Дембельская Сказка или Народ и Армия Едины.

Ранним майским утром через КПП ремонтного батаьона проехал совершенно неуместный "Москвич"-каблук. Благообразный седой мужчина в сером костюме протиснулся между грязными комбезами любопытствующих лейтенантов и прошел прямо в кабинет к комбату. Прошел слух, что опять комбат продает солдат "на сторону".

Рембатовцы привыкли, что иногда их отправляли на стройку, разгружать вагоны с углем, на лесопилку и т.п. Поэтому командир первой роты не удивился, когда к нему подошел этот штатский, представился Виталием Вячеславовичем и сказал:
- Комбат приказал выделить двух человек. Товарищ подполковник указал на вот этого вот сержанта и кого-нибудь еще ему в помощь.
- Только двух? Может, всю роту? - хмуро спросил ротный. Сержанту до дембеля оставалась пара недель и ротный боялся не успеть допечь своего подчиненного.
- Мне еще двух солдат с курса молодого бойца дают.
- Куда забираете?
Виталий Вячеславович наклонился к командирскому уху и что-то прошептал. Ротный уронил журнал личного состава и осипшим голосом спросил;
- Вы это серьезно? А офицера не надо? Старшим группы, а? Что? Комбат сказал, этот сержант справится? Ох, ему бы лучше на танк... А я бы с вами поехал...

Но приказ комбата - штука серьезная. Поэтому через две минуты недоумевающий сержант получил сочащуюся ненавистью команду от ротного, снял комбез и пошел к группе робких духов, замордованных суровым сержантом Димой. Дима протяжным рыком извлек из строя двух огромного роста новобранцев и сдал под руководство упомянутого сержанта. В машине их уже ждали штатский и молодой, но ответственный младший сержант. Все погрузились и поехали. Когда военные высадились на проходной какого-то предприятия, сержант, увидев вывеску, протер глаза. Младший сержант шумно вздохнул. Новобранцы стояли и тупо без эмоций разглядывали вывеску "NN ликеро-водочный завод". Ситуация для завода была стандартная: на заводе работали только женщины. Исключение составляли непьющий Виталий Вячеславович и грузчик-ханурик дядя Миша, за которым безуспешно следил лично Виталий Вячеславович. Очень редко, в случае непредвиденного аврала, нужна была физическая сила, превышаюшая дядимишины возможности. Тогда привозили подневольных солдат. Чем расплачивались с командирами? А хрен его знает. Может, билетами в местный драматический театр?

Откуда-то вернулся штатский и провел бойцов через проходную. Зашли к нему в кабинет и прослушали краткую, но яркую лекцию о том, что с ними сделают в случае хоть однограммовой кражи спиртного. Сержант с тоской подумал, что до дембеля всего ничего, а тут такое западло случилось... После собеседования их разделили: сержанта - на склад готовой продукции, остальных - загружать ящики в грузовики. Сержант с сомнением посмотрел на ухмыляющегося младшего сержанта и показал ему кулак:
- Если мне задержат дембель, с этими кадрами пусть командир разбирается, ну а тобой я займусь лично...
На складе к сержанту подошла дородная Марь Иванна и сказала:
- Сынок, ты только не пытайся ничего вынести. Ни через проходную, ни через забор. Ни в трусах, ни в сапогах. Поймают и поимеют. Захочешь выпить, нальем сами, только не пытайся утащить с собой.
- Да я не пью! Почти не пью... Теперь понятно, почему комбат именно меня послал...
- Сынок, пить ты будешь все равно, только помни, что я сказала.

И закипела работа. Сержант сортировал бутылки с портвейном и водкой, таскал ящики к погрузочнуму доку, где их подхватывали его подчиненные и растаскивали по грузовикам. Капал пот, летел мат. Дядя Миша сидел в углу и с удовольствием следил за сержантской работой. Пролетело несколько часов. Появилась Марь Иванна и скомандовала:
- Перерыв на обед. Дядь Миш, чтоб не больше одного ящика у вас разбилось. Да осколки сохрани и чтоб пятно осталось, а то в прошлый раз тяжело списывать было.
Дядя Миша с готовностью кивнул, откупорил бутылку "777", демонстративно плеснул на пол и сказал сержанту:
- Ну, приступим к обеду. Что значит "не пью"? А я что, пью? Тут же обед, святое! Что значит "на пустой желудок"? А это, по-твоему, что? Правильно, ириска. А вот и еще одна. Да не бойся, за твоими солдатиками младшой присмотрит, да и бабки там на погрузке вредные, с ними и глотка не выпьешь. Разве что сюда забредут... Ну, приятного аппетита, сержант.

