Цезарь хренов (про связистов)

Капитан Брюгге был не в себя от возмущения. Капитан Брюгге был начальником заставы. Капитан Брюгге был на заставе одним офицером. Единственным. Сложилось так, что зампал в отпуск ушел, а замбоя (как это у нас всегда было) в наличии не было (хотя по штату, он вроде должен быть). Вот и волочил капитан Брюгге службу со старшиной и двадцатью семью бойцами. Перестройка, блин... На хрена нам штатных сорок пять бойцов, пять собаков, и замбоев каких-то?.. Перебьемся. Граница у нас нормальная. По левому флангу 14 км и по правому 21. Сходим, съездим. Сохраним.

Вне себя Брюгге был по одной простой причине. Он долго и нудно распаковывал очередную радиограмму, которую наш политический отдел добросовестно скопировал из газеты «Правда». Сами понимаете, что связь - дело тонкое, поэтому особо важные донесения (например, как про решения 19-й партконференции Союза Советских Социалистических Республик, которые 250 миллионов советского люда читали еще три дня назад) обязательно закрытым текстом передаются на заставы. А это достаточно большого объема текстовки были.
Соответственно и ответы должны были быть в виде «...Принял решение... расширить... растопырить... принять социалистические обязательства... обязуемся...»

***
Вытерев пот со своей старческой лысины (ему было лет 40, ибо он пролетчиком считался из-за своей совершенно не русской фамилии, да и вообще непонятно как какой-то Карл Рихардович попал в славные ПВ ВЧК-КГБ СССР) капитан заорал:
- Иванов! Дежурный! Ко мне!
- Товарищ капитан! Сержант Иванов по вашему приказанию прибыл! - сержант Иванов был само подобострастие, ибо знал крутой нрав НЗ, которого звали за глаза немцем, хотя в кадрах он числился русским. Впрочем, кадровики тоже ошибались, наверное. Брюгге это вроде где-то в Голландии, или еще где...
- Три секунды, и Петров у меня.
- Есть!

***
Петров был истинным русаком. Да и вообще это самая распространенная фамилия у русских, не считая Кузнецовых. Куда там всяким Брюгге. При этом Петров был единственным связистом из штата заставы умеющем работать на ключе (не комплект штата опять). А радиограммы, как все понимают, передаются только средствами радиосвязи.
Была еще маленькая особенность у Петрова. Он любил покушать и почитать художественную литературу.
***
- Петров, я тут ответ заделал в отряд по поводу этой... эээ... партконференции... Давай, отправляй в отряд. - НЗ с отвращением кинул бланк связисту.
Бланк из себя представлял почти четыре листа, из которых можно было понять, что растопырим, расширим, не пить, не курить и вообще весь личный состав заставы обязуется произвести мировую Революцию.
- Товарищ капитан, я кушать хочу. Обед.
- Я что-то невнятно сказал?
- Дык... Товарищ капитан! Уже полтора года один... Дайте хоть покушать!
- Марш! Обжора, мля...
- Есть!
О, были люди в наше время...

***
Связисты вообще интересные люди. Подразделяются они на три категории.
Первая категория - попавшие в связь по недоразумению. Эта категория не пользуется уважением у коллег, да и относится она к своим обязанностям спустя рукава.
Вторая категория - двинутые. Этим всегда надо что-то припаять, разобрать (при этом обязательно собрать обратно), принять, передать.
Самая ужасная категория связистов - третья. Это сверхпродвинутые. Это изобретатели. (Да, кстати к этой категории относятся господа Белл и Морзе. Ну, какому нормальному идиоту придет в голову, что угольный порошок можно превратить в микрофон, а второму, такому же нормальному изобретателю птичье чириканье превратить во вполне осмысленный язык?).
Петров был из третьей категории. Он был изобретателем.

***
Петров перебил и Белла и Морзе.

***
- Карлушка, слухай, а у тебя штатных радистов на заставе сколько? Один ведь только?
- Один, а что?
- Да мы тут в отряде думаем, что кто-то с вашего направления работает на нашей частоте имитацией. Понимаешь... Иной раз почерк* один, а другой раз гонит какую-то хрень, хотя разборчиво дает, почти без ошибок. Контроль радиосети в полном опупении...
- Ну, я не знаю. Я в вашей радиосвязи ни хрена не понимаю.
- Ок.
- Чего ок?
- Ск, говорю, до связи.
- Тьфу... пошел ты... - НЗ бросил трубку по которой он так дивно разговаривал с начальником связи отряда.

***
... Двигаясь в направлении узла связи Брюгге своим тонки слухом уловил не менее тонкие посылки которые прорывались от дверей УС:
- ... Та-та-та, Та-ти-ти, Ти-та-ти-та, Та-та-ти-ти, Ти-та-та, Ти, Та-Та, Ти-ти-ти, Ти-та-ти-та...**

Чего он там порет... Вроде ведь в столовой должен быть, жрать хотел... Или точно кто-то вместо него на сто сорок третьей*** работает?

