Медведь.

Помню на севере служил, мичман мне один прохиндеестый рассказывал..
Звероферма недалеко от военного городка была раньше, большая и богатая. И вечно мусор продовольственный рядом валялся. Огрызки рыб, шехуя всякая, не знаю еще что, не уточнял.
Так вот по заверениям мичмана, медведи в наших краях вид имели совершенно наетый, и ходили по округе с толстыми лицами, не соблюдая правил дорожного движения.
И вот в один незамечательный день ехал этот мичман на любимом жигуленке, в часть возвращался.
На пригорок въехал, а внизу - биомать! - миша по дороге топает. Наглый такой, толстожопый.
А так как мичман незаслуженно считал себя заслуженным юмористом СССР, внезапно решил он пошутить. Заглушился и на нейтралке под горку, чуть притормаживая и радостно хихикая.
А потапыч такого западла не ожидал конечно. Топал себе осоловело, рыбьи потроха переваривал, может даже песенку насвистывал, не знаю.
А тут заслуженный юморист.
И сзади так легонечко его - бац! под зад.
Да каждый бы обделался. Но михалыч вообще постарался. Кормежка же хорошая была.
До лобового стекла достало.
Вот. А потом развернулся ревя и лапой капот - херак! и вмял..
Мичман сначала испугался солидарно с медведем, а потом решил что уже достаточно пошутил - ключ на старт.. а фигвам.. медведь в технике разбирался, знал куда бить..
Ну и понял мичман, что умирать сейчас будет, и еще раз испугался.
А медведь джентльменом оказался. Поорал для порядка, что мол невместно так себя вести в цивилизованном обществе, и ушел. Даже доставать мичмана не стал, учуял видимо, что тот уже два раза испугался.
А мичмана потом на тросе приволокли.
И шутить с тех пор он перестал.

Рыбный день.

Мне один товарищ селигерский рассказал такую историю.
Ехал как-то с Селигера рыбачок, в Москву домой возвращался. А бухали они там дружной и теплой компанией просто знатно. (На Селигере всегда так, наверное, магнитная аномалия).
Ну и рыбачили тоже, как водится, рыбы полбагажника натаскал, лещи, щука и т.д.
А последний день перед отъездом не пили уже, конечно, постились. Но когда поехал, тревога все равно присутствовала.
Ну и останавливают его где-то подо Ржевом доблестные гайцы.
Куда, чего? О! С рыбалки? Вестимо бухали, касатик? А продуцо?
Он: да что вы, как можно, зачем продуцо, денег нет все равно, возьмите лучше рыбки!
Гаец, видать, рыбку любил, а может, просто у него прибора с собой не было. А везти этого чела куда-то - а вдруг и не покажет? Так ведь не пахнет...
Короче, открыли багажник. Глаз у гайца заблестел, даже краги снял, зашарил, выбирая пожирней да побольше.
Хорошо так забрал, мужик загрустил даже. Почти половину, ага, два раза подходил с пакетами перетаскивать. Детишки, наверное, голодные по лавкам, понимать надо...
Ну и приехал грустный рыбак в Москву. В гараж загнал машину, начал рыбу доставать... Биомать! Краги гаишные.
Потянул он одну из них... а оттуда веселым листопадом 21 тыща разными купюрами... зарплата за рабочий день, вероятно, скопилась...

И рыбак тогда подумал, что Бог, вероятно, все же есть.

