Сегодня - лучшие истории из раздела "Щит Родины"

Столб пятнадцатый

Условный рефлекс.

«Условный рефлекс - закономерная реакция организма на ранее индифферентный раздражитель»

Это не я умничаю, это эпиграф такой.

- Алё, комендатура! А куда все ваши связюги делись? Почему на работу не вышли?
- Вот блин, Вольфом тебя через Мессинга! Слышь, Ильдарчик, а ты-то откуда про это знаешь? Али после третьего стакана телепатом стал? Нас самих только два часа назад просветили...

Гм... Оценить всю пикантность начавшегося диалога можно только вдумчиво оценив прелюдию, случившуюся месяца за полтора до этого звонка...
А полтора месяца назад имело место быть следующее. Решили отцы-командиры новую линию связи проложить. По-научному - ПВЛС, а для тех, кто не в курсе, просто кучу столбов в сопках понаставить и к ним провода прикрутить. Дабы тем самым еще более упрочить тот замок, что на границе висит. Собрали ограниченный контингент связистов, а также тех, кого эти отцы связистами посчитали, обозвали все это сообщество «колонной связи», да в сопки их и наладили.
Та еще работенка была! Загрузить полный кузов новеньких, аккуратненьких опор (ну это те самые столбы, опять-таки по-научному), отвезти их на место, максимально приближенное к будущей трассе, выгрузить, взвалить на свои могучие плечи, и невзирая на вяло плавящийся под солнцем креозот и бодро летающий в округе гнус, доставить это богатство к месту будущей дислокации. После чего начать придавать столбам вертикальное положение методом введения их в ямы, выкопанные в земной поверхности.
А поверхность та в Заполярье четко делилась на две части. Гранитные сопки, поросшие противным, скользким мхом и очаровательные болота между ними. Ну, с болотами все более-менее просто, хотя очень мокро и грязно - выкопал яму, засунул в ту жижу толстый конец опоры, принесенными на своем горбу камнями завалил, утрамбовал, вытряхнул гнус из портянок и дальше побрел, к славным трудовым свершениям. А вот с сопками потрудней было. Долбить камни куском толстой проволоки, в просторечии называемым ломом, занятие малоприятное, хотя и значительно менее гнусоконцентрированное и портянкопромокательное. И с прекрасным пейзажем вокруг! Машешь ломом и эстетствуешь окружающие красоты, Эстетствуешь и машешь...
Словом, по ведру пота каждый день, и сроки очень сжатые. И без выходных, потому как лето в тех краях очень короткое, успеть надо много, да и гнус каждый день есть хочет. Сами понимаете, при таком раскладе подвоз опор на расстояние, максимально близкое к месту их установки, становилась одной из главных задач. И вот тут-то на сцене и появляется тот самый прораб. Очень впечатляющий персонаж! Ильдаром его звали. По пятому пункту биографии - татарин, да к тому же размерами с Челубея и его лошадь одновременно! С кулаками, еле влезающими в строительную каску, ну и такой же умница. А самое впечатлительное в нем было то, что перемещал он свое тело в пространстве на чуде тогдашнего автопрома - «Запорожце». Том самом, что «ушастым» прозвали...
Это надо было видеть! Прораб занимал почти весь внутренний объём своего авто, да так, что кроме него туда только пара хоббитов могла влезть, причем без Кольца, да и то куда-нибудь в район задней торпеды. Кресло водителя было максимально сдвинуто назад, и все равно коленки из-за руля торчали, да и волосатые лапы, сжимающие колечко этого самого руля, тоже производили неизгладимое впечатление...
И при всем этом прораб был добрейшим человеком и очень любил свою машинку. Совсем как ослик Иа свой горшочек из-под меда. Он даже каждый день мыл ушастого и всячески его холил и лелеял. Одна беда - он парковал его перед входом в свой вагончик на стройплощадке. Они там чего-то вялотекуще строили, то ли ангары, то ли бараки какие, в общем чего-то одноэтажное, но очень здоровое по площади. Грязь, мусор, бардак - все как всегда на стройке. Один только плюс у всего этого противного пейзажа был - он очень близко к нашей трассе располагался, ну прямо подарок судьбы! Вот и повадились бравые связисты через эту площадку столбы возить. И вот тут...
И вот тут и появилось препятствие в виде Запорожца - он стоял прямо на пути грузовика! И объехать никак - с одной стороны облезшая резиденция прораба, а с другой художественно выполненная свалка каких-то плит, блоков и свай. Бетонный бурелом, короче.
Тащить на себе лишнюю сотню метров столбы под креозотным соусом стахановцев не нашлось, но зато нашелся языкастый парламентер для переговоров с прорабом. Сей дипломат бодро выпрыгнул из кузова и направился на поиски счастливого запоровладельца...
А когда нашел его, да рот раскрыл, на предмет чтоб ушастого перегнать в другое место, то сразу был послан туда, куда сбегать не смог бы по чисто физиологическим причинам.
Приведенные в ответ аргументы, в виде взглядов парламентера на происхождение всех прорабов вообще, и этого Ильдарчика в частности, впечатления не произвели.
А наоборот, на чистейшем прорабском языке, было высказано мнение о том куда именно эти столбы засунуть надо и чего там с ними сделать вращательно-поступательными фрикциями.
В пламенной ответной речи парламентер высказал все свои пожелания касаемо будущности оппонента, как ближайшей - вот прямо сейчас и вот в ту яму, так дальнейшей - на своем Запоре вот под тот БелАЗ, и обязательно с разбегу.
После чего переговоры как-то сами собой заглохли...