Войдя на узел связи НЗ впал в ступор.
За столом сидел Петров и подозрительно дёргался. Перед ним на столешнице стоял бланк радиограммы. Рядом лежала художественная книжка. Рядом с книжонкой стояла армейская миска с ячневой кашей и мясом. Правой рукой ефрейтор набивал рот кашей с кабанятиной, а левой перелистывал страницы на книге. Правая нога подпрыгивала и издавала ритм какого-то второго венгерского танца Брамса...

- Я не понял, товарищ ефрейтор, а что ты делаешь-то? Я ведь тебе дал команду радио передать в отряд?
- Дык, это... я передаю. Минутку товарищ капитан, я сейчас.
Петров несколько раз дрыгнул ногой и счастливо сообщил капитану Брюгге: «я им ас дал».
- Какой на хрен ас?? Ты что засранец?!
- Понимаете, товарищ капитан, «ас» это у радистов такой термин есть, ну... типа «сейчас», «подождите», там еще всякие есть, ну... «щап», например, перехожу в дежурный прием...
Из динамика длинным разливом полилась морзянка от главной станции.
- Еще всякие там «щсс» есть, якобы говорите не так быстро, а то я не успеваю вас принимать...
Петров еще несколько раз дрыгнул правой ногой и отправил в рот очередную ложку каши. И только тут НЗ увидел, что голая нога Петрова примотана к телеграфному ключу обычной синей изолентой.
- Товарищ капитан, вы не волнуйтесь. Я ведь Алма-Атинскую учебку заканчивал. Нас там даже носом на датчике учили работать. А я, вот... ногой придумал работать... Почерк, правда... не тот, но все будет ОК!

В полуобморочном состоянии НЗ выполз с узла связи.
- Ну, Цезарь... И руками, и ногами... И читать и писать... Хм... А что такое ОК ??? - только и смог он сказать.

--------------------------------
* Почерк - ну... почерк это как у любого человека свой. А тем более у радиста. Иной раз слушают наши радисты работу с ключа (или даже с датчика) и сразу определяют своего другана на ТОМ конце.

** Эта белиберда уже для чистых радистов. Пусть тренируются :)

*** Р-143 коротковолновая радиостанция работающая как в телефонном, так и в телеграфном режимах.
ОК - ну, тогда мало кто знал, что ок это о`кей, все понял, дескать. СК - конец связи.

