"Тут Я гуляю!.." (с)

Знойные 70-е. Античное Медитерианен си стонало и прогибалось, вспаханное тяжеленными килями. В нейтральных водах мимо Балеар пёрла янковская АУГ...

...А за ней в хрипе и стуке от самого Гибралтара семенила отечественная посудина класса эсминец с эпическим названием "Светлый". Семенила и зорко смотрела, чтоб американцы не забижали светлые идеалы коммунизма.
Нашему эсминецу не так давно стукнуло в районе 20-ти лет. Половину этого срока "Светлый" без перекуров и переписов бороздил мировые подсоленные воды, так что на корабле о капремонте мечтали все без исключения. Включая дучку в гальюне...
- Уходят, твари, - неуставно выразился командир "Светлого", выслушав очередной доклад радиометристов. И выразительно воззрился на старпома, словно тот был персонально виноват в происходящем.
- Ну, тарщ командир, ну что мы можем? - как-то совсем по-бабски беспомощно развёл руками старпом. - Турбины кашляют и поют отходную. Днище 100 лет как не отшкрябано.
- "Что мы можем", "что мы можем"... - передразнил кэп. - Сейчас авианосец оторвётся с концами, а потом нас замордуют по радио - мол, почему не сигали всем экипажем за борт? Почему не толкали под "эй, ухнем!" пароход в попку?! Где же, товарищ командир, ваша сознательность и инициатива? Где?
...Только железная воля, взращённая на железе советского флота, удержала старпома от рифмованного ответа на командирское "где?.."
Командир тем временем заложил руки за спину и, громко шлёпая резиновыми подошвами тапочек, начал нервно перемещаться от одного крыла мостика к другому. За ним как болонка за хозяйкой преданной тенью мигрировал старпом.
Через пять минут этих медитативных манёвров командир внезапно застыл на месте. Это произошло так неожиданно, что старпом не удержался и по инерции чувствительно боднул начальство. Но начальство не обиделось. Даже наоборот - вспыхнуло безгрешной детской улыбкой и приказало:
- Командира БЧ-4 на мостик.
Перепрыгивая через две ступеньки, примчался взъерошенный летёха.
- Слышь, лейтенант, - обратился к нему кэп, тыкая пальцем куда-то в район пупка. - Мы американцев в эфире слушаем?
- Так точно, тарщ командир.
- А они слушают нас. И отлично знают, где какие наши вымпелы тут по средиземноморщине ныкаются - верно?.. Старпом, где сейчас "Образцовый"?
- На осте, у Марсалы.
- Ага. Так вот, сделай-ка ты, лейтенант, следующее. Передай открытым клером на БПК "Образцовый", что их предупреждение об обнаружении плавающих мин приняли. Что страсть как благодарны. Давай, лейтенант, в темпе. Родина ждёт!
Лейтенант удивлённо моргнул, так как никакого РДО с торчавшего где-то далеко впереди у самой Сицилии БПК не принимал. Тем не менее, приказы не обсуждаются... "Бычок-четыре" галопом ускакал в радиорубку, а командир довольно потёр натруженные волосатые ручищи. Лицо при этом у него было, как у записного злодея из спектакля.
Через десять минут "Образцовый" кодом отстучал некоторое недоумение - мол, о каким минах идёт речь? Тут, конечно, со времён войны масса всякой дряни болтается, но вот как раз мин БПК сегодня никаких не находил...
Командир эсминца отмахнулся от радиограммы с "Образцового", как от мешавшей мухи:
- Потом, потом. Что с отметкой цели?
- Цель идёт прежним курсом, отрывается... Стоп. Цель снижает ход. Снизила. Мостик, мы их догоняем!
- Услышали, ёшкин кот. - удовлетворённо бросил кэп и состроил кому-то невидимому, но находящемуся впереди корабля, крайне неприличный жест. - Услышали! Боятся, хе-хе, пузом рогульки причесать! Да, май дарлинг киндеры, тут вам не променад с девками. Тут Я гуляю!
- Тарщ командир, - в нерешительности замялся старпом. - Тарщ командир, минная опасность... Международные правила судовождения... Положено всем вокруг сообщать... Неудобно как-то получается...
- Ах, неудобно?! - сходу воспламеняясь переспросил командир. - Неудобно пипиську плоскогубцами из штанов доставать. У нас тут налицо - милитаристическая угроза, происки империализма и прочая куйня. А ты - "неудобно". И вообще, никто не заставлял амеров подслушивать чужие ля-ля. И уж тем более - им верить. ВЕРИТЬ В НАШИ БРЕДНИ - ДЕЛО СУГУБО ДОБРОВОЛЬНОЕ!
Старпом потерянно заткнулся, а через полчаса эсминец догнал-таки лежащий в дрейфе "до выяснения навигационной ситуации" АУГ. Нагло влез в ордер и отсемафорил, что безумно рад нежданной встрече. Янки почему-то русского восторга разделить не пожелали...
- Хамы! - отрезюмировал наш кэп и со смаком закурил "Яву".