Вечером негодующий штатский вез бойцов обратно в рембат. Сержант сидел рядом и на окружающий мир реагировал вяло. Из кузова доносился голос младшего сержанта, который монотонно распевал выдержки из устава внутренней службы, пытаясь просветить безмятежно спящих духов. Штатский растолкал заснувшего сержанта и гневно спросил:
- Ну как, как ты будешь смотреть в глаза своим солдатам? А? А сами-то они... как ты ими командовать собираешься?!
Сержант открыл мутный глаз, скосил его на штатского и ответил:
- Вить... Вячь... ё... а... Во!!! (Виталий Вячеславович, солдаты находятся под командой младшего сержанта. Он - грамотный младший командир и не нуждается в мелочной опеке с моей стороны).
Приехали в часть засветло, поэтому бойцы ремонтного батальона могли наблюдать триумфальное шествие. По направлению к казарме очень медленно и неуверенно шли два бойца из КМБ, глядя перед собой оловянными глазами. За плечи их нежно обнимал сержант, с трудом перебирающий ногами, без головного убора, но пытающийся подавать команды типа "левой... раз-два-три... не урони!" Замыкающим двигался младший сержант, который торжественно нес на вытянутых руках сержантскую пилотку. Потрясенный командир роты сказал:
- Говорил я, офицера надо было с ними старшим...
- Да уж, - ответил начальник штаба, - этому-то домой через две недели, а что бы я с тобой делал?!
- Какие две недели, товарищ майор! До зимы на губе сидеть будет!!!
- Привезти солдата на ликеро-водочный, а потом рожи строить... Чему удивляешься??? Ладно, утром сержанта ко мне в кабинет.

Утром на разводе сержант мучался головной болью. Во рту - словно эскадрон гусарских лошадей переночевал. И совсем не к месту восхищенные и завистливые взгляды сослуживцев. Сержант машинально направился к танку, но его остановил злорадный ротный:
- Нет уж, ты - к начальнику штаба.
Сержант пошел в казарму. Слава богу, не к комбату... Тот - боксер-профессионал, с ним и до губы не дотянешь... А НШ - другое дело. Сержант заглянул в свой тайник и достал оттуда заныканную на дембель бутылку "Московской Особой". Постучал в дверь НШ.
- Разрешите войти, товарищ майор? По вашему приказанию...
Майор налил воды из графина в стакан и стал пить медленными глотками. У сержанта судорожно задергался кадык. Майор поставил стакан и сказал:
- Ну, рассказывай...
Сержант достал откуда-то из-за спины бутылку, поставил ее перед майором и, преданно глядя в глаза НШ, спросил, пятясь задом к дверям:
- Разрешите идти, товарищ майор?
- Куда, я не отпускал. Запри дверь. Ну у тебя и выхлоп... Рассказ долгим будет. Садись. - Майор достал из ящика стола второй пыльный стакан, две ириски и распечатал бутылку.