Пограничники на границе службу несут не так, как привыкли курсанты, солдаты, прапорщики или офицеры в карауле. Нет у нас разводящих, нет начальника караула или помощника начкара. Мы службу несём с огромным авансом доверия, который выдаёт нам начальник заставы или его заместитель, или командир отделения на получении приказа на охрану. Каждому наряду на пограничной заставе, независимо от его количества и места несения службы отдаётся устный приказ на охрану и оборону государственной границы нашей Родины. Под козырёк. Чтоб прониклись. Хоть ты на подступы идёшь, хоть часовым у заставы или на "связь" заступаешь к аппаратам системы. И вопрос начальника заставы перед отдачей приказа: «Службу нести можете?», - не шутки ради, а пользы для. И каждый пограничник, отвечая нашему шефу на этот вопрос в комнате для получения приказа, клянётся, что костьми ляжет, шкуру свою и любого супостата на камнях фланга оставит, но приказ выполнит. Ведь никто кроме нас ближе к рубежу последнему не стоит. Только мы. И никто кроме нас. Конечно и команды у нас не такие, как в карауле. Нет у нас караульного: «Стой, кто идёт?» Длинно очень. У нас покороче фраза. И если надо, то требовательно и громко, нежно или ласково, а может иронично и шёпотом в ухо, и стволом напарника в бок: «Стой!(ласточка, солнышко, падло, козёл, урод, гад) - Пропуск?( а то блин, только дай повод!)» На что остановленный индивид, даже если мы его знаем в лицо, обязан точно и коротко ответить слово Пропуска. Только тихо и правильно. А то шмальнём, не глядя на привычное лицо, знакомый голос и рельеф фигуры. Всякое бывало в Пограничных Войсках. Бывало и коменданты и начальники отрядов на ту сторону переходили. Только так просто мы никого не пропустим, и на расстояние руки с ножом к себе не приблизим, даже пограничный наряд. Отзыв надо знать. И как-то так повелось, что для пропуска используют слово обозначающее деталь или часть Автомата Калашникова. А для отзыва применяют название одного из городов. Только не как вам вздумается, а чтоб на одну и туже буковку алфавита начинались. Например «Мушка:Москва», «Планка -Подольск», «Курок-Курск». Уловили поэтический алгоритм подбора слов? Вот. Поэма из двух слов. И наш начальник самый главный стихотворец, в канцелярии сидящий и с нарядом говорящий.

И готовимся к службе и несём её совершенно по-другому. И проверяют нас не так, как караул на постах. Пограничный наряд не торчит на одном месте, отсвечивая. Передвигается туды-сюды. Чтоб врага попутать. Заботливо и с душой, можно сказать, относимся к полученной задаче и имеем свободу действий для импровизаций. И к нам соответственно отношение особое, иногда даже с лишком специальное.И особенно трепетное со стороны тех, кто мелькает иногда мимо наших зелёных погон перекрытых ремнём автомата на правом или левом плече. Особенно ночью. Вот беда. Пограничники со своей нагрузкой справляются, если обучены и опытны. Железные парни. А вот техника не выдерживает. Сбои даёт. А если к этой технике ещё и недоопытного воина приклеить, то забавно иногда получается видеть и слышать происходящее на линейке.