Чего совсем не скажешь о желании переместить грузовик со столбами на сотню метров дальше. Но нашли-таки выход - лень вообще здорово мыслительную деятельность стимулирует, я в связной голове, так просто целую научно-техническую революцию производит.
Связюги высыпались из кузова, обступили любимого зверька прораба и без особого напряжения сфинктеров приподняли да и перенесли его в сторонку. Надо отметить, что по чистой случайности авто поставили между бетонным столбом, со ржавым прожектором наверху и стеной прорабского вагончика. Да так, что задний бампер оказался сантиметрах в тридцати от стенки, а передний на точно таком же расстоянии от столба. Полюбовавшись своей работой и ехидно ухмыльнувшись, все дружно двинули дальше...
Прораб, несомненно имевший телепатический контакт со своим лимузином, сразу засек плаксивые нотки, исходившие от его чада, и тут же примчался к запертому между вагончиком и столбом пленнику. Чего он там орал, слышно не было, но полинезийские пляски вокруг машины и всем понятные жесты в сторону связистов видны были очень хорошо. Что только убеждало их в правильности выбранного метода воспитания прорабов.
Где-то через полчаса прорабские скачки закончились, и Ильдарчик повалил куда-то с очень задумчивым видом. А вернулся уже не один - у него в кильватере топал сторож с этой стройки, внешне такой же бабуин, только рожа более славянская, и соответственно, более пропитая.
Оба брата-близнеца взяли Запор за передок и тоже не особо напрягаясь, развернули его на девяносто градусов. После чего довольный прораб засунул себя в авто и покатил куда-то, а сторож, в прямом соответствии со своими обязанностями, повалил дальше сторожить бидон с брагой.
На следующий день Запорище опять стоял на пути прогресса, т.е. мешал проехать грузовику. Не сговариваясь все выпрыгнули из машины и без малейших раздумий переместили ушастого между прожектором и стенкой, ухмыльнулись и спокойно поехали дальше. Прораб тоже особо не раздумывал, а сразу за сторожем порыл. Пришли, развернули, разбежались...
На следующий день та же история: выпрыгнули-переместили-поехали, в ответ, пришли-развернули-разбежались...
Так и пошло... Каждый день...
Особую пикантность этому противостоянию придает тот факт, что никто из противников при личной встрече никогда и словом не обмолвился о приключениях Запора! А только завсегда раскланивались, улыбались пошире и желали друг другу всяческих благ. В большой надежде, что противник первым сломается и прекратит над ушастым издеваться. Кто кого, одним словом, первым утомит. На принцип все поперли...
Так и прошло полтора месяца, в связных трудах и неусыпных заботах о Запорожце. Спокойно работали и заботились бы дальше, но тут нам счастье привалило - проверка из Округа. Решил, знаете ли, окружной политотдел поинтересоваться, как бессмертное, основополагающее Учение сказывается на скорости прокладки линии связи. Ну, то самое Учение, которое трехбородое - две бороды лопатой и одна бородка клинышком. Их еще завсегда рядом рисовали. Да и в самом деле, чего не поинтересоваться - природа заполярная очень к тому располагает. Семга, икорка свежайшая, морошка, грибочки всяческие и огромное радушие принимающей стороны...
Вот и приехал проверяющий. Посмотреть, как мы тут, на краю глобуса, политически развиваемся. И для начала конспекты оценить пожелал. Мол, завтра приеду и погляжу, как вы Родину любите!
Но местный Замполит тоже не растерялся - быстренько собрал со всех по три копейки, метнулся в «Культтовары» и прикупил школьных тетрадок. После чего, вместо работ загнал всю колонну в Ленинскую Комнату и отворил кладезь своего красноречия, дабы в трехкопеечные тетрадки хлынул концентрат трехбородого Учения. Причем основной упор делался на мысли бородки клинышком, а лопатообразность упоминалась только в качестве бесплатного приложения к материалам последнего пленума.
Лафа-а-а-а-а-а!!! Ведь куда приятней всякие непонятные умности в тетрадку записывать, чем гнус кормить, да атлантов под опорами изображать...

И вот тут-то и происходит тот самый звонок обеспокоенного прораба:
- Алё, комендатура! А куда все ваши связюги делись? Почему на работу не вышли?
- Вот блин, Вольфом тебя через Мессинга! Слышь, Ильдарчик, а ты-то откуда про это знаешь? Али после третьего стакана телепатом стал? Нас самих только два часа назад просветили, что мы сегодня выходные.
- Вот, блин... Далее следует ненормативная прорабская лексика (вырезано цензурой. Прим. Авт.) - А я уж думал чего случилось! Ну, слава Богу, все живы-здоровы, а то я уж переволновался весь...
- Слышь, а ты как узнал-то что нас нет на участке?
- То есть, как узнал? Вы же мне машину сегодня НЕ ПЕРЕСТАВИЛИ!!!

С благодарностью к лошадям!