БРИТАНСКАЯ ЭНЦИКЛОПУДИЯ

- Учебник, - возвестил шеф, - есть высшая форма методической работы. И мы, коллеги, должны...
Новый начальник кафедры обладал бесценным для любого военного педагога качеством - громким и необыкновенно противным по тембру голосом, который как бы ввинчивался в уши. Густой бас у шефа парадоксально сочетался с общей плюгавостью экстерьера, громадная лысина, подобно пустыне, безжалостно наступала на чахлые остатки прически. Выступая, шеф имел обыкновение топтаться на трибуне, переминаясь с ноги на ногу, как хмурая дрессированная обезьяна. Трибуна, вероятно, помнившая еще бои с буржуазной лженаукой кибернетикой и разгром безродных космополитов, равнодушно скрипела. Иногда казалось, что скрипящие звуки издают не старые доски, а сочленения полковничьего организма.
Справа на шефа благодушно взирал со стены отец русской авиации Жуковский в окладистой бороде, а слева хмурился, опираясь на карту с красными и синими стрелами, маршал Жуков. Портрет политически нейтрального Жуковского был очень старым, в тусклой золоченой раме, а вот Георгий Константинович появился недавно. Раньше на этом месте висел портрет дорогого Леонида Ильича в белом маршальском мундире, потом его сменил Юрий Владимирович с профессиональной улыбкой, потом... потом, собственно, никого не было. Константина Устиновича отпечатать не успели, а Михаила Сергеевича наш тогдашний шеф терпеть не мог, поэтому в "Военной книге" и был приобретен портрет прославленного маршала. Художник при его написании, вероятно, вдохновлялся просмотром фильма "Освобождение", поэтому фактически имел место портрет актера Ульянова в маршальском мундире.
- ... Должны, - продолжал излагать шеф, - усилить это направление работы, которое в последнее время несколько э-э-э... упустили. Пожалуй, начнем с...
Начальники циклов дружно опустили глаза, внимательно разглядывая крышки аудиторных столов, густо разрисованные шкодливыми студентами. На моем столе, например, был изображен здоровенный выключатель с подписью: "Кнопка выключения препода. Нажимать лбом", а снизу кто-то приписал: "От поганой лекции пропадет эрекция!"
Начальники циклов, отпетые и бескомпромиссные безбожники, казалось, про себя возносили моление о чаше: "Да минует меня чаша сия!" - шептали суровые полковники и подполковники, закаленные в методических битвах.
История эта началась еще при прежнем шефе. Тогда Управление ВУЗ-ов ВВС составляло перспективный план издания учебников. У шефа спросили, не планирует ли вверенная ему контора в ближайшие пять лет осчастливить студентов каким-нибудь учебником? Шеф раздулся от гордости, как токующая жаба, и заявил, что планирует. И не просто планирует, а берется подготовить учебники по всем изучаемым на кафедре дисциплинам. Штабные посмотрели на него с тихой жалостью, но спорить не стали, поинтересовавшись, однако, сколько всего будет учебников. "Пять!" - веско сказал шеф и через полгода свинтил на дембель.
Первый учебник мы писали целый год уже с новым начальником и еще полгода согласовывали его в каких-то совершенно фантастических конторах типа "Управления по контролю за пролетом иностранных воздушных судов над территорией СССР". Когда, наконец, рукопись была принята Воениздатом, авторы, утерев трудовой пот, с изумлением узнали, что им причитается аж по 120 рублей гонорара, который и пропили единым махом в шашлычной, расположенной напротив гостиницы "Советская" и носящей негласное название "Антисоветская". За банкет, правда, пришлось приплачивать из своих. Один из соавторов, помнится, грустно заметил, что в России со времен Пушкина мало что изменилось - литературой по-прежнему не прожить!
Казалось, эпопея с учебниками окончилась навеки, но в голове нового шефа что-то замкнуло и вот...
- И начнем мы, пожалуй, с учебника "Бортовые авиационные средства и комплексы РЭБ". Ответственный - подполковник... А-а-а!!! Бля. Не повезло.
И мы начали писать новый учебник.
Друзья, никогда не пишите учебников! Это тяжелое и опасное занятие, уверяю вас! Научно-методическое поле, якобы вспаханное для жатвы народной, на самом деле густо заминировано. Шаг вправо - и вы, переписав пару абзацев из какого-нибудь Наставления или Инструкции, становитесь плагиаторами. Шаг влево - и вы подрываетесь на попытке - страшно сказать! - объяснить своими словами Руководящий Документ.
Но вот рукопись готова и вы думаете, что все закончилось, тогда как на самом деле все только начинается! Впереди еще рецензирование и согласование. Рецензенты страшно ломаются и требуют настолько существенных переделок, что проще написать новый учебник. Постепенно рукопись становится неряшливо-разлохмаченной, она то судорожно худеет, теряя целые главы, то раздувается, как перекачанная камера.
По инстанциям шеф всегда ездил сам, и я удивлялся его унылой терпеливости, с которой этот очарованный странник часами высиживал в генеральских приемных.
Однажды шеф вернулся из очередной конторы необыкновенно рано. Держа рукопись под мышкой, он ракетой промчался по кафедре, не заметив дежурного, который сунулся было с докладом, и скрылся в своем кабинете.
Через пару минут у меня на столе захрипел селектор: "Зайди!"
Шеф стоял посередине кабинета. Лицо его было исковеркано сардонической усмешкой, как будто он только что хватил стакан-другой чего-то нервно-паралитического. Помнится, у отравленных бывает могучая посмертная эрекция, - неизвестно почему подумал я, но решил не развивать эту мысль дальше.
Приглядевшись к шефу, я полез за платком протирать запотевшие от удивления очки.
В руках он держал стеклянное ружье.
Стеклянное подарочное ружье, наполненное коньяком, осталось у шефа после визита ходоков, хлопотавших за очередного военно-воздушного балбеса. Равнодушный к спиртному шеф, поставил ружье за сейф, забыл про него, и вспомнил, только когда возникла срочная необходимость в антидепрессанте.
- Будешь? - лаконично поинтересовался он, пытаясь понять, откуда наливать.
- Разрешите! - согласился я и отобрал бутылку.
Рюмок у шефа не было, поэтому он отдал мне свою чайную чашку, а себе взял карандашницу. Порезали на листе бумаги яблоко, выпили, крякнули, зажевали. Шеф тут же налил по второй. Идиотскую бутылку нельзя было поставить на стол и шеф все время держал ее в руках, напоминая часового у Мавзолея.
- Шеф, что стряслось-то? - осторожно спросил я, вылавливая пальцем из коньяка чаинки.
- Случилось что? - задумчиво переспросил шеф и вдруг заорал: "Случилось! На! Смотри!" - и швырнул мне рукопись.
Я открыл знакомую папку. Первым был подшит Лист утверждения, на котором уже красовались многочисленные: "Согласовано", "Не возражаю", "Разрешаю", кудрявые росчерки подписей и разноцветные печати.
- Никто не замечал, никто! - горько сказал шеф, а этот, предпоследний, гад, заметил. Читатель, бля!
Ниже подписей красовалось название учебника, выделенное красным маркером:
"БЫТОВЫЕ авиационные средства и комплексы РЭБ".