Время действия - осень. Ещё не мокро, но прохладно ночью, хотя и пыльно в горах. Лёха - бялорус от пяток до кончиков волос. Шкипер-осенник - перешедший в деды. Поэтому он думает, что всё постиг в пограничных премудростях. Объяснить Лёхе, что у него есть недостатки, в частности интеллектуальные, чрезвычайно сложно. Дело в том, что Лёха здоров, как медведь. И если не заехал в морду кому-то из дембелей пока ни разу, то только потому, что у нас на заставе жуткая демократия дедовщины. Даже отсутствует парад, ночные качки и приказ перед сном. Нас очень мало. И потом, мы на своей шкуре почувствовали, что это такое. А поэтому только за дело огребает младший призыв по полной, но ночью спать будет. И измываться над своими сменщиками мы никому не дадим. Если пришлый командировочный не поймёт, то будет жить в баньке, а не в казарме, битый, униженный и зачмырённый. Вот такие мы деды. Есть у нас на заставе и майский жук, это Фрол - весенник, но мы его бережём. Потому, как в бобры ему переходить аж весной и только после нашего, февральского дембеля. К тому же он краснодипломированный фельдшер и может запросто засунуть лошади руку по самое плечо в её, ну это, то самое, чтоб узнать жерёбая она или нет. От такого фокуса есть не хочется целых тридцать минут. А дотрагиваться до Фрола и того больше. Потому Фрол у нас весел, доволен жизнью и оберегаем всеми нами дембелями и даже дедами. А до дембеля ещё конечно, как пешком до Луны. Но, однако, пять месяцев это вам не два года.
- Лёха? - констатация факта.
- Чаго? - в ответе весь Лёха целиком.
- Сколько будет семь на восемь? - попытка подшутить.
- Чаго? - угроза, недоумение, приговор, неудовольствие и неотвратимое возмездие.
- Умножить! Чаго! - передразнивая здоровяка, теперь уже дедушку Погранвойск.
- АААА!!! - с пониманием полученной задачи, - Так прямоугольник, - тишина и мёртвые шакалы с косами стоят! Вот попробуй, улови сложную структуру взаимодействий в мозгу у Лёхи.
- Лёха! Мля! Умножить!!!! - попытка довести Лёшку сквозь дебри мыслей до истины таблицы умножения.
- А, так бы и сказали! - личный состав заставы затихает на крылечке в ожидании правильного ответа. Даже призыв Лешки с трудом сдерживает улыбки восторженного ожидания. - Сорок, - шестьдесят! - ответ повергает в недоумение всех. Лёха невозмутимо пилит мимо, столпившихся на крыльце дедов, дембелей, майских жуков и бобров дальше( а шкиперов на заставе нет - они на учебном пункте азы науки Потешных Войск изучают). Он идёт на овсяной склад, за овсом для лошадей с мешком на плече и пустым ведром в руке. Как потом выясняется, на кормлении лошадей в конюшне, Лёха не придал значения вопросу для теста и думал совершенно о другом. Лёшку волновал вопрос: «А хватит ли овса на складе до нашего, а не его дембеля, то есть до весны?» Соответственно, он выдал нам не сколько будет семь умножить на восемь, а сколько, по его разумению и расчётам, нам придётся шлёпать пешком по флангам если овёс закончится. Сложносоставная мыслительная деятельность, оторванная часто от насущных задач иногда сильно доставала всех. Но покладистый нрав Лешки, неимоверная физическая сила, просто огромность сводили на нет это его отрицательное качество. Главное Лёху ошарашить и направить мысли в нужное русло. И попробуй тогда стань на дороге у медведеобразного белоруса - походя зашибёт и не заметит. Психологи тогда из нас были плохие. И, отбрызгав слюной, изойдя пеной и вконец изведя на ноль нервные клетки от Лёхи всегда можно было добиться четкого и правильного исполнения задачи.
А вылечить его от глупостей мы даже и не мечтали. Помог случай. Среди нас дембелей, был самый дембельнутый по всей его украинской роже - Женька. И он очень желал, чтоб после него на заставе осталась работоспособная смена. А может просто причину находил для тренировок молодых. Но попав в его наряд( где он был старшим) можно было не сомневаться, что он достанет до печёнок проверками и попутными тренировками. И он видимо Лёху и достал ночью, на ближних подступах, тренируя.
Тренировка была проста до предела, увидев, что необычное, или услышав Лешик должен свиснуть, отпрыгнуть в сторонку, изготовиться и задать неизвестности вопрос: «Стой! Пропуск?» Услышав от Жеки - пропуск, которым было слово «Дульце», получить продолжение запроса свой-чужой: «Отзыв?», - если совсем тормоз, а так, ответом было славное название украинского города Донецк. В общем, количество паданий в изготовку Лешки в наряде у Женьки переросло в качество. Словосочетание Дульце-Донецк въелось в память, как «отче наш» у попов. На следующий день Лёшик стоит на приказе и как всегда мыслит о возвышенном. Мимо ушей проносится новый пропуск «Пенал-Пенза». Но Леха уже заряжается. На нём бушлат камуфлированный с овечьим воротником. Шапка. Рукавицы в карманах трёхпалые. ПэШуха старая.