(c)u-96.livejournal.com

... про дежурство по части и арифметическое открытие.

Только в государственной службе познаешь истину.
Козьма Прутков.


Долго думал, написать «как было» или «от третьего лица»? Если «от третьего лица», то неправда, если «как было», то, наверное, нескромно. Эх, была не была, пусть будет «как было»!
1990 год, апрель. Армения, Эчмиадзин, 117 отдельный танковый батальон. В этом батальоне на тот момент я имел честь проходить службу в должности командира взвода ПЗРК. Согласно Уставу Внутренней Службы и установочного приказа я ходил в наряд дежурным по части. Обычная лямка, которую тянуть приходится всем. А так как взводом я командовал больше трех лет в этом гарнизоне, то и службу правил уверенно и без особого напряжения.
Житуха на тот момент была уже довольно напряженной. Перестройка вступила в фазу активной перестрелки, уже солдат-азербайджанцев в батальоне практически не было. Зимой в КЗакВО на доукомплектование перебросили личный состав из Средней Азии. А кто отправит хорошего солдата? Вот и приехали наркоманы, пьяницы, трудновоспитуемые дебилы и прочий нежелательный элемент, изменив таким образом национальный состав в пользу выходцев из Средней Азии и добавив геморроя всем, кто отвечал за воинскую дисциплину. Плюс ко всему постоянный пресс со стороны местного населения, который видел в частях Советской Армии источник оружия, патронов, бензина и прочих материальных благ. Начальство стало реагировать на вызовы современности «усилением бдительности и укреплением службы войск». Одной из форм усиления бдительности стало назначение помощниками дежурного по части прапорщиков вместо сержантов-срочников.
Как и в любом наряде все шло по уставу и инструкции. Развод, прием оружия, документов, прием доклада и патронов от начальника караула, доклад комбату или начальнику штаба о приеме-сдаче, ужин, вечерняя поверка. Потом обход помещений штаба, казарм, столовой, проверка караула. К часу я должен был вернуться в дежурку и занять место у пульта, помощнику полагалось сваливать на боковую. В общем, армейская рутина.
Рутину разнообразил выпрыгнувший из окна казармы (а все казармы в городке были одноэтажными) подразделений обеспечения боец. Меня он не заметил, поэтому я без проблем проследовал за ним. Боец резво помелся к столовой, но не к задней двери, куда обычно бегали за мясом и жареной картошкой, а к главному входу.
Когда ситуация прояснилась, стало не по себе. Представьте: ночь, аллея, обсаженная примерно десятилетними каштанами, а под каштанами стоят солдатики. У некоторых в руках палки, доски, топоры и лопаты с пожарных щитов. В общем, попал к самому началу разборняка между кавказцами и азиатами. Дружба народов, блин!
Двух решений быть не могло. Я вышел на середину аллеи, достал из кобура пистолет, дослал патрон и сказал такую примерно речь, что, мол, вас тут, братва, до х*я, вы меня в асфальт втопчете без труда. Только первому, кто переступит через бордюр, я успею башку продырявить, вы меня знаете.
Войска меня знали. И как-то сразу поверили. Проверять искренность моих слов не хотелось никому. Получилась картинка, которая в шахматах называется цугцвангом - любой ход ведет к проигрышу. Поэтому с очередным ходом никто не торопился.
Помог Ашот Барсегян, старшина первой роты, заступивший моим помощником. Чего-то забыл он в своей каптерке - настоящий старшина, блин! Не дождавшись меня, он бросил дежурку на дежурного по штабу и побежал в казарму. Я его окликнул: Ашот, поднимай всех, тут разборняк начинается! Он слегка охренел от такого пердимонокля, однако сразу сориентировался и кинулся к телефону.
Стало полегче. Войска поняли, что положение изменилось. Самые умные начали задками разбегаться. Тут вдруг раздалась автоматная очередь. Стало тоскливо. Ну, думаю, песец, караул на разборняк прибежал. Но это был зам комбата по боевой, Виктор Иванович Жбиковский. Он по дороге забежал в караулку и взял там автомат. Войска закаменели - против лома, как говорится, нет приема. А против АКСа - тем более!
Через несколько минут сбежались взводные, ротные, комбат, его замы (благо, все жили рядом), загнали войска в казарму, те попадали в койки. Ну, думаю, кто-нибудь останется, будет легче. Но не тут-то было! Так как завтра (вернее, уже сегодня) ждали приезда нового зам командующего округом, то комбат распорядился всем отдыхать - дежурный справится! И так до подъема пришлось пробегать из казармы в казарму.
