К профессиональному празднику, так сказать...

В медицине, так же как и в армии, в кадровой политике наблюдается значительный, извиняюсь за выражение, гендерный перекос. Правда, в противоположную сторону, но от этого, по моим многолетним наблюдениям, ни в том, ни в другом случае не легче. И хотя медицинские силы, по тем же наблюдениям, гораздо лучше военных способны к самоорганизации (здесь прошу никого не обижаться - все ИМХО), но проблем хватает, некуда от них деваться. Основная - нехватка грубой физической силы.
Припоминаю, сколько мензурок честно сэкономленного спирта пришлось употребить на выведение из падучей с периодическими выкриками нашей медсестры, которой вдруг понадобилось посетить мужа на работе, в каком-то управлении штабов или тому подобному сборище бездельников.
- Она там, ...дь, вышивает по лестнице, с папочкой в руках!!!
- А в папочке, .....чь, две бумажки!!!
- А к ней наперерез, нах.., три мужика сразу: Разрешите! Вам! Помочь!
- И папочку, ...яй, из рук! у нее! наперебой! выхватывают!!!
- А тут, твою ..ть, туши! по полтора центнера! таскаешь!!! В каждой операционной!!!
- И хоть бы одна ..ка! задней левой ногой! почесалась! И зад от сиденья оторвала!
Если по форме Верочкины высказывания и не соответствовали просвещенному духу парламентаризма, то по существу вопроса она была совершенно права. Почему-то на гражданке каждая особь считает возможным жрать как не в себя, совершенно не предполагая ситуации, когда тебя кому-то придется перетаскивать. По крайней мере один (последний) раз. А некоторых, в зависимости от здоровья, и побольше. И совершенно не факт, что эти лица прям так легко найдутся в соответствующей весовой категории.
Я импортные «медицинские» фильмы обычно смотрю в состоянии добродушной зависти - хоть за людей порадоваться, за их сытую беспроблемную жизнь, за упорядоченную благодарную работу. Зверею я всего в двух случаях. Так вот второй как раз - это когда на экране, по команде «на счет три!» со всех углов помещения прыскают к носилкам пятнадцать человек, жаждущих подставить руки под необъятную тушу очередной негритянки. Как же, щаззз!
На самом деле момент перекладывания больного после наркоза с операционного стола на каталку - реально один из самых опасных моментов в жизни. Артритно-радикулитная санитарка, обычно копошащаяся в радиусе голосового сигнала, в это время дематериализуется на зависть коту Бегемоту, и появляется только по завершении процесса. Хирурги вздымают глаза и руки горЕ, всем своим видом изображая существ высших, ангелоподобных, вдалеке от приземленной прозы жизни. Попытки достучаться вызывают искреннее изумление: - Как?!! Мы же помыты! (типа, стерильные). Почему-то курить им стерильность не мешает. Припахать студентов и прочих праздношатающихся удается далеко не всегда. И остаются на переднем крае Ваша покорная слуга (далеко не Шварцнеггер), да девочка-анестезистка - чаще в половину меня габаритами. Не будем лакировать действительность, всякое случается, бывало, и роняли. ИЧСХ, процесс просыпания после контакта с холодным бетонным полом значительно ускоряется. Что, с профессиональной точки зрения, вроде как и полезно. Если травм удается избежать. А синяки - ну что ж синяки. Должна же быть для больного в медицине какая-то загадка. Был когда-то даже метод лечения такой - аутогемотерапия.
Кроме всего, нехватка мужчин в среде самых лучших (и не переубеждайте меня!) женщин вызывает повышенное внимание к немногим имеющимся экземплярам. Почему-то в первую очередь к хирургам. Ну, да про них в другой раз, не к празднику будь помянуты. Чувствуют и ведут себя они при этом как лисы в курятнике. На их фоне дежурящие студенты выгодно отличаются. Скромнее, внимательнее, изображают воспитанность и дают проявиться мощному материнскому инстинкту - накормить, обучить, прикрыть крылом. Студентов мои девочки жалели и ночью обычно укладывали спать, а сами дежурили за них, поднимая только при необходимости, с криком «Реанимация!» - в смысле, сам процесс.