Оценка - 1,80

На всех конных погранзаставах есть лошадь, которая выполняет тяжёлую работу. Особенно если единственная машина сломалась. И наш руль, водило, колесо, кардан и бампер лежит сейчас под ней в тенёчке, вытянув ноги в покрытых пылью сапогах. И мы всей толпой очень надеемся вместе с лошадьми, что к ночи эта зараза всё-таки её сделает. Даже боимся подходить и интересоваться, вдруг испортим ему настроение? И снова придётся пилить ночью на лошадях на участок сработки системы.
Бадья, он же повар, он же стрелок, Федю не боится. Он и так как на каторге. Без выходных. Поэтому он любопытен и везде суется с вопросами. А Федя поставил машину так, чтоб с командирского домика были видны только его ноги, а что он там делает, было загадочно и тайно и для шефа. Но куда ж от Бадьи ты спрячешься? И в самый интересный момент, когда Федор в сладкой дрёме дочитывал очередной журнал «Пограничник», изображая упорный труд на благо охраны госграницы, лёжа под нашей мыльницей, сладкий голос начальника нашего животного благосостояния заставил пробежаться по его коже мурашкам страха за целостность организма.
-Федя, а тебе тут не жарко? - заботливо поинтересовался повар, подойдя со стороны колеса и просунув проворную голову чуть ли не между руками Федюни. -Может, водички холодненькой с конюшни? Что читаем? Ух ты, журнал, свежий, где взял? Много там ещё работы? Успеем в поселок? - Забота Бадьи была оправдана тем, что шеф обещал взять его с собой в посёлок, а если машина не едет, то и посёлка никакого повару не видать как выходного дня. Федор быстро сообразил, чем грозит не удовлетворенный поездкой Бадья.
- Не, Серёга, нормально, просто решил отдохнуть десять минут, как раз кардан на подшипник накрутил и замазал солидолом, а тут случайно пачка журналов лежала возле арчи, так я взял, так, картинки посмотреть.
-Ага, так машина едет? - мысленно скинув с ушей Федину лапшу, ехидно поинтересовался наш хлебопёк.
- С тобой, Бадейкин, она всегда поедет, даже если не может, - подлизался руль и спросил о самом насущном и тревожащем его душу. - А пожрать ничего нет?
- Щас, я только скажу всем, что машина на ходу, и шефу передам, что уже можно ехать, и залетай на кухню, обед готов, - тут же расставил свои акценты повар. Федя позырил на солнечную тень, сверил её показание со своим наручным хронометром на левой руке и откинул журнал.
- Пошли. А то до ужина не успеем вернуться.
На пограничной заставе сутки, в отличие от гражданской жизни, начинаются не с двенадцати ночи, а с восьми часов вечера. А общий подъём на заставе происходит в час дня, кроме связиста и часового. Эти двое спят до двух. Это и шакалу понятно. И пока Бадья с Бампером рулили к столовой, на конюшне по живому писалась ещё одна весёлая история из заставской жизни. Согласно логике потерпевшего и свидетелей, дело происходило так. Сначала Бадья и Федор услыхали свирепые матюки. Выражения, которые неслись по воздушной волне из конюшни, достаточно красочно описывали виновника. К матершине часто добавлялось слово "Света" и её родители.
- Снова Эдик шкипера одного со Светой оставил, - сообщил повару Федя, - пошли, приколемся? - предложил он, даже приостановившись.
- Не, ты иди, смотри, а я на кухню - он же сейчас за хлебом побежит, а я в окошко досмотрю. - ответил ему Бадья. - А кто там дневальный-то?
-Да вроде Фрол был, если Света не затоптала, - сверкнул зубами Федор, и пригибаясь, двинулся к окошкам конюшни, крикнув напоследок: пожрать-то готовь, тут минут на пятнадцать спектакль.
- Ага, не тормози, остынет, я на стол ставлю, расскажешь потом, - бросил повар через плечо и зарысил к зданию заставы.