История эта началась примерно через две недели беспрерывных вздрючек в учебке Серахского ПО. В одно прекрасное утро, после завтрака, перед разводом на занятия кусок Пролыгин, в просторечии Прошка, выстроив учебную заставу зачитал перед строем некий список курсантов. После этого добавил: - Это, значится, кавалерия! Ну, кавалерия и кавалерия, мало ли чего не придумают боги-вседержители типа старшины Пролыгина. Но когда после обеда тот самый Прошка прорычал фразу: - Ну что орёлики, сегодня, те кто останутся в живых позавидуют мёртвым! мы все поняли что песец всё-таки подкрался. Я очень долго думал, откуда же Прошка выкопал эту фразу? И наконец, совсем недавно, я её нашел. «Остров сокровищ» Стивенсона помните? Сильвер, попугай, пиастры! пиастры! Во-во, оттуда. Начитан однако был наш старшина учебной заставы. Но это так, между прочим. А в дополнение Прошка сказал что сегодня у нас, кавалеристов, первое занятие по кав. подготовке и что мы прямо сейчас идём знакомиться с лошадьми. Ну, конечно теорию мы уже читали, вчера на самоподготовке. Идея, конечно, хорошая. Типа, вечерком курсанты почитают Наставление, а утром полученные знания успешно и применят на практике. Только промашка вышла - ну кто же вечером читает? Вечером конспекты на Родину пишут или дрыхнут тихонько где-нибудь в бытовке. Вот таким образом теоретически подкованные мы и пришли бодрым строем на конюшню. Для тех кто не знает: конюшня - это такое помещение где лошади. И их много. И стоят они в аккуратных отсеках именуемых станками. И стоят они по обе стороны от центрального прохода попами к проходу. И чтобы войти к лошадке надо стать возле станка и, выбросив правую руку горизонтально вправо, громко скомандовать:- Принять! Если лошадка выезжена хорошо то она отодвигает попу вправо и можно заходить. Прошка раскидал нас по станкам и, показав пример, скомандовал начинать. Как говаривал незабвенный зам. нач. штаба капитан Коломиец основной принцип учёбы пограничника: - Краткий рассказ, образцовый показ и упорнейшая тренировка! Тренировка началась с полётов - некоторые курсанты, не дождавшись пока лошадка отодвинется в сторону решили заходить! Результатом было примерно восемь полётов через весь проход, благо он был достаточно широк! Наверное его делали с учётом таких ситуаций! А всё потому что лошадка, когда неопытный курсант слишком быстро подходил сзади, делала резкое движение левой задней ножкой и запускала молодого пограничника по параболе! Ну, когда все оторжались и отлетались, последовало само обучение. До сих пор помню кличку моей первой лошадки - Верба! Старшина вывел всех на манеж и, резво взлетев в седло, предложил нам сделать то же самое. Примерно тридцать гавриков, проклиная всё на свете, начали карабкаться в седла. Когда все стремена были разобраны и падения закончены Прошка медленно тронул свою лошадь шагом по манежу. А манеж в Средней Азии это совсем не то что вы думаете. Это просто отгороженный колючей проволокой кусок пустыни. Ну, с этим аллюром у нас проблем не возникло - сиди себе в седле да по сторонам поглядывай. Но тут песец подкрался во второй раз - Прошка скомандовал: - Рысью - марш! - и все лошади зарысили по кругу. Этто былло нечто ! Такого хаоса я не видел больше никогда в жизни! Половина курсантов слетело сразу, остальные судорожно хватались за переднюю луку в тщетных попытках удержаться на подпрыгивающей лошади. Нечего и говорить что все курсанты оказались не готовыми к такому повороту событий. А уж когда Прошка прорычал : - Учебной рысью. Марш! тут вообще началось неописуемое - учебная рысь это значит бросить стремя! То есть не опираться на стремена а все движения лошади компенсировать усилиями внутреннего участка ног от колена до бедра называемого шлюсс.(Кстати шенкель - это внутренний участок ноги от пятки до колена). Через примерно пол-часа занятия были окончены. И не потому что время вышло, нет. Просто больше никто из нас не мог держаться в седле. Внутренняя часть ног от пятки до бедра горела огнём. Но самый кайф пограничники Серахского ПО получили увидев нас возвращающимися с занятий! Все, увидев нас, сразу же начинали ржать буквально как лошади! А всё потому что попробуйте на досуге поставить ноги на ширине плеч и, не сгибая коленей, пройти таким шагом ну хоть десяток метров. Попробовали? Ну как? А теперь представьте что таким шагом в ногу идут примерно человек тридцать! Короче, отряд лежал! После осмотра Прошка сразу же погнал большинство из нас в медсанчасть, где нам смазали ссадины зелёнкой, а некоторым особо резвым даже наложили повязки!
На следующий день мы с ужасом читали расписание занятий и там , через день, опять обнаружили эту самую кав. подготовку! Вчерашний кошмар вставал перед глазами. Надо было что-то делать. Что-то предпринимать. И тут я обратил внимание что все кавалеристы отряда из седел не вылезают сутками - и ничего! Не, что-то здесь не так! В первую же свободную минуту я схватил то самое Наставление и углубился в него. Ну конечно! Ну мы и придурки! Всё оказалось очень просто - каждое седло можно подстроить под каждого конкретного человека. А поскольку конструкция седла вырабатывалась сотни лет то подстройка эта очень проста. Окрылённый таким поворотом событий я с книжкой в руках рванул на конюшню к своей Вербе! Сунул ей обеденный сухарь с солью и занялся своим седлом. Дневальный по конюшне удивлённо хмыкнул, увидев меня в такое время, но не сказал ничего. В общем кручу я это седло под себя и вдруг, через десять минут, слышу что дневальный кому-то чего-то докладает. Через буквально секунду передо мной нарисовался сам старшина Пролыгин.
- Чем занимаемся, орёлик? - вопросил старшина.
- Курсант такой-то! Да вот... товарищ старшина...тут...это...вот...
- Ага! До одного через задницу уже дошло! - радостно рявкнул старшина и спросил:
- До отбоя успеешь?
- Так точно! - радуясь что обошлось без вздрючки бодро ответил я.
- Продолжай!