Это было в то славное время, когда ещё никто не подозревал, что Севастополь это исконно украинская земля, а Севастопольское ВВМИУ, больше известное как в городе, так и в ВМФ страны, как "Голландия" спокойно готовило большинство своих питомцев для замещения вакантных должностей кочегаров ядерных топок наших подводных атомных монстров. Спокойствие было нарушено предстоящим прибытием целого министра обороны тогда ещё СССР. Надо сказать, что министры обороны в то время по традиции всегда были штатными военноначальниками, но этот был в своё время ещё сталинским наркомом вооружений и к посту военного министра пришел через сугубо штатскую работу в Совмине. Но в ВС начальников принято было уважать независимо от их биографии и готовились к его прибытию, как и положено. Сказать, что меры безопасности были приняты беспрецедентные, значит ничего не сказать. Опишу только отдельные моменты: у училищного караула был изъят весь боезапас, также были забраны затворы из всех автоматов караула, а часовому у Знамени (Пост N 1) этот самый автомат был заменён на деревянный муляж. Все остальные курсанты были загнаны в учебные помещения под строгим надсмотром училищных офицеров. На всех господствующих высотах вокруг училища стояли чёрные "Волги" с красивыми номерами и маршал с сопровождающими лицами ходили практически по пустой территории. Старенький министр обороны, наверное, полагал, что если училище военно-морское, то и курсанты все, поди, находятся на учёбе в море, и вернутся они самое раннее к ужину, поэтому и пустота объяснима. Этой ж "пустотой" решили воспользоваться два товарища курсанта, справедливо рассудив, что во время всеобщего ажиотажа их никто искать не будет, спокойно перекинулись через училищный забор и раздевшись, подставили свои тела весеннему солнышку. Но тут как будто из-под земли возник некий субъект, в сером костюме и галстуке, и в очень настойчивых выражениях посоветовал друзьям одеться и вернуться в расположение части. Любого другого штатского друзья-распеZдолы ни на секунду не задумавшись, послали бы на три весёлых буквы, но что-то во взгляде этих стальных глаз, заставило их безоговорочно подчиниться и совершить обратный вояж через забор. Ну тут, как полагается, а иначе и не было бы этой истории, по закону подлости, группа военнослужащих возглавляемых Министром Обороны пересеклась маршрутами с группой военнослужащих состоящей из двух курсантов и не кем не возглавляемых. Маршал по-детски обрадовался, увидев живые души, и приказал подозвать этих двух аборигенов к себе.
-Товарищ маршал Советского Союза, курсант такой-то по вашему приказанию прибыл!
-...курсант разэтакий по вашему приказанию прибыл, - эхом повторился доклад.
-Ну, сынки, скажите мне, где служить хотите, - поинтересовался маршал.
Друзья прекрасно понимали, что и так небогатый выбор выпускника-атомщика между СФ и ТОФом, а для них тем более ограниченный Гремихой и "Техасом", может буквально в несколько мгновений превратиться в безальтернативное продолжение службы на кораблях не менее Краснознамённого, чем вышеуказанные, но уже Черноморского флота, в высоком воинском звании "матрос", в две глотки гаркнули: "Где прикажет Родина, товарищ маршал!".
Скупая мужская слеза навернулась на маршальские глаза, но он продолжал расспрашивать:
-Как учитесь, ребята?
И хотя редкая сессия обходилось у друзей без "бананов", "ребята" в один голос ответили:
-На "отлично", товарищ маршал!
Из дальнейших расспросов выяснилось, что и кормят в училищной столовой лучше, чем дома, да и вообще если и есть рай на земле, то он дислоцирован строго на территории училища. Как бы сейчас сказала молодежь, маршала пробило конкретно.
-Начальник училища! Поощрить курсантов! А я по-нашему, по-простому поблагодарю...
И с этими словами министр сначала обнял и расцеловал одного гардемарина, а затем и другого. Сцена маршальского лобызания ввела в ступор всю свиту, но только, не товарищей курсантов:
-Разрешите идти, товарищ маршал,- прошептали курсантские губы.
-Ступайте, сынки, - продолжал нарушать Устав маршал, затем повернувшись к своей когорте, вымолвил,- Вот мы старики всё молодежь ругаем, а вы посмотрите, какие орлы у нас есть.
Но смотреть было уже не на что. Процесс дематериализации двух курсантских особей был одномоментен и как потом выяснилось, безвозвратен. Ни обещания начальника училища о всепрощения, ни угрозы "всё равно найти" не возымели действия, виновники истории не объявлялись, осталось предполагать, что маршальская группа сопровождения и сам маршал стали свидетелем массовой галлюцинации, а иначе и не объяснить появления столь примерных курсантов.

