Туман как объективная реальность, данная нам в ощущениях

«Ежик сидел на горке под сосной и смотрел
на освещенную лунным светом долину, затопленную туманом.
Красиво было так, что он время от времени вздрагивал:
не снится ли ему все это?»

Туман бывает разный.
Густой и не очень, высокий и низкий, серый, белый и даже сиреневый. Но в отличие от других природных явлений, он всегда тихий.
Вот, например, просыпаешься рано под первые посвистывания лесных птичек, выкарабкиваешься из палатки на светлое, но еще без солнца утро, и вдыхая свежесть леса, видишь над озером это висящее махровое тихое чудо. Зябко прижав к телу руки и ощущая утреннюю свежесть голыми ягодицами, погружаешься в светлую мглу, подходишь к воде, и ступая в серебристый гладкий шелк, раздвигаешь его руками и мягко паришь в воде-тумане. И никого и ничего вокруг. И тишина. И ты один на всей планете. И нет неба над тобой, и нет земли под тобой. И тишина. И мягкий обволакивающий уют...
Но быстро восходящее солнце переходит из розового в белое и делает окружающий мир все прозрачнее и прозрачнее. И вот уже ты видишь берег, и палатки на нем, и кострище, и торчащие из земли шампуры, и лес, и кончилось очарование невидимости и невесомости. И ты выбираешься из зеркала воды, и бежишь к палатке, в тепло, и присев, залезаешь под просвечивающийся брезент, и едва касаясь, целуешь припухлые губы спящей, и она, не открывая глаз, протянув такие теплые руки, обнимает тебя и затаскивает к себе под одеяло, и ты, прижимаясь всем телом к этим горячим белым выпуклостям и изгибам, шепчешь на ухо: Ты такое пропустила, а она шепчет: Помолчи, - и прижимается сильнее в ответ. И сказка продолжается.
Это был добрый туман.

"Расскажу - не поверят!" - подумал Ежик, и стал смотреть еще
внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту».

Или вот, например, в пять утра идет подготовка к полетам. Две эскадрильи уже позавтракали, техники подтягивают самолеты со стоянок на стартовую площадку, летчики в «высотке» разбирают плановую таблицу, а курсанты собираются в кружки и, тайно покуривая, со смехом обсуждают подробности вчерашних полетов. Над аэродромом стоит шум разноголосицы, работающих двигателей автомобилей, громкого звяканья бросаемых тормозных колодок и отсоединяемых буксировочных водил. Комэска с командиром полка, отсвечивая ярко-белыми ЗШ, неторопливым и уверенным шагом идут по траве от КДП к старту, переговариваясь на ходу и даже не глядя в полностью прозрачное голубое небо. Идут на разведку погоды над точкой и в пилотажных зонах. Истребитель-спарка готов, заправлен, командир батальона обеспечения доложил о готовности средств, инженер о готовности запланированных самолетов, все идет по плану. И вдруг. Из ниоткуда, огромными белыми клубами, быстро заволакивая все вокруг, появляется Он. Тихий и вездесущий. Густой до того, что из кабины самолета не видно тягача. И сразу наступает тишина. Останавливаются буксировщики, замолкают курсанты, останавливается командир полка, а за ним и комэска. Все ошалело оглядываются вокруг в поисках того, что только что было аэродромом. Командир разворачивается, и ориентируясь по тропинке, таким же уверенным шагом отправляется обратно на КДП, тихо приговаривая: «Ёханый туман». Техники, не раздумывая, тут же зарываются в скомканные на самолетных плоскостях чехлы и засыпают сном младенцев. Курсанты под впечатлением такого изменения действительности начинают вполголоса обсуждать характер явления. Конденсация, сублимация, испарения, охлаждения, - вылетают слова и тут же гаснут в молочно-белой дымке. Комэска, развернув в голове плановую таблицу и произведя нехитрые расчеты, видит, что полетами с курсантами пожертвовать нельзя, а вот два его, с таким трудом запланированных перехвата, наверняка вычеркнут, а вместе с этим автоматически вычеркнутся три литра спирта, и, соответственно, не будет новых бархатных чехлов в салон «Жигуленка», которые уйдут к замполиту. Ёханый туман! - думает он. Начальник группы РЭО, молодой улыбчивый капитан, раскладывает на крышке ящика централизованной заправки доску с нардами и снова начинает вечный бой со своим круглолицым малорослым механиком. Потом, спохватившись, рычит на него:
- Я тебе, мозгоклюю недоученному, сколько раз говорил, сначала работа, потом шеш-беш! Ты где канистры поставил, недоросль?!