С подъема на полную катушку закрутился дристомет. По плану зам командующего с комдивом ждали к десяти часам. Комбат строго-настрого запретил мне ложиться спать - «потом отдохнешь!». Дристомет набирал обороты.
Как всегда, как не понос, так золотуха. Начальник штаба начал проверять работу системы оповещения «Шнур». Во время проверки чего-то в «Шнуре» перемкнуло, динамик хрюкнул и замолчал, из-под пульта повалил дым и завоняло горелой изоляцией.
Пока проветривали штаб, настало время «Ч» - десять часов. Однако начальство задерживалось, и начальник штаба дал команду «блядским связистам» чинить «Шнур». Те разобрали пульт дежурного до состояния первичного хаоса - проводки сгорело прилично!
Ко всем прелестям жизни в военторге случился завоз товара. В духе новых веяний распределением доставшейся нашему батальону части дефицита занялся зампотыл - политорганы из доверия вышли. А если учесть, что под эту категорию попадало очень многое, то сами понимаете: мероприятие должно было выйти весьма драматическим.
К пятнадцати часам к штабу начали подтягиваться жены офицеров и прапорщиков, так как зампотыл по простоте душевной стащил весь дефицит к себе в кабинет. Начальство все никак не могло доехать, дристомет устал вращаться и остановился, связисты, матерясь, продолжали менять проводку в пульте. Я смотрел на происходящее как Диоген из своей бочки. Мозг отказался смарщиваться напрочь.
Зам.командующего с комдивом появились ровно в шестнадцать. Не заходя в штаб, генерал-майор и полковник двинулись осматривать городок. Начальник штаба со связистом перевели дух: может, до пульта дело не дойдет?
Не угадали. Зазвонил телефон и оперативный штаба дивизии перепуганно сообщил, что километрах в десяти от нас перевернулся КамАЗ со снарядами к «семьдесят двойке». Жертв и тяжелых травм вроде нет, но снаряды и КамАЗ надо вытаскивать. Я с «радостью в сердце» побежал докладывать комдиву.
Дежурка мгновенно превратилась в штаб по ликвидации последствий ЧП. Надо сказать, что высокое начальство отнеслось к ремонтным работам на пульте вполне мирно: ну сгорело и сгорело! Главное - КамАЗ, вернее, люди, боеприпасы и оружие.
Но тут заволновалась общественность - судя по всему, раздача дефицита откладывалась! Пришлось уговаривать женщин разойтись.
Наконец-то пришел новый наряд! Я выдал ему оружие, патроны новому караулу. Развеселые сутки подходили к концу. После развода пришел новый дежурный, начали передавать документы и оружие.
И тут очередной пердимонокль. Пистолетов на выдаче было много - и по карточкам-заменителям, и по книге выдачи. Любой выезд на машине за пределы части - с пистолетом, после разбойного нападения на квартиру офицера в артполку была дана команда пистолеты держать дома и обучить стрелять из них жен. Потом дали команду пистолеты сдать, но народ их сдавать не особенно торопился. После окончательного подсчета я складываю шестьдесят два и четыре, и у меня получается шестьдесят четыре. Пистолетов же должно быть всего шестьдесят шесть! Два потерялось! При этом я почувствовал, что дошел до предела - если начну искать ошибку в подсчете и пытаться задумываться, то крышу сорвет к свиньям. Начали считать с новым дежурным, но от начпрода-начвеща проку было мало. К его чести надо сказать, что трезвым он был только в наряде, остальное время он был «до синевы пьян и слегка выбрит», как настоящий советский офицер. С формулой «62+4=64» он вполне соглашался.
Пришлось просить помощи у начальника службы РАВ батальона. Мишка быстро все посчитал и от моего арифметического открытия, что 62+4=64, как сегодня говорится, впал в КД. Потом достал из кармана калькулятор и начал опровергать мое арифметическое открытие и убеждать меня, что все пистолеты на месте. После чего я с легкой душой пошел на доклад к начальнику штаба и снял с левой руки осточертевшую за сутки повязку.
Но непередаваемое ощущение предельной психологической (или психической - не знаю как правильно) усталости осталось на всю жизнь. Кстати, после этих веселых суток я стал замечать, что стала хуже память, иногда забывал самые обычные названия, имена. А может, это все-таки возраст?