О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ПРОЯВЛЕНИЯ ВОЗДЕЙСТВИЯ ПРЕБЫВАНИЯ НАДВОДНОГО КОРАБЛЯ В МОРЕ НА ПСИХИКУ ЛИЧНОГО СОСТАВА СРОЧНОЙ СЛУЖБЫ

«Ой ты, участь корабля:
скажешь "пли!" - ответят "бля!"»
Иосиф Бродский «Представление»

Установлено, что длительное нахождение в замкнутом пространстве в сочетании с воздействием шума, вибрации и частичной сенсорной депривацией способно оказывать не вполне объяснимое влияние на сознание человека, вызывая временные обратимые отклонения в психическом состоянии индивидуумов и целых коллективов. Что-что? Что попроще сделать? И по-русски писать? а раньше нельзя было сказать? я не учил бы столько умных слов...

Короче, когда корабль выходит в море, случается, что у экипажа съезжает крыша. Не то, чтобы улетает совсем, а так, слегка сдвигается набок. Как это выглядит? Ну что ж, сами напросились на очередную байку. Кто не спрятался, я не виноват.

Представьте себе ветреную камчатскую зиму, низкое небо, похожее на рваную телогрейку, и маленький пожилой СКР, вмороженный в полуметровый лед бухты Завойко. Для него пятый месяц идет боевое дежурство; готовность к выходу в море - пятьдесят минут. Смены ждать неоткуда, ибо два его братца-обалдуя, пришвартованные рядом, никуда не ходят по техническим причинам. Экипаж настроен философски, и лишь изредка поминает незлым тихим матерным словом «этих уродов», из-за которых редкая неделя обходится без морской прогулки.

Летом дежурство казалось делом отчасти даже приятным. Погоды стояли изумительные, и было не в тягость навестить притихший океан, полюбоваться на белоснежные сопки, тающие в хрустальном утреннем воздухе и поглазеть на жизнерадостных коричневых дельфинов, парочками резвящихся у бортов. Но в октябре заштормило, и регулярные выходы превратились в утомительную повинность. Снова разразилась и была почти побеждена эпидемия морской болезни, отбыли на юг птицы, за ними осенние дембеля, один за другим были отражены набеги «партизан» и стажеров-курсантов из местной мореходки, а дежурству по-прежнему не было видно конца.

В тот день, услышав знакомый сигнал тревоги, никто особенно не удивился. Недовольно забормотал дизель-генератор, мигнул свет, и три электрика безропотно потащили на борт тяжелую черную кишку кабеля берегового питания, словно запряженные в сани измученные детишки с известной картины русского художника. Завертелись антенны, взревел спросонья главный дизель, швартовые партии заняли положенные места, и испарилась последняя надежда на то, что последует отбой, и в море идти не придется.

На этот раз почему-то не явился ледокол, который обычно прокладывал нам дорогу через замерзший залив. Командир корабля кап-три Орлов, он же Борода, он же Папа, красочно описал оперативному дежурному состояние бортовой обшивки, дал обстоятельный ответ на риторический вопрос «кому сейчас легко?» и даже высказал ряд соображений о сексуальной ориентации отдельных представителей комсостава, не названных, впрочем, поименно. Но проникновенная речь результата не принесла. С мостика спустились офицеры с непечатными выражениями лиц, и корабль начал отход в полном соответствии с великими идеями чучхэ, то есть, опираясь на собственные силы.

Обычный выход в море проходит под мерный гул множества работающих механизмов. Но на этот раз внутри продирающегося сквозь лед корабля казалось, что орды диких варваров взяли его в кольцо и вразнобой крушат борта десятками таранов. Бравый, но хрупкий СКР, содрогаясь, ломился сквозь торосы, а вальяжно развалившаяся на льду нерпа провожала его скучающим взглядом.