- Там где всегда, на видном месте - уверенно отвечает прапорщик, неуверенно оглядываясь.
- Где?! Где это видное место? - уже панически кричит капитан и бежит сквозь белые лохмотья за механиком к двум двадцатилитровым канистрам, мирно стоящим на траве у кромки бетона. Открывает, засовывает щуп и молча показывает механику - не хватает двух литров. Ёханый туман - делает широкие глаза и разводит руками прапорщик.
В это время старый и продубленый техник самолета, пятнадцатилетний капитан-старлей-капитан-старлей аккуратно на бетоне стоянки укутывает в самолетный чехол целлофановый пакет с прозрачной влагой, бережно прикрывает его большой задней заглушкой от двигателя и уходит в эскадрильский домик за подходящей тарой, еще не зная, что через десять минут бегущий в тумане курсант споткнется об водило, упадет на заглушку и раздавит пакет, пропитав вожделенным запасом весь чехол. Ёханый туман! - ругнется, и потирая коленку, побежит дальше.
А комэска, проходя мимо курсантов, остановится и скажет:
- Вот, учили вас, что туманы бывают адвентивные и радиационные. А теперь, когда пропустите по паре полетов, будете знать, что существует еще один вид тумана. Ёханый! - и досадливо махнув рукой, пойдет на метео, узнавать, когда же прекратится это безобразие.
Это был... Ну, в общем, вы поняли, какой это был туман.

«Ежик сорвал травинку, на которой сидел Светлячок, и высоко подняв ее над головой, как со свечой, наклоняясь и вглядываясь себе под ноги, побрел в тумане.
Деревья, как мачты, тонули во мгле.
Светлячок - маленький зеленый маяк, - еле-еле теплясь, покачивался в тумане, освещая дорогу.
Но и он упал в траву и погас».

Той зимой они приземлились уже третий раз за неделю на аэродроме в горах одной маленькой и гордой страны. Страна на подъеме обретенной независимости ввязалась в маленькую победоносную войну с не менее гордой соседкой. Ввязалась и завязла. И теперь, демонстрируя старую истину, что в войне победителей не бывает, сидела в западне энергетической блокады. Окруженная не очень дружелюбными или просто враждебными соседями, доказывала всему миру, а в первую очередь себе, что может перезимовать без топлива и электричества.
Запасшись продуктами земледелия и ощетинившись из форточек закопченными трубами буржуек, на которых готовилась еда, стирались вещи и мылись маленькие дети, столица затихла и примолкла. Город был темен, и что несвойственно ему, тих.
Буржуйки, как и дети, постоянно требовали пищи. Когда-то зеленый, сейчас город ощерился голыми пеньками. Красивый и широкий бульвар от аэропорта был изуродован криво срезанными разновысокими обрубками. Вся жизнь сосредоточилась вокруг аэродрома. Отсюда поступали сахар и масло, здесь можно было разжиться керосином. Топливо это было все - тепло, еда, жизнь.
Ближайший аэродром дозаправки был перегружен бортами и сам задыхался от нехватки керосина, рассылая всем телеграммы: «Топливом не обеспечиваем».
Вот и сейчас, после выключения реверса, командир дал команду на останов двух двигателей, и зарулив на стоянку на двух, сразу же выключили и их. Протопив перед посадкой салон по максимуму, ВСУ не включали, экономили буквально каждый килограмм драгоценного керосина.
- Ну что, Олег, часа за три разгрузят? - спросил, отодвигая кресло, командир.