Вернулся в казарму я прямо к вечерней поверке. Закончив перекличку Прошка хитро сощурился и, перед тем как скомандовать отбой , напомнил:
- Орёлики, (это его любимое выражение) завтра у вас кав. подготовка, не забудьте! А чтобы не было так мучительно больно (опять цитата из Островского Николая по моему!) рекомендую обратиться к курсанту такому-то! Он знает что делать! И после всего рявкнул:
- Застава! Отбой!
На следующий день кав.подготовка началась с настройки седёл! Каждого под себя! И как только мы это сделали странным образом у нас стало получаться почти всё - и рысь и кентер и прочие кавалерийские премудрости. А лошадок наших заставских я вспоминаю до сих пор с благодарностью и уважением. Вот по памяти все лошадки заставы Акация - Звонок, Буян, Майор, Орлик, Нрав, Майка, Марта, Белка, Вирта. Мой был Майор - почему такое имя? Очень просто - по традиции лошадников в имени жеребёнка должны быть буквы имён отца и матери. Мама была Майка, папа - Орлик. Майор! Очень просто! И служили мы с Майором долго и с приключениями. Но это уже совсем другая история.

Обычный полет.

- Мужики, вставайте, - мстительно и громко объявил Олег Сазыкин.
Не знаю, как в транспортной, а в пограничной авиации обычно штурман играет роль «утреннего петуха». Не надо ржать, я в хорошем смысле. В его негласные, но свято соблюдаемые обязанности входит встать на полчаса-час раньше экипажа, сходить на АДП, узнать погоду и прогноз по маршруту и пункту посадки, узнать судьбу заранее поданной заявки на вылет (или подать таковую, если накануне не до того было). После этого надо вернуться или позвонить и сообщить командиру собранную информацию, чтобы тот принял решение на вылет. Бывают, правда, такие случаи, когда не то что штурману - ёжику ясно, что нефиг даже дергаться на вылет. В этом случае штурман прокрадывается обратно, чтобы никого не разбудить и вползает под одеяло с мыслью добрать свои полчасика-часик украденного службой сна. Обычно после этого нас всех ждет пятиминутка гнева, когда сквозь дрему взглянувший на часы командир узнает, что на час проспал вылет. Потом все выясняется, но спать уже все равно невозможно.
В тот раз над Анадырем и его ближними и дальними окрестностями погода «звенела». Пришлось вставать и по очереди ползти к единственному крану в летном «профилактории» - отделенном деревянной перегородкой поперек коридора закутке анадырской гостиницы, отведенном под отдых экипажей. Какой там отдых... До часу ночи пьянка экипажа московского Ила, дым по коридору тяжелыми серыми пластами, жеребячье ржание гостей московского экипажа - пилотов марковской вертушки, полуголые стюры в коридоре... Нет, мы тоже не ангелы, но часиков в 10 ужин уже закончили и совсем уже хотели поспать, но вместо этого еще три часа ворочались, возбуждаемые пьяненьким хихиканьем стюардесс. На животе лежать невозможно. Ну и ладно, никто не говорил, что пограничным летчиком быть легко. Алкаши будут еще до обеда дрыхнуть, а у нас в 8 утра - медконтроль и на вылет.
В тот год проводилась операция «Путина - (... ну, пусть будет) 94». Во главе погранцов находился изобретательный и деятельный генерал пехотного происхождения Николаев, любимец ЕБНа. И обычные действия по охране госграницы и экономзоны превратились в операции. К этим операциям надо было заранее готовиться, рисовать карты-простыни, регулярно по специальным формам отчитываться об их текущем ходе, а по завершении операции лепить объемный «итоговый доклад». Времени на собственно охрану границы и экономзоны оставалось все меньше - «операции» съедали все свободное время. В августе 94-го года нас выслали на неделю в город Анадырь - проводить операцию «Путина-94», успешно идущую на бумаге уже месяц. Цель проста - обследовать сначала радиолокатором, а затем и визуально с минимальной высоты отведенные нам районы исключительной экономической зоны Российской Федерации. Все корабли, находящиеся там - переписать, а при необходимости и сфотографировать, зафиксировав их место нахождения или ведения промысла. Данные передать в штаб («являющийся необходимым передаточным звеном между нами и вышестоящим штабом»), а при необходимости принять срочные меры для пресечения незаконного промысла. Т.е. низко-низко и громко-громко полетать над мачтами нарушителя, дав ему понять, что Российская Федерация мириться с браконьерством не будет.
В тот год я активно вывозился на должность командира корабля Ан-26, бессменным инструктором у меня был хорошо уже знакомый вам Пасеков Георгий Георгиевич. В обиходе - Георгич, а за глаза для краткости иногда шепотом - Жора или Жор Жорыч. В моем активе остро не хватало специальных пограничных задач: поиска нарушителя, полетов на ПСС, всяких видов патрульных полетов. Поэтому всю неделю с левой чашки предстояло работать именно мне.
- Куда летим? - поинтересовался диспетчер АДП. Можно подумать, заявку не видел. А может и видел, но координатные пары, указанные в заявке вместо привычных пунктов трассовых полетов не воспринял.
- За угол, за Беринговский, - Георгич быстро заполнял графы журнала.
- Надолго?
- Пока горючего хватит, часа на 4-5.
Я все это время уныло топтался сзади, усиленно изображая из себя командира, пришедшего принять решение на вылет.
- Влад, иди на метео, прослушай еще раз погоду, надиктуй им молитву, забирай Олега, а я на самолет пошел.
- Слухаюсь, мон женераль!