Часовой у заставы зорко следил в шестидесятикратный бинокль за происходящим с вышки. Картина была написана лопатой, Светой и дневальным. Света стала доставать дневального по конюшне с самого начала наряда, когда попыталась свалить с конюшни, оборвав своим першеронским телом веревку оголовья. Дневальный прихватил Свету в углу у кучи свежего сена, и прыгнув, ухватился за оборванный конец. Света поелозила его для порядка по всему унавоженному пока не сильно полу. И, наконец, покорно остановилась, меланхолично попытавшись наступить копытом на ногу. Дневальный был неопытным, но прытким и ещё не устал, а нога, описав дугу, влепилась сапогом в необъятный Светкин живот. Света удивленно повернула голову, измерила долговязого Фрола своим взглядом и спокойно потащила его к своему стойлу. Причём без всяких усилий переставляла тумбообразные, першеронские копытищи.
Фрол пригрозил Свете лопатой, замахнувшись по её необъятной попе. Борисовна удовлетворённо то ли хмыкнула, то ли фыркнула и на всякий случай приподняла заднюю левую. Стукнула пару раз по камням пола подковой. Вылетевшие искры успокоили Фрола и спасли собой лопату. Фрол отбарабанил полночи, сдался напарнику, проспал до утра. Утром Светы в конюшне не оказалось. Оголовье валялось под кормушкой вместе с верёвкой.
- Прибью заразу, - подумал Фрол вслух и пошёл собирать последствия ночного сна. А Света, нагулявшись и налопавшись свеженькой травки, пришла к одиннадцати к водопою. Жарко же, июнь месяц. Тут её Фролыч и изловил. У Светы была одна особенность. Стоило её обнять руками за шею, если руки достаточно длинные, и буквально повиснуть на ней всем весом, как Света успокаивалась и разрешала надеть на себя солдатский ремень. После этого её можно было утащить хоть куда, но при этом нельзя отходить на расстояние прыжка, если не успеешь обнять, будешь и Свету и ремень ловить полдня. Фролу эту новость сообщил дежурный по заставе ночью за хмырём и чашкой чая. Отловленная Света была победно, с воплями, водружена на место и оголовье мстительно затянуто на лишнюю дырочку.
Знаете как кормят лошадей на отдаленных военных точках? А просто. Дневальный, матерясь и кряхтя, тягает ведрами овёс с зернохранилища в железную бочку. При этом, опасаясь Светиного набега, каждый раз закрывает высыпанный в бочку овёс тяжёлой круглой крышкой из сантиметрового железа с большой и грубой ручкой. Только одна деталь: крышку надо обязательно перевернуть ручкой в овёс. Затем овёс заливается водой за час до кормления и набухает. Пока Фрол волочился за второй порцией овса для бочки, Света сорвала оголовье вместе с веревкой с железного кольца. Только уставший Фрол, обалдевший от жары и мух, мог забыть перевернуть крышку. Светка шустренько прорысила к бочке, и наклонившись внутрь, зажала зубами ручку на крышке и потянула наружу. От могучего броска тяжёлая крышка сначала улетела и потом укатилась метров на двадцать. Светка, не теряя времени, набивала рот овсом. Дежурный по заставе, звякая штык-ножом у пояса, мчался к бочке. Опрашивая то ли себя, то ли ещё кого воплем: «Фрол!!!! Ты где? Света сорвалась!» - докладывал он лошадям на конюшне. Часовой угорал на вышке, Света возбужденно косила глазом на дежурного и остервенело работала челюстями, рассыпая овёс вокруг бочки. Фрол, шатаясь от тяжести ведра мчался к Свете. Дежурный, на ходу прихватив камень, швырнул его в Свету, а там куда ни цель, одна попа, да б о л ь ш а я. В общем, не промазал. Света, почуяв опасность, загребла очередную кучу овса, и повернувшись к дежурному местом атаки, побежала рысью в конюшню.
Лошади почуяли овёс, обильно сыпавшийся из першероновского рта, и заржали, усиливая суматошное начало дня гоготом и шумом. Фрол, получив пару подзадников по уже своему мягкому месту от дежурного, умчал за крышкой. Федя не оставил места без своих комментов.
- Слышь, Фрол, а ты Свету на цепь привяжи, вон у собачников есть вместе с ошейником, - подначил он дневального.
- Ага, сразу! Как только ты машину исправишь. Так и побегу на собачник к Васе за цепью, чтоб тебя к ней и привязать, может, чаще ездить будет. - огрызнулся Фрол, - и вали давай, солидол в тряпочке, - добавил он. Порядок был восстановлен, часовой заскучал и начал работать по кругу, вернулись наряды с флангов. Шеф укатил со сверкающим Бадьёй в Чули. Приближалось время сдачи наряда.

