привести бойца!

Аслан кивнул, один из разведосов сорвался с места и исчез в туалете. Через мгновение он появился ведя перед собой Сикорского. Дневальный как во сне прошел мимо нас и скрылся за дверью. Я успел заметить заплывший глаз и синяк на скуле.

- Спасибо, товарищ капитан. Приятно иметь с вами дело.

Наш отряд как-то сам собой растворился. Последним из расположения разведроты вышел Мутный и тут же закурил прямо на лестнице, что было строжайше запрещено самим командиром части.

До самого вечера больше ничего интересного не случилось. Сикорского отправили с глаз долой в каптерку, помогать принимать чистое белье. В наряды его не ставили еще с неделю. А после ужина мы всей ротой наблюдали, как из расположения разведчиков в направлении стадиона выбежала вереница бойцов в касках, противогазах и бронежилетах. Вернулись они под утро еле волоча ноги. И с тех пор больше ни одного бойца никто не терял.