Забежал на метео (Олег и правда сидел там, оттачивая на улыбчивых, но несколько перезревших тетеньках свое обаяние). Мне зачитали погоду Анадыря и запасных, а также в районе работы, после чего я в любезно подсунутый микрофон набубнил «молитву» - установленный набор фраз, подтверждающих, что я, будучи в здравом уме и твердой памяти, прослушал все необходимые данные о погоде, проанализировал их и подтвердил «свое» решение на вылет. Вообще разных «молитв» в авиации много. После чего мы с Олегом сбежали вниз по лестнице, перед выходной дверью переглянулись, резко сбросили темп и вразвалочку, прикрываясь местными самолетами, поплелись к своему борту. Наши надежды оправдались - к нашему приходу лайнер не только расчехлили, но и заглушки убрали и воду принесли, и кабель от аэродромной колонки подключили.
- Что, правачина ленивая, - мурлыкнул нам навстречу пухленький, невысокий, похожий на домашнего кота и с табаковскими интонациями в голосе Володя Половцев, борттехник, - на расчехление не успел, воду за тебя принесли, будешь в полете обед готовить.
- Бог подаст, вы Эльдара зачем с собой брали? Пусть и расчехляет, и готовит, а потом еще и зачехляет.
- Эльдар умеет готовить только «холостяцкую яичницу».
- Как это? - Олег (недавно отправивший жену на материк для сдачи сессии, переходящей в отпуск) уже полез было в самолет, но, заинтересовавшись, остался.
- Просто. Открыл холодильник, почесал яйца, закрыл холодильник.
- Тьфу на вас, - и Олег полез дальше.
- Ну, мужики, - из двери высунулся недовольный Георгич, - сколько можно трепаться. Пора движки гонять, чтобы в 9 - колеса в воздухе. Наши вылеты у командующего на контроле.
Отгоняли, вырулили, привычно стукнувшись колесами о торец ВПП (стоянка грунтовая, летом пылиш-ша!), взлетели. Заняли 1000 метров. Под самолетом справа проплывают серо-рыже-зеленые чукотские тундровые пейзажи. Слева сине-серое море до самого горизонта. Миновали Дионисия - неведомо как взявшийся на побережье анадырской тундры высоченный каменный пуп. Вскоре наш бортмеханик Эльдар Рахматуллин принес свежего чая. Мы с командиром попили по очереди. Пилотировать было легко и приятно. Самолет как влитой сидел в прохладном утреннем воздухе, пейзаж за окном радовал глаз, погода - «миллион на миллион», в эфире тишина, сзади в грузовой кабине - ни одной сволочи (простите, ни одного пассажира).
- Олег, ну что на локаторе? - Георгич волнуется за будущие результаты радиолокационного дозора.
- А самим посмотреть слабо? У вас там командир молодой, который штурмана контролировать обязан, пусть скажет.
- Влад, звук!
- (заглянув в черный резиновый тубус локатора) Георгич, там пятнышки зелененькие и зеленая полоска слева направо бегает. Вот если бы штурвал на кого оставить, и минут пять на экран посмотреть, я б разобрался. Так ведь не на кого оставить...
- Олег, ты слышал, командир пилотирует самолет (складывает руки на не самом маленьком животе), штурвал подержишь?
- Нет целей, командир.
- Командир у вас сегодня Влад, а я инструктор.
- Так я Владу и докладывал.
Я проникновенно отзываюсь: «Спасибо, Олег, один ты меня за командира держишь в этом экипаже». Громко всхлипываю в СПУ. Просыпается Эльдар: «Что, а, уже прилетели?» В СПУ дружный хохот. Забираемся чуть повыше, проходим поселок Беринговский.
- Эй, два командира, «за углом» 5 целей, пока не снижайтесь, сейчас еще попрут.
- Эльдар, включай печку, пусть прогревается. На кухне хлеб вчерашний и бортпайки из домика, Федорыч картохи принес, Влад консервов каких-то. Начинай обед готовить, - Вовка Половцев решил предотвратить опасность нашего похудения. Да и в гостинице кроме быстрорастворимой корейской лапши пожрать нечего. Можно, конечно, на заставу попроситься, но там тоже едой небогато, да и далеко и хлопотно добираться. А на своем борту мы дома.
- Так, Георгич, насчитал 42 цели и сбился. Снижайтесь пока прямо по курсу, там группка из пяти штук, ее первой осмотрим.
- Понял тебя, флагман. Так, Влад смотри, действуй по командам штурмана. На каждый корабль строй заход, как на полосу. Но пройти его нужно левым бортом, чтобы флагман его щелкнул на пленку. Весь экипаж пытается рассмотреть флаг и название, потом докладываете штурману, он фиксирует в бортжурнале.
- Понял, а заход на корабль по коробочке строить или расчетным углом.
- Как хочешь, только сам не запутайся и не проскочи цель. Федорыч, доложи на базу, «обнаружил 42 цели в 16-м, приступил к работе».
- Понял, - это наш бортрадист, Черняев Михаил Федорович, самый заслуженный во всех погранвойсках. Летал еще срочником на Ли-2, потом остался на сверхсрочную, стал прапорщиком, давно заработал себе на 2 пенсии, но с Чукотки не уезжает и летную работу не бросает.
- Олег, до скольких снижаться?
- Метров 200 пока, чтобы контакт не терять с основной группой целей.