Вот с такой-то студенческой бригадой и произошла в свое время эта история.
Отделение наше располагалось в типовом здании, то есть проектировали его люди, о работе в реанимации представления не имевшие. В результате, было оно страшно неудобным, вытянутым вдоль центрального коридора, по которому приходилось бегать взад-вперед. Ближе всего к посту медсестры располагался ремзал, с самыми тяжелыми, а в палатах за ним больные складировались по интенсивности наблюдения - чем дальше, тем легче, что в принципе логично. Которые тяжелые, к ним бегать чаще - те поближе, чтобы персоналу километраж не наматывать. В дальних палатах обычно лежали самые легкие, неосложненные послеоперационные, которых только обезболить и дать выспаться, периодически поглядывая, все ли в порядке.
С другой стороны коридора были, кроме рабочих отсеков, изоляторы, в обиходе именуемые «люксами». Теоретически для инфекционных и других больных, требовавших изоляции, некоторые даже и с решетками. В реальной жизни туда приходилось класть родственников и знакомых главврача и остального начальства, периодически и само начальство, а также платежеспособный, блатной и особо склочный контингент. Непонятно с какого переляку эти кадры рассчитывали в реанимации спокойно полечиться (что смешно), ну и получить заботу квалифицированного персонала (что правда).
Вот и на том дежурстве лежал в одном из изоляторов начмедовский дружбан, на реабилитации после инфаркта. Мужик, правда, был спокойный, вел себя незаносчиво, кровь из персонала не пил. Так что отношение к нему было самое уважительное, несмотря на блат и бесперспективность раскрутки на подношения.
И надо же было где-то к середине ночи заметить Ленке Масюк, дежурившей вместе со студентами и вместо них, что один из больных в самой дальней палате нехорошо себя ведет. В смысле, собирается нас покинуть. Что с его стороны тем более хамство, что никаких таких подозрений он раньше не вызывал, ведь положили его в самую дальнюю палату.
Разбегаясь по коридору в сторону раздевалки, где спали студенты, и лупя на бегу по дверям ординаторской и сестринской с воплем «Реанимация!», Масючка вспомнила, что заходя в дальнюю палату, не увидела там чего-то, для этой самой реанимации крайне необходимого. Уже не помню чего, скажем - атропина. Что в общем и неудивительно, там никто никого реанимировать не собирался. Сразу же Ленка сообразила, что этого самого атропина завались в изоляторе того блатного, о котором шла речь. На разговоры и объяснения в такой ситуации времени нет, на все про все природа отвела нам пять минут. Поэтому, подняв студентов, она моментально развернулась и помчалась по коридору обратно в упомянутый изолятор, имея в виду одолжиться там ампулами. Надежда и будущее медицины, рефлекторно повскакивав и кавалькадой галопируя за матушкой-наставницей, бодро ввалились за ней к ничего не подозревающему, мирно спавшему инфарктнику.
Ленка, профессионально не теряя ни секунды и не обращая внимания ни на что, метнулась к шкафу с лекарствами у противоположной стены. Перебирая ампулы, она стояла лицом к стене и спиной к кровати с больным, не видя происходящего. А картина того стоила!
Рраз - и первым движением лихо раздирается на груди истлевшая на вороватой больничной прачке пижама! Два - челюсть выдвигается вперед с одновременной фиксацией языка! Три - обе ручонки молодецких фиксируются всем весом на грудине, продавливая ее на пару сантиметров! И только когда самый продвинутый решил заглянуть жертве в зрачки, то почувствовал что-то не то. Взгляд, в который он уперся, был каким угодно - изумленным, растерянным, возмущенным, но никак не умирающим.
В этот момент Масюк, найдя наконец ампулы, разворачивает корпус и обозревает весь пейзаж с натюрмортом.
- Идиоты! Не здесь!!!
- А где?!!
- А там!!! - указующий взмах рукой.
- А ты сюда чего?
- А вот за этим - демонстрирует ампулы.
И не тратя попусту драгоценного времени, вся шобла вываливается в коридор, направляясь уже куда нужно.