Портянки зимние в сапогах. И двухсторонний свитер.На левом боку СПШ в кобуре с патронами. На правом боку подсумок смагазином. На плече АК-74. Крут Лёха в этом наряде для своей деревни. И нет бы Лёшику у дежурного переспросить пропуск на ночь. Но Лёшик выше этого, он парит в раздумьях. А дежурный Женька. А мы на ближних подступах уже как полтора часа охраняем, втроём. Я, Никита, и Рязан. Рязан, как каптёр - старший. Всё по плану. И тут Кристалл-М, зараза, перестаёт работать. Не работает сам прибор размером с фонарик. Мы докладаем на заставу, шо прибор сдох и службу вынуждены нести без использования техсредств. На что нам Женька с сарказмом заявляет, что хрен нам лежать и прослушивать, а прийти к воротам, отдать неисправный и забрать исправный прибор из рук часового Лёхи, через нити колючки. Дежурный по заставе это глас ответственного и отдающего приказ начальника. Идём к системе. Падаем, как учили, у ворот. Нас не видно. Темно. Слышим, вдалеке начинает човгать сапожищами часовой - Лёха от заряжания оружия. Как только его фигура становится видимым силуэтом, мы лениво интересуемся: «Пропуск!» , - Леша-дед танкоопасно прёт дальше даже не задумываясь. Мы сильно обижаемся и сговорившись, без слов, орём по полной: «Стой!(обнаглевший дух!) Пропуск!( Блин, да этож Лёха, доходит до нас)», - но Лешик твёрд в своих мыслях и идёт дальше даже не приостановившись. Я быстренько поясняю мысль, возникшую у меня своим коллегам по ночному бдению. Идея проста. Лешке нужен шок. А что может быть шоконутее ночью, чем угроза и чвакующий звук затворной рамы при досылке патрона из магазина автомата в патронник. Передёрнуть затвор нельзя. На патронах будут наколы. И тогда после службы у нас их не примет вредный и въедливый Жека. Придётся писать объяснительные. Но даже ради воспитания Лёхи мы не будем отсоединять магазины с патронами от своих автоматов. Выход прост. В темноте ночи не каждый определит полный ход затвора - от неполного. И мы дружно, резко и громко отводим назад затворные рамы, при закрытом предохранителе, и отпускаем их. Три зловредных, сдвоенных туда-сюда и знакомых металлических щелчка издевательски звучат в ночной тишине. Лёха останавливается. Замирает. Мы усиливаем магическое воздействие неполного хода затворной рамы голосом. Наше заклятье: «Стой!( жеж суканаконец-то!) Пропуск!(Тля, снова о бабах думает!)» ,- производит на Лёху неизгладимое впечатление так, как по инструкции после этого любой из состава наряда имеет право применить оружие. И мы же сами Лешку учили, что первый выстрел не в воздух, а рядом с целью, ближе к башке. Зато автомат довернуть до цели потом быстрее. И сверхзвук полёта пули у головы нарушителя, он в шок вводит. Шваркание затворов сливается в зловещее предзнаменование выстрелов. Лёшка возвращается на землю. В мыслях. Мы его хорошо видим, на фоне серого покрытия тропы и белой стены заставы. Он нас - нет. Ждём какую-то долю секунды. А потом слышим два звука. Первый: это - хряп падающего в пыль тела, срывающего в падении, звякающий антабкой, автомат с плеча. Второй: это истошный, сиренообразный и от всего перепуганного сердца вопль-ор-вой Лёшика из пыли на тропе. В крике мы разбираем нотки скорби о том, что из-за его глупости он не знал, так ещё и забыл действующий на данное время пропуск, сказанный ему на приказе. Затем чуем в мелодии огромное желание жить и клятву, что теперь он никогда не будет отвлекаться на посторонние вещи на приказе и вообще, если только боженько даст ему возможность выжить, и после того как его обстреляют дембеля один из которых заставской снайпер, а второй - оператор стрельбища, а третий - вообще каптёр. Лучше повеситься сразу. Даже если ты формально уже дедушка погранвойск. То, додумывал в крике мысль Лёха, он будет жить по другому и вообще перевоплотится в отличника погранвойск высшей степени. Да и вообще, после трёх клацаниев наших затворов, мысли у Лёхи в голове перестали ходить лениво по нейронам, а понеслись со световой скоростью обгоняя время и изменяя будущее. И всё это было вылито на необъятную горную ночь Лешкиной глоткой всего то, только двумя вбитыми в него ранее словами: «Дульце - Донецк». Причём и пропуск, и отзыв Лёха проорал сразу, в один присест за другим, вместе и почти дуплетом. Эхо улетело за линию госграницы и вернулось с нашим хохотом и матюками Лёхи, который ещё не понял как, но врубился конкретно, что завтра над ним будут ухохатываться даже шакалы вокруг заставы и поросята с коровой, боровом и лошадьми на конюшне.

И до самого нашего дембеля, перед заряжанием оружия, дежурный по заставе обязательно проверял у Лёхи знание Пропуска и отметки на КСП. Так, на всякий случай. Лешка привык и не обижался, вспоминая как валялся в пыли, но пару раз таки пропуск пришлось ему напомнить. Уж очень крепко въелась в его память неизгладимое Дульце-Донецк.