- Должны, Алексеич.
- Ну пойдем, погуляем. Ставим пока вылет на 4:00 местного, а там посмотрим.
Экипаж пошел в терминал, а Олег, спустившись по открытой рампе к подъехавшим грузовикам, охнул от охватившего непокрытую голову холода. «Однако, новости! - подумал он, прикидывая, сколько же это может быть по Цельсию, - Явно ниже -10». Быстро поговорив с бригадиром грузчиков и растолкав небритых с повисшими жалобно носами и слезящимися глазами просителей керосина, Олег тоже побежал к зданию аэропорта между молчаливо стоящими в темноте ночи лайнерами местных авиалиний. Все пассажирские рейсы давно отменились до лучших времен.
В аэропорт электричество подавалось, горел свет, и в помещениях было более-менее тепло от большого количества разнообразных обогревателей. Независимость была везде и во всем. Каждая аэропортовая служба перешла на личный расчет, и проходя по коридорам, платить приходилось буквально на каждом шагу. Грузосбор, взлет-посадка, обеспечение стоянкой, техобслуживание, метео, медицина.
- Привет, Ваган.
- Привет, Олег.
- Что привезли сегодня?
- Сахар.
- Сколько?
- Сорок восемь тонн.
Чик-чик, калькулятор. Вжик - открыл карман летной кожанки, достал деньги, вжик - положил квитанцию и закрыл карман.
- Здравствуй, Нана.
- А! Здравствуй, Олежек. Как дела, не женился еще?
- Да некогда все, подожду, пока твоя дочка подрастет.
- Старый будешь - улыбается, прищуривая огромные глаза.
- Ай, Нана, мужчина не бывает старый, бывает солидный - улыбается в ответ Олег.
- Ночевать будете?
- Да где тут у вас сейчас заночуешь? Нет, разгрузимся, и сразу домой.
Чик-чик, калькулятор, вжик-вжик, деньги - квитанция.
- Здорово, Олег! Как дела?
- Ай, ара, это у вас дела, а у меня работа.
- Да какие сейчас дела, сам знаешь, - грустнеет Эдик.
- Знаю, - перестает улыбаться и Олег.
- На чем сегодня прилетел?
- На большом.
- Максимальный взлетный 190?
- Нет, на 20 тонн меньше.
- Почему? - поднимает удивленный взгляд.
- Да мы, чтоб меньше керосина к вам тратить, два двигателя дома сняли.
- Серьезно?! - в первый момент покупается Эдик, - Ай, шутишь все - широко улыбается.
Чик-чик, калькулятор, вжик-вжик, пустеют карманы.
В независимом метео ходили командир со штурманом, разглядывая и перебирая женские и мужские туфли местной работы, которые в огромном разнообразии стояли на всех столах и подоконниках.
- Ну что, как дома погода?
- Нормально. Везде рассчитался?
- Здесь да.. Сейчас пойду еще через склад, с заказчиком разберусь, и после выгрузки - вперед и вверх.
- Ну давай. Что-то я смотрю, ты не по погоде оделся, - отметил командир, - а мы походим еще по ларькам, клювом пощелкаем.
- Добро. Встречаемся на самолете.
Олег повернулся к сидящим женщинам, оживленно вполголоса обсуждающим что-то, как всегда, очень важное.
- Девочки, а какая температурка за бортом?
- Девятнадцать минус.
- Однако, - снова поежился Олег, поглядев на свои демисезонные туфли.
Выскочив на улицу, быстро перебежал на склад, забрал накладные, рассчитался за грузчиков, поговорил с получателем. Тот попросил подождать его в машине на стоянке. Снова бегом, нашел поезженную «шестерку», открыл дверь и забрался на заднее сиденье в нагретый и прокуренный салон.
- Добрый вечер, Олег - представился, протянув руку совсем молодому и совсем небритому водителю.
- Добрый вечер, Левон.
- Олег, - поздоровался с другим.
- Арам. Кофе хочешь? Возьми, там термос лежит.