ЧаЕк. Про Свету-2

Светлана Борисовна была гордостью пограничной заставы. Вернее, одной из её выдающихся составляющих. Света - это здоровенный першерон, а проще, лошадь для тяжёлых работ с соответствующей работам комплекцией и с удивительной светлой гривой блондинки. Эта красотка, в отличие от распространённого мнения, обладала сумасшедшим интеллектом в придачу с жизненным опытом. И как мы тогда выражались, отмачивала такие корки, что не знали, то ли наказывать её, то ли поощрять вкусностями. Но любили и уважали Светлану Борисовну все, кроме коня начальника заставы. Тот по ней просто с ума сходил.
И выручала нас Света не раз и не два, а чуть не каждый день. И требовала к себе внимания не простого, а особенного... с сахарком, хлебом и лаской. Но народ на заставе постоянно меняется, приживается и уходит на дембель. И не до каждого вмиг доводят то, что среди животных попадаются уникумы, у которых свои правила и законы. И не дай боже тебе, молодому шкиперу, их нарушить.
Я влетел в наряд по конюшне в первый раз, и был немного горд и испуган. Сами понимаете, 30 лошадей должны где-то жить. Питаться, пить и справлять естественные надобности. А для этого на заставе есть конюшня, где каждая лошадь имеет своё стойло, кормушку, седло, оголовье с поводом, и эту сложную хренотень с трензелями, которую вы обязаны одеть ей на голову, если собираетесь на ней куда-то верхом поехать. И ещё бирка с кличкой над входом в её апартаменты. И за всю эту красоту отвечает заместитель господа бога и его духа по лошадям - нашего ковкузнеца - дневальный по конюшне. И если я, как связист, а затем заставской снайпер по совместительству, обретался большую часть службы в комнате связи и на флангах, то ковкузнец, он же лошадиный эскулап и дизелист, обретался в нарядах по конюшне и на дозорке. И знал он про лошадей всё, и нас, бестолковых, обучал денно и нощно, как надо с животиной обращаться, холить, любить, лелеять.
Но в 19 лет есть ли для нас авторитеты? Инструктаж проходил быстро.
- Значит так, кода весь навоз соберёшь к центральному проходу, тебе надо в телегу Свету запрячь, сечёшь? - наставлял меня Ханат. - А то как ты после такой кодлы порядок наведёшь, - утверждал вопрошая он.
- Ага, - кивал я головой, вспоминая слова: оглобля, хомут и в нетерпении переминаясь.
- Смотри, пойдёшь к Борисовне, возьми прежде чёрного хлеба у повара, - продолжал лошадиный спец, - затем подойди так, чтоб она сперва хлеб на ладонях увидела и почуяла. Если голову повернёт к тебе, протяни хлеб и спроси вежливо: «Света, работать будем?»
- Понял, - взбрыкивал я, стараясь укоротить его пустые возлияния речи, как мне казалось.
- Ты не выёживайся, слушай. Как хлеб слопает, смело снимай оголовье и одевай хомут. А в оглобли она сама зайдёт. И помни: токо вежливо, это тебе не провода по флангам тянуть.
Я угукнул и двинул на конюшню, тоже мне сложности - лошадь в телегу запрячь.
Принял наряд по описи. Лошади с вечера накормлены, напоены, ещё и каждый бегает после ужина к своей движущей силе, и от себя оторвав, хлебца приносит, гладит, проверяет, чистит и даже купает. А чо делать, женщин нет, а тут живая душа, ждёт, узнаёт, волнуется и возит тебя на себе. А в армии лучше плохо ехать, чем хорошо идти. А не накормишь, так себе ноги и сотрёшь на дозорке по самые помидоры.
Прошла ночь, кони сотворили свои дела и порядок дня идёт к обеду. Надо грузить их дела и вывозить на огород. Я весь мокрый, усталый, злой. Кругом мухи, конюшня-то деревянная, пропахла навозом до гвоздей. Жара, лето. В общем, забыл я про хлеб. Нахально захожу к Светлане Борисовне с хомутом в руках.
- Света! Работать будем? - ору я в её огромный зад, подойдя с левого полукружья. Светлый, тугой хвост того же цвета, что и грива и примерно моего роста длиной, пытается отмахнуться от меня как от мухи. Я уворачиваюсь, скользя вдоль мощного тела к голове. Света без суеты жуёт задумчиво сено, сонно уткнувшись в его ворох в кормушке. При моём явлении с хомутом на её ясные очи она величаво поворачивает голову размером с полменя. И опустив глаза, вопросительно смотрит на руки. Поднимает глаза и головень на меня, и мне кажется, удивлённо приподнимет брови, если бы они только у неё были. Потом отворачивается, пхнув морду по глаза в сено, и продолжает пережёвывать мою неучёную наглость в кормушке вместе с сеном. Я сатанею от такого безразличия к своему положению начальника конюшни и водопоя.
- Света, - воплю я, - добавляю пару ёмких выражений. Делаю попытку, положив хомут возле кормушки, дотянуться до оголовья, чтобы снять с её головы. Света слегка переступает копытами влево. Вы когда-нибудь пробовали слона сдвинуть? Я просто вылетел в соседнее стойло, ускорившись. Лошади вокруг заржали, наверное, от шума. Света хмыкнула в кормушку, подняв тучу сухой травяной пыли. Я стукнулся о мягкий бок соседней кобылы, и она испуганно перебрала копытами от меня, как бы чураясь. Когда я выбрался на проход, злость захлестнула так, что даже мухи притихли. Только не жеребец начальника заставы. Повинуясь его приказу, все кони подняв голову через спины соседей, устраивались как в Колизее перед битвой гладиаторов. А равнодушная Светина задница толкала меня своим пренебрежением на подвиги. После третьей попытки прорваться к голове, подобрав выбитый в очередной раз Светиной головой из моих рук хомут, потирая набитые об твердые округлости конюшни и Светину морду синяки, благодаря бога, что она на меня не наступила своими тумбами, я рванул к ковкузнецу за подмогой. Ковкузнец он же дизель по совместительству философски сидел в теньке на крыльце заставы с дежурным.