Если ГКП - головной мозг корабля, то спинной мозг - это, конечно же, ПЭЖ. Обычно он первым получает через седалищный нерв сигналы о грядущих неприятностях. А в тот день в неприятностях недостатка не наблюдалось. Но командир БЧ-5, седой подтянутый юноша тридцати трех лет, сжимающий в крепком кулаке микрофон «Каштана», был серьезен и спокоен. Он, вообще-то, всегда был спокоен и серьезен. Такой уж был у нас механик.
- ПЭЖ - носовой машине!
- Рассказывай.
- Тащ, две пробоины по левому борту.
- Что, сильно херачит?
- Одна струя с палец, вторая так, со спичку.
- Ну чопики забей, первый раз что ли замужем?...
- Да там уже сидит молодой, забивает...
- ПЭЖ - рубке гидроакустиков!
- А-а, господа пассажиры! Ну я ПЭЖ, чем обязан внезапному счастью?
- Товарищ капитан-лейтенант, пробоина по правому борту в районе N-го шпангоута!
- Что вы говорите... И большая?
- Миллиметров пять...
- Дерзай, лейтенант. Трусы любимой девушки с собой? Заделаешь - доложишь.
- МИШ - ПЭЖу. В смысле, ПЭЖ - МИШу.
- Прибежали в избу дети, второпях зовут отца... А у тебя-то что?
- Тащ, да че-то топит меня, а откуда - не вижу.
- Тонешь - откачаем... утонешь - закопаем... Кормовая машина - ПЭЖу.
- Чего, тащ?
- Погоняйте отливной, пока МИШа не утонули. МИШ, живой еще? Дырку ищи, вражина.
- ПЭЖ - носовому кубрику.
- Чего хотел, носатый кубрик?
- Таащ, у вас там свободный элэктрик нэт? Грэлка сломалса.
- Да ты совсем о#$ел, Биджо. Тут люди по пояс в ледяной воде пробоины грудью закрывают! Мерзни, мутант!... или че-нибудь полезное готовь... два литра слоновки меня устроят, - и в сторону, комоду электриков, - Все понял? Когда вернемся в базу, чтоб вид поста ГРЩ меня приятно удивил.

Бедлам продолжался примерно час. Потом лед кончился, и корабль, уже слегка напоминающий дуршлаг, вышел на чистую воду. Мелких пробоин в бортах обнаружилось ни много ни мало восемнадцать. Некоторые так и не удалось заделать, и в кормовой машине вода, затопив трюма, плескалась у самых пайол, так что откачивать приходилось почти непрерывно. А в остальном выход был как выход.

Кстати, интересующиеся читатели могут записать рецепт проверенного средства от тяги к морской романтике. Компоненты таковы:
1) жесткий зимний ветер, стремящийся сорвать человека со штормовых лееров (он же в сочетании с мелкой снежной крошкой прекрасно иллюстрирует принцип работы пескоструйной установки);
2) постоянная качка, иногда вызывающая сонливую тошноту, а иногда наоборот, тошнотворную сонливость;
3) скользкая, как лысина вождя мирового пролетариата, верхняя палуба, на которую заботливые трюмные, по обыкновению случайно плеснули солярки;
4) въевшийся в кожу омерзительный запах дизельного выхлопа, который бесполезно пытаться смыть бурым кипятком из системы охлаждения все того же главного дизеля (а где еще в море взять горячую воду?); и
5) тупое разглядывание колебания стрелок на ГРЩ (главный распределительный щит - прим. ред.) в режиме «четыре через четыре».
(R) Soviet Navy, all rights reserved, patents pending.
Клинические испытания показали, что после недельного курса терапии наблюдается стойкое улучшение состояния даже в самых запущенных случаях. К сожалению, добиться полного излечения удается не всегда - у меня, например, рецидив наступил всего через год после окончания регулярного приема препарата.

Шли пятые сутки в море. В четыре утра, сменившись с вахты и готовясь соскользнуть в теплую темноту родного кубрика, я еще на трапе почувствовал неладное. Внизу бушевали нешуточные страсти. БЧ-5 разделилась на две примерно равные партии, что-то орущие друг другу и готовые сойтись стенка на стенку. Рев двух десятков полосатых головорезов заглушал грохот двигателя и проходящей под кубриком валолинии. Пробираясь к своей шконке, я пытался разобраться в сути конфликта, но это оказалось не так просто. Только минут через десять, уже лежа в койке, я понял, наконец, о чем речь.

То, что я принял за начало братоубийственной войны, было безобидным диспутом на тему: является ли мясо морских видов рыб более соленым, чем мясо их пресноводных собратьев. «Вот балбесы!», - подумал я и попытался уснуть. Это, естественно, не удалось. Накал страстей нарастал, высказывания сторон становились все более эмоциональными и все менее содержательными. Медлительный здоровяк турбинист Марис и похожий на измученного похмельем Колобка трюмный машинист Карабалаев, более известный как Лапонька, свесившись с коек, что-то горячо доказывали друг другу, один по-латышски, другой по-казахски, лишь иногда в запале переходя на русский матерный, заменявший нам в те времена язык межнационального общения. Из раскрытого люка МИШ время от времени высовывалась лохматая голова вахтенного моториста Лехи, издавала несколько неразборчивых выкриков в поддержку непонятно какой стороны и скрывалась обратно. Старый матрос Петрович (в миру потомственный кемеровский шахтер Алексей Иванович Белобородов) орал своему оппоненту в десяти сантиметрах от моего уха: «Да в них же соль въедается! Как уголь в руки шахтера! Ты когда-нибудь видел руки шахтера?! Ты хоть раз пробовал помыть шахтеру руки?!?!». «Нахрен мне твой шахтер, я рыбу тоннами солил!»,- возражал мой коллега-электрик, житель Сахалина Павел Андреевич Кузьмичев по кличке Чилим, отводя от своего лица настойчиво предъявляемые ему в качестве наглядного аргумента руки шахтера.