Впереди по курсу на темно-синем атласе моря, переливающимся солнечными бликами видны маленькие коробочки кораблей. Снижаюсь чуть правее самого правого из них, чтобы потом левым разворотом выйти на него, как на полосу (корабль стоит поперек нашего курса). 200 метров. Вывожу лайнер в горизонт. Болтанка, дотянувшаяся к нам с пока недалекого берега, несильно потряхивает самолет. Перед глазами прыгает стрелка акселерометра. Георгич внимательно смотрит в мое (левое) окно. Я потихоньку подворачиваю по размашистой дуге, целясь в невидимую точку правее корабля.
- Так, Влад, хорошо, снижайся 150 по радиовысотомеру. От корабля далеко не уходи. Олег его должен под углом 30-40 градусов щелкнуть, чтобы и борт с названием, и суета на палубе видна была.
Корабль стремительно вырастает в лобовом стекле. Со скошенной части палубы сзади в море уходят веревки с шариками. Промысел идет полным ходом. С ревом проносимся мимо корабля. Боковым зрением на палубе улавливаю стоящих с задранными к небу головами людей. Отвлекаться на большее не хочется, слишком близко к поверхности, велика скорость, набрать «полный рот воды» не хочется.
- Олег, как фото?
- Мелковато, Георгич, надо бы ниже в следующий раз. Название кто-нибудь прочитал?
- Влад? - Жора смотрит на меня, видит остекленевшие глаза молодого пилота, ведущего самолет на малой высоте, с досадой машет рукой.
- Комсомолец Горелов, - мурлычет Половецкий
- Флаг?
- Синенький какой-то.
- Ну и х.. с ним, - резюмирует командир, - Влад вправо возьми, там еще один кормой стоит. И снижайся 100 по РВ.
Я напрягаюсь, имитируя толкание штурвала от себя, но руки испуганные такой близостью Земли, тут же берут штурвал на себя и вместо снижения самолет занимает 170 по радиовысотомеру (РВ). Георгич молча упирается в центр штурвала со здоровенным вензелем «Ан», Ан клюет носом, я, с перепугу, дергаю штурвал на себя. 100 метров.
- Вот так и держи, - ухмыляется Георгич. Тут же становится серьезным, - ч-черт, чайки.
Лайнер минует мечущееся грязно-белое чаечье облако по самому его краю. Сети выбирают, вот они и слетелись. Руки уже устали, оказывается, я сижу весь напряженный, окаменевший. Сажусь поудобнее, по очереди снимаю руки со штурвала, встряхиваю кистями. Осматриваем, записываем все пять кораблей.
- Так, с этими все, курс 200 на следующую группу.
- Влад, займи 300 по РВ, Федорыч, передай всю информацию базе - пусть проверяют.
Я с облегчением добавляю тяги и тяну штурвал на себя. Кажется, что самолет тоже с облегчением вздыхает. Штурман щебечет в СПУ, объясняя, как лучше пройти, чтобы за меньшее количество заходов осмотреть побольше кораблей. Ему хорошо, у него в блистер полмира видно, а я в амбразуру лобового стекла, частично закрытую указателем угла атаки и акселерометром только горизонт вижу.
- Олег, сядь на мое место и попробуй рассмотреть все, что ты наговорил. Пальцем лучше покажи, куда лететь, не выеживайся.
Георгич с Половцевым смеются. Надеюсь, не надо мной.
- С-с-стажер, - издевательски шипит штурман. Он тоже думает, что смеются не над ним, - курс 205. По команде вправо.
Проходит минут 10. Моторы ревут, штурвал мелко трясется, Половцев поправляет режим РУДами и зевает. Из грузовой кабины доносятся малоаппетитные запахи. Эльдар раскочегарил бортовую электроплитку, всю измазанную тушенкой и ЦИАТИМом с прилипшими крошками хлеба, табака и еще чего-то. Теперь все это выгорает. Георгич морщится и врубает на полную мощь отбор воздуха от движков, т.е. вентиляцию.
- Так... снижаемся до 100 метров... вправо 50.
Соображаю. Так, сейчас курс 207, ... вправо 50, значит ... 257 градусов. Одновременно пытаюсь снизиться, не проскочив 100 метров. Георгич с удовольствием из правого кресла руководит процессом: «Еще чуть чуть... еще 5 вправо... много, чуть влево. О, хорошо». Нахрена я считал? Сразу бы пальцем показали, куда лететь.
Проходим, фотографируем. Я начинаю привыкать к близости воды, потихоньку наглея, кручу головой. Замечаю название: «Олег, кореец был, названием «капитан Привалов».
- Записал, слева посудину видишь, километрах в 3? Ща ее осмотрим.
Подворачиваю. Георгич на правом сиденье подпрыгивает и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть цель. Вонь из «кухни» потихоньку выветривается. Но глаза еще режет. Осматриваем еще десяток кораблей, берем курс на следующую группу. Из грузовой доносятся куда более аппетитные запахи. Георгич с Половцевым синхронно сглатывают слюну. Жора косится на панель вентиляции, но решает ничего не менять. Видимо, опасается захлебнуться слюной. Вовка отстегивается, складывает свое сиденье-насест и идет к Эльдару - контролировать процесс. Федорыч бурчит в микрофон, устанавливая связь с базой, и передает очередную порцию информацию.