Олег отодвинул два автомата Калашникова с примкнутыми магазинами, небрежно брошенные на пол между сидениями, налил себе кофе, предложил сигареты.
- «Магна»? Нэ надо. «Винстон» хочешь?
- Давай.
Можно было передохнуть. Он откинулся на спинку, посидел, послушал сдержанные рассказы о героизме братьев и дядьев, уловил взглядом две ребристые гранаты, вроде бы в случайно открытом бардачке, еще покурил, отказался от покупки пистолета, дождался получателя, забрал причитающуюся часть оплаты за перевозку, вжик-вжик забил карманы, вылез из машины. Обнялся, попрощался до следующего раза и перебежал к ларькам, тускло мерцающим в темноте разноцветными свечками. Посмотрел на сувенирные кинжалы, послушал рекламу коньяка «послэднего настоящего 30-ти летнего из бочек, с разграбленного знаменитого завода», понюхал закрашенный самогон, забодяженый ванилью, купил шоколадку и снова поднялся на третий этаж терминала.
- Добрый вечер, медицина. Наши подписывали задание?
- Да давно уже на самолет пошли.
Зашел к Нане, передал дочке шоколадку, зашел еще покурить с Эдиком, послушал о тяжком быте, слегка пожаловался на условия у себя дома, мол, канистра бензина стоит как средняя зарплата по стране, услышал в ответ, что у них он хотя бы есть, обнялся, попрощался и напоследок заглянул на метео.
- Девочки, добрый вечер еще раз. Как за бортом?
- Двадцать два.
- Уах!
Олег подошел к широкому окну и замер. Аэродрома не было.
То есть аэродром был, но абсолютно голый. Под ярко звездным черным небом с полной Луной отблескивал только серый бетон, а все самолеты просто исчезли, как и не было никогда. Подавив поднимающуюся панику сумасшествия, он уткнулся носом в стекло, еще раз внимательно посмотрел в ночь и вдруг осознал, что он же на третьем этаже, а бетон начинался почти под окном.
- Девочки, выключите свет, фокус покажу.
Одна пошла к выключателю, другая встала и подошла к Олегу.
- Вай!! Марина, иди сюда!
Олег наслаждался эффектом. Теперь из темной комнаты выглядело это просто фантастически. Сколько хватало взгляда, под черным небом не было ничего. Серо-белое неподвижное море тумана ровным слоем покрывало землю до горизонта, спрятав под собой всю цивилизацию. А сверху ярко светили звезды, споря с Луной.
Красиво встряли - думал он, спускаясь по лестнице. Открыл дверь, выскочил на обжигающий воздух и уперся в серый мрак. Видно было метров на пять. Одет был Олег в турецкий околошерстяной свитер на футболку и кожанку. Теплая куртка вместе с шапочкой остались в кабине. Взяв направление, Олег прикрыл ладонями, обмороженные еще в армии уши и побежал к самолету. Пробежав метров сто, он медленно остановился. Самолета не было. Не было вообще никаких самолетов. Видимость упала метров до трех. Олег посмотрел по сторонам, пробежал пять метров вправо, затем десять влево, и ничего кроме тумана не увидел. Прошел еще вперед, затем назад - все тот же туман. Тогда он решил вернуться к терминалу, прислушался к себе, и выбрав путь, быстрым шагом прошел еще метров пятьдесят. Ничего и никого. Ни машин, ни людей, ни гудящих самолетов. Где-то вдалеке изредка раздавались звуки автомобилей, но так как автостоянка находилась за высоким бетонным забором, звуки искажались, и определить направление можно было только примерно. Мороз давал о себе знать все плотнее, бедра под джинсами, плечи, спина, пальцы рук, уши, пальцы ног очень быстро стали ощущать холод на себе. А туман жил своей жизнью и загустел уже до такой степени, что видно было чуть дальше вытянутой руки. Легкое очарование приключения уступило место заботе о спасении. Олег всегда был согласен с великим Амундсеном, который, погуляв на обоих полюсах, с досадой отметил, что к холоду привыкнуть невозможно.