«Шизуха косит наши ряды», - подумал я. Мысли невольно закружились вокруг обсуждаемого предмета, и с каждой минутой становилось все яснее, что соленость мяса тех и других рыб примерно одинакова, а те, кто думает иначе, находятся в плену пагубного заблуждения, которое совершенно необходимо немедленно рассеять, пока оно не привело заблудших товарищей к печальному концу. О мирном послевахтенном сне пришлось забыть. Не вылезая из койки, я кратко сформулировал основные тезисы, которые должны были сделать дальнейшую дискуссию излишней. Оказалось, однако, что меня мало кто слышит. Чтобы все-таки донести свет Истины до помраченных умов сослуживцев, я вскочил с койки и пополнил собою ряды сторонников Теории Одинаковой Солености. Через пятнадцать минут голосовые связки отказались служить, но я героически хрипел в ухо Петровичу, подтаскивая его к себе за тельник: «Но кровь-то у всех соленая! Она же нас не засаливает! У меня вот мясо не соленое!». Петрович слабо отбивался и что-то кричал Чилиму о штреках, штольнях и угольной пыли.

Обошлось без жертв. Через какой-нибудь час силы спорщиков иссякли, а вскоре затихли и последние вялые любезности типа «Ну ты дебил...» - «Да ты сам по пояс деревянный..», и в кубрике снова воцарился плотный давящий механический гул. Истина в ту ночь так и не родилась. Но я с тех пор верю Джонатану Свифту, утверждавшему, что привычка разбивать сваренное всмятку яйцо не с того конца может послужить причиной гражданской войны.

А до возвращения в базу оставалось еще четыре дня...