...про настоящего азербайджанского танкиста.

В феврале 1988 года в третий батальон нашего танкового полка на должность командира девятой роты прибыл старший лейтенант Али Алиев, уроженец субтропической Ленкорани. Надо сказать, что личный состав танковых подразделений процентов на девяносто состоял из земляков Алиева. Али первым делом попросил комбата укомплектовать роту азербайджанцами на сто процентов. Просьбу его выполнили.
Али сразу взял роту в ежовые рукавицы. Всех бойцов-азербайджанцев, обращавшихся к нему по-азербайджански в рамках службы, лупил нещадно. Замполиту батальона, который решил проявить педагогический талант и попытался сделать ему внушение по поводу очередной битой физиономии, Али ответил примерно так: «Товарищ майор, я азербайджанец, и мне лучше знать, как моих земляков заставить работать. Они и туалет у меня моют. Если хотите, попробуйте заставить их делать это сами. Сможете? Тогда не мешайте»
Через короткое время рота стала лучшей в батальоне, а по итогам периода рота стала лучшей в полку. Однажды во время погрузки на эшелон я стал свидетелем процесса воспитания личного состава в роте. Один из механиков, выезжая на рампу, зацепил другой танк и покурочил подкрылок. Али немедленно построил роту прямо на рампе и дал неожиданную команду: «Рядовой Гусейнов, для зачитки бортового номера выйти из строя! Бортовой номер зачитать!»
Рядовой Гусейнов строевым шагом подошел к своему танку, снял панаму и со всей силы ударил лбом лобовой лист танка. «Не слышно!» - угрожающе сказал ротный. Несчастный Гусейнов второй раз треснулся об танк. «Плохо слышу!» - повысил голос ротный. Гусейнов третий раз боднул танк, да так, что разбил лоб до крови. «Теперь слышу», - удовлетворенно сказал Али, после чего дал команду «по местам» и начал загонять «пятьдесят пятку» на платформу.
Али уехал в Азербайджан в восемьдесят девятом. В девяносто втором кто-то узнал, что Али командовал батальоном в Нагорном Карабахе и сгорел в танке...

ЧУКОТСКИЕ ЗАРИСУЕЧКИ.