Как вы понимаете, в реале ситуация заняла гораздо меньше времени, чем ее описание - диалог и все действия были максимально энергичными и экспрессивными :)
Когда мы закончили все реанимационные дела в дальней палате, в среде медицинской общественности развернулась широкая дискуссия - стоит ли заходить к инфарктнику обратно в изолятор и извиняться. По моему непросвещенному мнению, во второй раз столь впечатляющее зрелище запросто могло вызвать повторный инфаркт и уже настоящую реанимацию, так что заходить обязательно надо. Во избежание последующих разборок с начальством и прочих удовольствий, которыми столь богата наша служба. Однако моя вполне разумная позиция совершенно не нашла поддержки в народе. Все как-то очень быстро рассосались по рабочим местам вроде перевязочной и манипуляционной, куда обычно никого не загонишь, а к утру привезли парочку ножевых и уже стало не до переживаний.
Впрочем, мужик на самом деле оказался порядочным человеком и никаких жалоб на нас не предъявлял. Вообще, вел себя так, как будто ничего не произошло. Только почему-то очень быстро после этого дежурства выписался. Вот почему - до сих пор понять не могу...:)

Посольские истории или дети дипломатов и шпионов -2

Получи негр папайю...
(Внимание: никакого национализма и шовинизма, а лишь шалости ублюдков-тинейджеров, страдающих от скуки).

Как-то на весенних каникулах я и трое моих одноклассников: Миха Носов и два брата Пантелеевых маялись ерундой в беседке под раскидистым деревом Манго. Рядом бегали мой брат Колька со своей подругой Варварой, пытаясь схватить за хвост огромную саламандру. Судя по ее бешенным глазам, завещание своим близким она оставить так и не успела. Мы тупо смотрели на это сафари и ломали голову, чем бы заняться. Большинство взрослых было на работе, а кто был выходным откисали в квартирах под кондеями. И тут я заметил, как в глазах Михи появился какой-то интерес. Взор был направлен куда-то в сторону теннисного корта. Его взгляд стратега нас заинтриговал, и мы медленно повернули головы. В районе спортивного сооружения, медленно, с видом угнетенного плантаторами раба, поливал клумбы Кекут (чернокожий рабочий из местных, т.е. вольнонаемный). За долгие годы работы в советском посольстве он понимал по-русски, но практически не говорил. Кроме него в нашей колонии на службе состояли еще два кадра: Мамаду и Дохандо, но Кекут был старше их по возрасту и по должности, к тому же очень любил детей (в хорошем смысле этого слова). Короче, был довольно приветливым мужиком.
- Есть идея! - сказал Миха и встал, - Пошли.
- Чё удумал? - спросили мы хором.
- Над Кекутом поприкалываемся.
- Вот делать больше нех#я, лучше мы домой пойдем, - промямлили братья и удалились в подъезд.
- А ты, Саня, пойдешь? - спросил меня Носов.
- Да мне за братом присмотреть надо, - ответил я, - Ты иди, а я отсюда поглазею.
- Ну-у-у, как хочешь, - обиженно ответил Миха и отправился искать приключения на жопу, но, к моему сожалению, не на свою.
В это время я увидел, как домой на обед вернулся отец. Я позвал брата и медленно двинулся домой. Краем глаза я заметил Миху и понял, что он придумал. «Ой, дурак. Оригинал, б#я!» - подумал я. Носов, забежав за угол, передавил шланг. Кекут, естественно, поднес его к уху. Миха отпустил и бегом домой - струя воды садовнику в лицо. Негр заорал, оглядел территорию взглядом раненного быка, ударил «копытом» и, отломив на ходу ветку от какой-то пальмы, помчался на меня. Я на всякий случай посмотрел назад. Кроме парочки павлинов, прогуливающихся по территории посольства, никого не было. В этот же момент я почувствовал очень сильный удар по заднице.
- Б#я, Кекут, ты о@уел!!! - взвыл я.
- Плёхо, плёхо...!!! - верещал садовник и еще раз залепил мне по пятой точке.
Я отбежал от него на несколько метров, рефлекторно сорвал зеленную папайю, размером с хороший мандарин и, не целясь, запустил в противника. Снаряд достиг цели. Недозревший тропический фрукт угодил обидчику прямо в левый глаз.
