Вчера был на митинге, посвящённом Дню памяти и скорби.
Поговорил с единственным присутствующим ветераном войны Зекуновым Николаем Матвеевичем. Мы с ним кирюхи четыре года как. Он всё про дочку мою младшую спрашивает, внучкой называет. Сказал ему, что на Азовское море поедем - он дал приказ (а слова такого человека я только так для себя расцениваю): набраться солнца и тепла там и привезти ему немного. Сделаем, без разговоров! Только вот за прошедшие полтора месяца «сдал» он заметно...
...............................................
Полтора месяца...много это или мало?
За это время один из них ушёл навсегда...
Старший мичман в отставке Александр Дмитриевич Томилин, добрейшей души человек был. 15-го мая ему исполнилось восемьдесят восемь. Полутора неделями раньше мы были у него, как обычно с Витькой, оба при параде. Ещё с собой Влада Савича взяли, это художник с краеведческого музея. Очень интересный дядька. И рисует и гравюры делает и фотограф классный, герб нашего города тоже он придумал. А ещё фото-дневник пишет, поэтому и пригласил его на «вакантное» место в «Патриоте».
В этот раз он был сам не свой, совсем не слышал ничего, взгляд не с нами, от «фронтовых» граммов отказался.
А год назад...заходим - он уж при параде.
- Здравствуйте, Александр Дмитрич, Вы уже готовы?!
- А чего мне готовиться?! Я всегда готов!
Он и правда всегда в белой тужурке ходил со всеми медалями.
И пропустили мы тогда по паре рюмок. И смотрели фотографии грамоты. И заходили в комнату к его супруге, которая уже была не ходячая. Она рассказывала нам, как шли по пустыне Гоби. Рассказывали о том как познакомились друг с другом (оба друг друга Сашеньками называли) в начале осени 1945-го, когда «капитуляцию Японии подписывали на крейсере (имеет ввиду линкор «Миссури») - мы все стояли на «товсь», она ж у меня солдатка (хохочет)!».
Александра Яковлевна, после продолжительной болезни, ушла от нас 9 марта. Вот похоронили и его, когда-то весельчака, каких поискать.
Ну а к первому, перед ним, как всегда - это уже традиционно, заехали в Казым к Задорожных Виталию Фёдоровичу. Ему почти девяносто три.
Дома внучка сказала нам, что он в Белоярском, в «Милосердии» (дом престарелых). Удивлены. Ведь ещё год назад он со смехом отвергал эту перспективу.
Когда приехали - не поняли узнал он нас или нет. Глаза совсем плохи, в новой операции отказывают из-за возраста. Говорит, что хочет попасть к Путину, «чтобы он дал команду». Хочет дед жить в комнате не один, «как вот Зекунов живут». Марина Александровна, директор, объясняет что это невозможно. Какие-то там к них есть документы, регламентирующие кому с кем и как у них размещаться дОлжно.
А год назад...
Приехали к нему и не застали дома никого, поехали было по деревне поискать - вот он, идёт уже домой. Говорит, что в амбулаторию ходил, «...поговорить да давление померить...».
Хоть и постарел заметно, что не мудрено, но в разговоре, выпив глоток водки, он вспоминает урывками о том, как ему довелось хоронить генерала Черняховского, многое из того, что мы уже слышали, а из нового что - напишу после. Почему - тоже после. Тем более, что он это повторял, так получилось, нам не раз в тот день.
Много чаще, чем всегда, ветеран стал говорить о своём здоровье, о дочерях, о жене. В прошлые разы линия разговора куда веселее была. Однако какой-то стержень в нём оставался. Мнения были чётко однозначны и выверены, никаких сомнений в своих суждениях...
- Вот не надо, ребята, доживать до моих годов, тяжело это. Мне врач...хороший врач сказал, что не надо бы операцию на глаза делать. Могут ещё лет десять прослужить. А мне больше-то и не надо, - улыбается, почти хохочет и продолжает - А я с молодыми врачами договорился, и сделали всё же мне на этот глаз! Только капать теперь надо. Может просветлеет. Пока не светлеет.