Из записки полкового Электрика.
ПЮР
В этот раз на стрельбище привезли не молодое пополнение, а поваров из дивизионной учебки, экзаменовать их умения работать черпаком и толкушкой. Ожидалось прибытие ОЧЕНЬ ВЫСОКОГО НАЧАЛЬСТВА в лице начпрода дивизии, поэтому марафет наводился привлеченными силами батальона, который как раз пригнали на стрельбы, ибо сил хозбанды из 12 человек на всю территорию не хватило бы и до дембеля, а кашевары денно и нощно репетировали коронные номера готовки "Дробь 12" и "Дробь 16" и потому от наведения лоска до блеска "жидовьих яиц" (копирайт ст.пр-ка Стасевича) были индульгированы. Личный состав носился туда и сюда с метлами, лопатами и носилками,"деды" матерясь (еще бы, после стрельб - не в загас ко мне, чай пить), кто помоложе - временами погогатывая и иногда отпуская безобидного пенделя "щеглам", так, на всякий случай. Была уже глубокая осень ,когда трава уже пожухла окончательно, а снег еще не выпал, поэтому покраску растительности в зеленый цвет делать не пришлось, зато были выбелены штамбы не только у "уставных" вязов в курилке, но и у дикорастущих (в лесу все-таки!) берез и многочисленных столбов. К приезду ОЧЕНЬ ВЫСОКОГО НАЧАЛЬСТВА был затарен, заперт на цепь с замком и опечатан (я не шучу!) холодильник в офицерском общежитии, спешно отделанном "под орех", сиречь - банкетный зал.
Перед самым приездом начпрода случилась маленькая авария - сломался элетронагреватель на "дискотеке". Благословленный щедрым зарядом отеческих матюков от замкомполка полковника Потемкина, я ворвался на мойку, турнул на перекур двух замызганных "щеглов" и занялся неисправностью. Работа рутинная и механическая - заменить пару ТЭНов, слушать, что происходит вокруг, она не мешает. За стенкой нач.столовой, прапор Бабурин гонял как мышей поваров, придирчиво пробуя их шедевры, вворачивая каверзные вопросы по нормам продовольствия для военнослужащих и Общевойсковому Уставу. Короче, готовил к экзаменовке, как мог, постоянно приговаривая с каким-то то ли молдавским, то ли дагестанским акцентом: "Пиредеть генераль, он же тебя Рахматуллёев виебеть. Скажет, Рахматуллёев, ёбь твою маму, почему не знаешь нёрму раскладки прёдуктов?! И пизець тебе, Рахматуллёев! Дё дембеля будешь высёкую вишку Салявата охранять." Несчастный маленький таджик Рахматуллов с ужасом пялился на прапора, в глазах малого мелькали все ужасы Салаватских караулов и зверь-генерал, который лично, а в этом Рахматуллоев не сомневался, поставит раком горемыку-повара и предаст его противоестественной любви. Бабурину это зрелище доставляло неописуемое удовольствие и он продолжал расписывать самыми черными красками характер начпрода дивизии и их, поваров, незавидную судьбу, если они хоть на миллиметр опростоволосятся. Напирал он в основном на Рахматуллоева, так как остальные повара воспринимали его ужастики более-менее похренестично, справедливо рассудив, что "...из армии за это не выгонят, а в полку поваров не хватает, так что не бзди, таджик!.."
И вот он час "Ч"! Момент ИСТИНЫ! Армагеддон и Апокалипсис в одном флаконе! Три полковых Уазика и генеральская "Волга" подъехали к воротам стрельбища.
- Ирррррррнаааа!!! Трищ! Грал! Вашего-нашего!Бла! Бла! Бла! - после паузы - Олллнаааа!!!!
Это дежурный по полигону. От него просто исходили флюиды облегчения - ну надо же, не облажался, следовательно, ебёжка личного и командного состава начнется уже точно не с него. Проверяющий генерал со свитой деловито направились к штабному домику. Возможно, они и занимались там разбором тактических и стратегических задач полка вообще и стрельбища в частности, но к кухне, где свой участи ждали полковые кашевары, отцы-командиры направлялись уже не строевым шагом, даже посмеиваясь меж собой и даже, о страх!, куря в присутствии Очень Большой Звезды.
В это время бедняга Рахматуллоев отчаяно боролся за свое выживание. Ему досталась простейшая, как мычание, задача - картофельное пюре, но переволновавшийся поваренок умудрился испортить и его. Помните, как определяется оптимальная консистенция картофельного пюре? Правильно, бросанием алюминиевой ложки в солдатский бачок - "десятерыльник". Глухой стук по дну вкупе со стоящей означает, что все в ажуре. Отсутствие звука - сигнал "Просто добавь воды", упавшая в пюре ложка - "еще картошки и, желательно, с маслом". Так вот, у Рахматуллоева пюре никак не желало становиться правильным, после попытки подразбавить слишком густую массу блюдо навсегда заняло точку зрения жидкого азота и густеть не собиралось. Когда стратегический запас картошки, отпущенной на пюре, кончился, то, что было в котле, никак бы не возбудило комиссию поставить высший балл. Трясущийся от ужаса сын таждикского народа был готов лезть под плинтус, дабы укрыться от карающих дланей судьбы, но было поздно - группа, звездами напоминавшая роскошное южное ночное небо, уже подбиралась к нему. Рахматуллоев, в надежде на чудо, еще раз черпнул ложкой пюре и снял пробу. О, УЖАС!!! Соль!!! Пюре было абсолютно несоленым!!!
Со стоном раненого волка Рахматуллоев, уже чувствовавший командирский агрегат в дымоходе, жалеющий, что не надел штаны ширинкой назад и не взял бидон вазелина, размазывая по сморщенному смуглому личику пот и сопли, ухнул полный цинк (5 кг) соли в котел и яростно размешал. Скорости его и энергии позавидовали бы пропеллер с бетономешалкой и вся кухонная техника вероятного противника. Очередная проба - КАРАУЛ!!! Теперь эта полужидкая серая масса была пересолена до изумления. И тут Большие Звезды повернулись к горемыке с его "хулинарным дешевром" /копирайт Васи Побегайло :-)/.
- Ну, сынок, а что ты нам приготовил? - по-отечески осведомился начпрод - мужик и в самом деле немалой комплекции с грубым лицом и острым взглядом.
Зубы Рахматуллоева выбили "зорю", он побледнел до салатно-зеленого цвета и, глядя куда то в пол промямлил: "Пююр!", с трудом сдерживая панические рыдания.
- Какой "пюр"? - искренне удивился начпрод, явно недопоняв акцента.
Рахматуллоев обвел всех присутвующих невидящими глазами, мысленно попрощался с жизнью, и обреченно махнув рукой, вздохнул и сказав:
- А-а-а-а!!! Хуёвий!!! - шмыгнул носом...
От генеральского хохота задребезжали стекла в кухонном отсеке. Вся свита тоже, не желая отставать, принялась похихикивать и шушукаться меж собой.
- Ну, ладно, солдат, служи! - генерал размернулся и пошел на выход, приговаривая со смехом : "Надо же! "Пюр хуёвий!" ха-ха..." Остальный офицеры потянулись за ним.
Последним шел полковник Потемкин, состроивший монструозный вид и погрозивший Рахматуллоеву увесистым кулаком. Но тот стоял, еще не веря своему счастью, и все смотрел в генеральскую спину широко распахнутыми глазами...