А-А-А-А!!!!! - взревел садовник, вырвал с корнем из земли небольшую пальму диаметром сантиметров десять, и со скоростью арабского скакуна, направился в мою сторону.
- Пи#дец! Трепанация черепа минимум! - успел подумать я и рванул спасать свое здоровье. Заходя на третий круг вокруг жилого корпуса, я сбил с ног, шедшего на обед, субтильного консула дядю Сережу, а Кекут снес зеркало заднего вида у автомашины первого советника посла. Силы меня покидали, и я понял, что пора завершать марафон. Садовник же был настроен похоронить меня в том месте, где догонит. Я пулей влетел на третий этаж, закрылся на замок и затихарился в своей комнате. Через несколько секунд в дверь позвонили.
Из коридора доносился разгневанный голос Кекута.
- Александр, иди сюда! - строго позвал меня отец.
Я вышел в коридор, на всякий случай, держа за спиной отцовскую клюшку для гольфа. Увидев меня, «мишень для папайи» отчаянно замахал руками, показывая отцу свой глаз.
- Объясни, что произошло, и зачем ты обидел Кекута?
Я объяснил.
- Извинись и пожми ему руку?
- Не буду..., - обиделся я.
- Саня, не выводи меня, - еще строже попросил отец.
- Извини, Кекут, - сказал я и протянул руку. Отец перевел. Садовник замолчал, утвердительно качнул головой с уже заплывшим глазом и пожал мне руку.
- Иди в свою комнату, потом поговорим, - сказал мне отец и вежливо предложил пройти рабочему на кухню. Там он налил ему стаканчик русской водки и угостил холодненькими малосольными огурчиками, которые для них считаются деликатесом, т.к. они их пожирают в естественном виде. Кроме того, для них считается большой честью побывать в доме у белого человека, а уж принять от него в дар рюмку спиртного или какой другой подарок, это все равно, что поцеловать Всевышнего в пятую точку.
Через полчаса хмельной и довольный, с целой банкой малосольных огурцов, Кекут отправился заниматься своими прямыми обязанностями. Отец зашел ко мне в комнату и крепким партийным словом пристыдил меня, объяснив, что мы находимся в чужой стране, обычаи и порядки которой надо уважать. С тех пор мы с Кекутом сдружились, и он без злобы называл меня «grant bandit», а младшего Кольку, соответственно, «piti bandit».
PS: Вечером Миха Носов за клубом отхватил от меня нормальных пи#дюлей.

Подонки и «Шурики» - счет 3:2

В посольском клубе фильмы показывали каждый день, кроме четверга. По субботам старались показывать наиболее интересные и востребованные советские ленты, т.к. приезжали наши военпреды, базировавшиеся в 30 км. от столицы, врачи и деятели искусств из Советского культурного центра.
В тот субботний вечер в клубе крутили «Москва слезам не верит». Естественно, женщины восхищаются игрой актрис в исполнении Муравьевой и Алентовой, а мужчины отрываются в «Бунгало» с пивом и виски. Дети предоставлены сами себе. А хули взрослым переживать, куда мы на#уй с подводной лодки.
Шесть подонков-одноклассников, в том числе и автор этих строк, сидели за теннисным кортом на крыше трансформаторной будки и играли в карты. За забором на сопредельной стороне шесть таких же оболтусов, но местных, на самодельном поле играли в футбол. Неожиданно мяч залетает на нашу территорию. С ними была договоренность. Когда наш волейбольный мяч залетает к ним - они нам его возвращают, а когда их, то мы.
Я взял мяч и со всей силы красиво зафигачил его в дальнюю часть поля. «Шурики» (так мы за глаза называли всех местных) заулюлюкали и жестами приглашали сыграть. Мы разводили руками и отнекивались. Дело в том, что выход за территорию посольства детям без сопровождения взрослых был категорически запрещен. Санкции обещались такие, что пытки инквизиции показались бы тайским массажем.
Но «Шурики» не унимались и дошли до того, что стали показывать нам жопы и другие непристойные для советского пионера органы и жесты.