Позже от социального работника мы узнали, что ветеран прошедшей зимой автостопом(!!!) добрался до Ханты-Мансийска и обратно вернулся уже прооперированным. Назад-то на самолёте уже, с сопровождением, а сначала-то его было потеряли!
Вот это дела!
- А после Победы уже повезли нас на Дальний Восток, с японцами воевать. Вот тут-то натерпелись такого, к чему не привыкли! У нас ведь дальность выстрела на сорок километров, а они нас с километра с сопок обстреляют, а нам-то и ответить по-нашенски никак. Обидно было. Но стояли до последнего! И вот скажу я, что японские люди сильнее фашистов. Настойчивее, дисциплинированнее.
- Ну а наш-то, русский, ещё же лучше! - вклиниваемся мы.
- Это даже не подлежит никакому сомнению! - говорит как по писанному дед (полвека проучительствовал). Ведь и до 227-го приказа Сталина все мы были молодцы! И этот приказ даже не всеми нами был принят всерьёз (мы удивились, но я цитирую записанное на диктофон!), потому что мы и без этого назад не пятились. И на всю жизнь это во мне сохранилась слава о советском человеке! Ведь и не только военные - все, от маленьких до стариков принимали участие в этой страшной войне, отдавая всю жизнь для победы! И можно не стесняясь награждать каждого настоящими орденами.
Слушаем его жадно, он - если не икона, то живая легенда!
Старик сетует на телефон, дескать ему-то звонят - нормально. А самому - никак, цифр не разобрать, глаза плохи стали.
- А как скучно станет, я тогда город езжу. Там у меня друг в доме престарелых, Зекунов Николай Матвеевич, знаете его? Даже пожил там немного, с неделю или полторы, но сбежал. Скучно там мне без котика моего, Мурзик-то (собачка) пропал куда-то. Да и голуби у меня, кто за ними присмотрит.
Это такой тип людей. Им всегда нужно о ком-то заботиться. Поэтому и не может усидеть на месте, как большинство.
Однако ж и ему забота нужна.
- Старики любят, чтоб их похваливали, как детей. Им это приятно. Вот, Вы там-то отличились...любят чтобы их не забывали. А трудно уже жить. Тяжело. Хорошо семьёй жить, а мы с женой...не контакт у нас. Это глупость, конечно, но...лежит видите ли и ничего делать не хочет. И мне сказала: «Знаешь что, иди ты к такой-то матери!». Чуть не шестьдесят лет с ней прожили, всё хорошо было, а тут задурила...что это за женщина, которая лежит в основном?! Если я, мужчина, в дом пришёл - меня ж надо встретить. А она лежит, устала, говорит. Мне так не надо! Вот у средней дочери живёт теперь.
Самые разные мысли в головах наших копошатся.
А в «Милосердии» нам тогда поведали, что Виталий Фёдорович предлагал какой-то старушке в одной комнате жить. Причём все в курсе, что с женой у него нелады. Хихикают, что дескать, старуха его младше на десять лет, а эта - на шесть - мол, поопытней выбрал себе.
Что тут сказать...вспоминается фраза из одноимённого же фильма: «старички вы мои разбойнички».
А в завершение, мы как всегда отпустив водителя с машиной, садимся за стол с беседой к Зекуновым.
Как они рады были, деды, что их вот так вот поздравляют люди, навещают. А Николай Матвеевич нас ждал. Каждый год ждёт.
Перед ними заехали к Руфине Петровне - ещё одну бабушку-ветерана привезли сюда внуки из Екатеринбурга. Но у неё мы совсем недолго...не помнит она толком ничего, слабенькая. Вот только диким показалось нам то, что хочет она и попросила нас посодействовать устроиться в дом престарелых...нехорошо на душе...
Только сели у Зекуновых - стук в дверь. Задорожных уже «нарисовался». У нас вообще так с ветеранами, их всего тогда три было уже - увидел - подвёз. Вобщем не усидел Виталий Фёдорович, тормознул машину и в город примчался.
И вот тут мы, изредка отправляя в себя рюмку, только слушаем и душа оттаивает. От разговоров их. От доброты этих стариков и жизнерадостности. От их жизнелюбия...