Очередная группа состоит из 2 кораблей - очередного «рыбака» и стоящего от него в 30-40 км серого и страхолюдного на вид корабля ВМФ. До следующей группы далеко, решаем пообедать. Сыто щурящийся котяра Половцев приносит миски с тушеной картошкой пополам с тушенкой «Великая стена», крупные ломти хлеба, рыбные консервы из горбуши (изрядно начатые). Выпрыгиваем на 500 метров, ставим на автопилот, поднимаем на гарнитурах микрофоны выше глаз и лихорадочно, обжигаясь, глотаем душистую картошку, заедая ее слегка подсохшим хлебом. Я выбираю из банки рыбную юшку кусочком хлеба, причмокиваю, краем глаза непрерывно кошусь на радиовысотомер. Расторопный Эльдар приносит чай и сухие пайковые галеты. Кто-то сыто рыгает в СПУ. Так сказать, дружеская шутка. Тонкая. От слова «танк». Олег вне подозрений, он интеллигент до мозга костей, даже летный комбез гладит. Я тоже сам себя не подозреваю. Оглядываю три сыто отдувающиеся физиономии (Эльдара не видно). Все трое хитро улыбаются, прихлебывают чай. Да ну их.
- Снижаемся до 100 на крайнюю правую жестянку, - Олег еще причмокивает, когда говорит, но уже работает.
Машу рукой Половцеву, тот убирает миски и стаканы с центральной панели, передает их Эльдару, забирается обратно на свой насест. Брезгливо и демонстративно стряхивает крошки с панели (часть из крошек рыбные и склизкие) в мою сторону, пристегивается. Косясь в левое окно, выхожу на первый в группе корабль, закладываю лихой разворот и догоняю его на параллельных курсах.
- Влад, доворачивай, смотри, что он делает, доворачивай... а, черт, проскочили, - Олег возбужден и зол. Очередная посудина лихо разворачивается к нам кормой (на которой только слип для сетей и никаких букофф) в тот самый момент, когда мы готовились зафиксировать ее название. - Разворачивайся быстрее.
- Олег, спокойно, он все равно на месте быстрее крутится, чем я на скорости 350. Сейчас вон того, по курсу, досмотрим, потом спокойно развернемся и этого возьмем за ж-ж-ж... жабры.
Однако следующая посудина повторяет маневр предыдущей. Явные браконьеры. Внешне очень похожи и по цвету и по форме надстроек. Один проект. Наверняка и хозяин тоже один.
- Так, Влад, снижайся до 70 метров, я на штурвале подстрахую. Олег, Половецкий и ты внимательно смотрите на эту калошу, запоминаете максимум: флаг, окраску трубы, название. Олег пытается фотографировать. Поехали.
Проходим на 70 метрах над вторым браконьером, вокруг мечутся перепуганные предыдущим проходом чайки. Корабль подставляет нам нос, успеваем лишь заметить цвет полос на трубе. Выходим на самого первого шалуна, успеваем прочесть часть названия и заметить ту же самую окраску трубы. Значит, одна компания-владелец. Отходим подальше в море, разворачиваемся, советуемся. Надо пройти еще раз, иначе весь полет насмарку. Какой смысл осматривать тех, кого ты не интересуешь ни капли? Кораблю тоже крутиться неудобно, сзади сети, можно и попортить их, или на винт намотать. Еще раз проходим над палубой, повыше под углом к кораблю, капитан снова разворачивает судно кормой к нам, а мы быстренько со снижением на предельных углах крена с педалькой (вот ужос-то где, кажется, что сейчас крылом за волны заденем) разворачиваемся. А он не успевает. Чувствуя, как переполняюсь адреналином, захожу с кормы на нарушителя, вокруг которого мечутся изрядно нами напуганные чайки. Как в замедленной съемке замечаю идущую в лобовое стекло чайку. Она медленно заполняет все стекло собой и уже можно разглядеть ее черно-оранжевые глаза. Толкаю штурвал от себя, чайка исчезает сверху, а глаза на секунду отстают от нее, как в мультиках, потом тоже исчезают наверх.
- Е-е-есть, - орет Олег, - я прочитал название.
- А я заметил флаг, - Вовка тоже тяжело и возбужденно дышит, - поляк.
- С-сука, - комментирует Георгич.
Похоже, чайку видел я один. Руки трясутся. Решительно толкаю вперед РУДы и набираю 150. Вытираю руки по очереди о штанины. «Чайку видели?» - слабо интересуюсь.
- Не-ет, какую чайку?
- В лоб нам шла, еле увернулся, - отрешенно сообщаю я.
- Ну, увернулся и увернулся. Молодец. Сейчас надо второго так же взять, снижайся, - Георгичу охота явно понравилась.
Снижаемся, повторяем фокус со вторым кораблем, только я стараюсь ниже 70 больше в азарте не спускаться. Фокус удается. Осматриваем невдалеке третий корабль той же конструкции и принадлежности. Он не вертится. То ли понял бесполезность по двум предыдущим случаям, то ли фирма-владелец получила разрешение на одну лайбу, а выпустила в море туеву хучу. И у третьей лайбы как раз лицензия/разрешение есть... Чего гадать, наше дело доложить.
- Влад, выпрыгни метров на 300 по РВ, пусть Федорыч на базу доложится. Федорыч, возьми у Олега все данные, координаты и вместе с описанием ситуации доложи базе. Олег, дай курс к этому... крейсеру ТОФовскому.