- Вот, суки! - прошипел Вова Силин, сын главного инженера посольства.
- А может перелезем и дадим пи@ды, - задумчиво предложил Олег Фолин, отпрыск резидента ГРУ.
- Ды ты чё!!! - всполошились мы, - Взрослые узнают - умрем сразу и жуткой смертью.
- Да ладно, пацаны, - продолжал убеждать Олег, - Перемахнем, дадим в лоб и быстро вдоль забора до ворот, а там с «копами» договоримся.
- А давай! - бодро согласились мы и резво с крыши перемахнули через забор.
«Шурики» заткнулись, но продолжали улыбаться добродушными улыбками. Без разговора Олег подошел к более рослому наглецу и со словами: «Чё, б#ядь, в рабство захотел» засадил тому в бубен. Противник упал на пятую точку. Повисла гнетущая тишина. Я взял мяч и стал отбивать им «чечётку».
- Пацаны, а может сыгранём с ними в футбол? - вдруг сказал Денис Ларионов и обратился к ним по-французски. «Шурики» утвердительно закачали головами, даже тот, что сидел на земле.
- Только не долго, - подытожил я, - До первого гола.
И понеслась душа в рай. Сезон открыт. За игрой не заметили, как в нашу сторону неслись до боли знакомые лица наших советских граждан из посольства. Первыми их заметили «Шурики» и кинулись в рассыпную. Мы были пленены и возвращены пинками и матюгами в родное стойло. Матери не заметили попытки их детей уйти «за кордон», т.к. были увлечены судьбой двух лимитчиц. Зато отцы, все партийные, очень оскорбились и загнали всех по домам.
Дома отец отвесил подзатыльник и спросил: «Какой счет?».
- Три - два, в нашу пользу, - шмыгнул я носом.
- Если бы проиграли, то убил бы. Иди спать.
С корешами дело обстояло хуже. На следующий день рано утром мы собрались в нашей беседке. У Олега левое ухо имело нездоровый цвет. Вова и Денис стоя рассказывали об экзекуциях. Двое других в воскресенье на улице вообще не появились.
Но это были цветочки по сравнению с тем, что пришлось пережить взрослым. Через много лет отец рассказал мне о том случае:
«Сидим с мужиками в «Бунгало», расслабляемся. К нам еще наши летуны из ВВС присоединились. Лафа. Главное никто не мешает - женщины-то мелодраму смотрят. Вдруг прибегает дежурный комендант (пограничник - прим. авт.) и объявляет, что наши доблестные пионеры в количестве 6 штук на сопредельной территории меряются членами с «шуриками». После этих слов офицер безопасности подавился соленным арахисом - он себя уже представлял через 24 часа в Союзе. Вскочили мы, закинули копыта за рога и за вами. Дальше ты знаешь. На следующий день посол собрал экстренное совещание. А «Папу» (посла) ты помнишь. Суровый мужик был.
Для начала вставил пи#дюлей отцам детей, но так... не сильно. Потом переключился на офицера безопасности дядю Ваню, которого долго камасутрил на своем члене. Конструктивно «беседовал» с директором школы, которая не может наладить внеклассную работу с детьми. Главному инженеру вставил пистон за то, что до сих пор не отремонтировал для детей игровую и бильярдную комнаты. Начальнику гаража приказал в 2-х дневный срок отремонтировать автобус для вывоза детей на экскурсии в город и за город. Очень сильно влетело доктору Мавзону. Его «Папа» обвинил в сбыте лекарственных препаратов местным колдунам и х@явалянии.
- А я таки при чем? - удивился «Пилюлькин».
- А при том, - взревел посол, - Я, когда наших беспризорников за территорией увидел, то у меня сердце чуть из ширинки не вылетело. Я в аптечку за волокардином, а там бинт и дохлый мотылек без крыльев.
Так что вас, футболистов, сам «Папа» спалил. Так-то вот».
Какие же мы были дураки. Думали, что себе хуже делаем, а на самом деле взрослым. А ведь нас толком никто никогда не наказывал. Так... для профилактики. Понимали, что мы постоянно, как зэка, за забором.