- Чо примчался? На конюшне порядок? - сходу остудил он меня вопросами.
- Так Света, зараза, не даёт хомут одеть! Как я весь навоз на телеге вывезу? - пожаловался я.
- А ты хлеб ей черный предлагал вежливо, или забыл как все? - моментально уделал меня дежурный.
- Блин! Забыл! Щас у повара возьму!- огорчился я и дернулся мимо дедушек в столовую.
- Стоять, деревня! - заорал кузнец, - ты какой хлеб идёшь брать?
- Какой сказал, чёрный, - споткнулся я на ступеньках, полуобернувшись. Дежурный выдохнул дым с кашлем и хохотом и уткнулся в колени трясшейся в судорогах головой. Не в силах что-то сказать, он махал рукой в сторону входа. Кузнец похлопал по спине Кравца, дежурного, от чего тот подпрыгнул, восторженно смахнув слезу - выдал.
- Ага, давай, сходи, возьми чёрного, так до утра навоз будем всей толпой на себе вывозить. Аваз куцур ворут кунэм! - что означает последнее, я так и не узнал, но ходили слухи что Кравец - горячая кровь и горный человек с Кавказа.
- Стоять, село, - вновь взял инициативу кузнец и тоже заржал, - теперь белый бери, усёк?
- Так мне повар белый не даст,- возразил я.- А то уже твоя проблема, - подытожил кузнец и заорал: Бегом марш, а то щас как залеплю, шоб через полчаса конюшня блестела. Я улетел к повару. Конечно, попросил чёрного хлеба, ни фига се королева конюшни. Нам самим белый хлеб только в обед дают.
Прибыв к стойлу громадины и вытянув на руках как жертву богам, чёрный хлеб, злой на Свету, я заорал на всю глубину лёгких в ожидании чуда:
- Света-а! Работь будем!? - и на всякий случай отодвинулся в соседнее стойло.
Светлана Борисовна вытянула мордищу из кормушки, повернула шею, глянула на руки. Я приблизился. Борисовна сгребла хлеб мягкими, теплыми губами. Захрумкала и отвернулась.
- Блин, Света, ты чо, офигела? - попробовал возразить я. Света возражений не приняла. И вытолкнула меня из своего жизненного пространства. После пятиминутных пререканий я вспомнил про белый хлеб. Помчался к повару с заднего хода. Уговорил дать белый хлеб за то, что наколю дров на выпечку. Примчавшись назад, повторил предыдущие действия с тем же исходом, матом и синяками. Света слопала хлеб, на этот раз белый, но с места не сдвинулась. Пришлось бежать за сахаром. Ковкузнец, повар и дежурный угорали в окнах заставы. Наконец, за сахар Света соблаговолила. Кобыла сама надела на себя хомут, вернее, влезла в него. Я её запряг и поспешил грузить телегу. Сначала всё шло путём. Я орал Свете команды, мстя за унижения и беготню.
- Света, два шага вперёд! - Борисовна делала два шага, протянув телегу, и останавливалась возле очередной кучи. Я резво очищал место происшествия и снова вопил с удовольствием:
- Света! Три шага вперёд! - лошадь повиновалась как в цирке. Я млел и почти добрался до выхода и последних лошадей.
В какой-то момент, разгоряченный работой, я близко подошёл к крупу лошади, которую заедали слепни. И получил хвостом практически прямо по лицу. Лучше бы кулаком.
- О б..ь, Света, п....о, ты что, с..а, делаешь! - и я добавил ещё много разных слов, отплёвываясь и ругаясь.
И замахнулся по ней лопатой в сердцах. Да так и застыл. Светка перестала что-то там жевать. Быстро повернулась и посмотрела на меня и лопату, занесённую над её королевской задницей и блондинистым хвостом. Она величаво вытянула голову из хомута, и неодобрительно кивая, пошла вон из конюшни, разгоняясь к выходу. Сдача наряда рушилась с каждым её шагом. Я рванул следом, Светка дёрнула рысью вокруг конюшни. Шансов не было вообще. После второго круга хохот кузнеца натолкнул на разумную идею получить ещё сахара. Задыхаясь и вытирая пот, снова подошёл к Свете и протянул сахар. Борисовна, почуяв сахар, ждала, закивала головой, схрумкала сахар и пошла за мной к телеге. Я был вежлив, как джентльмен. Света слушалась как хорошо настроенный аппарат связи. Вечером настала очередь следующего наряда. Но этим дело не закончилось.
Через месяц ковкузнец Ханат, разодетый в дембельскую парадку, пришёл прощаться со Светой.
- Всё, Света, прощай, молодец, хорошо служишь, - гладил он её за шею и держал в руке целую буханку хлеба. - А я вот на дембель ухожу, да и ты уже двадцать лет оттарабанила, теперь можешь на пенсию выйти и вообще не работать, - от таких слов Света конечно жевать не перестала. Кузнец уехал на дембель. Света постояла часок другой в своём стойле. Видно, пережёвывала услышанное. Потом вырвала голову с оголовья и ушла в поле за заставой. И только подкупив сахаром и белым хлебом, можно было заставить её после этого работать. А весной она умудрилась родить жеребёнка такой же масти. А мы даже и не заметили, что она жерёбая. Вроде лошадь, а всё понимает - удивлялись мы.