Поднялись вверх и пошли обратно к серому военному кораблю. Не для красоты же он здесь стоит. База тем временем приняла данные, попросила напрямую сообщить в округ и запросить добро на работу с этим... пусть будет крейсером. Федорыч, бурча, лазил по портфелю, разыскивая таблицы частот и кодовых слов для связи с доблестными ВМФ, я с облегчением трясущимися руками рулил самолет в направлении к крейсеру, Олег приводил в порядок штурманский бортжурнал (нашли нарушителей на свою голову, теперь бумагами за... это... завалят). Технари вдвоем мыли посуду и наводили порядок на кухне. Георгич пил чай. Ага, добро есть, таблицы найдены, вдалеке показалась серая коробочка «крейсера». Пробуем связаться. Из любопытства весь экипаж «сбегает» с частоты диспетчера Анадырь-контроля к Федорыу на КВ, послушать диалог. Однако диалога не получается. Морячки молчат, как партизаны и на основной частоте, и на запасной, и на пограничной, и на погранично-морской, и на частоте для связи с прочими силовыми структурами. Усомниться в профессионализме Федорыча невозможно. Скорее всего, когда он начал радистом летать, этот корабль еще только в проекте значился. Георгич решает применить сильнодействующие средства и мы метрах на 150 встаем в вираж прямо над головами у морячков и выходим на «аварийной» частоте. После третьего круга в наушниках раздались долгожданные позывные корабля. Попробую передать суть диалога (а рюшечки вроде позывных придумаю).
- Самолет, неизвестной принадлежности, я Урюк-25, ответьте.
- Урюк, я 26512, принадлежность ФПС, просим перейти на связь согласно таблицы частот.
- Чего?
- На условленную частоту переходи... Урюк... -25.
- А это какая?
- Условленная, блин... для связи с пограничниками.
- А, понял.
Дружно перещелкиваем частоты, вызываем Урюка. В ответ - тишина. Вздохнув, возвращаемся на аварийку.
- ...граничники, куда вы, нахрен, делись!! Отвечайте, я Урюк-25!
- Отвечаем, ты на частоту для связи с ФПС перейди, там и кричи.
- А это где?
- В п... п... таблице частот, - еле сдерживается обычно флегматичный Федорыч.
- Федорыч, помолчи, я сам их обматерю, - вмешивается по СПУ командир.
- Боец, который урюк, пригласи к микрофону своего начальника.
- Самолет, я Урюк-25, - уже другой голос, более хриплый и заспанный, - чего хотел?
- Не самолет, а 26512, а хотел бы я с вами установить связь на приличной частоте согласно таблице и сообщить информацию.
- 512-й, понял тебя, перехожу.
Снова перещелкиваем частоты, тихо хихикая. Я от скуки встаю в правый вираж вместо левого над мачтами крейсера-урюка.
- 512-й, я Урюк-25.
- Урюк-25, я Сапсан-86, отвечаю.
- А где 512-й?
- (тихо сатанея) Урюк, ты таблицу связи открыл, или просто частоту по памяти выставил?
- А-а-а! Понял тебя, Сапсан. Докладывай, что за информация.
- К северу на расстоянии примерно 70 километров три живца ведут несанкционированную работу. Прошу проверить.
- Какую работу? Какие живцы?
Георгич делает три глубоких вдоха, глядя на меня глазами чайки перед лобовым стеклом.
- Урюк, три корабля ловят севернее вас в 70 км. От досмотра с воздуха пытаются уклониться. Поляки, названия кораблей (диктует три названия). Есть добро с Камчатки на их проверку.
- Стой, стой, я записать не успел... в скольки километрах?
- Тля! Мля! Кля! В СЕМИДЕСЯТИ!!! - после этого еще минут пять идут уточнения названий и «чего-чего нам делать?». Я от скуки встаю над кораблем вместо виража в восьмерку. Полет все больше начинает мне нравиться и одновременно утомлять.
- А направление поточнее укажите на нарушителей...
- Я Сапсан-86, даю координаты... (диктует с листика, подсунутого штурманом), а направление... мы сейчас на них курс возьмем, а вы - на нас пеленг. (По СПУ) Олег, быстро дай Владу курс на нарушителей. (В эфир) Связь заканчиваю, как поняли?
- Сапсан, информацию принял, готовлюсь к подъему якоря.
В СПУ слышен дружный «Ф-ф-фух-х!» всего экипажа.
-Урюк, а как долго идти будете?
- К вечеру будем...
Тьфу! Вскоре на горизонте снова показывается большая группа ржавых рыбацких посудин. Вовка Половцев молча стучит по стеклу топливомера.
- Остаток, - реагирует вслух Георгич.
- На час плюс на запасной, - отвечает штурман.
- Ладно, по курсу еще штук 5 осмотрим - и домой.
Снижаемся, осматриваем, забираемся снова на 1000, докладываем на базу о результатах, диспетчеру - об окончании работы и времени прибытия, берем курс домой. Минут через 50 с прямой садимся на почти родную после целого дня болтания над морем анадырскую полосу. Самолет тоже устал. По крайней мере, пробег метров на 200 меньше, чем накануне. Разворачиваюсь на 180, рулю обратно в торец ВПП, где самолет «спрыгивает» с бетона на грунт. А вот и встречающий. Он издали рукой с зажатой в ней красной дощечкой размашистым жестом указывает, где нам встать и как рулить, после чего испаряется. Экипаж лихорадочно выключает потребители. Заруливаю. Встаю. Самолет клюет носом и тут же Половцев выключает двигатели. Открываю форточку. Тишина. Через пару минут начинают проявляться звуки. Мой экипаж быстренько выскакивает в открытую дверь размять затекшие ноги. Последним на выход солидно идет Георгич. Возле двери натягивает знаменитую потертую ДСКу, такую же потертую, но «аэродромистую», с лаковым козырьком, фуражку и оборачивается.
- Влад, а ты какого ... сидишь? Иди, зачехляй самолет.
- Устал я, командир. Как собака... (язык еле ворочается во рту). Георгич несколько секунд смотрит на меня и смягчается.
- Да ладно тебе... Обычный полет.