- В Кенигсберге мы буквально отъедались. Делали щупы и искали..консервы..выпивка. Находим..а вдруг отравлено?! Ведь предупредили же нас - возможно с ядом «подарки». Вот один выпьет. Сидим ждём. Не выдерживаем - смотришь живой не падает и на-ча-лоось тогда! (деды хохочут).
- Я ведь в тяжёлой артиллерии служил. А Вы?
Очень интересно наблюдать, как старики друг друга на «Вы» называют. Причём всегда так - в начале разговора, а потом уж по-свойски.
- А я...матушка-пехота! От начала до конца!
Пока сидим, его супруга, словно молодая суетится по кухне.
- Садись, бабуля, посиди! Послушай наши разговоры!
Она присаживается, но долго не выдерживает. Глядь - снова тарелку какую-нибудь несёт.
- Она у меня сегодня дневальная!
Хохочем хором.
Поражаемся молодцеватости Матвеича. Когда водка решила не литься (горлышко с дозатором) - он сходу назвал «пароль»:
- Моя фамилия Зекунов!
В памяти, даже с диктофоном, многое становится неразборчивым. Или через год кажется не очень нужным...
- Помню как мы плакали..все! тридцать человек! Женщины! Всех вырезали ножами без единого выстрела! (это он про финнов).
Орудуя вилкой, констатирует:
- А рука-то левая у меня пошустрее правой.
- Калеки вы, калеки, - улыбаясь говорит Таисья Петровна
- Молчи, бабка! Мы - гвардейцы! А гвардейцы не сдаются!
Всем весело.
- Я за границей мало кого видел. Поляков только, немцев, финнов, немножко шведов и чуть-чуть датчан...и последнее место службы у меня - остров Борнхольм. Десятого мая нас построил командир полковник Полувёшкин и с ним начальник политчасти полковник Перепёлкин. И сказали нам - война кончилась. И никто не поверил сначала. Хоть и все ждали уже. А уж через пять минут мы стреляли вверх у кого их чего было. Все радовались, все!!
Смотрим на них и, кажется, они там снова. Такие яркие переживания у них сейчас.
- И каждый почти имел свой аккордеон. Трофейный. Начинаем выпивать. Выпили. Давай плясать. Стук от сапог порядочный - половицы шатались. В пирамиде автомат и упал, стукнулся прикладом, затвор сработал и он как на живот лёг. С правой деривацией - он же сам вправо и поворачивает. Все на нары легли и замолкли. Показалось нам тогда, что долго стрельба шла - хохочет Фёдорович - а какой долго то? Это ж секунды! И потом хохот - над собой и над своей глупостью. Запомнилось на всю жизнь. Нас человек двадцать не нарах, а он стрелеяет. Потом все думаем, ну что ж не могли что ли подойти, попрыгали на койки, как цыплята...
Деды хохочут.
- Бабулька у меня замедленного исполнения. ей только 87-й год - молодая ещё, - шутит Матвеич, а у самого столько теплоты во взгляде.
Ну и как водится между всех мужчин, немножко и не зло, но каждый в разговоре немножко, как кулик-патриот, похваливает «своё болото», и вместе же хохочут, похлопывая друг друга по плечу:
- ...Только залп и через 6-8 минут немецкая авиация начинает нас долбить. Все разбежались, кто на своём ходу. А нам куда? Никуда. Вот и не было пулевых ранений, только осколочные и контузий много.
- А я тебе говорю, что пехота - самый грозный род войск! Пока пехота не пришла - не закончилась война! Артиллеристы стреляют бог знает откуда, танкисты - приехали и уехали, самолёты - прилетели и улетели, а пехооота-матушка - царица полей! Запомни, если ты ещё забыл!
И к нам:
- Старше себя по возрасту, а вот учу!
И продолжает:
- Ну не живой бы человек - кто бы там заключал перемирие? Танк что ли?)) Так что артиллерия твоя, конечно, бог войны - пусть она будет богом, а пехо-ота, брат - царица!
Это всё было в прошлом году...я бы сказал что весело и довольно хорошо.

А в этом году - грустно.
И снова так захотелось со своими дедами поговорить..а никак...