Оценка - 1,76

Лучшие истории в категории Щит Родины за 2010 год

Сашку расстреливали трижды. И нет же, чтоб остановиться на этом счастливом и любящем бога числе.
Первый раз Саню расстреляли собственные старики из ОММГ. Измотанный боевой подготовкой в этот день: утренним и вечерним кроссом и шестью пробежками на время через комплексную полосу пограничника Сашка заснул на посту стоя. И конечно прозевал и подход, и атаку переодевшихся старичков. Дедушки играли духов, используя словарный запас фарси, полученный на занятиях. На голову тут же одели пахнущий вонью старого навоза непрозрачный мешок, завязали руки и, пиная, поволокли куда-то. Вместо Сашки на службу заступил один из похитителей. После «расстрела» холостыми Сашка упал под стенкой и заснул ещё крепче, чем на боевом посту... Зато его закрепили за старичком с гранатомётом, вторым номером. От которого теперь ни на шаг, и чтоб гранаты всегда под рукой. А заодно, чтоб науке боевой учился, не как кто-то сказал, а как дед делал. А Дед у Сашки оказался универсальным, и, если надо было, легко менял шесть килограммов гранатомёта на десять килограммов ПК. И тогда таскал Санёк запасные коробки вместо выстрелов матерясь и задыхаясь на переходах...
Второй раз расстреляли уже настоящими выстрелами из РПГ по сидящему на броне Сашке. Они никого не трогали. Отштурмовали по агентурке кишлак, взяли пленных, образцы оружия, документы убитых и ехали мимо к точке сбора, когда их начали мочить прямо в горном посёлке, через который они проезжали... Ветераны мангруппы, сидевшие рядом с Сашкой, шестым чувством почуяли несущуюся на них смерть и слетели с брони на землю. Сашка замешкался и ещё сидел сверху, когда надкалиберная граната РПГ шикнула, промазав мимо, буквально в метре, и разорвалась, ударившись в дувал за бортом БТРа. Сашку снесло с брони, автомат вылетел из рук выбитый силой взрыва. Пограничник упал на дорогу, зашибленный взрывной волной. В БТР, проскочивший вперёд, тут же вляпалась вторая граната, коверкая и ломая патронные, ящики набитые песком и развешанные вдоль борта и броневых листов машины. Водитель БэТээРа вдавил педаль газа, выскакивая из -под обстрела вперёд, к выходу из узкостей кишлака. Им здорово повезло. Повезло, что по примеру «Летучего Голландца», все боевые машины были буквально устланы и обвешаны «пассивной самодельной бронёй». Повезло, что гоняли их не щадя по учебному полигону, отрабатывая боевое слаживание и натаскивая до автоматизма действий на стандарт ситуации. А ещё больше повезло что, маленький социум ОММГ действовал как единый, хорошо отлаженный механизм. Колонна проскочила вязь главной улочки афганского села, но не удрала из него, вырвавшись на свободный простор дороги. Хрен. Обиженные ударом в спину пограничники не собирались убегать. Обозлённые потерей пехоты с брони внутри кишлака они собирались штурмовать аул, зачищая. БТР и БМП колонны, выскочив за стены села, развернулись и рассредоточились вдоль обтекающей село стенки дувала. И вплотную подъехали к нему, закрывая борта от попадания кумулятивных сюрпризов. Через минуту, через дувал полетели первые гранаты, а боевые тройки переваливались в пыли взрывов через глинобитные верхушки древнего заграждения.

Руки и ноги, лежащего Сашки подчиняться отказывались. Автомат лежал рядом, но взять его было невозможно. Только глаза всё видели, выдавая картинку в мозг. Только вот звука у картинки, на которой из проёма в дувале вышел бородатый моджахед с костылём АКМа в руках, не было. Дух довольно осклабился, навёл ствол на беспомощное Сашкино тело и дал короткую очередь поверх головы нашего бойца. Санёк даже ресницей не повёл - не слушались. Обкуренный душман расхохотался, оскалившись дырявыми от нехватки зубов челюстями, и прицелился в Сашкины ноги в ботинках. Перед тем как нажать на спуск, дух злобно улыбнулся напоследок, подмигнул и .... улетел в тёмный проём дувала, откуда появился перед этим на Сашкины очи, в одночасье пробитый тремя пулемётными пулями. Вслед мелькнувшему халату, и чалме с тапочками, полетела в темноту глиняного забора, отбрасывая скобу и шипя, круглая справедливость ручной наступательной гранаты. Ббахх!!!
- Везёт тебе Савельев, - похвалил его дед-пулемётчик, оттаскивая под прикрытием автоматчика к стенке дувала, - Одна единственная РГДэшка была! И как она тут завалялась у меня?! Никогда ж не брал! А то бы ты сейчас пыль от феньки глотал бы, если бы выжил на такой дистанции, - обрадовал Сашку он. Только Сашка его всё ещё не слышал, и, изо всех сил пытался подгрести к себе под руку бесполезно лежащий стволом на правом бедре автомат. Группа пограничников возле лежащего Сашки увеличилась до пяти активных стволов. Разозлённые внезапным нападением, в дружественном селении, штурмовики особого назначения считали гранаты, снаряжали магазины и внимательно вслушивались в звуки перестрелки. Сашку подняли и закинули на плечо широкоплечего автоматчика. Поставили в середину группы. Швырнули гранаты вперёд и, дождавшись разрывов, побежали, поливая любую дырку в глине построек, и прорываясь наружу к выходу из кишлака, куда как во вход недавно въехали походной колонной. Дважды заваливались в какие - то дворы, отдыхая и плюясь песком. И, наконец, выбрались, закрепившись на краю селения в каменном остатке пустующего дома. Их не преследовали. Пока. Но выскакивать на простреливаемую чистоту гор за кишлаком желание отсутствовало. Правая рука Сашки пошевелилась и сжала цевьё АКа-74.