Витя-косторез

Изначальная его специализация - стоматолог. Но к нам на Чукотку Витю прислали уже заслуженным старлеем, быстро ставшим капитаном. Стоматология Витька не прельщала, и он резво двигался по врачебно-административной линии, начав у нас с начальника санчасти, и быстро затем продвинувшись в начмеды. Естественно, что быть гением и в своей специальности и в администрировании получается у единиц. Витек к ним не принадлежал. Зубы он лечил так, что очередь страждущих, обрадовавшихся было появлению своего стоматолога в части, быстро рассеялась. Отчасти в непередаваемых оЧуЧениях при лечении была виновата старая бормашина с вечно проскальзывавшим, сто раз чиненым ремнем, но и после поступления в кабинет нового оборудования Витек пациентов не дождался. С чьей-то легкой руки, не исключено, что и с моей, он получил за глаза прозвище «Косторез». На Уэлене в косторезной мастерской мастера при изготовлении фигурок относились к моржовым зубам с тем же пиететом, что и Витек к зубам пациентов.
Впрочем, что это я разошелся... с Витькиным появлением визиты сачков в санчасть, избалованных предыдущим начмедом - полным добряком-майором, который сам вел прием, прекратились полностью. Ибо у Витька любимой методикой лечения всех болезней была трудотерапия. По этой методике лечились все страждущие и убогие пограничного гарнизона. Трудотерапией исцелялись экзема, холодовая аллергия, хронический понос и головные боли, не говоря уж о банальной простуде. Солдат с чирьями фельдшера-деды из срочников и вольнонаемные медсестры старались от начмеда прятать, будучи людьми сердобольными и не чуждыми христианской морали. Ибо мелкой хирургией Витя тоже любил заниматься сам. Деятельный и худой Витек успевал везде.

«А если горло заболело, я вас мигом полечу
На мягком нёбе «Здесь был Витя» я зеленкой начерчу...»

«По туалетам и столовым я с проверкою хожу
И если вы мне не по нраву - я вас хлоркою залью.
О-о-о-о, я круче кучи
Я врач-гигиенист
Люблю писать меню раскладку,
Такой вот я мазохист»

«Ломают головы от думы, что я за специалист
Я травматолог, ларинголог и к тому ж гигиенист,
О-о-о-о а чё тут думать
Ведь я начмед полка.
Я клиницист и организатор
И в-целом врач хоть куда!»

Эта песенка как о Вите писана. Столовую он просто закошмарил. Готовить там радикально лучше не стали, но к мытью посуды, котлов и полов стали относиться со рвением. Полупустая санчасть внутри пахла свежей краской, в стоматологическом кабинете покрывалось пылью новое оборудование. Персонал санчасти утром как штык ждал Витька с отрядной «пятиминутки» на свою, после которой обязательный обход (недолгий, впрочем, ибо пациенты «как мухи выздоравливали»). Вечером же персонал дисциплинированно дожидался 18.00. Отчеты отправлялись вовремя, документация цвела, медицина была на высоте, реально больные отправлялись в гарнизонный госпиталь при мотострелковом полку, сачки быстро исправлялись трудотерапией. Единственным трудным моментом в жизни Витьки были обращения офицеров от майора и выше с самыми экзотическими болячками, нажитыми по дальним гарнизонам, а также членов семей военнослужащих и особенно детей. Ибо им прописать трудотерапию не получалось, а отправить с порога в госпиталь не позволяла гордость. Но нет таких трудностей, которых не смог бы преодолеть прирожденный военврач.
Однажды у моей жены разболелся зуб. Делать нечего, пришлось идти к Косторезу. Витя с удовольствием выслушал симптомы, слазил в рот, осмотрел прилегающий к проблемной зоне глаз, затем ухо. Померил давление и пульс. С вердиктом: «Это все от нервов» выписал ей какое-то экзотическое успокоительное и снотворное, за которым и отправил на другой берег бухты в районную аптеку. На следующий день жена, промучившись ночь на анальгине, прокралась в обход Вити к начальнику санчасти, лейтенанту Ветошкину и выпросила у него направление в гражданскую поликлинику к стоматологу.