Тогда Олег решил просто идти прямо, пока не придет куда-нибудь. Решил и пошел. Шел он не очень долго и остановился у края бетона. Дальше была трава. Какой это край стоянки или рулежки - понять было нельзя. И дальше идти было нельзя, не хватало еще уйти за взлетно-посадочную полосу. «Хорошо» - подумал он, и решил найти любую белую полоску рулежной разметки и идти по ней. Карманы рук не грели, расстегнув замок куртки и засунув ладони подмышки, Олег пошел, глядя себе под ноги. И через несколько минут он увидел перед собой скос закрытой рампы транспортника Ан-26.
- Та-ак, рядом с нами никакого 26-го не было, и вообще нигде рядом не было, может, позже сел? - Олег вернулся по полоске обратно до ответвления и быстро пошел по другой. Мороз гнал его вперед, а туман просто поражал воображение. С высоты роста не видно было земли. Приходилось идти, согнувшись крючком и привязавшись взглядом к спасительной линии. Постепенно набрав темп, он уже бежал. Бежать согнувшись, оказывается, было удобно, пока по голове что-то пребольно не ударило. На секунду опешив, Олег схватился за темечко и поднял голову - это была удача, - прямо перед лицом была грязноватая створка рампы родного Ил-76. Он взял правее, держась левой рукой за фюзеляж, уперся в колеса шасси, обошел их и, подойдя к стремянке, поднялся к двери. Дверь была не от его самолета. И на ней стояла пластилиновая печать. Просто чтоб убедиться, что тут никого нет, Олег постучал и спустился на бетон. Вернулся наощупь к хвосту и, снова наклонившись, побежал за белой полоской.
Побегав еще полчаса, он несколько раз стукался головой об «Аны», проскакивал под «Тушками», но нигде не было ни одного человека. Олег замерз до самых внутренностей, пальцев на ногах уже не чувствовал, да и на руках гнулись с трудом. Кричать: «Помогите!» было стыдно, поэтому он крикнул: «Люди». Получилось тихо. Он крикнул громче: «Люди-и!», потом еще и еще раз. Ничего не изменилось Туман, холод и тишина.
Отступать было нельзя, но и куда наступать, было совершенно не ясно.
Подумав, и отмотав в памяти назад все свои метания, Олег решил вернуться вдоль стоянок к месту начала блужданий. Он побежал по перрону вдоль полоски обратно, не отворачивая в полукружия поворотов на стоянки. Добежав до места, где полоска делала последний доворот, он повернул вслед за ней и в очередной раз приложился к створкам. Это был снова Ил-76. Ни на что не надеясь, Олег аккуратно, в белом мраке, обошел шасси и поднялся по стремянке. Это была та дверь. С очагом папы Карло. Ручка двери была выдвинута. Он нажал на нее, но потянуть и открыть дверь рука не слушалась. Он постучал и спустился на пару ступенек вниз, дверь прошла над головой:
- Кто здесь? - раздался из тумана голос борттехника.
Олег молча поднялся в салон, а затем наверх в кабину. В темноте кабины мерцал красноватый свет от гревшего керосинового обогревателя. Экипаж сидел в креслах, укрывшись армейскими синими одеялами, и потихоньку дремал.
- О! - поднял голову командир, - нашлась пропажа, а мы думали, что ты в аэропорту греешься.
Он опустил руку за кресло, и улыбнувшись, достал две жестяные банки.
- А я тебе пивка купил, знаю, ты любишь. Держи, холо-одненькое. Садись, видишь, что творится. Теперь до рассвета зависли. А как ты нас нашел?
Олег молчал и не мог разжать сведенные мышцами челюсти.
Через пару минут он сидел в кресле, прихлебывал горячий чай, и смотрел в окно на молчаливое серое море. И выглядело оно совершенно не страшно.

«А когда тебя не было, ты где-нибудь был?
— Угу.
— Где?
— Там, — сказал Ежик и махнул лапой.
— Далеко?
Ежик съежился и закрыл глаза».