- О, уже лучше,- похвалил сержант - пулемётчик Сашку, перевязав руку широкоплечему санинструктору, тащившего непослушное тело Санька между глиняных стенок афганского села. - Это тебе не на осле по заставе чапать! Какого персика Савушка, ты, блин, с БТР не слетел, как все остальные? А? Или у тебя как у кошки девять жизней? - наезжал на Санька спаситель - пулемётчик, вдавливая сильными пальцами патроны в ленту и выравнивая их хищный строй между собой, - Ладно, потом побазарим, - пообещал он. - Думать надо Шурик, а не ослов искать вдоль дороги.
Внутри кишлака послышалась целенаправленно приближающаяся трескотня автоматных очередей и взрывы ручных.гранат. Вроде двинуть бы навстречу штурмующим братанам из основной группы. Но сержант решил по своему.
- Так пацаны, бежим вдоль дувала, вокруг этого бадского кишлака. Савелий в середину, вы четверо - вперёд и двое - задницу прикрывать нам. Бросаем по гранате в сторону и в пыли, через стенку, и дай бог ноги.
Группа умудрилась, по дороге, вдоль границы кишлака уничтожить два пулемётных гнезда, и РПГэшную тройку за дувалом. Правда свои чуть не залепили из КПВТ, но вовремя сообразили, кто натворил кипиш и шум, приближаясь к основным силам колонны. Остальным дали отбой, прикрыв отход из пушек и башенных пулемётов. Пока вели бой, подоспели вызванные вертолёты, пропахавшие по селу нурсами. Затянутый пылью и облаком дыма кишлак умолк поперхнувшись ответом.

-Эх, раздолбать бы их в блин! - подумал командир, но им приказали отойти на точку сбора. Убитых не было. Раненые перевязали сами себя или воспользовались помощью товарищей. Кишлак затерялся в пыли афганских гор, а вот контузия затащила Сашку в больничную палату почти на месяц.

В третий раз Санька расстреливали из пулемёта, дети и женщины, как потом выяснилось, метров с двухсот. Очередной кишлак обложили грамотно и вроде неожиданно для хозяев. В утренних сумерках, его, этот кишлак, необходимо было захватить, блокировать и зачистить. А попросту говоря - занять быстрой атакой. И главное в этом деле добежать до первых глиняных заборов - стен окружающих село. А вот без выстрелов добежать не получилось. Цепь залегла, под кинжальным огнём пулемёта на ровном, как стол, каменистом плато перед кишлаком. Пули вжикали стаями, зло кроша камень и подбираясь всё ближе и ближе к залёгшим пограничникам на покрытым редкими кустиками предполье.
- Справа -слева по одному! Вперёд! - счастье, что пулемёт был один, а может закономерность, кто там на поле разберёт. Только не может один пулемётчик уследить за обеими флангами грамотно обученного, опытного боевого порядка. Особенно, если остальная середина цепи поливает его позицию от всей души и даже пшикает из гранатомёта, не давая поднять голову и окутывая взрывом место ведения огня. Пулемёт замолчал на минуту. Расчёт пулемёта поменял позицию и вновь положил, поднявшуюся было, цепь на холодный, утренний камень афганских гор. Каменная крошка очереди пулевых ударов прошлась вдоль Сашкиного тела, больно вбивая осколки камня в бок, ногу и предплечья рук. Но не мальчики же с ними воевали. Двинутые вперёд фланги цепи, добрались до дувала. И, прикрываемые огнём залёгшей цепи, трое солдат, перебежками, шустро продвигались к мерцающей выстрелами пулемётной точке обороняющихся духов. Добрались. Видно было, как двое метнули по гранате за жёлтую границу дувала. Как залегли, ожидая взрывов. Как ухнуло за дувалом, поднимая кучу пыли и песка взрывной волной. И как, по поднявшимся в атаку пограничникам, снова заработал пулемёт поспешно выплёвывая искорки выстрелов из облака дыма и прореху в дувале. Ещё дважды бросали гранаты по пулемёту через дувал . Он замолкал после взрывов, но, как только цепь вставала - снова, упорно начинал трещать останавливая бегущих солдат. После последних взрывов пулемёт замолчал навсегда. Возле поцарапанного осколками тела ПК на станке, валялись порванные и посечённые осколками шесть тел. Четыре пацана, лет по тринадцать-четырнадцать, и две женщины в окровавленных чадрах.
- От суки!Ну и детки у них с бабьём! Читать не умеют, а из пулемёта, как на швейной машинке поливают! - резюмировал командир. - Бабами с детишками прикрылись, а сами ушли в суматохе и затаились.

Пулемётчики умудрились ранить в предполье семерых бойцов. Двоих из них тяжело, но терпимо по меркам ОММГ. Кишлак взяли, пленных тоже, оружие захватили. Вот только побитые войной детские и женские тела не очень-то вписались в боевой счёт группы.
- Боятся они с нами напрямую связываться! Гордись Санёк! Уважают и отличают от других! - сделал вывод сержант-пулемётчик, который опекал Савельева и отвечал за него своей головой...
- Лучше бы стол накрыли, чем пулями угощать! Гостеприимство ещё называется. - Жрать, после таких рейдов хотелось очень. Но кто еду вместо боеприпасов с собой в такие походы носит...

Оценка - 1,84